Факультет кругосветного путешествия

— Поезд в Оран завтра днем. Надо выйти осмотреться, с автомобиля ничего не видно.

Люди в белых шлемах с прищуренными от блеска глазами. Спокойные фигуры в черных, полосатых и белых бурнусах. Оливковые испанцы- с лотками жареного миндаля, большеносые, остроглазые турки и голубые солдаты с обветренными медными лицами. Глухой разноязычный гул.

— Лейтенант Васильев! — кричит густой русский голос с окутанной облаком пыли, гремящей и вонючей фуры.- Распорядитесь по вашему дивизиону…

— Дивизион ассенизаторов российского императорского флота, — дрожа от подавленного смеха, шепчет Волков: — врангелевцы.

Громко говорить по-русски нельзя.

19

— Пальма, настоящая финиковая и растет прямо на улице из земли, — говорит Миша. — Но даже настоящей пальмой нельзя долго восторгаться в этом пекле.

— Ванька, надо купить что-нибудь полегче, — возвращаясь к жизни говорит он, — где у тебя деньги?

— Миша!? — несмотря на жару, Волкову вдруг делается холодно, — Миша, разве ты не взял денег из шведской шкатулки? Я ж тебе говорил…

— Говорил? мне? — недоверчиво тянет Миша, — во сне говорил. Я ничего не забываю.

— Я на тебя рассчитывал… — тихо говорит Волков и Мишино лицо темнеет…

— Тогда у нас… — Волков роется в бумажнике, — десять долларов, триста с лишним франков и какая-то финская мелочь.

— Так, выходит, что виноват я? — Мишин голос неестественно протяжен. — Довольно! — вдруг вспыхивает он и, топнув, ломает французский каблук. — Еду домой! Прямым путем. Хоть пешком. Не хочу носиться в разные стороны с неорганизованным идиотом!

— Не надо громко по-русски,- у Волкова спокойный и усталый голос, — не кипятись, и без того жарко.

Миша теперь совсем не похож на изящную миссис Триггс. У него сжатые кулаки и раскаленные глаза.

— Конечно, я виноват, а не ты, — продолжает Волков.- Только ты пойми: прямым путем — значит по воде. Пешком нельзя, а наших денег не хватит даже до Марселя… Надо придумать. — Он сидит на скамье бледный и разбитый.

— Ванька, — говорит Миша новым голосом, — ты, конечно, дурак, но это неважно. Ты не сдавай — вылезем… Ну и домой…

— Хорошая ты, Мишка, жена,- слабо улыбается Волков. — Боюсь, что когда женюсь по-настоящему… Слушай!- и он вдруг вскакивает — я придумал насчет денег. Жди меня в отеле! — и, размахивая руками, Волков бежит по пустой аллее.

— Как есть дурак. Самый настоящий, — грустно качает головой Миша.

20

Дома Волков писал в «Смене». Французским владеет легко. Теперь надо дать пару очерков в «Звезду Алжира». «О воздушных путях Европы», «Алжир глазами иностранца»- что угодно. Только сперва надо сговориться.

Но вышло неожиданно и нехорошо. Кругленький редактор распластался: как не узнать мистера Триггса по гамбургским фотографиям. «Солнце Нью-Йорка» пожаловало к «Звезде Алжира» (Триггс оказывается собственником «Солнца Нью-Йорка», тираж три миллиона — хуже нельзя). Но почему это трехмиллионное солнце свернуло со своей орбиты?

Пришлось измышлять невероятные спортивные соображения. Высокомерно пожимать руки и сдержанно улыбаться. (О фельетонах не поговоришь, но как же с деньгами?..).

Теперь сидят в зале отеля. Там встретили молодую миссис Триггс (она алеутка и говорит только на своем родном наречии) журналисты, выдающиеся граждане и генералы. Пьют кислое вино и шумят.

Шейх в белом балахоне танцует с томной, густо вы крашенной дамой, сквозь голубой душистый дым плывут горячечные лица, в джаз-банде поют неизвестные тягучие инструменты.

— Цветами усыплем рельсы до самого Орана!- неистовствует кругленький редактор.

— Но как быть с деньгами? — стучит в голове у Волкова. Он не успел сказать Мише… а тот сидит напротив и улыбается Каиду Триахи.

Волков отворачивается, — страшно смотреть.

— Не беспокойтесь, — кокетливо шепчет справа туго упакованная в корсет дама, — Каид джентльмен. У него большой каидат где-то около Феца. Он друг Франции и наших дам, — и со вздохом добавляет, — очень внезапный человек.

Резким воем обрывается трот. Каид встает и говорит речь. У него лицо ястреба, гортанный выговор и медленная, неподходящая к его европейскому костюму жестикуляция.

Глухим гулом вступает музыка и все встают. Миссис Триггс тряхнув головой уплывает с бородатым полковником Спаги. Прямо в лицо Волкову сверкают верблюжьи зубы его тяжелой дамы. В гуще качающихся тел он вдруг сталкивается спиной с Мишей. — Не достал, — шепчет Волков и отшатывается в сторону, но Миша глядит насмешливо и спокойно.

После танца он подходит к Волкову, совсем как настоящая жена берет его обеими руками под руку и кокетливо шепчет на ухо:

— Остолоп, во внутреннем кармане твоего пальто нашел три тысячи долларов.

— Моя жена благодарит за оказанное внимание,- звонким голосом переводит Волков.

21

Полночи Волков уговаривал Мишу не возвращаться.

Ведь редактор рассказал, что арестованный в Гельсингфорсе большевик Волькен требует свидания с американским послом. Значит Триггс все еще сидит. Значит в Марселе был не он. Нет, надо ехать вперед.

Он передал Мише кассу. Накупил ему летних туалетов, подарил купленный в Финляндии фотографический аппарат, обещал ничего не решать единолично и наконец, уговорил.

Теперь ехали в Оран. Туда должны были прибыть в час ночи. Утром пароход.

Весь день лежали раздетые в запертом купе и безостановочно пили воду со знаменитой фруктовой солью «Эно». Так же безостановочно лился пот — если повернуть голову, то он струйкой сбегал за ухом.

Казалось, что дрожащий потолок сейчас проплавится, как лист свинцовой бумаги на спичке.

Но потолок выдержал, и к вечеру стало легче. Можно было разговаривать.

— Перрего, автобусы на Маскара!- прокричал в коридоре кондуктор.

— Маскара, — начал Волков, — там Абд-эль-Кадер, синеглазый лев, разбил французов герцога Орлеанского… Те, кто вернулся, называли тот поход маскарадом, а теперь автобусы ходят… За пятьдесят лет…

— Маслины,- прервал его смотревший в окно Миша,- видишь, какие толстые деревья. Они живут до пятисот лет… может твой любанский пень тоже был маслиной?

— Возможно, — сухо ответил Волков. Было досадно, что его прервали.

В окна внезапно вступила темнота. Ночь наступила так быстро, что казалось, будто поезд вошел в тоннель.

— Тут есть змеи, — оживился Миша, — рогатые гадюки и другие — называются тхама. Они в три метра и на хвосте стоят выше человеческого роста. Укус смертелен.

— Пустяки, — презрительно ответил Волков, — у моей бабушки был солитер в тридцать метров. Он жил за образами и такой ласковый был, что прямо из рук ел…

В голову ему полетела подушка, но отвечать не было силы. Он приспособил ее под голову и вдруг уснул.

Рубец возмущенно на него взглянул и внезапно почувствовал непреодолимое желание закрыть глаза.

22

Колеса стучали медленно и скучно. В окне висело низкое большое солнце. Волков лежал и старался вспомнить, почему это солнце казалось ему удивительным. Вспомнил, взглянул на часы и вскочил:

— Муриель, маленькая, давай вставать. Мы километров на двести проспали Оран.

Подумав, Миша принял это известие спокойно. Виноваты оба, обижаться нечего. Что делать? Пойти поговорить с кондуктором.

В коридоре стоял Каид Триахи. Он вынул изо рта папиросу и с восточной учтивостью поклонился. Он был очень удивлен, но ничего не спросил. Как теперь поступить? Лучше всего ехать до Дар-эл-Бейда, который французы называют Касабланка. Оттуда Атлантическим океаном до Кадикса еще ближе, чем от Орана.

Пароходы по вторникам и пятницам. Как раз сегодня вечером. Поезд, конечно, не поспеет, но это пустяки — на станции Уэд-Бет его ждет автомобиль.

— Поезд идет медленно и по дуге, — объясняет он по висящей в рамке карте. — До Шотт-эл-лалла дорога как стрела, разовьем хоть восемьдесят километров. Дальше будет хуже, но… в одиннадцать они выедут, а к шести он доставит их на пристань в Касабланке. Пароход в восемь. Он будет счастлив…

Посоветовавшись оставили поезд. Он ушел медленный и пыльный. Кроме глиняного домика станции кругом было пусто. Река Бет шла узким зеленым оврагом и быстро терялась в огромной каменной пустыни.

Каид бросил односложное приказание шоферу и открыл дверцу длинного песочного «Фиата».

— Мы поедем прямо по бледу, дороги не нужно. Блэд очень твердый,- пояснил он.

