Помоги проекту - поделись книгой:
– Киона! – позвал ее Ламбер. – Ты ужасно побледнела!
Девушка наконец-то открыла свои янтарные глаза, и они засверкали.
– Спасибо, Ламбер. Возвращайся в Валь-Жальбер. Скажи своему отцу, что я очень скоро приеду. Я возьму велосипед Луи.
Четвертью часа позже она уже ехала на велосипеде по дороге, пролегающей вдоль озера, чтобы затем свернуть на другую, ведущую в бывший рабочий поселок. Перед тем как отправиться в путь, она побросала в свой рюкзак кое-какие мелочи – в том числе охотничий нож, который подарил ей Тошан.
– Я вернусь до наступления темноты, – заверила она Мирей.
Однако никому из родственников и близких знакомых не суждено было увидеться с ней ни в этот день, ни вообще в ближайшие дни.
Глава 2
Делсен
Киона прислонила свой велосипед к стене дома семьи Маруа. Она крутила педали с такой интенсивностью, что ее лоб покрылся потом даже несмотря на то, что навстречу ей дул ветер. Андреа Маруа, увидев Киону в окно, тут же вышла из дома.
– Ты приехала, малышка! – воскликнула она. – Ламбер, значит, управился быстро. Зайди, выпей стакан воды.
– Охотно. Да, кстати, добрый день, мадам Андреа!
– Для тебя, к сожалению, этот день не такой уж и добрый. Неприятная история! Твоего красивого коня похитили… А Жозеф опять в дурном расположении духа.
– Пока еще нет смысла сильно переживать, – заявила Киона, пытаясь говорить безмятежным голосом. – Ничего страшного вообще-то не случилось.
Они пошли на кухню. Киона напряженно размышляла по дороге. Пока ей было ясно только одно: она никогда не станет в чем-то обвинять Делсена.
– Я ничего не понимаю, – с растерянным видом вздохнула Андреа.
Она – бывшая учительница, когда-то обучавшая детей из семьи Шарденов – Дельбо – за последние несколько лет сильно располнела. Соблазнительные формы этой старой девы, которой все никак не удавалось выйти замуж, пленили Жозефа Маруа, с трудом переносившего свое положение вдовца. Поженившись, они вдвоем стали вести размеренную жизнь в центре почти опустевшего поселка. Будучи владельцем дома и небольших участков земли, месье Маруа хотел провести остаток жизни в этом поселке. Пережив четыре года назад инсульт, он затем пришел в себя, и к нему вернулись все его отличительные особенности – в том числе и скверный характер.
Сидя сейчас в гостиной и услышав звуки разговора, он крикнул:
– Черт побери, я готов поспорить, что сюда примчалась та маленькая колдунья!
– Да, месье Жозеф, – ответила Киона, заходя в гостиную.
Шторы из бежевой саржи не позволяли солнечному свету проникать в комнату. Жозеф, усевшись поглубже в кожаное кресло, курил трубку.
– А ну-ка, поцелуй меня! – пробурчал он.
– Хорошо! – сказала Киона, целуя его в щеку.
– Ты, я гляжу, веселого нрава! Небось сильно переживаешь по поводу своего животного?
– Вовсе нет, месье Жозеф. Я как раз собиралась все объяснить мадам Андреа. Это было не воровство, а скорее займ. Того парня, который, как видела мадам Лапуант, забрал Фебуса, я знаю. Даже очень хорошо знаю. Точнее говоря, это мой друг. Очень хороший друг.
– Приятель твой, если верить Иветте Лапуант, и выглядит, и ведет себя очень странно, – усмехнулся Жозеф.
Киона глубоко вздохнула, а затем, доброжелательно улыбнувшись, сказала:
– Все индейцы и выглядят, и ведут себя странно, разве не так? Вы не привыкли их видеть, а вот мы на берегу Перибонки встречаем их часто. Не стоит забывать мою бабушку Одину и моих двоюродных братьев и сестер из племени монтанье. Я разрешила Делсену забрать моего коня. Он, конечно, был неправ в том, что вас об этом не предупредил, но он, если хотите, довольно робкий юноша.
Жозеф Маруа согнул свое большое тело пополам, чтобы подняться с кресла. Встав на ноги, он нахмурил кустистые брови и смерил Киону недоверчивым взглядом.
– Перестань врать! Индеец, если он воспитанный и вежливый, всегда поговорит с людьми. Твой приятель мог бы рассказать нам, что к чему, и взять у нас седло и узду. Иветта уже все уши нам прожужжала о том, что этот твой воришка обвязал веревку вокруг шеи коня.
