Биография, творчество

51. Сулла перенес тогда свой лагерь на территорию другого племени, гирпинов, и подступил к Эклану. Жители его поджидали в тот же день помощи от луканов. Поэтому они просили Суллу дать им время на размышление. Сулла, поняв их уловку, дал им всего один час. Тем временем он обложил деревянную стену Эклана хворостом и по прошествии часа поджег ее. Жители Эклана испугались и сдали город. Его Сулла отдал на разграбление, так как он перешел на римскую сторону не из благорасположения к римлянам, а в силу нужды, остальные же города, переходившие на римскую сторону, Сулла щадил, пока не подчинил все племена. Затем Сулла повернул в Самниум, но не в том месте, где предводитель самнитов, Мотил, сторожил проходы, а в обход по другой дороге, чего самниты не ожидали. При внезапном нападении Сулла многих перебил. Из оставшихся в живых, бросившихся врассыпную, Мотил, раненый, спасся с немногими в Эзернию. Сулла, захватив его лагерь, пошел на Бовиан, где пребывал общий совет всех отпавших. В городе было три цитадели. В то время как жители Бовиана обратились против Суллы, последний послал в обход отряд с приказанием захватить, если возможно, одну из цитаделей и подать знак об этом дымом. Лишь только дым показался, Сулла напал с фронта и после трехчасовой жестокой битвы овладел городом. Вот какие удачи за это лето выпали на долю Суллы.

52. С наступлением зимы он вернулся в Рим, чтобы там выставить свою кандидатуру в консулы. Тем временем Гней Помпей привел к покорности марсов, марруцинов, вестинов. Другой римский командир, Гай Косконий, подступил к Салапии и сжег ее, захватил Канны и, осадив Канузий, энергично сопротивлялся пришедшим на помощь самнитам до тех пор, пока с обеих сторон не началась страшная резня, и Косконий, терпя урон, отступил в Канны. Предводитель самнитов Требаций — его и Коскония разделяла река — приказал сказать ему: или он должен, переправившись через реку, вступить с ним в битву, или отступить, чтобы мог переправиться он, Требаций. Косконий отступил и во время переправы Требация напал на него и одолел его в битве. Во время бегства врагов к реке Косконий истребил 15 000 человек. Остальные, вместе с Требацием, бежали в Канузий. Косконий, опустошив территорию ларинатов, венузийцев и эскуланов, вторгся на территорию педикулов и в два дня присоединил это племя.

53. Его преемник по командованию, Цецилий Метелл, вторгся в Япигию32 и одолел в битве япигов. При этом пал другой предводитель повстанцев, Попедий. Остальные предводители их постепенно один за другим бежали к Цецилию.

Таковы были главные события в Италии во время Союзнической войны. Они привели к тому, что все италийцы получили равноправие с римскими гражданами. Лишь Лукания и Самниум не получили его тогда. Но, кажется, и они позже добились того, чего желали. Все новые граждане, впрочем, подобно предыдущим, зачислены были в десять новых триб с тою целью, чтобы они не смешались с гражданами, находившимися в старых трибах, и при голосовании не получили перевеса вследствие своего многолюдства.

5433. В то же время в Риме возникли волнения между должниками и заимодавцами. Последние стали требовать уплаты долгов с процентами, несмотря на то, что по одному старинному закону воспрещалось давать деньги в долг под проценты, причем виновный в этом должен был платить штраф. Мне кажется, древние римляне, подобно грекам, гнушались займов под проценты как барышничества, тягостного для неимущих, дававшего удобный повод для споров и вражды. На этом же основании и у персов ссуда денег считалась чем-то ведущим к обману и лжи. По долголетнему обычаю укрепилось взимание процентов. Поэтому и теперь заимодавцы стали требовать уплаты процентов, должники же оттягивали, ссылаясь на войны и на внутренние волнения. Были и такие, кто стал грозить давшим ссуды штрафом, и претор Азеллион, в ведении которого было разбирательство этих дел, после неудачной попытки склонить стороны на мировую предоставил им обратиться в судебные инстанции, чтобы судьи разобрались в создавшемся противоречии между законом и обычаем. Заимодавцы были очень недовольны тем, что Азеллион возобновляет старый закон, и убили его при следующих обстоятельствах. Азеллион совершил жертвоприношение Диоскурам на форуме, и его окружала толпа, присутствовавшая при жертвоприношении. Кто-то сначала бросил в Азеллиона камень. Тогда он бросил чашу и бегом устремился в храм Весты. Но толпа захватила храм раньше, не допустила в него Азеллиона и заколола его в то время, когда он забежал в какую-то гостиницу. Многие из преследовавших Азеллиона, думая, что он убежал к весталкам, ворвались туда, куда мужчинам вход был воспрещен. Так-то и Азеллион в то время, когда он исправлял должность претора, совершал возлияние, одет был в священную, отороченную золотом одежду, был убит около второго часа дня среди форума, около храма. Сенат издал объявление: кто изобличит убийцу Азеллиона, тот, свободнорожденный, получит денежную награду, раб — свободу, соучастник в преступлении — прощение. Тем не менее никто не нашелся, кто сделал бы донос: так старательно заимодавцы скрыли это преступление.

55. Все эти убийства и гражданские волнения оставались пока делом отдельных партий. Но затем руководители партий боролись уже друг против друга как на войне, при помощи больших армий, причем сама родина служила им как бы призом. Начало и повод к этому тотчас же вслед за Союзнической войной дали такие обстоятельства.

Когда Митридат, царь Понта и других племен, вторгся в Вифинию, Фригию и в соседившие с ними части Малой Азии, как у меня рассказано об этом в предшествующей книге, Сулла, бывший тогда консулом, получил по жребию командование в эту войну над малоазийской армией. Он находился еще в Риме. Марий, считая предстоящую войну легкой и прибыльной и желая получить командование, склонил на свою сторону многими обещаниями трибуна Публия Сульпиция помочь ему. Вместе с тем Марий обнадежил новых граждан из числа италийцев, составляющих при голосовании меньшинство, что он распределит их по всем трибам. При этом Марий ничего не говорил им еще наперед о той помощи, которую он рассчитывал получить от них для себя, но, разумеется, хотел воспользоваться ими, как готовыми на все прислужниками. Сообразуясь со всем этим, Сульпиций тотчас же внес законопроект34. Если бы он был утвержден, осуществилось бы все, чего желали Марий и Сульпиций, так как новые граждане давали значительный перевес в сравнении со старыми. Последние это понимали и оказывали энергичное сопротивление новым гражданам. С той и с другой стороны были пущены в ход дубины и камни. Беда росла. Консулы боялись приближающегося дня, назначенного для обсуждения законопроекта, и объявили многие дни неприсутственными в течение зимнего срока, как это бывало во время праздников. Этою мерою консулы рассчитывали отсрочить голосование законопроекта и ожидаемого в связи с ним бедствия.

56. Сульпиций, однако, не дождавшись окончания неприсутственных дней, приказал своей партии явиться на форум со спрятанными кинжалами и пустить их в дело, когда придет надобность, причем, если будет нужно, не давать пощады и консулам. Когда все было готово, Сульпиций заявил протест против объявления неприсутственных дней как противозаконного и требовал, чтобы консулы Корнелий Сулла и Квинт Помпей немедленно же отменили их и чтобы обсуждение законопроекта поставлено было в порядок дня. Поднялся шум. Подготовленные Сульпицием люди обнаружили кинжалы и стали грозить убить сопротивлявшихся консулов, пока Помпею не удалось тайно убежать, а Сулла ушел, как бы собираясь обсудить создавшееся положение. В это время сторонники Сульпиция убили сына Помпея, приходившегося свойственником Суллы, за то, что он в своей речи говорил слишком свободно. Сулла вернулся и отменил неприсутственные дни. Сам он спешил в Капую к стоявшему там войску, чтобы оттуда переправиться в Малую Азию на войну против Митридата. Он тогда не подозревал, что против него велись интриги. Сульпиций же, после того как неприсутственные дни были отменены и Сулла уехал из Рима, провел утверждение законопроекта и то, ради чего все это было устроено: немедленно же вместо Суллы полководцем в войне против Митридата был избран Марий.

57. Когда об этом узнал Сулла, он счел необходимым решить дело вооруженной силой. Он созвал собрание своего войска, которое также стремилось в поход против Митридата, смотря на поход как на выгодное предприятие и думая, что теперь Марий наберет вместо них другое войско. На собрании Сулла говорил о наглом в отношении его поступке Сульпиция и Мария, не распространяясь ясно о всем прочем: он не решался еще говорить о предстоящей войне против них, а убеждал лишь войско быть готовым к исполнению его приказаний. Воины понимали, что у Суллы было на уме, и, боясь за самих себя, как бы им не пришлось потерять поход, сами открыли намерения Суллы и требовали от него вести их смело на Рим. Обрадованный Сулла тотчас же двинул в поход шесть легионов. Командиры войска, за исключением лишь одного квестора, не соглашаясь вести войско против своей родины, убежали в Рим. На пути Суллу встретили послы оттуда и спросили его: почему он с вооруженной силой идет на родину. Сулла отвечал им: освободить ее от тиранов. То же самое он дважды и трижды повторил другим послам, явившимся к нему, прибавив все-таки, что, если они хотят, то пусть соберут на Марсово поле сенат с Марием и Сульпицием, и он тогда поступит согласно вынесенному решению. Когда Сулла приближался уже к Риму, явился его товарищ по консульству, Помпей, одобрил его поступок, выражая свое удовольствие всем происходящим и предоставляя себя всецело в его распоряжение. Марий и Сульпиций, которым нужен был еще некоторый срок для подготовки к борьбе, послали новых послов к Сулле, как бы по поручению сената. Послы просили Суллу не располагаться лагерем ближе 40 стадий от Рима, пока сенат не обсудит создавшегося положения. Сулла и Помпей, хорошо поняв намерения Мария и Сульпиция, обещали так поступить, но лишь только послы удалились, последовали за ними.

58. Сулла занял с одним легионом Эсквилинские ворота и укрепления, расположенные около них; с другим легионом Помпей занял Коллинские ворота. Третий легион направился к деревянному мосту, четвертый оставался пред укреплениями в качестве резерва. С остальными двумя легионами Сулла вошел в город как враг и в мыслях и на деле. Поэтому окрестные жители, защищаясь от него, бросали в него сверху что попало и делали это до тех пор, пока он не пригрозил им спалить их дома. Тогда они остановились. Марий и Сульпиций встретили Суллу у Эсквилинского форума с теми силами, какие успели вооружить. И тут произошла встреча врагов, в первый раз в Риме, уже не в виде междоусобной распри, но по-настоящему, под звуки труб, в предшествии знамен, по военному обычаю. До такого бедствия довели междоусобные распри, на которые своевременно не было обращено внимания. Когда воины Суллы готовы были обратиться в бегство, он, схватив знамя, бросился вперед в бой. Из почтения перед вождем, из страха пред позором потерять знамя воины тотчас же остановились в своем бегстве. Сулла вызвал свежие силы из состава войска, послал других по так называемой Субурской дороге в обход врага, где они должны были ударить в тыл врага и окружить его. Отряд Мария плохо сражался с напавшими на него свежими войсками, боясь быть окруженным шедшими в обход его. Стали сзывать на бой всех прочих граждан, остававшихся еще в домах, обещали свободу рабам, если они примут участие в бою. Когда ни один человек к ним не явился, они все в отчаянии тотчас же убежали из города и вместе с ними же из числа знати те, которые действовали заодно с ними.

59. Сулла повернул затем на так называемую Священную дорогу. Там он тотчас же приказал подвергнуть наказанию на виду у всех некоторых из числа своих воинов, которые попутно занимались мародерством. После этого Сулла поставил во всех частях Рима караулы, обходил их в течение всей ночи сам вместе с Помпеем с тою целью, чтобы не произошло какого-либо насилия ни со стороны напуганных граждан, ни со стороны победителей. При наступлении дня Сулла и Помпей созвали народное собрание и в нем печаловались на то, что государство с давнего времени находится в руках лиц, гоняющихся за приобретением расположения народа, и что они вынуждены были предпринять все происшедшее. Сулла и Помпей внесли вместе с тем предложение не представлять в народное собрание ничего, что предварительно не было бы подвергнуто обсуждению в сенате, как это принято было с давних пор, но давно уже нарушалось; голосование должно происходить не по трибам, но, как это установил царь Тулл Гостилий, по центуриям. Этими двумя мерами Сулла и Помпей рассчитывали устроить так, чтобы ни один законопроект не вносим был в народное собрание, прежде чем он не будет обсужден в сенате, чтобы голосование было в руках не неимущих и самых смелых, но в руках лиц, обладающих достатком и здравым смыслом. Этим они надеялись пресечь в дальнейшем поводы к междоусобным распрям. Лишив трибунов, власть которых приняла по преимуществу тиранический характер, многих прерогатив их власти, Сулла и Помпей зачислили в сенат, бывший тогда очень малолюдным и к тому же не пользовавшийся никаким влиянием, сразу 300 наиболее знатных людей. Все распоряжения Сульпиция, изданные консулами за время после объявления неприсутственных дней, были отменены как незаконные.

60. Таким образом междоусобные распри переходили из споров и борьбы на почве честолюбия в убийства, а из убийств в открытые войны, и гражданское ополчение тогда впервые вступило в родную землю как во вражескую страну. С тех пор междоусобные распри, которые решались с применением военной силы, не прекращались, происходили постоянные вторжения в Рим, бои около укреплений и все прочее, что полагается во время войн, так как среди действовавших насилием пропало всякое уважение к закону, государству, родине. Тогда удалены были из Рима в изгнание Сульпиций, бывший еще трибуном, и вместе с ним Марий, шесть раз отправлявший консульскую должность, сын Мария, Публий Цетег, Юний Брут, Гней и Квинт Граний, Публий Албинован, Марк Леторий и другие, всего 12 человек. Всем им поставлено было в вину то, что они возбудили волнения, вели войну против консулов, объявили рабам свободу, чтобы побудить их к отложению. Все они объявлены были врагами римлян, и всякий встречный мог безнаказанно убить их или отвести к консулам. Имущество их было конфисковано. Против них посланы были сыщики, которые и захватили Сульпиция и убили его.

61. Марий бежал от них в Минтурны, один, без слуги и раба, и там нашел прибежище в одном не бросавшемся в глаза доме. Минтурнские власти, бывшие в страхе пред объявлением, охраняли человека, бывшего шесть раз консулом и совершившего много блестящих подвигов, и не захотели убить его сами. Они подослали к нему с мечом проживавшего в Минтурнах галла. Говорят, что галл, когда он подошел к Марию, лежавшему в темноте на соломе, испугался его; ему показалось, что глаза Мария блестят и горят как огонь. А когда Марий, приподнявшись со своего ложа, во всю мочь крикнул ему: «Как? Ты смеешь поднять руку на Мария?» Галл стремглав выбежал из дома, словно сумасшедший, и вопил: «Не смогу я убить Гая Мария!» После этого и на минтурнские власти, и раньше медлившие решиться покончить с Марием, напал какой-то непонятный страх: им вспомнилось предсказание, данное Марию в его детстве, что он будет семь раз консулом. В самом деле, рассказывают, будто на грудь мальчика Мария упали семь орлят, и тогда предсказатели объявили, что он будет семь раз занимать высшую должность.