Автомобиль стремительно шел по хрустящей глиняной почве. От ветра под парусиновым тентом было свежее, чем в поезде. Навстречу бежала красная, ровная страна с сухими как порох кустами, широко расставленными друг от друга. Слева синели далекие горы. Их можно было бы принять за тучи. Потом был трудный подъем и страшная скорость на спуске. Группа пальм выскочила из-под земли и пролетела мимо.

Каид молчал и остановившимся взором смотрел на Мишу. Когда тот поднимал глаза, он отворачивался. Около трех часов автомобиль внезапно встал.

— Мосье Триггс, не будете ли вы любезны выйти и взглянуть на задний бак, — сказал каид после краткого совещания с шофером.

Волков встал и, разминая затекшие ноги, обошел задние колеса. В этот момент автомобиль внезапно рванулся и пошел. До Волкова донесся яростный, внезапно оборвавшийся крик Миши.

Что такое? И вдруг Волков понял: его Мишку похитили. Дурак каид влюбился или выкуп… Надо выручать.

Он бежал за автомобилем, пока не упал задохшись. Тогда он понял еще одну вещь: его бросили одного и без воды днем в пустыне. Он долго не выживет.

23

Он шел очень медленно. Он надеялся под каким-нибудь камнем найти тень, но тени не было. Он два раза видел прямые стволы пальм и прохладное серебро воды.

Ускорял шаги, но каждый раз пальмы и озеро расплывались в нестерпимом блеске и исчезали.

Земля жгла сквозь толстые кожаные подошвы и солнце тяжестью наваливалось на плечи. Пустыня гудела в ушах, губы растрескались и язык стал большим и жестким.

Он упрямо шел между двух широких, вдавленных автомобильными шинами полос и чувствовал как сердце расширяется и на дает дышать.

Когда он упал в четвертый, а может в двадцатый раз, он увидел внизу перед собой ручей и деревья. Он не поверил, но потянулся к воде. От этого потерял равновесие и скатился под откос.

Это была настоящая тень и настоящая вода. Ваня опустил в нее голову и глотал ее понемногу, не осмеливаясь сразу пить сколько хотелось.

Она была холодная и чистая, как горный воздух.

Улед-Сиди ждал, пока он напьется, а потом на глухом французском языке спросил, почему он ходит пешком по блэду.

— Я потерял своего мехари.

Мне нужно к Каиду Триахи,- сказал Волков.

Пусть лопнут глаза каида слуги неверных руми. Он Улед-Сиди, ему не попутчик, но продать мехари согласен. Человеку пешком нельзя.

Вывел из пальм высокого светлого верблюда, дал мех воды и на дорогу сказал:

— Прямо вдоль уэда.

Справа будет ксар каида. Это вроде ваших крепостей.

Сверху верблюд был страшно узкий,- казалось, что он сейчас сломается. Он шел размашисто и быстро, — от качки мутнела голова. Земля и небо встречались и расходились и солнце было как враг.

24

Глиняные стены ксара были видны издалека. Он стоял желтой грудой перед черным лесом. У ворот часовые в бурнусах скрестили ружья, но Волков сказал: «Каид» и его провели во внутренний двор.

Через несколько минут вышел слуга и на провансальском наречии конфиденциально заявил:

— Хозяин не очень обрадовался, но велел приготовить вам комнату в правом флигеле.

Волков взглянул на него внимательнее и под тюрбаном увидел типичное французское лицо с глазами на выкате и багровым носом.

«Ненадежен», — подумал Волков и спросил:

— Где дама, которая приехала с каидом на автомобиле?

— К каиду много дам ездит, — усмехнулся слуга,- я лучше велю постелить вам в палатке, а то флигель съели муравьи и от первого ветра он повалится. — Слуга повернулся и стал уходить. — Он сумасшедший, этот каид, вот что, — вдруг бросил он через плечо и скрылся.

Каид вышел в широком белом балахоне. В нем он был выше и статнее. Весь двор, наполненный людьми, склонился перед ним, как от порыва ветра. Каид поднял руки и заговорил…

— Возьмет эту женщину в жены и поставит над остальными женами, — прошептал сзади услужливый слуга француз.

Толпа расступилась в круг.

Волков двинулся вперед, но два огромных араба взяли его под руки. Каид прошел мимо не взглянув на него и остановился в центре круга. По его знаку из толпы выскочило два мальчика. Один из них подал ему барахтавшуюся курицу, а другой, наклонившись и вытянув вперед руки, встал перед ним. В полной тишине, было слышно, как курица тихо клокотала.

— Гадает, — шепнул сзади француз.