– Он и в самом деле поступил не очень умно, – согласилась девушка. – Я найду его, и мы вернемся вместе. Не беспокойтесь, месье Жозеф.
– В таком случае возвращайся поскорее. У тебя ведь в твоем возрасте есть возможность запросто отправиться туда, куда только захочется. А что говорит по этому поводу мой старый друг Жослин?
– Мой отец и моя мачеха сейчас находятся в Квебеке вместе с Мари-Нуттой и Лоранс. Они хотели устроить сюрприз Эрмин. Она вернулась из Франции и давала концерт в «Капитолии».
– Да, я слышала об этом по радио, – сказала Андреа. – Я без этого радио уже не могу и обойтись. По нему можно послушать красивые песни, классическую музыку, бывают интересные развлекательные передачи… Хотелось бы, чтобы Эрмин приехала к нам в гости вместе со своими детьми.
– Ну конечно, мы так и планируем поступить. Мы приедем все в Маленький рай через два или три дня, – закивала Киона. – А теперь я вынуждена вас покинуть. Ламбер сказал мне, что Делсен отправился к вашей «сахарной хижине», месье Жозеф. Я пойду туда.
– Муки небесные, а ты, я вижу, ведешь себя смело, да еще и при такой жаре! – пробурчал старик. – Ступай, маленькая колдунья, и в твоих интересах снова появиться здесь, причем, самое главное, уже с конем. И желательно до полудня, потому что нам нужно съездить в Шамбор к зубному врачу. Онезим повезет нас на грузовике.
– Если я не вернусь вовремя, не беспокойтесь. Я оставлю вам записку на пороге.
– Что-то мне это все не нравится, Киона, – прошептала Андреа со своим озабоченным выражением лица учительницы младших классов.
– Поверьте, вам не о чем переживать.
Киона поцеловала обоих своих собеседников и вышла из дома. Оттого, что она соврала, ей стало как-то не по себе. Она всегда предпочитала говорить правду и никогда не жульничать, однако за свою, пока еще недолгую, жизнь она уже осознала, что иногда следует скрывать то, чему трудно дать объяснение. Скрывать, по крайней мере, от некоторых людей. Жозеф Маруа принадлежал к числу таких людей, пусть даже ее отношения с ним и были сейчас дружескими. Прозвище «маленькая колдунья» ее отнюдь не раздражало, потому что он произносил его шутливым тоном. Между ними установились довольно хорошие отношения после того, как этот бывший рабочий четыре года назад стал жертвой инсульта. Киона помогла ему встать на ноги, причем как раз в тот период его жизни, когда он пришел в отчаяние из-за потери двух своих сыновей (старший из которых – Симон – был гомосексуалистом). Она тогда при помощи хитроумной лжи сумела утешить старика и ослабить охватившее его чувство стыда.
«Мне жаль, дорогой месье Жозеф, но у меня не было выбора. Если бы я вам сказала, что бегаю за дитятей демонов и что он и в самом деле украл Фебуса, вы бы очень сильно рассердились».
Киона решила не брать с собой велосипед. Она и пешком сможет довольно быстро пройти через кленовые рощи. Такая «экскурсия» ее отнюдь не пугала, потому что она уже привыкла к долгим прогулкам и вообще к любым физическим нагрузкам. Леса и рощи были ее любимой окружающей средой. Шагая среди кустов черники, она собирала почти созревшие ягоды. Это была знаменитая черника региона Лак-Сен-Жан, которая уже скоро полностью созреет, и тогда по всему региону мужчины, женщины и дети станут собирать эти темно-синие ягоды – как на продажу, так и для того, чтобы сделать из них себе варенье на зиму.
– А вдруг я ошиблась? Вдруг Фебуса украл какой-нибудь незнакомец? – еле слышно спросила себя Киона на полпути.
Она в нерешительности остановилась. Три рябчика, которых она потревожила, взмыли в воздух справа от нее и уселись затем на ветви чуть поодаль.
– Я не причиню вам зла! – воскликнула Киона. – Я не охотник.
Рябчики были любимой пернатой дичью для квебекцев. Тошан тоже охотился на них незадолго до наступления зимы. Бабушка Одина готовила восхитительные паштеты, которые можно было хранить в кладовке по несколько месяцев. В ветках над Кионой сновали туда-сюда и чирикали маленькие птички, опьяненные солнцем и доступностью обильной пищи. Кионе показалось, что она чувствует, как вокруг нее шевелятся тысячи живых существ – в своих гнездах, норках, на ветках, на земле среди зарослей… «Лето – это настоящий праздник, – подумала она со сжимающимся сердцем. – Может, как раз пришло наше с Делсеном время?»
