— Вы правы, месье. Только не забывайте: я говорю что хочу и делаю что хочу. Должна признать, это не раз доводило меня до беды, правда исключительно оттого, что мужчины принимали все слишком всерьез. Например, я сказала Жан-Жаку: мы будем любить друг друга какое-то время, а потом ты мне надоешь. В ответ он заявил, что убьет меня. После чего я тут же его разлюбила. Однако убил меня не он, а его генерал. Надо сказать, пока он меня душил, я успела дать ему сдачи, месье Блэк. Я пнула его по les poires[6], и он на время отпустил мою шею. Но потом очухался и довел дело до конца. Очевидно, успешно, иначе бы меня здесь не было.
— Мы у генерала в долгу, — произнес Блэк. — Его потеря стала нашей находкой.
Анн поблагодарила его и снова начала задавать вопросы.
Блэк рассказал ей о Розыскном Агентстве, распространившем свои филиалы уже на три тысячи миль вверх и вниз по Реке, о том, какую сигнальную систему он установил, чтобы получать известия от агентов, а также о своей надежде с помощью агентства сплотить всю англоговорящую часть населения долины.
— О! — воскликнула француженка. — Значит, вы надеетесь, что однажды ваше РА превратится в РАЙ!
— Pas exactment[7], мадемуазель, — рассмеялся Блэк. — Здесь не будет ни богов, ни ангелов. Люди возьмут управление страной в свои руки. И это будет самое демократическое правление на свете.
— Ах, месье, вы же не дурак! Вы и вправду верите, что толпа способна управлять собой?
— Здесь — да. Это вам не Земля. В нашем распоряжении целая вечность, чтобы исправлять свои ошибки.
— Или наделать новых.
— Верно, однако население здесь, в долине, потенциально стабильное. У нас нет стариков, слабосильных, неприспособленных. Наши мозги, в принципе, должны со временем сделаться столь же гибкими, как вены и артерии. Нам не нужно воспитывать детей, передавать им свой жизненный опыт и пытаться уберечь от наших же промахов.
Здесь каждый человек стареет только в смысле опыта. И, естественно, повторяя одни и те же ошибки вновь и вновь, в конце концов чему-нибудь да научится.
— Месье выглядит прожженным циником, но в душе он идеалист. У него гораздо больше веры в способность людей учиться на собственных ошибках, нежели я предполагала. Что касается меня — mon Dieu![8] Я думаю, что человеческая глупость безмернее вечности. Человек скорее позволит разорвать на мелкие кусочки самого себя, чем свои идеи или предрассудки. Он будет стоять за них насмерть — и погибать тысячу раз, а потом воскресать тысячу и один раз, но с пути своих предков не свернет.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, мадемуазель. Вы видите мир в черном цвете.
— Но это и ваш цвет. Вы же король Ричард!
— Я все-таки не такой Ричард, как у Шекспира.
Они помолчали, а потом Блэк заговорил, поддавшись искушению, которого не мог и не хотел побороть:
— Сегодня я собираюсь проверить заставу, охраняющую проход к руднику. Может, составите мне компанию? С гор открывается чудный вид на Телем, и я расскажу вам, чего мы добились и о чем мечтаем.
— С удовольствием, месье.
— Тогда жду вас на северо-западном углу Базарной площади. В полдень.
Выйдя из больницы, Блэк не спрашивал себя, с какой стати так внезапно пригласил эту женщину. Он отдавал себе отчет в том, что с ним происходит. Такое же чувство вызывали у него в первые годы совместной жизни Изабель и Филлис.
А теперь — Анн.
И тут Блэк увидел Филлис, которая стояла в дверях и, очевидно, наблюдала за ним какое-то время. Заметив, что он ее увидел, Филлис перестала хмуриться и спросила:
— У тебя здесь еще дела или возвращаемся в агентство?
Блэк обернулся в поисках Анн, чтобы представить ее, но та испарилась. Он почувствовал облегчение.
— Пойдем.
Когда они вошли в кабинет Блэка, Филлис спросила его, кто эта женщина. Он рассказал.
— Интригующая история. Она красива?
— Ты же видела ее.
— Я имею в виду — на твой взгляд.
— Она привлекательна, но в Телеме найдется немало женщин красивее нее.
— По-моему, она слишком толстая.
— Хм-м. Скорее, пышная — но если прибавит хоть фунт, то и впрямь станет грузноватой.
— Но она никогда не прибавит?
— Откуда мне знать?
— У тебя острый глаз на такие вещи.
— Я мужчина. И, естественно, неравнодушен к женским прелестям.
— Она остроумна?
— Да.
— И смешлива?
— Да.
— Ярко выраженная личность?
— Да.
— Выделяется в толпе?
— Ни разу не видел ее в толпе, но думаю, что выделяется.
Блэк уселся за стол.
Филлис опустилась на свой стул.
— По-моему, я что-то слышала об этой Анн де Сельно, — протянула она. — Или читала.
— Возможно. — Блэк закурил сигарету. — Она жила в конце семнадцатого — начале восемнадцатого века. Имела репутацию женщины остроумной, страстной и была хозяйкой одного из самых знаменитых французских салонов того времени.
Услыхав его последние слова, Филлис выпрямилась на стуле.
— Ну да, вспомнила! У нее было столько любовников, что биографы сбились с ног, пытаясь их сосчитать. Проститутка, хотя и высокого пошиба.
— Вряд ли. Она никогда не дарила своей благосклонностью тех, кто ей не нравился. А если и принимала подарки, то они не влияли на ее расположение к дарителю.
— И все-таки она проститутка.
— Ты сегодня довольно сурова в своих суждениях, Филлис. Это на тебя не похоже.
— Она мне не нравится.
— Ты с ней даже не знакома.
— Я видела, какое впечатление она произвела на тебя. С меня этого достаточно.
Блэк уставился своими черными глазами прямо в ее голубые.
— Бога ради, Дик, не смотри на меня так! — поежилась Филлис. — Возможно, я к ней несправедлива. Но с тобой что-то произошло. Я это чувствую. Такое странное выражение лица я видела у тебя только однажды — в день, когда мы встретились. Ты помнишь его?
— День? Или выражение?
Филлис попыталась улыбнуться; улыбка, тронув самые края губ, тут же исчезла.
— День, дурачок! Это было после большого сражения с бандой собирателей граалей, которая властвовала на этом берегу. Ты только что убил их главаря — странно, но я даже не помню его имени — камнем. Долбанул ему по черепу, помнишь? А я держала его за ноги, пока ты, оседлав его, не расквасил ему вдребезги всю физиономию. Это должно было меня ужаснуть, но я только радовалась, что подонок отдал концы.
А когда ты встал, весь в крови, и в поту, и в грязи, но с демонической улыбкой, такой смуглый и свирепый, я влюбилась с первого взгляда. Ты посмотрел на меня — с тем самым странным выражением — и я поняла, что буду спать с тобой сегодня же ночью и множество ночей подряд.
Конечно, это было очень романтическое и безрассудное чувство. Ты мог оказаться таким же тираном и бандитом, как тот, кого ты убил. Но ты был другим. И даже когда будни смыли с тебя героическую позолоту и ореол славы, любовь моя не потускнела. Она стала еще сильнее, потому что я любила тебя как мужчину, а не как легендарного героя.
— Я не слепой, Фил, — сказал Блэк. — Я вижу, к чему ты клонишь. Ты взываешь к моим чувствам, напоминая о прожитых вместе годах. Странно, ведь ты никогда раньше этого не делала. Я встречал других женщин, очаровательных женщин, которые не скрывали своих желаний. Я запросто мог переспать с любой из них, зная, что ты все равно меня не бросишь, что наша жизнь, пусть даже не такая, как прежде, не превратится в ад. Но я отвергал этих женщин, поскольку понимал, что они не могут дать мне ничего лучшего, чем ты, за исключением, пожалуй, новизны. Я думал, наше взаимопонимание слишком ценно и редко, чтобы лишиться его из-за одной бурной ночи. И ты тоже, насколько я знаю, хранила мне верность все эти двенадцать лет. Так с какой же стати мне менять столь прочное чувство на нечто мимолетное?
Я и не менял. Мне казалось, мы прекрасно понимаем друг друга. Как вдруг появляется женщина, с которой я поболтал пару минут, женщина, с которой ты даже не знакома, и ты начинаешь говорить такие вещи, будто мы на грани разрыва, будто я страстно влюблен и выкидываю тебя из своей хижины. Впервые в жизни ты устроила мне сцену ревности.
Серо-голубые глаза Филлис предательски заблестели. Она чуть не плакала.
— Мне удалось удержать тебя так долго именно потому, что я не ворчала, не цеплялась к тебе и не ревновала. Ты прав: я приняла бы тебя, даже если бы ты загулял на пару ночей. Те женщины могли быть искусны в постели, но я не боялась потерять тебя совсем. Они не сумели бы тебя удержать.
Но Анн де Сельно — другое дело. Я видела твое лицо. Ты смотрел на нее, как завороженный.
— Не думаю, — сухо отозвался Блэк. — Завораживают чудеса или святые, а она не святая. Отнюдь.
— Это я и сама вижу! — крикнула Филлис. — Но я не собираюсь обсуждать ее нравственность. Ты начнешь презирать меня, а кончится все тем, что я сама запрезираю себя за ханжество.
Она поколебалась немного, но не выдержала:
— Дик, я знаю, что веду себя глупо. Ты терпеть не можешь истерик, и я сама их ненавижу. Но сейчас я просто не в силах с собой совладать.
И потом, я все-таки не понимаю, как ты мог влюбиться в такую женщину. Да, конечно, целомудрие тебя никогда особенно не привлекало. Несмотря на свое викторианское воспитание, ты не такой дурак. Но эта женщина… у нее в постели перебывали все знаменитости Франции ее времени. А время ее длилось долго. Она имела любовников даже в семьдесят лет!
— Ей-Богу, Филлис, это, должно быть, месячные на тебя так действуют, — сказал Блэк, пыхнув сигаретой. — К тому же, если, по-твоему, она настолько неотразима, то количество любовников не имеет значения — значит, в ней есть что-то такое, перед чем мужчины не могли устоять.
— Значит, это все-таки правда! Ты влюбился в нее!
— Прекрати, Филлис. Она мне понравилась, не отрицаю. Но я не потерял из-за нее голову и не схожу по ней с ума.
Он выпрямился и сделал то, чего никогда себе не позволял: бросил недокуренную сигарету в угол. Филлис машинально встала, не утирая бегущих по щекам слез, подобрала окурок, разорвала бумажку и высыпала остатки табака в деревянную коробочку. Когда коробочка наполнится, они выменяют табак на Базарной площади на что-нибудь нужное.
Блэк с минуту глядел на ее согбенную и дрожащую спину. Потом встал, подошел и обнял за тонкую талию.
— Поверь мне, Филлис, я не собираюсь бросать тебя, — сказал он, прижав ее голову к своей шее. — Меня влечет к Анн, спору нет. Но у меня и в мыслях не было выгонять тебя и звать ее в свою хижину.
— Я надеялась это услышать. — Филлис повернулась и поцеловала его. — Ох, Дик, я люблю тебя, я люблю тебя!
Они обменялись страстным поцелуем. Затем он нежно высвободился из ее объятий и сказал, что пора приступать к работе.
Филлис кивнула и вытерла слезы. Через минуту все стало на свои места.
ГЛАВА 8
Ричард Блэк сидел за узким столом соснового дерева на грубом и неудобном бамбуковом стуле. Филлис пристроилась рядом, скрестив ноги, положила на колени гладкую дощечку, на нее — листочки бумаги, бывшие когда-то сигаретными пачками, и принялась писать пером из рыбьей кости, макая его в бутылочку с чернилами из танниновых орешков, стоящую на полу. Поскольку бумага была дефицитом, Филлис делала короткие заметки, в которых один символ заменял целые предложения.
Записав основные распоряжения на сегодня, Филлис вышла из кабинета. Через минуту она вернулась, подталкивая вперед человечка ростом футов пяти, очень смуглого и черноволосого. Лицо у него было длинное и узкое, большой нос загнут крючком, губы пухлые и красные. Предки человечка, без сомнения, родились где-то в восточном Средиземноморье.
— Я говорила тебе о нем вчера, — сказала Филлис. — Его зовут Мукаи, он пеласг. Насколько я смогла понять его рассказ, он родился примерно в то время, когда ахейцы впервые вторглись в Грецию.
Блэк сказал несколько слов на греческом времен Гомера. Мукаи вылупил глаза. Блэк перебрал несколько древнегреческих диалектов — с тем же результатом. Он переключился на древнееврейский, потом на арабский и арамейский в надежде, что пеласг знает финикийский и поэтому сумеет понять более поздние семитские языки. Мукаи, однако, не отвечал ни слова.
Ричард перешел на английский, на котором пеласг говорил хоть и неправильно, но довольно бойко. Подбадриваемый наводящими вопросами, Мукаи рассказал свою историю.
Он дважды утонул. В первый раз в Эгейском море на Земле, а потом в водах Реки. Блэк спросил, в какой части долины. Мукаи пожал плечами.
Была ли местность там похожа на здешнюю?
Пеласг опять пожал плечами и закатил глаза.
Значит ли это «да» или «нет»?
Мукаи наконец ответил вслух: «Да-а-а».
Там было холоднее?
Немного.
Река течет там по оси запад-восток, как и здесь, или же север-юг?
Запад-восток.
Ага! А как насчет звезд? Блэк описал одно созвездие под названием Лук и Стрелы, и объяснил, в каком месте небесной сферы оно расположено. Видел ли Мукаи это созвездие в той части долины?
Нет, не видел.
Значит, рассудил Блэк, пеласг впервые воскрес где-то в неизведанных районах северного или южного полушария, в то время как телемская часть долины простиралась вдоль экватора.