62. Припомнив это и решив, что и галл вдохновлен был какою-то божественною силою и потому испугался, минтурнские власти тотчас же выслали Мария из города туда, где он мог бы спастись. Марий знал, что Сулла ищет его, что конные солдаты гонятся за ним; он пробирался по непроходимым дорогам к морю и, встретив на пути хижину, расположился там на ночлег и набросал на свое тело листья, а заслышав шум, скрывался под ними. Когда шум стал слышен еще более, он вскочил в лодку одного старого рыбака и заставил старика, несмотря на бурю, отчалить, причем разрубил канат, расправил парус и предоставил судьбе нести его. Лодку пригнало к какому-то острову. Там Марий нашел корабль, принадлежавший знакомым ему людям, и на нем переправился в Африку. Так как правитель Африки Секстилий воспрепятствовал Марию как врагу высадиться на берег, он зимовал на море, недалеко за пределами Африки, у границ Нумидии. При известии о том, что Марий пребывает на море, к нему приплыли осужденные вместе с ним Цетег, Граний, Альбинован, Леторий и другие, в том числе и сын Мария. Все они скрылись из Рима к правителю Нумидии Гиемпсалу, откуда потом убежали, подозревая, что последний их выдаст. Они, по примеру Суллы, замышляли насильственные действия против родины, но так как у них не было войска, они только следили за дальнейшим ходом событий.

63. Между тем в Риме Сулла, несмотря на то, что он как первый, захвативший город при помощи вооруженной силы, мог бы, пожалуй, стать единоличным владыкою, добровольно отказался от применения насилия, после того как отомстил своим врагам. Отослав войско в Капую, Сулла снова стал управлять как консул. Со своей стороны, сторонники изгнанных, в особенности принадлежавшие к числу зажиточных, а также многие богатые женщины, придя в себя от страха пред вооруженными действиями, настойчиво добивались возвращения изгнанников. Они этого добивались всеми средствами, не останавливаясь ни перед какими затратами, ни перед злоумышлениями на жизнь консулов, зная, что, пока они живы, возвращение изгнанников невозможно. В распоряжении Суллы и после того, как истекло его консульство, было войско, врученное ему по декрету для войны с Митридатом, и оно охраняло его. Другого консула, Квинта Помпея, народ из жалости к опасному положению, в каком он был, назначил правителем Италии и командиром другой армии, которая должна была защищать ее и которая находилась тогда под командою Гнея Помпея. Последний, узнав о назначении на его место Квинта Помпея, был этим недоволен; однако, когда Квинт прибыл в его ставку, он принял его и на следующий день во время делового разговора показал вид, что он, как частный человек, готов уступить ему место. Но в это время окружившие их в большом числе люди, делавшие вид, что они слушают беседу Квинта и Гнея, убили консула. Когда прочие бросились бежать, Гней вышел к ним и выразил свое негодование по поводу смерти противозаконно убитого консула, но, излив свой гнев, все же тотчас принял командование.

64. Когда весть о смерти Помпея дошла до Рима, Сулла, испугавшись за свою жизнь, тотчас отовсюду собрал вокруг себя своих друзей и ночью держал их при себе. Немного спустя он затем уехал в Капую к своей армии и оттуда переправился в Малую Азию35. Тогда друзья изгнанников, рассчитывая на Цинну, ставшего преемником Суллы по консульству, начали подстрекать новых граждан, указывая им, что, согласно намерению Мария, они должны настаивать на зачислении их во все трибы — иначе голоса их, как подаваемые после всех, потеряют свое значение. Это послужило прелюдией к возвращению Мария и его сторонников. Когда старые трибы со всею энергиею восстали против допущения в их состав новых граждан, Цинна оказался на стороне последних, получив, как думают, взятку в 300 талантов. На защиту старых триб встал другой консул, Октавий. Сторонники Цинны заняли форум, имея при себе спрятанные кинжалы, и с криком требовали допущения новых граждан во все трибы. Лучшая часть народа, также со скрытыми кинжалами, примкнула к Октавию. Пока он у себя дома обдумывал предстоящее, разнеслось известие: большая часть трибунов налагает свое veto на все совершающееся, новые граждане волнуются и, обнажив свои кинжалы уже во время пути, теперь вскочили на ораторские кафедры и угрожают противящимся трибунам. Узнав об этом, Октавий направился по Священной дороге в сопровождении достаточно большой толпы к форуму, вбежал на него, словно разлившийся поток, проложил дорогу среди сплоченной массы и разделил ее. Напугав ее, Октавий пошел в храм Диоскуров, уклоняясь от встречи с Цинной. Спутники Октавия, без всякого приказания с его стороны, бросились на новых граждан, многих из них перебили, других обратили в бегство и преследовали их до ворот.

65. Цинна, понадеявшись на толпу новых граждан и рассчитывая, что ему удастся одержать верх силою, вопреки ожиданиям увидел, что находившиеся в меньшем числе благодаря своему смелому образу действий одерживают верх, пустился бегом по городу и стал сзывать к себе рабов, обещая им свободу. Но ни один раб к нему не присоединился. Тогда Цинна устремился в близлежащие города, незадолго до того получившие права гражданства: в Тибур, Пренесте и в прочие, вплоть до Нолы. Всех их он подстрекал отложиться от римлян и при этом собирал деньги на войну. В то время как Цинна был занят этим, к нему прибежали некоторые сенаторы, разделявшие его образ мыслей: Гай Милоний, Квинт Серторий, Гай Марий второй. Сенат постановил отрешить Цинну от консульства, лишить его гражданских прав за то, что он, будучи консулом, оставил город, находившийся в опасном положении, и объявил свободу рабам. Вместо Цинны консулом был избран Луций Мерула, жрец Юпитера. Этот жрец называется фламином, и только он один постоянно ходит в головном уборе, в то время как остальные жрецы носят его лишь при священнодействии. Цинна добрался до Капуи, где стояла другая римская армия. Там он стал ухаживать за ее командирами и за проживавшими там сенаторами, выступил как консул среди войска, сложил пред ними фасции в знак того, что он теперь частный человек. Со слезами говорил Цинна: «Граждане, от вас я принял эту власть ведь народ избрал меня, а теперь сенат лишил меня этой власти без вашего на то согласия. Испытав это бедствие на самом себе, я все же негодую за вас. К чему нам теперь ублажать трибы при голосованиях? К чему вы нам? Какую власть вы будете иметь в народных собраниях, при голосованиях, при консульских выборах, коль скоро вы не обеспечите то, что даете, и не отнимите данное вами, когда сами это решите?»

66. Эти слова вызвали возбуждение. Цинна, сильно разжалобив присутствующих своей участью, разорвал одежду, сбежал с кафедры, бросился в толпу и лежал там долгое время, до тех пор, пока она, тронутая всем этим, подняла его, посадила снова на кресло, подала ему фасции и убеждала его как консула быть смелым, а их вести на то, исполнение чего ему нужно. Этою переменою настроения воспользовались командиры войска, принесли Цинне воинскую присягу, и каждый из них привел к присяге свой отряд. Цинна же, обеспечив в Капуе безопасность своего положения, отправился по союзным городам, привел и их в возбуждение указанием на то, что из-за них главным образом на него обрушилось несчастье. Союзные города стали собирать для Цинны деньги и войско. К нему стало являться и много других влиятельных лиц из Рима, которым не нравился установившийся там порядок.

Так было дело с Цинной. Тем временем консулы Октавий и Мерула укрепляли город проведением рвов, ремонтировали укрепления, ставили боевые машины. За военную силою они послали в другие города, остававшиеся подчиненными Риму, и в близлежащую Галлию. Гнея Помпея, командовавшего в звании проконсула войском, стоявшим у Ионийского моря, консулы звали поспешно идти на помощь родине.

67. Он прибыл и расположился лагерем у Коллинских ворот. Цинна устремился против него и поместил свой лагерь около лагеря Помпея. Гай Марий, узнав обо всем этом, отплыл с бывшими при нем изгнанниками и с их рабами, явившимися к нему из Рима в числе до 500 человек, в Этрурию. Марий обходил этрусские города в грязной одежде, обросший волосами; жалко было смотреть на него. Он с гордостью указывал на выигранные им битвы, на свои кимврские трофеи, на свое шестикратное консульство. Он обещал жителям этрусских городов дать право голоса, чего они сильно желали. Так как Марию верили, он собрал вокруг себя 6 000 этрусков. С ними он явился к Цинне, который радушно встретил его, так как в настоящее время их интересы совпадали. Когда Марий и Цинна объединились, они раскинули лагерь по реке Тибру, разделив войско на три части: Цинна и вместе с ним Карбон стояли против самого города, Серторий дальше, выше города, Марий — у моря. Серторий и Марий укрепились на обоих берегах реки при помощи настланного моста с намерением отрезать город от подвоза хлеба. Марий захватил и разграбил также Остию, Цинна послал отряд против Аримина и овладел им с целью не допустить в город никакого войска из подвластной Риму Галлии.

68. Консулы были в страхе: они нуждались в добавочных военных силах. Суллу они не могли вызвать, так как он переправился уже в Малую Азию. Поэтому они послали приказ Цецилию Метеллу, заканчивавшему Союзническую войну против самнитов, чтобы тот, поскольку это возможно, заключил с ними почетный мир и поспешил на помощь к находящемуся в осаде отечеству. Тем временем Марий, узнав, что Метелл не сошелся с самнитами в предъявляемых ими требованиях, заключил с ними союз на условии выполнить все то, что самниты требовали от Метелла. Таким образом, и самниты стали союзниками Мария. Римский холм, называемый Яникулом, охранял военный трибун Аппий Клавдий. Ему Марий напомнил об оказанном им некогда благодеянии и с его помощью вошел на рассвете в город через открытые трибуном ворота и ввел в него также и Цинну. Но Октавий и Помпей бросились на них и тотчас же их вытеснили. В это время в лагерь Помпея ударила во многих местах молния, и тут погибли как другие знатные люди, так среди них и Помпей.

69. После того как подвоз в Рим с моря и далее вверх по реке был отрезан Марием, он стал разъезжать по городам, расположенным вблизи Рима, где сосредоточены были для него хлебные запасы. Неожиданно он делал нападения на тех, кто эти запасы хранил, занял Анций, Арицию, Ланувий и другие города, причем были и такие, которые были захвачены вследствие измены. Когда Марий захватил в свои руки подвоз съестных припасов в Рим и по сухому пути, он смело двинулся тотчас же на Рим по так называемой Аппиевой дороге, прежде чем могли быть подвезены в город припасы из другого места. На расстоянии ста стадий от города расположились лагерем сам Марий, Цинна и служившие у них командирами Карбон и Серторий; Октавий, Красс и Метелл стали против них лагерем у Албанской горы и там ожидали дальнейшего хода событий. Хотя они считали, что превосходят врагов храбростью и численностью войска, все же они не решались одной битвой подвергнуть риску судьбу. Между тем Цинна послал в Рим глашатаев и обещал даровать свободу тем рабам, которые перебегут на их сторону. Тотчас же перебежало большое количество рабов. Сенат пришел в замешательство, ожидая со стороны народа больших эксцессов, если будет продолжаться далее недостаток в продовольствии. Поэтому сенат переменил свое решение и отправил к Цинне послов для заключения перемирия. Цинна спросил послов: к кому они явились? К консулу ли? К частному человеку? Те не знали, что ответить, и вернулись в Рим. Тогда и многие свободнорожденные массами стали устремляться к Цинне, одни из страха перед голодом, другие потому, что они и раньше стояли на его стороне и только ожидали, как сложатся обстоятельства.

70. Между тем Цинна уже с полным презрением к врагам приближался к городским укреплениям и расположился лагерем на расстоянии полета стрелы. В это время Октавий и его сторонники из-за происходивших перебежек и посольств к Цинне все еще не знали, что делать, пребывали в страхе и не решались что-либо предпринять. Сенат находился в очень затруднительном положении. Ему было тяжело отрешить от должности жреца Юпитера, Луция Мерулу, состоявшего консулом вместо Цинны и ни в чем не провинившегося. Скрепя сердце, ввиду грозивших несчастий сенат снова отправил к Цинне послов как к консулу. Не ожидая ничего хорошего, послы просили только об одном: пусть Цинна поклянется не производить резни. Принести клятву Цинна счел ниже своего достоинства, а обещал только, что по своей воле он не будет виновен в убийстве хотя бы одного человека. Октавию же, который по обходным дорогам чрез другие ворота вошел в город, Цинна рекомендовал не попадаться ему на глаза, чтобы с ним не случилось чего-либо против воли Цинны. Вот какой ответ дал послам Цинна, стоявший, как консул, на высокой кафедре. Марий, стоявший около кресла Цинны, держал себя спокойно, но по насупленному выражению его лица видно было, какая ожидается резня. Сенат принял условия Цинны и приглашал его и Мария войти в город. Сенат понимал, что это дело рук Мария, а Цинна только подписался под его условиями. Марий иронически заметил, что для изгнанников нет входа в город. И тотчас же трибуны постановили аннулировать изгнание Мария и всех прочих, изгнанных в консульство Суллы.

71. Лишь тогда Марий и Цинна вступили в город. Все встречали их со страхом. И прежде всего стало подвергаться беспрепятственному разграблению имущество тех лиц, которые, по мнению Мария и Цинны, были их противниками. Октавию они еще раньше послали клятвенное ручательство в его безопасности, а жрецы и предсказатели предвещали Октавию, что с ним ничего худого не произойдет. Однако друзья его советовали ему скрыться. Но Октавий, объявив, что он как консул никогда не покинет города, оставив его центральную часть, прошел со знатнейшими лицами и с частью войск на Яникул и там сел в консульском одеянии на кресло, имея по сторонам как консул ликторов с фасциями. Когда к Октавию устремился с несколькими всадниками Цензорин, тогда снова друзья Октавия и стоявшее около него войско убеждали его бежать и даже привели к нему коня, Октавий и тогда не двинулся с места и ожидал смерти. Цензорин отрубил ему голову и принес ее Цинне. Впервые голова консула была повешена на форуме пред ораторской трибуной. Потом и головы всех прочих убитых стали вешать там же. И эта гнусность, начавшаяся с Октавия, не прекратилась и позже, применялась в отношении всех тех, кто был убит их врагами. Тотчас же рассыпались во все стороны сыщики и стали искать врагов Мария и Цинны из числа сенаторов и так называемых всадников. Когда погибали всадники, дело этим и кончалось. Зато головы сенаторов, все без исключения, выставлялись пред ораторской трибуной. Во всем происходившем не видно было ни почтения к богам, ни боязни мести со стороны людей, ни страха перед мерзостью таких поступков. Мало было того, что поступки эти были дикие; с ними соединились и безнравственные картины. Сначала безжалостно людей убивали, затем перерезывали у убитых уже людей шеи и, в конце концов, выставляли жертвы напоказ, чтобы устрашить, запугать других или просто чтобы показать безнравственное зрелище.