Видение, которое появлялось у нее еще в то время, когда она была маленькой девочкой, снова предстало перед ее мысленным взором: любовные игры в чистой воде реки. Встревожившись и почувствовав, что щеки у нее зарделись, она едва не повернула назад и едва не отказалась от своего намерения разыскать этого юношу, который, если сравнивать его с ее близкими родственниками, оставался для нее чужаком. О Мукки и о Луи она знала буквально все. Первый из них унаследовал от Тошана его обаяние, силу и жажду приключений, а второй был флегматичным, вялым и капризным. Однако они оба обладали двумя прекрасными качествами – приветливостью и образованностью. «Им ведь так повезло в жизни! – мысленно сказала сама себе Киона, снова зашагав вперед. – Как можно за что-то осуждать Делсена, если он никогда не знал ни уюта, ни нежности, ни доброты?»
Несмотря на беспрестанные разногласия с Лорой, Киона знала, как сильно ей повезло в том, что ее воспитывали, опекали и лелеяли Эрмин и их отец. Жослин обожал своих двух дочек и доказывал это буквально ежедневно.
– Дорогая Мин, – сказала Киона громким голосом, – завтра ты уже будешь здесь. И это замечательно! Ты мне так нужна!
Едва она произнесла эти слова, как яркие цвета окружающего ее пейзажа потускнели – потускнели так, как будто их закрыли прозрачной сероватой завесой. Киона машинально провела рукой перед своими глазами. Завеса стала более плотной, и Кионе показалось, что все вокруг нее погрузилось в сумерки.
– Что со мной?
По ее коже побежали мурашки. Перепугавшись, она остановилась и присела на землю. Ее охватило странное чувство слабости во всем теле – как будто куда-то улетучилась вся ее энергия. Она попыталась остаться в сидячем положении, потому что была уверена, что если ляжет на землю, то потеряет сознание. Мучившее ее чувство холода усилилось, отчего у нее уже даже застучали зубы.
– Нет, нет… Мама, помоги мне, – простонала она.
Ее веки показались ей ужасно тяжелыми. Она заставила себя не закрывать глаза, но свет вокруг нее все равно исчез. Она теперь лишь слышала раздающиеся вокруг нее звуки: шум ветра в ветвях, щебетание птиц и какой-то тихий хруст.
– Я слепну! – с горечью закричала она.
И тут ей показалось, что ее лица коснулась невидимая рука. Киона снова закричала. В ответ на этот ее отчаянный крик раздалось ржание. Она почувствовала, как по ее телу пробежало что-то вроде электрического разряда, и к ней вернулось зрение, а затем в ее тело снова стала проникать жара этого июльского дня. Широко раскрыв глаза, она увидела, что ее конь скачет галопом вниз по склону. Его золотистая грива развевалась на ветру, а шерсть цвета меда блестела от пота. Морду ему сдавливал обрывок веревки.
– Фебус, не горячись, мой красавец! – крикнула она, вскакивая на ноги.
Животное узнало ее голос и замедлило свой бег. Затем оно вообще остановилось и стало топтаться на месте с бешеным взглядом, готовое в любой момент встать на дыбы.
– Фебус, успокойся, не горячись, – повторила Киона, вкладывая в эти слова все свои способности по части общения с живыми существами на расстоянии.
Она посылала своему коню успокаивающие изображения, иллюстрирующие их взаимную привязанность и дружбу.
– Иди сюда, не бойся ничего, я никогда не делала тебе ничего плохого, разве не так? Все закончилось, иди сюда…
Фебус замер. Он лишь нервно подрагивал. Девушка без каких-либо колебаний подошла к нему и принялась его гладить.
– Эта мерзкая веревка тебя поранила. Мне очень жаль! – сказала Киона, начиная сердиться. – А где тот, кто с тобой это сделал? Я уверена, что ты его с себя сбросил. Он этого заслуживал.
Она прижалась лбом к боку Фебуса, не зная, что теперь делать. Если бы она вернулась в Валь-Жальбер, чтобы снова оставить своего коня на лугу, она уже не смогла бы разыскать Делсена. «Он, я думаю, не сильно пострадал, но наверняка очень разозлился». Предаваясь подобным размышлениям, Киона развязала веревку и обвила ее вокруг шеи животного. Конь фыркнул.
