Командир разведгруппы неуловимо точно сместился к черноусому. Сгреб паразита, сеющего панику и страх, за воротник пальто и приподнял ровно на столько, чтобы тому пришлось стоять на цыпочках.
— Помилосердствуйте…
В глазах Павлова появился блеск вороненой стали.
— Пойдешь впереди. И не пикнешь мне больше, — разведчик знал все способы заставить поднадзорных соблюдать условия принудительной сделки.
Рот черноусого открывался, как у задыхающейся рыбы. Как только бедолага закатил глаза и начал погружаться в состояние убаюкивающего умиротворения, Павлов влепил ему пару хлестких пощечин и отпустил, когда понял, что тот окончательно пришел в себя.
Привычный к такому тону черноусый замолк. И тихо присел в сторонке, на кучу выжженных кирпичей, втянув голову в плечи. Примерную кротость этого существа трудно было назвать мужской чертой. Но бойцов устроил такой итог. Его тоскливый монолог изрядно поднадоел.
Павлов вернулся на прежнее место. Угрюмо заглянув в глаза Дэвиду, он произнес:
— Надеюсь, с тобой не надо разговаривать, как с этой шкурой?
Дэвид чуть не рассмеялся вместо ответа.
Павлов едва заметно смутился. Перевел взгляд на Джульетту и вновь задал вопрос Дэвиду. Только намного мягче:
— Проходы наметил? Какое-никакое, но огневое прикрытие мы вам организуем. По-глупому только не суйтесь…
— Не чеши по ушам, разведка, — перебил его Дэвид: — Это почти невозможно. Но мы справимся, — его уверенность была настолько дерзкой и ничем не подкреплялась, что сержант не смог скрыть своей досады:
— Много о себе представляешь.
Он схватил Джульетту за предплечье и подтолкнул к Дэвиду.
— Иди. Уговори его тебя тут оставить. Даю поблажку. Пока я добрый — пользуйся.
В душе воздушного маршала глубоко засел отчаянный взгляд разведчика, который искренне верил, что Дэвид только делает вид, что он не так прост.
Джульетта кивнула, словно этого и ждала. Она осторожно взяла руку Дэвида и мягко потерлась о нее своей бархатистой щекой.
Его мускулы были упругими, а ладонь такой теплой.
— Утешь меня, — произнесла девушка, едва слышно.
Из серой хмари неба сыпал снег и во всю дул ветер.
— Сейчас мне придется много убивать, — произнес Дэвид так же тихо, стараясь не растерять настрой: — И не всегда, как бы я не старался, это будет получаться. Ты должна помогать мне. Сможешь?
— Если до того дойдет, — она была потрясена этой просьбой и ответила по необходимости: — Наверное… смогу, — пар изо рта поднимался в морозный воздух.
Она была готова постараться.
Дэвид внимательно посмотрел на Джульетту.
— Придется туго, — и голос, при этом, оставался тихий-тихий. Не его. Но лицо сохраняло суровое выражение и строгую решимость.
Она кивнула, сглатывая слюну. Конечности стыли, а дыхание замирало.
— Ты же смелая, — Дэвид погладил Джульетту по спине. — Та еще, голубушка, — стерва. Когда дойдет до дела — главное, чтобы у тебя хватило пороху. Вылазка предстоит жестокая.
На лице Джульетты появились подчеркнуто упрямые линии.
— Знаешь как я любила в детстве куклам головы отрывать? — голос девушки утратил любые признаки наивности. Недобрые глаза блестели из под челки.
— Придется из кожи вон лезть, чтобы с первого раза все получилось, — и его голос вдруг показался ей чужим. Неузнаваемо далеким. — Иначе мне всякий раз возвращаться во времени в эту атаку. Пока не выведу тебя с поля боя живой.
— Значит мы ничем не рискуем? — быстро сообразив, спросила профессорская дочка.
В настороженном взгляде Дэвида промелькнула усталость.
— Мне сердца не хватит, повторять это раз за разом. Тебе такое не приходило в голову? — он старательно прятал глаза. Дэвид копил силы, чтобы встретиться с пережитым лицом к лицу.
Джульетта не успела ему ничего ответить. Едва он произнес последние слова, как облачное, слепое небо пронзил крик:
— Оружие к бою!
Полоснув по нервам, подобно острому жалу бритвы.
«Оружие к бою!» — понеслось по цепочке.
Бойцы защелкали затворами, поудобнее перехватывая оружие. Спешно выполняя приказ Афанасьева и настраиваясь на атаку. С присущей войнам собранностью и немедленной готовностью к действию.
Дэвид почувствовал, как у него внутри что-то сжалось, превратившись в упругий комок. А руки и ноги обрели уверенность. В ушах стоял тихий свист собственного дыхания.
— Огонь по готовности! В атаку! Впер-р-ре-е-ед! — раздался звонкий, до рези в ушах, приказ командира.
«Огонь по готовности…» — стройно понеслось в стороны, в полный голос.
Вот суетились, а теперь ринулись.