72. Гай Юлий и Луций Юлий, родные братья, Ацилий Серран, Публий Лентул, Гай Нумиторий, Марк Бебий были убиты, будучи захвачены на пути. Красс, преследуемый вместе с сыном, во время преследования успел убить сына, сам же был убит преследователями. Оратор Марк Антоний укрылся в поместье. Землевладелец спрятал его и радушно принял. Но так как он чаще обыкновенного посылал раба на постоялый двор купить там вина, то продавец спросил, почему он так часто к нему заходит. Раб сказал продавцу на ухо почему и, купив вина, вернулся домой. Продавец тотчас же побежал к Марию, чтобы сделать донос. Марий, услышав, подскочил от радости и бросился сам расправляться с Антонием. Так как друзья удерживали Мария, был послан с отрядом войска в дом, где находился Антоний, военный трибун. Антоний, мастер говорить, зачаровал их длинною речью, причем долго и на всякие лады распространялся обо всем и возбудил к себе сожаление. Наконец, трибун, не понимая в чем дело, сам вбежал в помещение, занимаемое Антонием, и нашел своих солдат слушающими его. Трибун убил Антония посреди его речи и голову его отослал Марию.

73. Корнута, спрятавшегося в одной хижине, рабы спасли при помощи хитрости. Они отыскали какой-то труп и положили его на костер. Когда пришли сыщики, они подожгли костер и сказали, что это горит их господин, который задушил себя. Так Корнут спасся благодаря своим слугам. Квинт Анхарий подстерегал Мария в то время, когда тот собирался приносить жертву на Капитолии. Анхарий надеялся, что храм послужит ему местом примирения с Марием. Но последний, начав жертвоприношение, приказал стоявшим около него умертвить тотчас же на Капитолии Анхария, когда тот подходил к нему и собирался его приветствовать; головы Анхария, оратора Антония, всех прочих, кто был или консулом или претором, были выставлены на форуме. Никому не разрешено было предавать погребению кого-либо из числа убитых; тела их растерзали птицы и псы. Безнаказанно убивали друг друга политические противники; другие подвергнуты были изгнанию, у третьих было конфисковано имущество, четвертые были смещены с занимаемых ими должностей. Законы, изданные при Сулле, были отменены. Все друзья его предавались смерти, дома их отдавались на разрушение, имущество конфисковывалось, владельцы его объявлялись врагами отечества. Искали даже жену и детей Суллы, но они успели бежать. Вообще недостатка в многочисленных и разнообразных бедствиях не было.

74. Помимо всего этого, Марий и Цинна после стольких убийств, совершенных без судебного разбирательства, пожелали еще придать своей власти видимость законности и выдвинули обвинителей против жреца Юпитера Мерулы, будучи разгневаны на него за то, что он, хотя и с соблюдением законного порядка, был преемником Цинны по консульству. То же самое сделали они в отношении Лутация Катула, бывшего сотоварищем Мария по консульству во время войны с кимврами и спасенного им в свое время. Дело в том, что Катул проявил в отношении Мария неблагодарность и самым решительным образом стоял за его изгнание. И Мерула и Катул содержались под тайным арестом, а когда наступил назначенный день, вызваны были в суд, — обвиненные могли быть привлечены к суду лишь после четырехкратного объявления и в законом установленные сроки. Мерула вскрыл себе артерии, оставив записку, в которой он писал, что, вскрывая себе артерии, он снял свой головной убор — не дозволено было в нем умирать жрецу. Катул в только что просмоленном и сыром еще помещении разогрел уголья и добровольно задохнулся. Так погибли они оба. Рабы же, перебежавшие к Цинне, согласно его объявлению получившие свободу и служившие теперь в войске Цинны, вторгались в дома, грабили их и убивали всех, кто попадался им под руку. Некоторые из рабов расправлялись преимущественно со своими бывшими господами. Цинна неоднократно запрещал им делать это, но они его не слушались. Тогда Цинна в одну ночь, когда рабы спали, окружил их отрядом, состоящим из галлов, которые всех рабов и перебили. Так рабы получили должное возмездие за проявленное ими неоднократно нарушение верности к своим господам.

75. На следующий год36 консулами были избраны Цинна во второй раз, Марий в седьмой. Таким образом исполнилось предсказание о семи орлятах после изгнания и осуждения Мария на смерть как врага отечества. Однако Марий умер в первый же месяц своего консульства, в то время когда он строил всякого рода жестокие планы против Суллы. Избранного на место Мария Валерия Флакка Цинна откомандировал в Малую Азию, а после смерти его взял в товарищи по консульству Карбона.

76. Тем временем Сулла спешил вернуться в Рим и обратиться на своих врагов, быстро покончив37, как мною рассказано, с Митридатовой войной; в течение менее трех лет он истребил 160 000 людей, подчинил римлянам Грецию, Македонию, Ионию, Малую Азию и многие другие народы, принадлежавшие ранее Митридату, самого царя лишил всего его флота и ограничил его власть обладанием исключительно только его отцовским наследием. Сулла возвратился с большим преданным ему войском, хорошо вышколенным, гордящимся его подвигами; он имел при себе также много кораблей, денег, замечательное вообще снаряжение. Враги Суллы настолько боялись его, что Карбон и Цинна, в страхе перед ним, отправили людей по всей Италии собирать деньги, войска, хлеб. Вместе с тем они привлекли в число своих сторонников знатных, а в италийских городах возбуждали в особенности новых граждан, указывая на то, что из-за них они попали в такую передрягу. Были отремонтированы суда, созван флот, стоявший в Сицилии. Он охранял морское побережье. Таким образом, и со стороны Цинны и Карбона, отчасти из страха, не было недостатка в быстрых и энергичных подготовительных действиях.

77. Тем временем Сулла, полный горделивых чувств, отправил в сенат послание, в котором перечислял, что он совершил, будучи еще квестором, в Африке против Югурты-нумидийца, что, в качестве легата, в Кимврийскую войну, что, как претор, в Киликии, что, как консул, в Союзническую войну. Всего же более он гордился своими недавними подвигами против Митридата, причем перечислял подробно те народы, подвластные ранее последнему, которые он присоединил теперь к римлянам. Нисколько не менее гордился он и тем, что приютил у себя находившихся в бедственном положении бежавших к нему лиц, изгнанных из Рима Цинною, несчастия которых он облегчил. В награду за все это, писал Сулла, партийные недруги объявили его врагом отечества, разрушили его дом, убили его друзей; его жена и дети с трудом спаслись к нему. Теперь он немедленно же явится на помощь Риму и отомстит врагам за все ими содеянное. Всем причем гражданам, в том числе и новым, Сулла обещал наперед полное прощение. Когда послание Суллы было прочитано, всех обуял страх. Были отправлены к нему послы, которые должны были постараться примирить его с его врагами и объявить: если он нуждается в обеспечении своей личной безопасности, пусть как можно скорее известит об этом сенат. Цинне и его сторонникам было запрещено набирать войско, пока не придет от Суллы ответ. Они обещали исполнить это. Но лишь только уехали послы, Цинна и Карбон тотчас же сами назначили себя консулами и на следующий год, чтобы из-за выборов не спешить с возвращением. Вместе с тем Цинна и Карбон объезжали Италию, осматривали войско и переправляли его по частям на кораблях в Либурнию, чтобы оттуда выступить против Суллы.

78. Первый отряд войска благополучно переправился. А когда переправляли следующий отряд, поднялась буря, и те солдаты, которые успели спастись на сушу, немедленно же разбежались по своим городам под предлогом, что по доброй воле они не желают идти сражаться с гражданами. Тогда все прочие, узнав это, объявили, что они вовсе не желают отправляться в Либурнию. В гневе Цинна созвал их на собрание, чтобы там им пригрозить. Но солдаты явились тоже не с добрыми чувствами и собирались себя защищать. В это время один из ликторов, шедший пред Цинною, ударил одного попавшегося ему на глаза солдата. Тогда другой солдат ударил ликтора. Цинна приказал его схватить. Поднялся всеобщий крик, в Цинну полетели камни. Стоявшие близко к Цинне обнажили кинжалы и закололи его. Так и Цинна умер в бытность свою консулом38. Карбон стал звать идти на Рим переправившихся из Либурнии, но сам, боясь всего происшедшего, не входил в Рим, несмотря на то, что народные трибуны очень звали его на выборы сотоварища по должности. Лишь после того как трибуны пригрозили Карбону объявить его частным человеком, он вернулся в Рим и назначил консульские выборы. Но в этот день были неблагоприятные знамения, и Карбон назначил другой день. Но и тогда молния ударила в храм Луны и Цецеры, и авгуры перенесли выборы на летнее солнцестояние. Консулом остался один Карбон.

79. Послам, явившимся к Сулле от сената, он дал такой ответ: никогда он не будет другом людей, совершивших такие преступления, однако он не имеет ничего против, если сам город предоставит им возможность спастись; безопасность же в будущем как им, так и нашедшим у него приют он имеет возможность доставить в большей степени, имея на своей стороне преданное войско. Из одного этого ответа становилось совершенно ясно, что Сулла не собирается распустить свою армию и что он помышляет уже о тирании. Вместе с тем Сулла потребовал от послов возвратить ему принадлежащее ему звание, его имущество, должность жреца, все привилегии, какими он раньше пользовался, все полностью. Для переговоров об этом Сулла вместе с послами отправил своих людей. Они тотчас же, как только узнали, что Цинна умер и что в Риме нет правительства, вернулись из Брундизия к Сулле без всякого результата39. Сулла с пятью италийскими легионами, 6 000 конницы, присоединив отряды из Пелопоннеса и Македонии, — в общей сложности с сорокатысячной армией двинулся из Пирея в Патры, а из Патр в Брундизий на 1 600 судах. Брундизий впустил Суллу без боя; за это он даровал городу позже освобождение от податей, которым он пользуется и по сие время. Из Брундизия Сулла двинулся с войском вперед.

80. По собственному почину вышел к нему навстречу с отрядом союзного войска бывший тогда еще проконсулом Цецилий Метелл Пий; он давно уже был избран для окончания Союзнической войны, но не возвращался в Рим из-за господства там Цинны и Мария, а ожидал исхода событий в Лигурии. Лица, избранные в проконсулы, сохраняли свои полномочия до своего возвращения в Рим. Вслед за Метеллом явился к Сулле Гней Помпей, вскоре получивший прозвище Великого, сын Помпея, убитого молнией и не считавшегося в числе лиц, благорасположенных к Сулле. Помпей-сын, чтобы не возбудить против себя никаких подозрений, прибыл во главе легиона, набранного им в Пицене, где отец его снискал себе очень высокую репутацию. Вскоре после того Помпей-сын набрал и еще два легиона и оказался в высокой степени полезным Сулле. Поэтому-то он относился к Помпею, несмотря на его молодость, с почтением, так что, говорят, когда Помпей являлся к Сулле, последний только перед ним одним вставал. По окончании войны Сулла послал Помпея в Африку прогнать оттуда сторонников Карбона и водворить на царском престоле Гиемпсала, выгнанного нумидийцами. Сулла разрешил Помпею получить триумф над нумидийцами. Помпей тогда был еще молодым человеком и принадлежал только к сословию всадников. С тех пор Помпей пошел сильно в гору, послан был в Испанию против Сертория и позднее в Понт против Митридата. К Сулле явился и Цетег, прежде злейший его противник из партии Цинны и Мария, изгнанный вместе с ними из Рима. Теперь Цетег пришел к Сулле в качестве умоляющего о защите и предоставлял свои услуги на все, чего Сулла ни пожелает.

81. Обладая большим войском, имея на своей стороне многих друзей из числа знати и пользуясь ими в качестве подначальных по командованию лиц, Сулла и Метелл, оба в звании проконсулов, двинулись вперед. Сулла, получивший звание проконсула в войне с Митридатом, решил не слагать с себя этой должности, хотя Цинна и объявил его врагом отечества. Сулла шел в Рим, питая жесточайшую, хотя и скрываемую, вражду против своих врагов. Римляне, остававшиеся в городе, хорошо знавшие нрав Суллы и помнившие его прежний штурм и захват Рима, были в страхе при мысли об изданных против Суллы декретах, о разрушении его дома, о конфискации его имущества, об убийстве его друзей, о случайном спасении его потомства. Они считали, что средины для них нет — либо победа, либо окончательная гибель. Поэтому в страхе они примкнули к консулам против Суллы, послали в Италию за войском, продовольствием, деньгами; как бывает всегда во время крайней опасности, была проявлена тут большая энергия, огромное рвение.

82. Гай Норбан и Луций Сципион, бывшие тогда консулами, вместе с ними Карбон, бывший консулом в прошлом году, одинаково с прочими были враждебно настроены к Сулле, но они испытывали большой страх при мысли о том, что они натворили. Норбан, Сципион и Карбон собрали в Риме армию, какую могли, присоединили к ней войско, набранное из Италии, и двинулись против Суллы, каждый в отдельности. Их армия состояла сначала из 200 когорт, по 500 человек в каждой, позже силы их увеличились. Общественное настроение было скорее в пользу консулов, чем на стороне Суллы, шедшего против родины, что создавало ему репутацию врага, тогда как консулы, хотя они и действовали в своих личных интересах, выступали все же на защиту отечества. К тому же большинство граждан в Риме чувствовало себя соучастниками во всех преступлениях, совершенных консулами, и стояло на их стороне из страха. Они хорошо знали, что Сулла думает не о наказании их либо об их исправлении, либо же об их устрашении, но что у него в мыслях всеобщая гибель, смертные приговоры, конфискации, убийства. И в своих предположениях они не ошиблись. Война уничтожила все. Зачастую в одной битве гибло 10 000-20 000 человек, а в окрестностях Рима с обеих сторон погибло 50 000. В отношении каждого из оставшихся в живых, в отношении городов Сулла не останавливался ни перед какими жестокостями до тех пор, пока он не объявил себя единоличным владыкою всего римского государства на тот срок, который представлялся ему желательным и нужным.

83. Само божество, казалось, предсказало все это для теперешней войны. Необъяснимые ужасные явления наблюдаемы были многими, и отдельными лицами и массами, по всей Италии. Стали вспоминать об ужасных старинных предсказаниях. Было много чудес: мул разрешился от бремени, беременная женщина родила змею вместо ребенка, бог послал сильное землетрясение, в Риме рухнули некоторые храмы. Все это римляне воспринимали с тяжелым настроением. Капитолийский храм, построенный почти за 400 лет до того, сгорел, причем никто не знал причины пожара. Все это воспринималось массою как указания на предстоящую гибель Италии и самих римлян, как на завоевание самого города и ниспровержение существующего государственного строя.