– Мне и в самом деле очень жаль, Фебус, ты мне нужен, – сказала Киона.
Она уже умела очень хорошо ездить верхом. Ей достаточно было ухватиться левой рукой за гриву, и она могла легко вскочить коню на спину. Кожаное седло и узда облегчили бы езду верхом, но она уже научилась скакать галопом и ехать трусцой и без седла.
– Давай поищем того, кто тебя украл, – вздохнула Киона.
Она давно приучила Фебуса подчиняться давлению ее ног на его бока и четко произнесенным командам, однако она также использовала и общение на уровне беззвучного обмена мыслями, к которому этот конь был очень восприимчив[6]. Поэтому она стала без труда управлять его движениями, и двадцатью минутами позже перед ее глазами предстала «сахарная хижина» Жозефа Маруа. Это была постройка из сероватых досок с крышей из листового железа, поддерживаемая во вполне приличном состоянии, поскольку Андреа и Жозеф Маруа продолжали каждый год собирать кленовый сок и изготавливать из него сироп. Онезим Лапуант, один из последних жителей полузаброшенного поселка Валь-Жальбер, приходил им помогать вместе со своей супругой и двумя сыновьями – крепко сложенными парнями.
«Теперь я в этом уверена. Делсен там, спрятался внутри, – мысленно сказала сама себе она. – Я это знаю».
Ее сердце сильно колотилось, а во рту вдруг пересохло. Кровь пульсировала в висках, в ушах гудело.
– Нет, это не повторится! – простонала она.
На этот раз она попыталась совладать со своим недомоганием. У нее возникло болезненное ощущение того, что в дверь ее рассудка стучат, чтобы оставить там сообщение или же видения, которые причинят ей страдания. Она со смиренным видом сомкнула веки. Дыхание стало прерывистым. Перед ее мысленным взором предстала сцена из прошлого, вызвавшая у нее ошеломление. Жозеф Маруа, еще темноволосый и крепкий, размахивал топором и что-то кричал, стоя в нескольких шагах от молодого человека удивительно привлекательной внешности. То был Тошан. Его кожа казалась золотистой от падающих на нее лучей зимнего солнца, черные волосы доходили до плеч, на устах играла ироническая улыбка, а взгляд был безмятежным. Рядом с Тошаном стояла Эрмин – красивая девушка-подросток с блестящими светлыми волосами. Вид у нее был испуганный, а лицо побледнело.
Слыша лишь приглушенное эхо слов, которые произносили эти персонажи, Киона сразу же поняла, в какое время произошел инцидент и при каких обстоятельствах. Все свершилось тогда очень быстро.
«Мин часто рассказывала мне эту историю по вечерам, – вспомнила она. – Эдмон Маруа заблудился, когда его родственники занимались получением сиропа из кленового сока. Тошан привел мальчика обратно, но Жозеф подумал, что Тошан замышляет что-то недоброе, потому что он был метисом и был одет в замшевую куртку с бахромой. Мин снова увидела своего конькобежца – того, о ком она частенько вспоминала после случайной встречи на катке в поселке. Сколько раз она мне говорила, что ее сердце тогда ёкнуло и бешено заколотилось и что он ей показался в тот день удивительно красивым. Тот самый парень, к которому Жозеф Маруа отнесся так недружелюбно!.. Почему я вдруг увидела эту сцену?»
Встревожившись, она подняла лицо к чистому голубому небу. Эдмон был теперь священником в приходе Ла-Доре, находящемся неподалеку от Сен-Фелисьена. Он приезжал иногда в Роберваль, чтобы повидаться с Лорой и Жослином. В своей черной сутане он казался долговязым. Его светло-пепельные волосы, унаследованные от матери, были очень коротко подстрижены.
От какого бдительного усопшего она получила это послание? Кионе показалось, что она знает, от какого. Она знала, что в этот день рядом с ней находились Симон и Бетти.
– Я знаю! Думаю, что знаю! – воскликнула Киона громким голосом. – Делсен? Делсен, выходи оттуда!
Киона больше не боялась. Она только что убедила себя кое в чем. Ее предупреждали, что не нужно судить о людях лишь по их внешности. Тошана, как и Делсена, часто унижали и отвергали из-за того, что он метис. Тем не менее он и Мин образовали прочную семейную пару, связанную возвышенной любовью.
Успокоившись, она освободила своего коня от веревки. Фебус станет пастись между деревьями, и далеко он не уйдет. Киона пошла прямо к хижине, дверь которой была приоткрыта, однако ей пришлось остановиться, когда она увидела, как Делсен, толкнув створку двери, вышел на порог.