Все разом. Со всех подземных тайников и схоронов выскакивали красноармейцы. В один прием вырастая из темных дыр. Опрокидывая баррикады, солдаты выпрыгивали через окна первого этажа, покидая укрытия. Из подъездов и тоннелей наружного подвала, накопленная для атаки сила, выплеснулась на площадь за считанные мгновения.
Дэвид трезво оценивал свое состояние перед атакой. Он солгал Джульетте. Пройдя через это раньше их всех. Никакого первого раза, в это раз, конечно, не было. Он помнил даже переплетение волокон на холстинах портянок, в которые пеленал ноги Джульетты. В те минуты, когда они переодевались в стреляную форму, Дэвид снял уроборос с ноги девушки. Откинул защитный кожух и набрал комбинацию, активировав режим «кольцо времени». И после защелкнул браслет на руке профессорской дочки.
Сколько раз он возвращался к этой начальной точке, пытаясь выжить в отгремевшей битве? И терпел поражение в предстоящем бою?
Агент времени умирал в руинах прошлого сотней смертей, почти ничего не добившись. И ни разу не пройдя площадь «9-го января» насквозь. На пути от «дома Павлова» до «Военторга», Дэвид был самым перспективным бойцом. Но скромно умалчивал об этом. Потому что шесть гектаров земли «Каюк авеню», путешественник во времени изучил вдоль и поперек. Переползав его на брюхе. Изрыв носом. Обильно полив собственной кровью и банальным дерьмом.
Клонируя данное время, он возрождался тут с небольшими перерывами, которых не помнил. Зная причину и ощущая, что месяца три провел, досконально разведав маршрут до такой степени, будто родился и вырос прямо в этих окопах. Значительно расширив собственные способности к выживанию в этом бою.
Дэвиду был известен отвратительный сценарий этой атаки и поэтому, одному ему, он не казался хаосом.
Кто бы ни был тот агент времени, который десятки раз погибал на жесточайшем полигоне площади «9-го января». Он генетически унаследовал накапливающийся опыт, в который раз возвращающемуся во времени Дэвиду.
На самом деле — себе самому.
Разведчики подцепили черноусого под мышки и приподняв, толкнули вперед. В снегопад. Вызволяя остатки мужества из тех отдаленных уголков, куда испуг их загнал, бедолага вывалился из подъезда.
Красноармейцы атаковали немедленно. Они мчались, как огонь по степи. Навязывая противнику бой. Раздались хлопки ружейных залпов. Автоматные очереди и треск пары трофейных немецких пулеметов. Им задиристо вторило громкое, прославленное веками:
Ур-р-рааа!
Дэвид резко вдохнул и быстро произнес:
— Держись меня, детка. И действуй — как скажу. Впрочем, сколько раз я уже тебе это предлагал? — агент времени посмотрел на нее так, словно в Джульетте заключалась его последняя надежда. Одним сильным толчком он снарядом вырвался вперед, и пригнувшись, двинулся в бок. В четыре шага обогнав стоящего на пути черноусого.
«Теперь не зевать.»
Пока были силы, Джульетта решила не отставать. Только девушке, для верности, пришлось сцепить зубы и скрестить пальцы на удачу.
Немцы всполошились. Сгустками пламени, затрещал пулемет со стороны «Военторга». Первые огненные спицы встречного огня распороли воздух. И окопы фашистов взорвались шквалом автоматных очередей. Вот солдат взметнул руки, будто цепляясь за невидимую опору, застонал, хватаясь за грудь и рухнул. Сведенные судорогой пальцы так и не выпустили винтовку. Красноармейцы, словно от невыносимой усталости, падали лицом в снег, в заледеневшие, каменно-твердые бугры. Даже в предсмертной агонии натыкаясь на колючую проволоку и скрученные железные прутья, они отчаянно стремились вперед.
Продолжалось, песней Победы, нестись солдатское:
Ур-р-раааа! И матросская: Полу-ууу-ндра!
Дэвид бежал молча. Растрачиваемый в движении адреналин разогрел тело. Он экономил силы, чтобы добраться до свежей воронки от авиабомбы, которую наметил в качестве укрытия. Из здания «Военторга» велся плотный автоматный огонь.
Агент времени был в постоянном движении. И две первых, предназначавшихся ему, пули, прошли мимо.
Джульетта стала его ведомым. Ощущая себя на стороне божьего воинства. Дэвид всегда существовал на три-пять шагов впереди нее и ошибок не допускал.
«Ничего еще не случилось. Нужно было заново побеждать немцев. Снова. Как тогда…»
Бойцы падали, вскакивали и вновь устремлялись в атаку. Рвались противопехотные мины. До смерти было рукой подать. Все происходило наподобие урагана.
Пхуи. Пхуи. Пхуи, — пули люто свистели над головами, рассекая холодный воздух.
Сжавшись и сгорбившись, черноусый бежал как наскипидаренный. Разведчики, то и дело, вскидывали автоматы. В белых маскировочных халатах они напоминали облака летящего дыма.
Избежав града свинца, в несколько решающих секунд, Дэвид повалился в глубокую воронку. Рядом, на сырое, липучее дно бомбовой ямы, сползла Джульетта.
— Ты как?!
— Еще не подохла.
Заклокотали немецкие минометы. Воздух взвыл и две мины, одна за другой, свистя пролетели мимо. Взметнулись черные облака взрывов.
«Что не в двух шагах от них рвануло — уже счастье.»
Разведчики слились с израненной землей.
Скользя ногами по смерзшимся комьям и приглушенно ругаясь, путешественники во времени подтянулись к краю воронки. Сквозь истязающий ритм падающих мин Дэвид аккуратно поглядывал по сторонам. Он осторожно приподнимал голову и осматривался вокруг. Высовываясь лишь до уровня глаз, он наметил маневр.
«Снаряд, кажется, в одно место дважды не попадает. Но кто его знает.»
Злей становился огонь. По большей части молодые, так мало пожившие бойцы красной армии, на бегу валились от встречных пуль. Они совершали то, что делали все. Но самое острие атаки уже достигло первой линии немецких окопов. Нахлынуло на гребень бруствера и началась рукопашная.
Неслась отборная фронтовая брань. По ходам сообщения завязалась кровавая резня.
Мины летели сериями: по пять, шесть штук. Увеличивая потери атакующей пехоты. Минометы — эти сеялки смерти, могли накрыть путешественников во времени в любую секунду.
Дэвид приметил бойца, который учился играть на немецкой губной гармошке, когда они впервые попали в «дом Павлова». Он вел бой на бруствере немецкого окопа. С примкнутым к винтовке четырехгранным игольчатым штыком. Вот он врезал фрицу по каске прикладом наотмашь, столкнув того в траншею. Резко ударил следующего цевьем по автомату и на опережение, за счет шага вперед, длинным уколом нанес удар штыком в горло фашиста. Плеснула бурая кровь. Красноармеец стряхнул врага и сильным ударом острым углом приклада размозжил перекошенное лицо фрица. Который со штыком-кинжалом пытался подкрасться с боку.
Сразу уделав того насмерть.
В треск автоматического оружия вплеталась сухая дробь одиночных выстрелов. Даже в снегопад немцы легко узнавались по широким, без поясов, шинелям.
Новый взрыв резанул коротким градом осколков. Осыпав путешественников во времени комьями затвердевшей грязи.
Кажется, и ВРЕМЯ разобралось, что они — готовые покойники и мины стали падать еще ближе.
Подоспевшие фрицы пытались контратаковать. Они прибегали по гребням и земляным скатам, на секунду-другую замирали, открывая огонь. То здесь, то там сверкали вспышки их выстрелов. Выкашивая красноармейцев.
Кто-то, по-немецки, громко отдавал отрывистые команды.
Во взгляде и лице Дэвида появилась некая, почти болезненная, сосредоточенность. Джульетта и ухом повести не успела, как агент времени приподнялся на руках и рывком вытолкнул себя из воронки. Крикнув напоследок:
— Жди сигнала! И носа без него не высовывай!
Дэвид выделил для себя командующего немца, с самоуверенно пустым лицом. Судя по погонам и петлицам, это был обер-лейтенант, который управлял этим отрядом. В ближний бой он не вступал. Предпочитая расстреливать наших бойцов из парабеллума. Это было не сложнее, чем стрелять по крупной рыбе, плавающей в тесной бочке.
«Медлить было нельзя!»
Дэвид выскочил, точно бык из загона. Поднявшись перед смертью в полный рост. Вновь треснул пистолетный выстрел. Дэвид видел, как обер-лейтенант гарантированно, в лоб застрелил красноармейца, сунувшегося лицом в снег, и начал менять обойму в пистолете, отдавая лязгающим голосом свои приказы.
Перепрыгивая через павших, Дэвид продолжил бег, еще больше ускоряясь. Прямо с искрами из под подошв.
Он не потерял форму. И знал это.
Разведчики не спускали с поднадзорного глаз.
Обер-лейтенант взвел затвор и с первого же выстрела стал прицельно работать в направлении Дэвида. В полку офицер славился своей меткостью и твердой рукой. За что был награжден аксельбантом «За меткую стрельбу». Едва прицельная мушка разделила лицо бегущего пополам, обер-лейтенант нажал на курок.
Дэвид был так же ловок, как и в те дни, когда только обрел свое боевое мастерство на базе в «Куантико». Он мягко уклонился от пули, словно делал это не одну сотню раз, (порез на боку его почти не беспокоил).
Обер-лейтенант пока еще ничего не понял и выстрелил дважды. Точно кладя пули в грудь. Обвинив в неудаче прилетевшую в глаз снежинку.
«В бою, из под выстрела, выносят только ноги.»
Агент времени был отлично скоординирован. Зная про себя, что способен на это. Воинский опыт впитывался в него и накапливался, как в каком-то неизвестном науке аккумуляторе. Сыграв корпусом, Дэвид остался на ногах. Одна из пуль попала в красноармейца, который побежал за бывшим воздушным маршалом следом. Выстрел снес солдату пол черепа.
Это выглядело как сплошное безумие! Но Дэвид знал своего врага. Он изучал его долго и старательно.
Последовал новый выстрел. Немец совершенно ничего не понимал! Как только обер-лейтенанту случалось выстрелить — он тут же его терял.