84. Война началась с того момента, как Сулла в 174-ю олимпиаду высадился в Брундизии. Ее продолжительность в сравнении со значительностью всех происшедших событий, которые быстро следовали друг за другом, подгоняемые личной ненавистью к врагам, была незначительна. Поэтому и самые страдания, вызванные этим быстрым ходом событий, оказались более сильными, более острыми. И, тем не менее, война по всей Италии тянулась третий год, пока Сулла достиг господства. В Испании война продолжалась долгое время даже после смерти Суллы. Велико было число битв, стычек, осад городов и прочих разнообразных видов военных действий, в которых принимали участие полководцы, и все эти военные действия были замечательны. Наиболее же важные и достойные упоминания в общем были следующие:

Первая битва проконсулов с Норбаном была около Канузия. У Норбана погибло 6 000, у Суллы 70 человек; было много раненых. Норбан отступил после этого в Капую.

85. Против Суллы и Метелла, стоявших около Теана, выступил Луций Сципион с другим войском, вялым и желавшим мира. Узнав об этом, Сулла отправил к Сципиону послов с предложением заключить мир, не столько потому, что он надеялся добиться его или нуждался в нем, сколько потому, что он рассчитывал на волнения среди войска. Это и произошло. Сципион получил в результате состоявшегося свидания заложников и спустился на равнину; так как с обеих сторон в переговорах участвовало только трое, то нельзя было узнать содержание их. По-видимому, Сципион отложил окончательный ответ и послал насчет условий переговоров к своему сотоварищу по должности, Норбану, вестника Сертория, войска же противников оставались в бездействии, ожидая ответа Норбана. Серторий на пути захватил Суессу, бывшую на стороне Суллы. Сулла выразил за это претензию Сципиону, а последний, или потому, что он знал о том, что произошло с Суллой, или потому, что он не получил еще ответа от Норбана, — образ действия Сертория, действительно, был неожиданным, — отослал Сулле заложников. Немедленно после этого армия Сципиона, обвинявшая консулов в беспричинном захвате Суессы во время перемирия и в отсылке заложников, чего никто не требовал, тайно согласилась перейти на сторону Суллы, когда он подойдет ближе. После того как это произошло, тотчас же все войско Сципиона перешло на сторону Суллы, так что последний захватил консула Сципиона и его сына Луция, которые оставались одни из всего войска в шатре и были в большом затруднении. Мне кажется, что несчастье Сципиона обнаружило недостаток в нем способности командовать, коль скоро все его войско без его ведома могло заключить столь важный договор.

86. Сципиона и его сына, не будучи в состоянии их переубедить, Сулла отослал обратно, не причинив им никакого вреда. К Норбану в Капую он отправил для ведения мирных переговоров других лиц из опасения, что большая часть Италии стоит еще на стороне консулов, или желая и в отношении Норбана, так же как и в отношении Сципиона, действовать хитростью. Потерпев тут неудачу, — Норбан даже не дал никакого ответа Сулле, так как он, по-видимому, боялся, чтобы тот не поставил его в такое же незавидное положение пред войском, что и Сципиона, — Сулла снялся с лагеря и двинулся вперед, предавая всю вражескую территорию опустошению. Так же поступал на других дорогах Норбан. Карбон поспешил тем временем в Рим и вынес постановление считать врагами отечества Метелла и прочих сенаторов, примкнувших к Сулле. В это время сгорел Капитолийский храм. Ходили слухи, что это дело рук или Карбона, или консулов, или кого-либо, подосланного Суллой. Точных сведений не было, и я не могу сообщить причины, почему храм сгорел. Серторий, давно уже избранный полководцем в Испанию, теперь, после взятия Суессы, бежал туда и, хотя прежние полководцы не хотели принять его, Серторий и в Испании причинил много хлопот римлянам. Между тем у консулов войско все прибывало и прибывало из большей части Италии, державшейся на их стороне, а также из соседившей с Эриданом Галлии. Не оставался в бездействии и Сулла. Он рассылал своих людей по Италии, куда только мог, и собирал войско, действуя дружелюбным обхождением, страхом, деньгами, обещаниями. В этих приготовлениях прошла остальная часть лета.

87. На следующий год40 консулами стали Папирий Карбон во второй раз и Марий, которому было всего 27 лет, племянник знаменитого Мария. Зима и большая стужа парализовали с обеих сторон все предприятия. В начале весны у реки Эзина, к юго-востоку, возгорелась жестокая битва между Метеллом и Кариною, полководцем Карбона. Карина понес большие потери, был обращен в бегство, все же окрестные места от консулов перешли на сторону Метелла. Самого Метелла настиг Карбон, расположился лагерем вокруг него и не выпускал его до тех пор, пока Марий второй, консул, не потерпел поражения в большой битве у Пренесте. Узнав об этом, Карбон перенес свою ставку и вошел в Аримин. Карбона с тыла теснил Помпей. С поражением же у Пренесте дело обстояло так. Сулла захватил Сетий, после чего Марий, расположившийся лагерем вблизи него, подался немного назад. Прибыв к так называемой священной гавани, он выстроил войско в боевой порядок и дрался храбро. Когда левый фланг начал сдавать свои позиции, пять когорт пехоты и две турмы конницы не устояли и дали сигнал к отступлению, побросали свои знамена и передались на сторону Суллы. Для Мария это тотчас же послужило началом несчастного поражения. Все войско под ударами врагов побежало в Пренесте, а Сулла скорым маршем преследовал его. Жители Пренесте приняли первых из числа бежавших, но так как Сулла напал на Пренесте, его жители заперли городские ворота, и Марий был поднят в город на веревках. После того последовала новая большая резня у городских стен, причем Сулла захватил множество пленных; оказавшихся среди них самнитов, как бывших и всегда злыми врагами римлян, он велел всех перебить.

88. В те же самые дни Метелл одержал победу над другою армиею Карбона, причем Метеллу передались уцелевшие в битве пять когорт. Помпей победил Марция у города Сены и разграбил город. Сулла, заперев Мария в Пренесте, отрезал город от сообщения с остальным миром на большое расстояние посредством рва и укреплений, поручив исполнение всего этого дела Лукрецию Офелле; он хотел одолеть Мария уже не сражением, а голодом. Марий, не ожидая в дальнейшем ничего хорошего, поспешил прежде всего расправиться со своими личными врагами. Он послал приказ Бруту, бывшему претором в Риме, собрать под каким-нибудь предлогом сенат и уничтожить Публия Антистия, Папирия Карбона второго, Луция Домиция, Муция Сцеволу, исполнявшего в Риме высшую жреческую должность. Двое из поименованных лиц были, согласно приказанию Мария, умерщвлены в сенате, причем убийцы были допущены в самое помещение сената. Домиций был убит, когда он пустился бежать, выходя из сената, а недалеко от него убит был и Сцевола. Тела убитых были брошены в Тибр — уже вошло в обычай не хоронить их. Сулла вел свою армию, разделив ее на отряды, на Рим по различным дорогам, приказал ей захватить городские ворота, а в случае неудачи идти к Остии. Города, мимо которых проходило войско, в страхе принимали Суллу, а самый Рим при его приближении открыл перед ним ворота. Жителей его угнетал голод; к тому же они привыкли ожидать в будущем более сильные бедствия по сравнению с настоящим.

89. Сулла, узнав об этом, тотчас подступил к Риму и расположил войско перед его воротами на Марсовом поле, а сам вошел в город. Все его противники разбежались. Их имущество было тотчас же конфисковано и пущено в продажу. Сулла созвал народ на собрание. Там он выразил сожаление о неизбежности всего происходящего, но приказал крепиться, так как все это тотчас же прекратится, и государственный порядок должным образом наладится. Поспешно устроив все необходимое и поставив во главе города некоторых из своих сторонников, он двинулся к Клузию, где война была еще в полном разгаре. В это время к консулам присоединилась кельт-иберская конница, посланная находившимися в Испании полководцами. При происшедшей у реки Глания кавалерийской битве Сулла уничтожил 50 всадников, 270 кельт-иберов перебежало к нему, остальных перебил Карбон или из досады на то, что сородичи их перебежали к врагу, или из страха, как бы этого не случилось и с этими. В то же время Сулла с другим отрядом войска разбил врагов у Сатурнии, а Метелл, продвигаясь обходным маршем в окрестностях Равенны, занял территорию Урии, богатую пшеницей равнину. Другие сторонники Суллы вошли посредством измены ночью в Неаполь, перебили всех жителей, кроме немногих успевших бежать, и захватили городские триремы. Между Суллою и Карбоном около Клузия шла жестокая битва с утра до вечера. Противники, оказавшиеся одинаково боеспособными, разошлись, когда стемнело.

90. На Сполетской равнине Помпей и Красс, полководцы Суллы, перебили до 3 000 человек из войска Карбона и приступили к осаде выступавшего против них Карины. Осада продолжалась до тех пор, пока Карбон не послал на подмогу Карине другое войско. Сулла, узнав об этом, устроил засаду и перебил до 2 000 человек из проходившего мимо него войска. Карина ночью, в темноте, когда шел большой дождь, бежал. Осаждавшие что-то заметили, но из-за дождя не обратили на это внимания. Карбон отправил к Пренесте Марию, своему сотоварищу по должности, Марция с 8 легионами, узнав, что Марий бедствует от голода. Помпей, устроив засаду в узком проходе, напал на эти легионы, обратил их в бегство, многих перебил, а остальных окружил на одном холме. Марций, не погасив сторожевых огней, бросился в бегство. Войско, поставив ему в вину то, что он попал в засаду, устроило большой бунт, и один легион целиком, со знаменами, не получив никакого приказания, вернулся в Аримин, а остальные по частям разошлись по своим родным городам, так что у полководца осталось всего лишь 7 когорт. Марций, потерпев такую неудачу, вернулся к Карбону. Тем временем Марк Лампоний из Лукании, Понтий Телесин из Самния, Гутта из Капуи с 70 000 человек спешили высвободить Мария из осады. Но Сулла в узком месте, через которое только и возможно было пробраться, отрезал им путь. Тогда Марий, отчаявшись откуда-нибудь получить помощь со стороны, воздвиг укрепление на большом открытом месте, свез туда боевые машины, собрал войско и пытался вооруженной силой одолеть Лукреция. Ничего не достигнув после многодневных и разнообразных попыток, Марий снова оказался запертым в Пренесте.

91. В те же самые дни Карбон и Норбан по пути к Фавенции подошли незадолго до вечера к лагерю Метелла и, несмотря на то, что оставался всего только один час дня, а кругом лежал частый виноградник, как бы совершенно потеряв рассудок и руководствуясь только раздражением, выстроили войска в боевой порядок, понадеявшись этим неожиданным маневром напугать Метелла. Они потерпели, конечно, поражение в местности, непригодной для боя, к тому же в неурочное время, и попали в гущу растений, причем потеряли много людей. Погибло около 10 000, перебежало к врагу до 6 000, остальные настолько были разобщены между собою, что лишь 1 000 в строевом порядке вернулась в Аримин. Другой легион луканцев, под предводительством Альбинована, узнав о поражении, перешел, несмотря на раздражение Альбинована, к Метеллу. Сам Альбинован не был в состоянии воспрепятствовать их стремительному порыву и вернулся к Норбану, а по прошествии немногих дней вступил в тайные переговоры с Суллою. Получив от него заверение в своей безопасности, если он совершит что-либо замечательное, он пригласил в гости Норбана и бывших у него полководцев, Гая Антипатра и Флавия Фимбрию, брата того Фимбрии, который покончил с собою в Малой Азии, и всех других командиров из войска Карбона, которые тогда были налицо. Когда они все явились, за исключением Норбана, — он один только не пришел, — Альбинован всех их перебил в то время, когда они сидели за столом, а сам бежал к Сулле. Норбан, узнав, что после этого несчастья на сторону Суллы перешел Аримин и многие другие стоявшие поблизости войска, потерял всякое доверие к своим друзьям и уверенность в них — так всегда бывает при несчастьях, — сел на судно, принадлежавшее какому-то частному лицу, и отплыл на Родос. Когда позже Сулла стал требовать выдачи Норбана, а родосцы колебались, как им поступить, Норбан покончил с собою на городской площади.

92. Карбон послал Дамасиппа отвести два других легиона в Пренесте: он чрезвычайно спешил высвободить из осады Мария. Но и эти легионы не могли пройти через охраняемые Суллою узкие проходы. Вся часть Галлии, простирающаяся от Равенны до Альп, передалась целиком на сторону Метелла, а Лукулл одержал около Плаценции победу над другою частью войска Карбона. Узнав об этом, последний, хотя у него стояло еще 30 000 войска под Клузием, были два легиона Дамасиппа и другие два легиона Карины и Марция, хотя самниты сражались, — правда неудачно, — с рвением и с большими силами на его стороне около узких проходов, Карбон, несмотря на все это, потерял всякую надежду и по малодушию убежал с друзьями из Италии в Африку, будучи еще консулом; он намеревался укрепиться теперь вместо Италии в Африке. Оставшаяся часть войска Карбона, стоявшая под Клузием, вступила в битву с Помпеем и потеряла в ней до 20 000 человек. При этой очень чувствительной неудаче и остальная часть этой армии разбрелась по частям по разным городам. Карина, Марций и Дамасипп со всеми бывшими в их распоряжении военными силами отступили к узким проходам, чтобы совместно с самнитами с напряжением всех сил во что бы то ни стало прорваться через проходы. Когда это не удалось, они двинулись против Рима, намереваясь овладеть городом, обезлюдевшим и лишенным продовольствия. В расстоянии ста стадий они раскинули лагерь на территории альбанцев.

93. Сулла, в тревоге за город, быстро отправил вперед конницу, чтобы преградить врагам путь, а сам, сосредоточив свои силы у Коллинских ворот, расположился в полдень лагерем около храма Венеры в то время, когда враги уже раскинули лагерь у города. В происшедшей к вечеру битве Сулла одержал верх на правом фланге, левый же фланг, потерпевший неудачу, бежал к воротам. Старые солдаты, стоявшие на стенах, завидев, что враги вбегают вместе с солдатами левого фланга в ворота, захлопнули ворота при помощи машины; при этом погибло много солдат и много сенаторов, а все остальные от страха и в силу необходимости обратились против неприятеля. Сражение продолжалось всю ночь, и много народа было перебито. В числе убитых были командиры Телесин и Альбин, лагери которых были захвачены. Луканец Лампоний, Марций, Карина и все прочие бывшие с ними командиры из партии Карбона бежали. С обеих сторон в этом деле погибло, кажется, 50 000 человек. Пленных, число которых превышало 8 000 и большинство которых были самниты, Сулла приказал прикончить. Спустя день к нему были доставлены попавшие в плен Марций и Карина. И их обоих, хотя они и были римляне, Сулла не пощадил, а, убив, отослал их головы в Пренесте к Лукрецию, чтобы он пронес их вокруг стен города.

94. Жители его при виде этого и узнав, что вся армия Карбона погибла, что сам Норбан бежал из Италии, что вся прочая Италия и Рим добровольно подчинились Сулле, сдали Пренесте Лукрецию, Марий скрылся в подземный ров, где немного времени спустя и покончил с собою. Лукреций, отрубив его голову, отправил ее Сулле. Говорят, Сулла, положив ее на форуме пред рострами, надсмеялся над молодостью консула и сказал: «Нужно сначала стать гребцом, а потом управлять рулем». Лукреций, одолев Пренесте, немедленно приказал казнить одних подначальных Марию командиров из числа сенаторов, других посадил под арест. Их убил прибывший затем в Пренесте Сулла. Всем жителям Пренесте Сулла приказал выйти вперед, без оружия, на равнину. Когда они вышли, Сулла отделил очень немногих, тех, которые были ему в чем-либо полезны, остальным приказал собраться в три отдельные друг от друга группы, состоявшие из римлян, самнитов и пренестинцев. Когда они так сгруппировались, он объявил римлянам: хотя их поступки и достойны смерти, он их все-таки прощает, зато всех других приказал перебить, но их жен и детей он отпустил, не причинив им никакого вреда. Самый город, бывший среди тогдашних городов очень богатым, Сулла отдал на разграбление. Таким образом, пал и Пренесте. Но другой город, Норба, все еще энергично сопротивлялся, пока Эмилий Лепид не проник в него ночью при содействии измены. Жители Норбы, разгневанные этою изменою, одни сами покончили с собой, другие по взаимному соглашению убивали друг друга, третьи умерщвляли себя через повешение, наконец, были и такие, которые запирали двери своих домов и поджигали их. Поднявшийся сильный ветер так истребил огнем город, что от него не осталось никакой добычи. Так самоотверженно погибли жители Норбы.

95. Когда с войной в Италии было покончено мечом и огнем, полководцы Суллы стали объезжать города и в тех из них, которые возбуждали подозрение, ставили гарнизоны. Помпей был послан в Африку против Карбона и в Сицилию против тамошних его приверженцев. Сам Сулла созвал римлян в собрание, на котором он много и велеречиво говорил о себе, но вместе с тем наговорил и много ужасов для устрашения других. Он заявил, что улучшит положение народа, если его будут слушаться; зато по отношению к своим врагам он не будет знать никакой пощады вплоть до причинения им самых крайних бедствий; точно так же он жестоко расправится со всеми преторами, квесторами, военными трибунами, со всеми прочими, кто помогал его врагам с того дня, когда консул Сципион не сдержал заключенного с Суллою соглашения. Сразу же после этого Сулла присудил к смертной казни до 40 сенаторов и около 1 600 так называемых всадников. Сулла, кажется, первый составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги — кто донесет, наказания — кто приговоренных укроет. Немного спустя он к проскрибированным сенаторам прибавил еще других. Все они, будучи захвачены, неожиданно погибали там, где их настигли, — в домах, в закоулках, в храмах; некоторые в страхе бросались к Сулле и их избивали до смерти у ног его, других оттаскивали от него и топтали. Страх был так велик, что никто из видевших все эти ужасы даже пикнуть не смел. Некоторых постигло изгнание, других — конфискация имущества. Бежавших из города всюду разыскивали сыщики и, кого хотели, предавали смерти.

96. Были убиты, подверглись изгнанию, конфискации имущества, многие из числа тех италийцев, которые повиновались Карбону, Норбану, Марию или их подначальным командирам. По всей Италии учреждены были над этими лицами жестокие суды, причем выдвигались против них разнообразные обвинения. Их обвиняли или в том, что они были командирами, или в том, что служили в войске, или в том, что вносили деньги или оказывали другие услуги, или вообще в том, что они подавали советы, направленные против Суллы. Поводами к обвинению служили гостеприимство, дружба, дача или получение денег в ссуду. К суду привлекали даже за простую оказанную услугу или за компанию во время путешествия. И всего более свирепствовали против лиц богатых. Когда единоличные обвинения были исчерпаны, Сулла обрушился на города и их подвергал наказанию, либо срывая их цитадели, либо разрушая их стены, или налагая на граждан штрафы, или истощая их самыми тяжелыми поборами. В большую часть городов Сулла отправил колонистов из служивших под его командою солдат, чтобы иметь по всей Италии свои гарнизоны; землю, принадлежавшую этим городам, находившиеся в них жилые помещения Сулла делил между колонистами. Это снискало их расположение к нему и после его смерти. Так как они не могли считать свое положение прочным, пока не укрепятся распоряжения Суллы, то они боролись за дело Суллы и после его кончины.

Пока все это происходило в Италии, Карбон со многими знатными убежал из Ливии в Сицилию, а оттуда на остров Корсику, где он был схвачен посланным Помпеем отрядом. И всех прочих Помпей приказал сопровождавшим его лицам убивать, не приводя даже к нему. Карбона же, бывшего три раза консулом, он велел связанным привести к себе, поносил его при всем народе, а затем убил и голову его послал Сулле.

97. Когда Сулла расправился со своими врагами, как хотел, и когда у него оставался один только враг — Серторий, да и тот был далеко, он послал против него в Испанию Метелла. В Риме Сулла устроил все по своему желанию. Не было и речи о каких-либо законах или о голосованиях или о выборах по жребию: все от страха дрожали, попрятались, безмолвствовали. Было постановлено признать прочно закрепленными и не подлежащими контролю все распоряжения Суллы, сделанные им в бытность его консулом и проконсулом. Ему воздвигли позолоченную конную статую перед рострами и сделали подпись: «Статуя Корнелия Суллы, счастливого императора». «Счастливым» называли его льстецы вследствие постоянно сопутствующего ему счастья в борьбе с врагами. И лесть эта закрепилась затем в прозвище, данном Сулле. Я встретил в одном сочинении, что Сулла был провозглашен «Эпафродитом» в этом постановлении, и это сообщение мне показалось не невероятным, так как он носил также прозвище «Фауст»; последнее прозвище по своему значению очень близко к «счастливый» и «изящный». Имеется и подтверждающее это предсказание оракула, данное некогда Сулле, когда он вопрошал о своем будущем:

«Римлянин, мне повинуйся! Киприда великую силу Роду Энея дала. Бессмертным богам ежегодно Первинки не забывай от плодов уделять и подарки Богу Дельфийскому шли! У подножия снежного Тавра Город обширный лежит, — он по имени назван Киприды, В городе том обитают карийцы. Там сложишь секиру, И осенит тебя власть своею широкою тенью».

Какое бы прозвище ни постановили даровать Сулле римляне, воздвигая его статую, мне кажется, они сделали это, либо желая скрыто посмеяться над ним, либо умилостивить его. Сам он послал в Дельфы золотой венок и золотую секиру с такою надписью:

«Сулла владычный дары посвящает тебе, Афродита, Видел тебя он такою во сне, — ты в доспехах Ареса Шла по рядам войсковым, бранной отвагой дыша!»

98. Сулла поистине был царем или тираном не по избранию, а по силе и мощи. Ему, однако, нужна была хотя бы видимость того, что он избран, и он достиг этого следующим образом. Древние римские цари были царями в силу присущей им доблести. И когда кто-либо из них умирал, правили поочередно сенаторы в течение пяти дней, пока народ не ставил на царствование другого царя. Этого пятидневного правителя называли «междуцарем» — он был царем на пять дней. Потом при истечении срока консульства старые консулы всегда назначали выборы новых консулов; но если по какому-либо обстоятельству консула в данный момент не было налицо, то до выбора новых консулов назначался опять-таки междуцарь. Сулла ухватился за этот обычай. Консулов тогда не было: Карбон умер в Сицилии, Марий — в Пренесте. Сулла выехал недалеко от Рима и приказал сенату избрать так называемого междуцаря. Сенат избрал Валерия Флакка в надежде, что он внесет предложение устроить выборы консулов. Тогда Сулла поручил Флакку внести в народное собрание следующее предложение: по мнению его, Суллы, для Рима в настоящее время было бы полезно, чтобы в нем было диктаторское правление, хотя этот обычай прекратился 400 лет тому назад. Тот, кто будет избран, должен править не определенный срок, но до тех пор, пока Рим, Италия, вся римская держава, потрясенная междоусобными распрями и войнами, не укрепится. Это предложение имело в виду самого Суллу — в этом не было никакого сомнения. Сулла и сам не мог скрыть этого и в конце своего послания открыто заявлял, что, по его мнению, именно он в настоящее время будет полезен для Рима.

99. Вот какое послание отправил Сулла. Римляне понимали, что им не приходится уже производить выборы по доброй воле, по закону, что вообще не они являются господами положения. В таком затруднительном положении они готовы были приветствовать хотя бы тень выборов как показную видимость свободы. Поэтому они выбрали Суллу на срок, на какой он хочет, полномочным правителем-тираном. Правда, и диктаторская власть в старину была неограниченной тиранией, но она ограничивалась коротким сроком. Тогда же впервые, не будучи ограничена временем, она становилась вполне тиранией. Тем не менее для красного словца было прибавлено, что Сулла избирается диктатором для проведения законопроектов, которые он составит лично сам для упорядочения государственного строя. Так-то римляне, управлявшиеся царями в течение свыше 60 олимпиад, затем пользовавшиеся демократией и управлявшиеся консулами как годичными представителями государства в течение 100 олимпиад, снова испробовали царскую власть. Греки считали тогда 175-ю олимпиаду; впрочем, в Олимпии тогда не было никаких собраний, за исключением бега на стадии. Дело в том, что Сулла пригласил в Рим всех атлетов и устроил все прочие виды зрелищ во славу его подвигов в войне против Митридата и в Италии. Предлогом для устройства всех этих торжеств было дать передохнуть народу от страданий и поднять его настроение.

100. Чтобы сохранить видимость исконного государственного строя, Сулла допустил и назначение консулов41. Консулами стали Марк Туллий и Корнелий Долабелла. Сам Сулла, как обладающий царской властью и будучи диктатором, стоял выше консулов. Пред ним, как пред диктаторами, носили 24 секиры, столько же, сколько носимо было и пред прежними царями. Многочисленные телохранители окружали Суллу. Существующие законы он начал отменять и вместо них издавал другие. Так, например, он воспретил занимать должность претора ранее отправления должности квестора и должность консула ранее отправления должности претора, он воспретил занимать вновь ту же самую должность до истечения 10 лет. Должность народных трибунов он почти совершенно уничтожил, лишив ее всякого значения и законом воспретив народному трибуну занимать какую-либо другую должность. Следствием этого было то, что все дорожившие своей репутацией или происхождением стали уклоняться в последующее время от должности трибуна. Впрочем, я не могу наверное сказать, был ли Сулла инициатором существующего теперь порядка, по которому назначение народных трибунов было перенесено из народного собрания в сенат. К числу членов сената, совершенно обезлюдевшего из-за междоусобных распрей и войн, Сулла прибавил до 300 новых членов из наиболее знатных всадников, причем голосование каждого из них поручено было трибам. В состав народного собрания Сулла включил, даровав им свободу, свыше 10 000 наиболее молодых и крепких рабов, принадлежавших ранее убитым римлянам. Всех их Сулла объявил римскими гражданами, по своему имени назвав их Корнелиями, чтобы тем самым иметь возможность пользоваться голосами 10 000 таких членов народного собрания, которые готовы были исполнять все его приказания. То же самое он намеревался сделать и в отношении италийцев: он наделил служивших в его армии солдат 23 легионов, как об этом сказано мною ранее, большим количеством земли в городах, частью еще не подвергшейся переделу, частью отнятой в виде штрафа от городов.

101. Вообще Сулла был человек жестокий, крайне вспыльчивый. Квинт Лукреций Офелла, завоевавший для него Пренесте, одолевший путем осады консула Мария и тем самым завершивший победу Суллы, желал быть консулом, хотя он был еще только всадником и не отправлял ни квесторской, ни преторской должности. Лукреций претендовал на консульство, опираясь на старый обычай и основываясь на значительности всего им совершенного; он просил и граждан о поддержке его домогательства. Сулла стал препятствовать этому и старался удержать Лукреция, но не мог его убедить. Тогда он убил Лукреция на форуме. Созвав народ в собрание, Сулла сказал: «Вы, граждане, знаете и услышите это теперь от меня: я убил Лукреция, так как он меня не послушался». И к этим словам присоединил такой рассказ: «Вши кусали земледельца в то время, как он пахал. Два раза он оставлял плуг, снимал свое исподнее платье и очищал его. А когда вши его снова начали кусать, он, чтобы часто не приходилось ему прерывать свою работу, сжег платье. И я советую тем, кто дважды побежден мною, не просить у меня на третий раз огня». Такими речами Сулла запугал римлян и правил ими, как хотел. Он получил триумф за Митридатову войну. По этому поводу некоторые называли его власть в шутку царскою властью, от которой он отрекается, так как он только скрывает имя царя. Другие говорили, что его действия доказывают обратное, и называли власть Суллы общепризнанной тиранией.

102. Такие горькие последствия имела эта война для Рима и для всей Италии. Последствия эти сказались и на всех народах за пределами Италии, которые еще ранее пострадали от войны с пиратами, с Митридатом, с Суллою или изнемогали от больших налогов, так как римская казна из-за междоусобных распрей страдала недостатком денежных средств. Ведь все народы, все союзные с Римом цари, все города, не только обязанные платить дань, но и те, которые присоединились к Риму и связаны были с ним договорами, скрепленными клятвами, все города, которые благодаря союзу с Римом или за какие-либо другие свои добродетели пользовались автономией и были свободны от уплаты податей, — все они получили теперь приказание платить дань и повиноваться. Некоторые города лишились своих территорий и гаваней, предоставленных им по договору с Римом. Александр, сын бывшего египетского царя Александра, воспитывался на Косе, был выдан косцами Митридату, бежал от него к Сулле и стал близким к нему человеком. Его Сулла назначил царем Александрии, руководствуясь тем, что там не было мужского представителя власти, а женщины, происходившие из царского рода, нуждались в родственнике мужчине. На самом деле Сулла рассчитывал хорошо поживиться с богатого царства. Молодой человек, опираясь на Суллу, стал править в Александрии слишком уж нехорошо. Поэтому после 19-дневного его управления александрийцы провели его из царского дворца в гимнасий и там убили. Так-то александрийцы, опираясь на силу своего государства и не испытав еще бедствий от внешнего врага, не боялись других.

103. В следующем году42 Сулла, хотя он был диктатором, притворно желая сохранить вид демократической власти, принял во второй раз консульство вместе с Метеллом Благочестивым. Может быть, поэтому и теперь еще римские императоры, назначая консулов в Риме, иногда объявляют самих себя таковыми, считая за что-то прекрасное соединить с верховною властью также и консульство.

На следующий год43 народ, ублажая Суллу, снова избрал его консулом. Но Сулла не принял этого избрания, назначил консулом Сервилия Исаврика и Клавдия Пульхра, а сам добровольно сложил с себя свою большую власть, хотя никто его к этому не побуждал. И этот его поступок мне также представляется удивительным, именно, что один только Сулла, хотя никто на этом не настаивал, первый передал такую большую власть не своим детям, как это сделали Птолемей в Египте, Ариобарзан в Каппадокии, Селевк в Сирии, а тем, над кем он властвовал. Странно также и то, что Сулла добровольно сложил с себя ту власть, которой он овладел после того, как произвел для получения ее столько насилий, подвергся стольким опасностям. Не менее удивительно также и то, что он не побоялся сделать это после того, как в веденной им войне было истреблено более 100 000 цветущего населения, после того, как он убил и изгнал из числа своих врагов 90 сенаторов, до 15 консулов, 2 600 так называемых всадников (вместе с изгнанными), причем у многих из всех этих лиц имущество было конфисковано, тела многих из них выброшены без погребения. Сулла, не побоявшись ни оставшихся в Риме, ни изгнанников, ни тех городов, которых он лишил цитаделей, стен, укреплений, денег, привилегий, объявил себя частным человеком.

104. Столько было в этом человеке смелости, такое сопутствовало ему счастье! Говорят, когда Сулла сложил с себя власть, он прибавил на форуме, что, если кто-либо потребует, он готов дать ответ во всем происшедшем, что он отменил ликторов для себя, отставил своих телохранителей и в течение долгого времени один, лишь со своими друзьями, появлялся среди толпы, которая и теперь еще смотрела на него со страхом. Когда он возвращался домой, лишь один мальчик стал упрекать Суллу, и так как мальчика никто не сдерживал, он смело дошел с Суллой до его дома и по пути продолжал ругать его. И Сулла, распалявшийся гневом на высокопоставленных людей, на целые города, спокойно выносил ругань мальчика. Только при входе в дом он сознательно или случайно произнес пророческие слова о будущем: «Этот мальчик послужит помехою для всякого другого человека, обладающего такою властью, какою обладал я, слагать ее». И действительно, прошло короткое время, и римляне поняли, как Сулла был прав: Гай Цезарь своей власти не сложил. Причина, почему Сулла пожелал стать из частного человека тираном и из тирана обратиться снова в частного человека и после этого проводить жизнь в сельском уединении, заключается, на мой взгляд, в том, что он за всякое дело брался с пылом и проводил его со всей энергией. Сулла переехал в свое поместье в Кумах, в Италии, и там в тишине развлекался рыбной ловлей и охотой, и не потому, что он остерегался вести жизнь частного человека, проживая в городе, не потому, что он не чувствовал в себе достаточно силы для новых предприятий. Он находился еще в цветущем возрасте и обладал полным здоровьем. В Италии к его услугам были 120 000 человек, недавно служивших под его начальством и теперь получивших от него большие подарки, обильные земельные наделы; в его распоряжении были в Риме 10 000 корнелиев и прочий народ, принадлежавший к числу его сторонников, преданный ему, страшный для других; все они как действовавшие раньше вместе с Суллой видели свою безопасность в том, чтобы он долго жил. Мне кажется, Сулла пресытился войнами, властью, Римом и после всего этого полюбил сельскую жизнь.

105. Лишь только Сулла удалился от дел, а римляне избавились от убийств и произвола, постепенно снова стали возгораться новые волнения44. Назначенные консулы, Квинт Катул, из партии Суллы, и Эмилий Лепид, из противной ему партии, питали один к другому злейшую вражду, и между ними тотчас же началась размолвка. Ясно было, какие из всего этого произойдут беды.

Сулла, проживая в своем поместье, видел сон. Ему приснилось, что его уже зовет к себе его гений. Тотчас же, рассказав своим друзьям виденный им сон, он поспешно стал составлять завещание, окончил его в тот же день, приложил печать и к вечеру заболел лихорадкой, а ночью умер, будучи 60 лет. Это был, по-видимому, как показало и его имя, счастливейший человек во всем до конца своей жизни, если считать счастьем для человека исполнение его желаний. В Риме смерть Суллы вызвала тотчас же междоусобную распрю. Одни требовали, чтобы тело Суллы было провезено торжественно по всей Италии, выставлено в Риме на форуме и погребено за государственный счет. Но Лепид и его сторонники воспротивились этому. Одержали верх, однако, Катул и сулланцы. Тело Суллы провезено было по всей Италии и доставлено в Рим. Оно покоилось в царском облачении на золотом ложе. За ложем следовало много трубачей, всадников и прочая вооруженная толпа пешком. Служившие под начальством Суллы отовсюду стекались на процессию в полном вооружении, и по мере того, как они приходили, они тотчас выстраивались в должном порядке. Сбежались и другие массы народа, свободные от работы. Пред телом Суллы несли знамена и секиры, которыми он был украшен еще при жизни, когда был правителем.

106. Наиболее пышный характер приняла процессия, когда она подошла к городским воротам и когда тело Суллы стали проносить через них. Тут несли больше 2 000 золотых венков, поспешно изготовленных, дары от городов и служивших под командою Суллы легионов, от его друзей. Невозможно исчислить другие роскошные дары, присланные на похороны. Тело Суллы, из страха перед собравшимся войском, сопровождали все жрецы и жрицы по отдельным коллегиям, весь сенат, все должностные лица с отличительными знаками их власти. В пышном убранстве следовала толпа так называемых всадников и отдельными отрядами все войско, служившее под начальством Суллы. Оно все поспешно сбежалось, так как все солдаты торопились принять участие в печальной церемонии, со своими позолоченными знаменами, в посеребренном вооружении, какое и теперь еще обыкновенно употребляется в торжественных процессиях. Бесконечное количество было трубачей, игравших по очереди печальные похоронные песни. Громкие причитания произносили сначала по очереди сенаторы и всадники, далее войско, наконец, народ, одни истинно скорбя по Сулле, другие из страха перед ним — и тогда они не меньше, чем при его жизни, боялись и его войска и его трупа. Ибо при виде всего происходящего, при воспоминании о том, что Сулла сделал, они преисполнялись страхом и должны были согласиться с противниками, что он был действительно счастливейшим из мужей, но и мертвый — самым страшным противником для них. Когда труп Суллы был поставлен на кафедре на форуме, откуда произносятся речи, надгробную речь держал самый лучший из тогдашних ораторов, потому что сын Суллы, Фауст, был еще очень молод. После того наиболее сильные из сенаторов подняли труп на плечи и понесли его к Марсову полю, где хоронили только царей. Траурный костер был окружен всадниками и войском.

107. Таков был конец Суллы. Сразу же, возвращаясь от погребального костра, консулы стали пререкаться и ссориться между собою; горожане же были одни на стороне одного консула, другие — другого. Лепид, желая привлечь и италийцев на свою сторону, говорил, что он отдаст им землю, отнятую у них Суллою. Сенат был в страхе и обязал под присягою обоих консулов не решать дела войною. Лепид, получивший по жребию Трансальпийскую Галлию, не прибыл на выборы, намереваясь на следующий год, невзирая на данную им клятву, без стеснения начать войну против приверженцев Суллы; Лепид думал, что клятва с него взята только на год его консульства. Так как он не скрывал своих планов, то сенат решил отозвать его из Галлии. Лепид, хорошо зная, почему его отзывают, явился со всем своим войском, собираясь войти с ним в город. Когда это сделать Лепиду не дозволили, он через глашатая приказал взяться за оружие. То же самое, в противовес ему, сделал Катул. Недалеко от Марсова поля между ними произошла битва, Лепид потерпел поражение и, не будучи в силах дальше сопротивляться, отплыл в Сардинию, где и умер от чахотки. Его войско разошлось отдельными отрядами; наиболее сильную его часть Перпенна отвел в Испанию к Серторию.

108. Из событий, связанных с эпохою Суллы, остается лишь война против Сертория45. Она продолжалась восемь лет и была нелегкою для римлян, так как ее пришлось вести не только против иберов, но также против римлян и Сертория. Уже раньше он был избран для управления Испанией, был союзником Карбона против Суллы, захватил Суессу во время перемирия, бежал и вернулся в назначенную ему провинцию. С войском из Италии, усиленным кельтиберами, Серторий прогнал из Испании бывших до него там начальников, которые, желая угодить Сулле, не передавали Серторию своих полномочий, и храбро сражался против Метелла, посланного Суллою. Славясь своею смелостью, Серторий собрал вокруг себя совет из 300 находившихся при нем его сторонников и говорил, что это римский совет, названный им в издевательство сенатом.

После смерти Суллы46, а затем и Лепида Серторий с другим войском из италийцев, которое привел к нему полководец Лепида, Перпенна, намеревался, по-видимому, идти походом на Италию. Это и случилось бы, если бы сенат, испуганный этим, не послал другое войско в Испанию, помимо там бывшего, и другого полководца, а именно Помпея, человека еще молодого, но прославившегося своими действиями при Сулле в Африке и в самой Италии.

109. Помпей смело перешел Альпы не по той трудной дороге, по которой шел в свое время Ганнибал. Он проложил другую дорогу около истоков Родана и Эридана, которые вытекают из Альпийских гор в недалеком расстоянии друг от друга. Одна протекает через область трансальпийских галлов и изливается в Тирренское море, другая изливается по ею сторону Альп в Ионийское море и меняет свое название на Пад. Когда Помпей явился в Испанию47, Серторий перебил весь его легион, вышедший за фуражом, со вьючными животными и обозной прислугой, разграбил и разрушил на глазах у самого Помпея город Лаврон. Во время штурма города одна женщина, когда какой-то солдат хотел изнасиловать ее, пальцами выколола себе глаза. Серторий, узнав об этом, приказал истребить всю когорту, которая, хотя бы в лице одного солдата, позволила себе такой дикий поступок.

110. Наступившая зима положила конец военным действиям. Но с началом весны враждующие стороны выступили друг против друга48: Метелл и Помпей с Пиренейских гор, где они зимовали, Серторий и Перпенна — из Лузитании. Стычка произошла около города Сукрона. При ясном небе слышался страшный гром, мелькали невиданные молнии, но враги, как опытные в военном деле, отнеслись к этому без всякого страха, и резня с обеих сторон была жестокая до тех пор, пока Метелл не обратил в бегство Перпенну и не подверг разграблению его лагерь, а Серторий одержал победу над Помпеем, причем последний был опасно ранен в бедро копьем. Это положило конец сражению. У Сертория была белая ручная, гулявшая на свободе лань. Когда она исчезла, Серторий, считая это для себя неблагоприятным предзнаменованием, был в дурном расположении духа и ничего не предпринимал, так что из-за этой лани враги даже стали подсмеиваться над ним. Когда же она показалась и помчалась через густой лес, Серторий выбежал и тотчас же, как бы под ее предводительством, напал на неприятеля. Немного спустя он выдержал большой бой, от полудня до восхода звезд, около Сагунта. Сражаясь сам на коне, он одолел Помпея, убил из его войска до 6 000 человек, потеряв сам 3 000. Метелл и в этой битве истребил около 5 000 из армии Перпенны. На следующий день после этой битвы Серторий, прихватив большое количество туземцев, вечером неожиданно напал на лагерь Метелла, смело намереваясь отрезать его рвом. Но когда на него повел наступление Помпей, Серторий отказался от своего смелого плана. Таковы были военные действия в течение лета. Зима снова разъединила врагов.

111. В следующем году49, в 170-ю олимпиаду, к римлянам по завещанию присоединились две области: Вифиния, которую им оставил Никомед, и Кирена, принадлежавшая царю Птолемею, потомку Лага, носившему прозвище Апион. Военные действия были в полном разгаре. Воина с Серторием в Испании, война с Митридатом на востоке, война с пиратами повсеместно на море, война на Крите против критян, война с гладиаторами в Италии, возникшая внезапно и оказавшаяся для римлян очень тяжелой. Вынужденные разделить на столько частей свои военные силы, римляне все-таки послали в Испанию два новых легиона. С ними и со всем старым войском Метелл и Помпей снова спустились с Пиренейских гор к Иберу. Серторий и Перпенна вышли к ним навстречу из Лузитании. В это время многие из войска Сертория стали перебегать к Метеллу.

112. Разгневанный этим Серторий жестоко и по-варварски поносил перебежчиков и этим навлек на себя ненависть. Всего же более обвиняло Сертория войско в том, что он вместо римлян повсеместно стал привлекать на службу в качестве копьеносцев кельт-иберов, поручал им должности телохранителей, отстранив римлян. Упреки в неверности были для войска невыносимы, коль скоро ему приходилось служить под начальством римских врагов. Задевало солдат всего более и то, что они из-за Сертория, как оказывалось, нарушили верность своей родине, а между тем сам же Серторий обвинял их в неверности. Они считали оскорбительным для себя и то, что оставшиеся при Серторий подвергались осуждению из-за попадавшихся среди них перебежчиков. Между тем и кельт-иберы, придравшись к этому, надругались над римлянами как над лицами, потерявшими доверие. При всем этом римляне все-таки не уходили окончательно, нуждаясь в Сертории: не было в то время человека более воинственного, более удачливого, чем он. Поэтому-то и кельт-иберы называли Сертория за быстроту его действий вторым Ганнибалом, которого они считали из всех бывших у них полководцев самым смелым и самым хитрым. Таково было настроение в войске Сертория. Тем временем войско Метелла делало набеги на многие города, находившиеся во власти Сертория, и мужское население их приводило в подчиненные Метеллу места. Когда Помпей осаждал Палланцию и подвел к деревянным стенам ее колодки, прибывший Серторий освободил город от осады, но Помпей успел все-таки поджечь стены, после чего возвратился к Метеллу. Серторий восстановил упавшие стены и, напав около местечка Калачур на римский лагерь, убил 3 000 человек. Вот это происходило в Испании в этом году.

113. В следующем году50 римские полководцы, набравшись еще больше смелости и презрения к врагам, стали нападать на города, находившиеся во власти Сертория, многие из них привлекли на свою сторону и стали подступать к другим городам, ободренные успехом своих предприятий. Однако до большой битвы дело нигде не дошло, но снова…, до тех пор, пока в следующем году51 они снова не стали продолжать военные действия со все более и более возраставшим презрением к врагу. Серторий же, по божьему попущению, ни с того ни с сего перестал заниматься делами, обставил себя роскошью, проводил время в обществе женщин, в пирах и попойках. Поэтому он терпел неоднократные поражения. Разного рода подозрения сделали Сертория чрезвычайно раздражительным и жестоким в применении карательных мер. Серторий стал подозревать всех, так что и Перпенна, пришедший к нему по своей воле с большим войском после междоусобной распри Эмилия, стал опасаться за себя и вместе с 10 другими лицами составил заговор против Сертория. После того как некоторые из заговорщиков были изобличены и одни из них понесли наказания, другие успели скрыться, Перпенна, неожиданно оставшийся неизобличенным, еще более стал торопиться с исполнением своего замысла. Так как Серторий нигде не отпускал от себя телохранителей, то Перпенна пригласил его на угощение, напоил допьяна его и окружавшую его стражу и всех их перебил во время пира.

114. Войско тотчас же с большим шумом и гневом восстало против Перпенны ненависть к Серторию немедленно перешла в преданность к нему. У всех утихает гнев к мертвым, коль скоро причинявший огорчение сошел с пути, и все начинают жалеть его и вспоминать о его доблестях. Ко всему этому войско Перпенны стало обдумывать и свое настоящее положение. Конечно, оно относилось к Перпенне с презрением, как к обыкновенному человеку, одна только храбрость Сертория, думало войско, могла бы спасти его. Поэтому-то было настроено враждебно к Перпенне также и туземное ополчение, в особенности лузитанцы, услугами которых всего более пользовался Серторий. Когда было вскрыто завещание Сертория, где Перпенна назначен был его наследником, всеобщий гнев и ненависть к Перпенне усилились еще больше за то, что он совершил такую гнусность не только в отношении своего начальника и полководца, но и в отношении своего друга и благодетеля. Дело дошло бы до кулачной расправы, если бы Перпенна не обошел солдат, одних склонив на свою сторону подарками, других обещаниями, третьим пригрозив, а кое с кем и расправившись, чтобы дать острастку другим. При этом Перпенна объезжал туземные племена, созывая собрания, освобождал узников, закованных Серторием в кандалы, возвращал иберам данных ими заложников. Прельщенные всем этим, они стали повиноваться Перпенне как полководцу — это звание он носил после смерти Сертория. Тем не менее враждебное настроение к Перпенне все-таки проявлялось. Дело в том, что он тотчас же, осмелев, начал проявлять большую жестокость в применении карательных мер; так, он приказал убить трех знатных лиц, бежавших к нему из Рима, а также своего племянника.

115. Между тем Метелл направился в другие места Испании. Он полагал, что справиться с Перпенной будет нетрудно и одному Помпею. В течение нескольких дней у Помпея с Перпенной происходили небольшие пробные стычки, причем они не приводили в действие все свои войска, но на десятый день дело разразилось большим сражением: одним ударом решили они все покончить: Помпей потому, что он относился с презрением к полководческому таланту Перпенны, последний потому, что он не очень-то полагался на свое войско. Поэтому-то Перпенна и вступил в бой почти со всем своим войском. Скоро Помпей одержал верх над Перпенной, не бывшим выдающимся полководцем, не располагавшим преданным войском. При начавшемся общем бегстве Перпенна укрылся в густо растущий кустарник, боясь своих солдат больше, чем вражеских. Несколько всадников захватили Перпенну и повлекли его к Помпею. Они поносили его как убийцу Сертория, а Перпенна вопил, что он много расскажет Помпею о междоусобной распре в Риме. Не знаю, правду ли он тут говорил или с той целью, чтобы его привели к Помпею живым. Помпей, однако, послал своих людей вперед и приказал им убить Перпенну, прежде чем он к нему явится. Он боялся, как бы Перпенна вдруг не открыл ему чего-нибудь неожиданного, что могло бы дать толчок к другим бедствиям в Риме. Оказалось, что в данном случае Помпей поступил очень благоразумно, и это послужило упрочению его доброй славы. Таким образом, со смертью Сертория окончилась война в Испании. По-видимому, она не окончилась бы так скоро и так легко, если бы Серторий оставался в живых.

116. В это самое время52 в Италии среди гладиаторов, которые обучались в Капуе для театральных представлений, был фракиец Спартак. Он раньше воевал с римлянами, попал в плен и был продан в гладиаторы. Спартак уговорил около семидесяти своих товарищей пойти на риск ради свободы, указывая им, что это лучше, чем рисковать своей жизнью в театре. Напав на стражу, они вырвались на свободу и бежали из города. Вооружившись дубинами и кинжалами, отобранными у случайных путников, гладиаторы удалились на гору Везувий. Отсюда, приняв в состав шайки многих беглых рабов и кое-кого из сельских свободных рабочих, Спартак начал делать набеги на ближайшие окрестности. Помощниками у него были гладиаторы Эномай и Крикс. Так как Спартак делился добычей поровну со всеми, то скоро у него собралось множество народа. Сначала против него был послан Вариний Глабр, а затем Публий Валерий. Но так как у них было войско, состоявшее не из граждан, а из всяких случайных людей, набранных наспех и мимоходом, — римляне еще считали это не настоящей войной, а простым разбойничьим набегом, — то римские полководцы при встрече с рабами потерпели поражение. У Вариния даже коня отнял сам Спартак. До такой опасности дошел римский полководец, что чуть не попался в плен к гладиаторам. После этого к Спартаку сбежалось еще больше народа, и войско его достигло уже 70 000. Мятежники ковали оружие и собирали припасы.

11753. Римляне выслали против них консулов с двумя легионами. Одним из них около горы Гаргана был разбит Крикс, командовавший 30-тысячным отрядом. Сам Крикс и две трети его войска пали в битве. Спартак же быстро двигался через Апеннинские горы к Альпам, а оттуда — к кельтам. Один из консулов опередил его и закрыл путь к отступлению, а другой догонял сзади. Тогда Спартак, напав на них поодиночке, разбил обоих. Консулы отступили в полном беспорядке, а Спартак, принеся в жертву павшему Криксу 300 пленных римлян, со 120 000 пехоты поспешно двинулся на Рим. Он приказал сжечь весь лишний обоз, убить всех пленных и перерезать вьючный скот, чтобы идти налегке. Перебежчиков, во множестве приходивших к нему, Спартак не принимал. В Пицене консулы снова попытались оказать ему противодействие. Здесь произошло второе большое сражение и снова римляне были разбиты. Но Спартак переменил решение идти на Рим. Он считал себя еще не равносильным римлянам, так как войско его далеко не все было в достаточной боевой готовности: ни один италийский город не примкнул к мятежникам; это были рабы, перебежчики и всякий сброд. Спартак занял горы вокруг Фурий и самый город. Он запретил купцам, торговавшим с его людьми, вывозить золотые и серебряные вещи, а своим — принимать их. Мятежники покупали только железо и медь за дорогую цену и тех, которые приносили им эти металлы, не обижали. Приобретая так нужный материал, мятежники хорошо вооружились и часто выходили на грабеж. Сразившись снова с римлянами, они победили их и, нагруженные добычей, вернулись к себе.

118. Третий уже год длилась эта страшная война54, над которой вначале смеялись и которую сперва презирали как войну с гладиаторами. Когда в Риме были назначены выборы других командующих, страх удерживал всех, и никто не выставлял своей кандидатуры, пока Луциний Красс, выдающийся среди римлян своим происхождением и богатством, не принял на себя командования. С шестью легионами он двинулся против Спартака. Прибыв на место, Красс присоединил к своей армии и два консульских легиона. Среди солдат этих последних, как потерпевших неоднократные поражения, он велел немедленно кинуть жребий и казнил десятую часть. Другие полагают, что дело было не так, но что после того, как все легионы были соединены вместе, армия потерпела поражение, и тогда Красс по жребию казнил каждого десятого легионера, нисколько не испугавшись числа казненных, которых оказалось около 4 000. Но как бы там ни было, Красс оказался для своих солдат страшнее побеждавших их врагов. Очень скоро ему удалось одержать победу над 10 000 спартаковцев, где-то стоявших лагерем отдельно от своих. Уничтожив две трети их, Красс смело двинулся против самого Спартака. Разбив и его, он чрезвычайно удачно преследовал мятежников, бежавших к лагерю с целью переправиться в Сицилию. Настигнув их, Красс запер войско Спартака, отрезал его рвом, валами и палисадом.

119. Когда Спартак был принужден попытаться пробить себе дорогу в Самниум, Красс на заре уничтожил около 6 000 человек неприятелей, а вечером еще приблизительно столько же, в то время как из римского войска было только трое убитых и семь раненых. Такова была перемена, происшедшая в армии Красса благодаря введенной им дисциплине. Эта перемена вселила в нее уверенность в победе. Спартак же, поджидая всадников, кое-откуда прибывших к нему, больше уже не шел в бой со всем своим войском, но часто беспокоил осаждавших мелкими стычками; он постоянно неожиданно нападал на них, набрасывал пучки хвороста в ров, зажигал их и таким путем делал осаду чрезвычайно трудной. Он приказал повесить пленного римлянина в промежуточной полосе между обоими войсками, показывая тем самым, что ожидает его войско в случае поражения. В Риме, узнав об осаде и считая позором, если война с гладиаторами затянется, выбрали вторым главнокомандующим Помпея, только что вернувшегося тогда из Испании. Теперь-то римляне убедились, что восстание Спартака — дело тягостное и серьезное.

120. Узнав об этих выборах, Красс, опасаясь, что слава победы может достаться Помпею, старался всячески ускорить дело и стал нападать на Спартака. Последний, также желая предупредить прибытие Помпея, предложил Крассу вступить в переговоры. Когда тот с презрением отверг это предложение, Спартак решил пойти на риск, и так как у него уже было достаточно всадников, бросился со всем войском через окопы и бежал по направлению к Брундизию. Красс бросился за ним. Но когда Спартак узнал, что в Брундизии находится и Лукулл, возвратившийся после победы над Митридатом, он понял, что все погибло, и пошел на Красса со всей своей армией. Произошла грандиозная битва, чрезвычайно ожесточенная вследствие отчаяния, охватившего такое большое количество людей. Спартак был ранен в бедро дротиком: опустившись на колено и выставив вперед щит, он отбивался от нападавших, пока не пал вместе с большим числом окружавших его. Остальное войско, находясь в полном беспорядке, было изрублено. Говорят, что число убитых и установить было нельзя. Римлян пало около 1 000 человек. Тело Спартака не было найдено. Большое число спартаковцев еще укрылось в горах, куда они бежали после битвы. Красе двинулся на них. Разделившись на четыре части, они отбивались, пока не погибли все, за исключением б 000, которые были схвачены и повешены вдоль дороги из Капуи в Рим.

121. Красс, покончивший гладиаторскую войну в шесть месяцев, немедленно же стал после этого соперником Помпея по славе. Он не распустил своего войска, потому что этого не сделал и Помпей. Свою кандидатуру на консульство выставили они оба: Красс ввиду того, что он, согласно закону Суллы, был претором, Помпей же не был ни претором, ни квестором и имел в это время 34 года. Зато он обещал народным трибунам снова вернуть многие прежние прерогативы их власти. Когда Помпей и Красс были избраны консулами, они не распустили своих армий, но держали их поблизости от Рима; каждый выставлял такой предлог: Помпей говорил, что он ожидает возвращения Метелла, чтобы справить испанский триумф, Красс же указывал на то, что предварительно должен распустить свое войско Помпей. Народ, видя, что начинается новая распря, боясь двух армий, расположенных около Рима, просил консулов в заседании, происходившем на форуме, покончить дело миром. Сначала Помпей и Красс отказались. После того как некоторые предсказатели стали предвещать наступление многих ужасов в том случае, если консулы не примирятся, народ снова с плачем и унижением просил их примириться, ссылаясь на бедствия, бывшие при Сулле и Марии. Тогда Красс первый сошел со своего кресла, направился к Помпею и протянул ему руку в знак примирения. Помпей встал в свою очередь и подбежал к Крассу. Когда они подали друг другу руки, посыпались на них всякого рода благопожелания, и народ оставил собрание лишь после того, как оба консула объявили, что они распускают свои армии. Так-то спокойно разрешилась размолвка между консулами, которая, по-видимому, могла повести к большой междоусобной распре.

Эта часть «Гражданских войн» пала на год, отстоявший от убийства Тиберия Гракха приблизительно на 60 лет.

КНИГА II

Ю. Цезарь Гн. Помпей

1. После самодержавия Суллы и того, что затем совершили в Испании Серторий и Перпенна, возникла у римлян другая гражданская война. Гай Цезарь и Помпей Великий сражались друг с другом, и Цезарь уничтожил Помпея, а Цезаря убили в сенате заговорщики за то, что он держался монархических приемов правления. Как все это произошло и как погибли Помпей и Гай, рассказывается во второй книге «Гражданских войн». Помпей, только что очистив море от шаек пиратов1, дерзость которых дошла тогда всюду до крайней степени, и низвергнув царя Понта Митридата, занимался устройством его царства и других провинций, которые он присоединил на Востоке. Цезарь был тогда еще молод. Прекрасный оратор и искусный политик, не останавливающийся ни перед чем, питающий большие надежды на будущее, не по средствам щедрый тогда, когда вопрос касался его честолюбия, он еще в бытность эдилом и претором завяз по уши в долгах. Зато Цезарь был чрезвычайно популярен, так как народ всегда хвалит щедрых людей.

2. В то время Гай Катилина, известный своей громкой репутацией и знатным происхождением, отличался крайним легкомыслием. Говорили, что он когда-то убил своего сына из-за любви к Аврелии Орестилле, которая не соглашалась выйти замуж за человека, имевшего ребенка. Катилина был другом и ревностным сторонником Суллы, но теперь, вследствие мотовства, быстро катился к нищете, хотя пока еще и оставался в фаворе у разных влиятельных мужчин и женщин. Этот-то Катилина стал домогаться консульства, чтобы таким путем захватить тираническую власть. Хотя он очень надеялся быть избранным, однако его кандидатура потерпела неудачу из-за подозрительности по отношению к нему2. Вместо него консулом был избран выдающийся оратор Цицерон, который отличался необычайным даром речи. Катилина, желая оскорбить лиц, избравших Цицерона, издевался над ним и, намекая на незнатность его происхождения, называл его «новым», как именуют людей, добившихся известности собственными заслугами, а не заслугами предков. А так как Цицерон не был природным римлянином, то Катилина называл его «инквилином», как зовут людей, снимающих квартиру в чужих домах. Сам Катилина с того времени совершенно отошел от государственной деятельности, так как, по его мнению, она не ведет быстро и верно к единодержавию, но полна раздоров и интриг. Получая большие суммы от многих женщин, которые надеялись во время восстания отделаться от своих мужей, Катилина вошел в соглашение с некоторыми из сенаторов и так называемых всадников, собирал простонародье, чужеземцев и рабов. Главарями всего этого народа были тогдашние преторы Корнелий Лентул и Цетег. По Италии Катилина рассылал своих людей к тем из сулланцев, которые растратили все те барыши, что они получили в результате насилий, бывших при Сулле, и теперь стремились к таким же насилиям. В этрусские Фезулы Катилина послал Гая Манлия, в Пицен в Апулию — других людей, которые тайком собирали для него войско.

3. Обо всем этом — о чем тогда еще ничего не знали — донесла Цицерону одна знатная женщина, по имени Фульвия. Влюбленный в нее Квинт Курий, изгнанный из сената за его многие неблаговидные поступки и удостоенный поэтому чести войти в союз с Катилиной, с большим легкомыслием рассказывал своей возлюбленной о заговоре и хвастался, что скоро он приобретет большую силу. Ходили уже слухи и о том, что творилось в Италии. Поэтому Цицерон расставил в различных пунктах города караулы и разослал во все подозрительные места многих лиц из числа знати наблюдать за всем происходящим. Катилина, хотя никто еще не осмеливался его арестовать, так как ничего не было точно известно, тем не менее был в страхе. Считая, что чем дальше он будет тянуть время, тем больше явится против него подозрений, он решил действовать быстро. Поэтому Катилина послал предварительно деньги в Фезулы и поручил заговорщикам убить Цицерона и поджечь Рим одновременно во многих пунктах в одну и ту же ночь, а сам отправился к Гаю Манлию. Он намеревался, собрав войско, напасть на город во время пожара. Со свойственным ему легкомыслием, имея перед собой фасции — как если бы он был проконсулом — Катилина отправился к Манлию набирать войско. Лентул же и остальные заговорщики составили следующий план. Как только они узнают, что Катилина находится в Фезулах, сам Лентул и Цетег на заре будут караулить у дверей Цицерона со спрятанными под одеждой кинжалами. Они надеялись, что им будет позволено войти в дом благодаря их служебному положению. Разговаривая и прохаживаясь, они протянут время и убьют Цицерона, отвлекши его от других посетителей. А народный трибун Луций Бестия тотчас созовет через глашатая народное собрание и обвинит Цицерона в том, что он трус, всегда затевает раздоры и будоражит город, когда нет никакой опасности. Сразу после речи Бестии, когда стемнеет, другие заговорщики в двенадцати местах подожгут город и станут грабить и убивать именитых людей.

4. Так было решено Лентулом, Цетегом, Статилием и Кассием, главарями заговора, и они только ждали удобного момента. В это время прибыли в Рим послы аллоброгов с жалобой на своих правителей… Этих послов склонили вступить в заговор Лентула с тем, чтобы поднять против римлян Галлию. Лентул послал вместе с ними к Катилине кротонца Волтурция с неподписанным письмом. Но аллоброги находились в нерешительности и рассказали обо всем Фабрицию Санге, своему патрону, — у каждого государства есть в Риме патрон. Цицерон узнав об этом от Санги, приказал схватить уезжавших аллоброгов вместе с Волтурцием и тотчас привести их в сенат. Они признались, что вошли в соглашение с группой Лентула, а затем, когда их уводили, рассказали, как Корнелий Лентул часто говорил, что трем Корнелиям суждено быть римскими самодержцами, двое из них — Цинна и Сулла — уже были ими.

5. После того как это было сказано, сенат отрешил Лентула от должности, а Цицерон, отведя каждого заговорщика в помещение преторов, тотчас вернулся обратно и приступил к проведению относительно заговорщиков голосования. Вокруг здания сената стоял шум, так как в точности еще ничего не было известно, и страх охватил соучастников заговора. Рабы и вольноотпущенники самого Лентула и Цетега, собрав много ремесленников, пробрались окольными путями и окружили помещение преторов, чтобы освободить своих господ. Цицерон, узнав об этом, выбежал из сената; поставив стражу в нужных местах, он возвратился обратно и стал торопить сенат принять решение. Первым начал говорить Силан, избранный консулом на предстоящий год, — у римлян будущий консул высказывает мнение первым потому, я думаю, что ему самому придется в будущем приводить в исполнение многие постановления и в силу этого он будет судить обо всем благоразумнее и осторожнее. Многие соглашались с Силаном, полагавшим, что этих людей следует подвергнуть высшей мере наказания. Но когда дошла очередь до Нерона, он сказал, что считал бы более правильным держать их под стражей до тех пор, пока не изгонят вооруженной силой Катилину и не расследуют детально все дело.

6. Тогда выступил Гай Цезарь, который не был свободен от подозрения в сообществе с заговорщиками, но с которым Цицерон не решился начать борьбу, так как Цезарь пользовался большой популярностью у народа. Цезарь прибавил, что Цицерону нужно разместить заговорщиков в городах Италии — там, где он сам найдет удобным, — до тех пор, пока они не будут преданы суду. По мнению Цезаря, это нужно сделать после того, как Катилина будет побежден военной силой; таким образом, до суда и следствия не будет совершено ничего непоправимого в отношении весьма известных людей. Так как это мнение показалось правильным и было встречено с сочувствием, большинство сената готово было слишком поспешно переменить свою точку зрения. Тогда Катон, уже совершенно ясно говоря о тяготеющем над Цезарем подозрении, и Цицерон, опасаясь ввиду наступающей ночи, как бы соучастники заговорщиков, еще бродившие по форуму и боящиеся за самих себя и за них, не совершили бы каких-нибудь эксцессов, — убедили сенат вынести приговор без суда, как над лицами, пойманными на месте преступления. Цицерон, пока еще сенат не был распущен, немедленно приказал перевести арестованных из помещения, где они содержались, в тюрьму и умертвить их на его глазах, в то время как толпа ничего об этом не знала, а затем, проходя мимо находившихся на форуме, он объявил об их смерти. Бывшие на форуме в ужасе стали расходиться, радуясь тому, что их участие в заговоре осталось нераскрытым. Таким образом, город вздохнул свободно после сильного страха, охватившего его в этот день.

73. Катилина же, у которого собралось около 20.000 человек, вооружил уже четвертую часть их и направился в Галлию для дальнейшей подготовки к действиям. Но второй консул, Антоний, настиг его у подошвы Альп и легко победил человека, который необдуманно замыслил необычайное дело и еще более необдуманно хотел осуществить его без достаточной подготовки. Ни Катилина, ни другой кто из его наиболее известных товарищей не сочли достойным себя искать спасения в бегстве, но погибли, бросившись в самую гущу врагов. Так окончилось восстание Катилины, чуть-чуть не приведшее государство на край гибели. Цицерон, который раньше был всем известен благодаря только силе слова, теперь прославился и своими делами. Бесспорно, он казался спасителем гибнущего отечества. Велико было расположение к нему народа и разнообразны знаки величайшего к нему уважения. Когда Катон назвал его отцом отечества, народ приветствовал это криками; некоторые полагают, что такое благоговение, начавшись с Цицерона, перешло на лучших из теперешних императоров. Ибо, хотя они и царствуют, но титул отца отечества дается им не сразу вместе с другими титулами, но лишь с течением времени и с большим трудом, как высшее признание их подвигов.

8. Цезаря, который был назначен претором в Испанию4, некоторое время не пускали из Рима ростовщики, так как долги, в которые он попал из-за своего мотовства, во много раз превышали его состояние. Передавали, что, по его собственным словам, ему нужно было 25 миллионов сестерциев, чтобы расплатиться со всеми долгами. Кое-как успокоив пристававших к нему заимодавцев, Цезарь уехал в Испанию. Там он не думал вступать в сношения с городами, решать судебные дела и т. п., считая это не приносящим ему пользы. Собрав войско, Цезарь нападал на еще не подвластных Риму иберов, пока не объявил всю Испанию подчиненной римлянам, причем послал в римское государственное казначейство много денег. За это сенат разрешил ему отпраздновать триумф. В то время как Цезарь в предместьях Рима занимался подготовкой пышного триумфа, в городе происходили выборы консулов5, и домогавшимся этой должности необходимо было там присутствовать. Но тот, кто вступил в город, уже не мог принять участие в триумфе. Поэтому Цезарь, жадно стремясь к власти и не имея возможности заранее подготовить триумф, обратился к сенату с просьбой разрешить ему принять участие в домогательстве консульского звания заочно, через друзей. Цезарь знал, что это незаконно, однако так поступали и другие. Но так как Катон высказался против него и так как последний день предвыборной борьбы тратился на прения в сенате, Цезарь решил отказаться от триумфа, спешно прибыл в Рим и, выставив свою кандидатуру в консулы, ожидал исхода голосования.

9. В это время Помпей, который приобрел большую славу и влияние после похода против Митридата, потребовал, чтобы сенат утвердил те раздачи, которые он сделал царям, династам и городам. Из зависти к Помпею большинство сената высказывалось против этого, особенно Лукулл, который воевал с Митридатом еще до Помпея и, по его словам, оставил Помпею Митридата совершенно обессиленным и считал эту войну своей собственной заслугой. Лукулла поддерживал Красс. Помпей в негодовании вступил в союз с Цезарем, поклявшись, что будет содействовать ему в получении консульства. Цезарь же тотчас примирил с ним Красса. Эти три лица, обладая вместе всемогуществом, использовали свою силу для взаимной выгоды. Один историк, Варрон, описавший это их соглашение в книге, дал ей название «Треглавие». Сенат относился к Цезарю, Помпею и Крассу с недоверием и, чтобы противодействовать Цезарю, утвердил товарищем его по должности Луция Бибула.

10. Тотчас6 между триумвирами начались раздоры, и каждый из них стал готовиться к войне против другого. Но Цезарь, большой мастер притворяться, произносил в сенате речи о необходимости единодушия, направляя их по адресу Бибула: триумвиры-де своими раздорами обеспокоят всю республику. Убедив Бибула, что он действительно так думает, Цезарь добился того, что Бибул стал поступать неосторожно, ни к чему не готовился и ни о чем не догадывался. Цезарь же тем временем тайно вербовал себе большую дружину, вносил в сенат законы в пользу бедных, раздавал им земли, а лучшую землю, особенно вокруг Капуи, которая предоставлялась всем для заселения, предложил раздать людям, имеющим троих детей. Таким путем Цезарь создал себе огромное число приверженцев, ибо одних только отцов, имевших трех детей, оказалось 20.000. Так как многие сенаторы высказывались против предложений Цезаря, то он, притворившись разгневанным их несправедливостью, ушел из сената и целый год не созывал его, а говорил народу с ростры. Здесь он публично запрашивал мнения Помпея и Красса относительно своих законопроектов. Они одобряли их, народ же приходил на голосование со спрятанными под одеждой короткими мечами.

11. Сенат собирался в доме Бибула, так как никто его не созывал, и нельзя было это сделать только одному из консулов. Сенаторы не могли противопоставить ничего равного силе и подготовленности Цезаря; однако они придумали, чтобы Бибул противодействовал законопроектам Цезаря: таким путем он испытает поражение, но никто не сможет обвинить его в нерадении. Убежденный сенаторами, Бибул бросился на форум, в то время как Цезарь еще произносил речь перед народом. Начались споры и беспорядок, завязалась уже свалка. Люди, вооруженные кинжалами, ломали фасции и знаки консульского достоинства Бибула; некоторые из окружавших его трибунов были ранены. Бибул, не смущаясь этим, обнажил шею и призывал друзей Цезаря скорее приняться за дело: «Если я не могу убедить Цезаря поступать законно, кричал он, — то своей смертью я навлеку на него тяжкий грех и преступление». Друзья отвели его насильно в расположенный поблизости храм Юпитера Статора. Посланный на помощь Катон, как юноша, бросился в середину толпы и стал держать речь к народу. Но сторонники Цезаря подняли его на руки и вынесли с форума. Тогда Катон тайно вернулся другой дорогой, снова взбежал на трибуну и, так как говорить было бесполезно, — его никто уже не слушал, — грубо кричал на Цезаря, пока его снова не подняли на руки и не выбросили с форума. Тогда Цезарь провел свои законопроекты.

12. Он взял клятву с народа, что эти законы будут признавать на вечные времена, и потребовал, чтобы и сенат в этом поклялся. Но так как многие, в том числе и Катон, противодействовали закону, то Цезарь внес в народное собрание предложение, что тот, кто не принесет клятвы, подлежит смертной казни. Это предложение было принято. Народные трибуны и все остальные в испуге тотчас дали требуемую клятву: было бесполезно возражать, когда закон был принят народом. В это время один простолюдин, по имени Веттий, ворвавшись в середину толпы с обнаженным кинжалом, сказал, что он был послан Бибулом, Цицероном и Катоном убить Цезаря и Помпея и что кинжал дал ему ликтор Бибула, Постумий. Дело было весьма темное, но Цезарь воспользовался им, чтобы подстрекать толпу. Допрос Веттия отложили на следующий день, но ночью он был убит в тюрьме. О случившемся шли самые различные догадки и предположения, и Цезарь не преминул этим воспользоваться, говоря, что Веттия убили те, кто боялся его показаний. В конце концов он добился того, что народ дал ему право бороться против всех козней. Бибул, выпустив из рук всякую инициативу, подобно частному человеку не выходил из дома и не занимался государственными делами.

13. А Цезарь и сам еще не принимался за расследование дела Веттия, хотя он обладал всей полнотой государственной власти. Он проводил новые законы, тем самым привлекая к себе народ. Цезарь также утвердил все то, что сделал Помпей, как он ему и обещал.

Так называемые всадники по своему положению занимали среднее место между сенатом и народом. Они пользовались большой силой и влиянием благодаря своему богатству и откупу налогов и податей, уплачиваемых провинциями, и владели массой надежнейших в этом отношении рабов. Эти всадники давно уже просили сенат о снятии с них части откупной суммы. Сенат медлил, а Цезарь, который тогда не нуждался в сенате, но имел дело только с народом, простил им треть откупной суммы. Всадники, получив эту неожиданную милость — даже больше того, что они просили, — начали боготворить Цезаря. Таким образом у него, благодаря ловкому политическому ходу, прибавилась новая группа сторонников, более сильная, чем народ. К тому же Цезарь устраивал зрелища и травли зверей, далеко выходя за рамки своего состояния. На все это он занимал деньги, и его зрелища превосходили все прежде бывшее обстановкой, расходами и блестящими подарками. За это Цезарю дали в управление Цизальпийскую и Трансальпийскую Галлии на пять лет и предоставили под начальство четыре легиона войска.

14. Цезарь давно предвидел, что предстоящее ему отсутствие будет длительным, и зависть станет тем больше, что он пользовался большими льготами. Он выдал свою дочь за Помпея, хотя она и была обручена с Цепионом. Цезарь боялся, что Помпей станет завидовать ему, даже находясь с ним в дружбе. Наиболее энергичных из своих сторонников он провел в магистраты на будущий год. Консулом Цезарь объявил своего друга Авла Габиния, а сам женился на Кальпурнии, дочери Луция Пизона, который должен был занять место второго консула. По этому поводу Катон кричал, что власть достается посредством брачных союзов. Трибунами Цезарь выбрал Ватиния и Клодия, по прозвищу Прекрасный. Это Клодий когда-то во время женской праздничной церемонии навлек на себя некрасивое подозрение из-за Юлии, жены самого Цезаря. Но Цезарь не стал преследовать судом Клодия, пользовавшегося большой популярностью у толпы, хотя и удалил от себя жену. Однако Клодий все-таки был привлечен к суду другими лицами по обвинению в безбожии, так как дело происходило во время религиозной церемонии. Цицерон представлял интересы обвинителей. Цезарь, вызванный в свидетели, не выдал Клодия, но тогда же назначил его трибуном назло Цицерону, который распускал клевету на триумвиров, обвиняя их в единодержавии. Таким образом, Цезарь в силу необходимости стал выше личной обиды и оказал благодеяние одному врагу ради мщения другому. Кажется, и Клодий со своей стороны отблагодарил Цезаря, помогая ему получить в управление Галлию.