– Привет, – сказал он с насмешливой улыбкой.
Несмотря на эту его улыбку, Киона увидела в его глазах, что он рад ее видеть. А еще он был сейчас настолько красивым, что от одного только взгляда на него у нее перехватило дыхание. Киона еще никогда не видела его таким: по пояс голым и с растрепанными черными волосами. Его брови тоже были черными и напоминали крылья птицы. Раньше подростки всегда встречались только зимой, и Делсен был одет в старые кожаные шубы, а волосы его были прикрыты шапкой. Тогда он напоминал ей полубога из племени монтанье: надменные черты лица, золотистая смуглая кожа, большие и темные – как у олененка – глаза, полные губы идеальной формы, вызывающие желание предаться опьяняющим поцелуям.
– Добрый день, – робко пробормотала Киона. – Что ты здесь делаешь? Почему ты украл моего коня – именно моего?
Она стала бы говорить что угодно, лишь бы побороть огромное влечение к этому юноше – влечение, от которого ее душу охватывала тоска, а в теле возникал странный жар.
– Мне нужны деньги, – ответил Делсен. – Я хотел его кому-нибудь продать. И даже нашел покупателя. Но конь сбросил меня на землю и ускакал прочь.
– Я принесла тебе денег.
Это ее заявление его ошеломило. Он достал из кармана штанов пачку табака и скрутил себе папиросу.
– Ты, видимо, будешь хорошей женой, – усмехнулся он, посмотрев на нее каким-то двусмысленным взглядом.
Киона на всякий случай отступила немного назад. Оказавшись жертвой развратных устремлений одного из монахов, который был недостоин называться монахом, Делсен стал взрослым довольно рано. Сейчас он представлял собой мужчину девятнадцати лет, которого одолевали настойчивые желания и который не отличался ни высокой моралью, ни нравственностью.
– Ты меня плохо знаешь, – вздохнула она.
– Да нет, я тебя знаю хорошо. На берегах озера Сен-Жан тебя все хорошо знают. Дочь Талы-волчицы. Девушка, которая перелетает из одного места в другое и способна предвидеть будущее.
– Пиекоиагами. Тебе следовало бы сказать «Пиекоиагами». На языке нашего народа это озеро называется Пиекоиагами.
– Нашего народа?! Ты живешь в резервации Пуэнт-Блё с тех самых пор, как ее создали?[7] Представитель правительства советует нашему народу изготавливать украшения и продавать их туристам. Я приведу к тебе туристов.
– Маштеуиатш. Это место называлось на протяжении многих столетий Маштеуиатш, и племя монтанье живет там испокон веку.
– Хорошенькое дело! Живет, но теперь уже совсем в других условиях. Детей в возрасте пяти лет стали отнимать от родителей, чтобы приучить их презирать своих предков и свои обычаи. К нам относятся как к полезным животным.
Неистовая ненависть, от которой задрожал голос Делсена, отозвалась болезненным эхом в сердце Кионы. Неужели этот парень был лишь средоточием насилия, злобы, горечи?
– Послушай, давай лучше поговорим о том, что тебе нужно, – сказала Киона. – Поскольку я заподозрила, что ты украл Фебуса для того, чтобы его продать, я взяла с собой все свои сбережения. Мой отец дает мне деньги на каждый праздник. Моя сестра – тоже. Я постепенно накопила довольно приличную сумму… Делсен, если ты будешь продолжать вести себя подобным образом, ты угодишь в тюрьму. Ты мог бы жить так, как жили наши предки. Мой двоюродный брат Шоган, прежде чем заболел полиомиелитом и умер, умудрялся жить в лесу вместе со своей семьей. Когда-то мы жили за счет охоты, рыбной ловли и собирательства и могли свободно перемещаться по огромной территории.
– Да, нескольким семьям удалось спрятаться в горах. Однако лично мне совсем не хочется ночевать в хижине и быть дикарем. И перестань считать себя одной из нас: твой отец – бледнолицый.
– Я знаю, я не чистокровная! – сердито пробурчала Киона. – Ты заявил мне это прямо в лицо три года назад, на берегу Перибонки.
Делсен, сделав несколько шагов вперед и встав прямо перед Кионой – так близко, что она почувствовала его теплое дыхание, – посмотрел на нее каким-то странным, почти ласковым взглядом.
– Получается, я тебя оскорбил? Обманщица, я не говорил таких слов.
– Ты был рассержен.
Поделиться книгой: