Я слышу ещё звуки из угла.
— Кажется, эти звуки издают животные, живущие в стенах. Возможно, это не самое безопасное место для кого-то вроде тебя?
— Вроде меня? — она хмурится, ей не нравится это. Я пытаюсь придумать наилучший ответ.
— Для кого угодно. Для женщины, особенно одинокой. Пойдём, — я веду её к стиральной машине. — Давай закончим с этим.
— Хм, вы не должны ждать меня. Я просто закину всё это в сушилку и вернусь, когда она закончит.
—
Она неуверенно смотрит на меня, и я подбадриваю её короткой улыбкой. Это срабатывает. Она быстро передаёт мне вещи из машинки, хотя старается скрыть от меня нежные вещи. Она замирает, оглядывается на меня и снова вспыхивает. Она смущена? Она не должна смущаться. Она должна знать, что деликатные вещи только делают её ещё более желанной. Я хмурюсь, думая, может ли этот шакал позади меня видеть её. Я расставляю ноги пошире и скрещиваю руки, перекрывая ему обзор. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было видел её интимные вещи. Интересно, будет ли она их перестирывать.
Её беспокойство слишком очевидно, я должен оставить её. Не только из-за обеспокоенных взглядов, которые она бросает на меня, но и из-за того, что всё в ней противоречит моей жизни. Я едва могу дышать, стоя к ней так близко, наблюдая за ней вживую.
Её тонкие, но гибкие руки умело двигаются, перекладывая одежду. Тонкие ладони с элегантными пальцами идеально подходят к её телу. Я представляю, как эти пальцы обвились бы вокруг моего члена. У неё есть веснушки на щеках и на лбу. Стоя так близко, я могу заметить мельчайшие детали, которые не видел ни через телескоп, ни через очки ночного видения, ни в своём воображении. Дейзи не изобилует красками — каштановые волосы и голубые глаза. Её бледная кожа прекрасна даже в этом тусклом освещении. Хорошо, что я пока не видел Дейзи при ярком солнечном свете. Возможно, я умру.
Ах, это будет счастливая смерть.
Глава 3
Он не уходит.
Комок нервов в моём желудке трепещет. Я должна сконцентрироваться на стиральной машинке, но я могу думать только о высоком и очаровательном мужчине рядом со мной. Здесь, внизу в прачечной.
Он поцеловал мою руку. Прикоснулся к моей щеке. Это как в моём любовном романе. Мне хочется хихикать, как школьнице, но он определённо посчитает меня глупой. Так что я прикусываю губу и тащу корзину с одеждой в сушилку. Мои пальцы не слушаются меня, когда я пытаюсь закинуть в сушилку четвертак. Рейган всё время жалуется, что владельцы злоупотребляют стоимостью стирки и сушки, но мне нравится чистая одежда, так что я рассматриваю это как неизбежное зло.
Я подмечаю его особенности. Он носит красивую одежду, по крайней мере, она лучше, чем у меня. Также замечаю татуировки на его пальцах, а когда они прикоснулись ко мне, я почувствовала, что они мозолистые. Его татуировки немного огорчают меня, но на улицах я видела много татуированных людей. Возможно, он ценит их художественную красоту.
Я достаю пару мокрых джинсов, и меня сковывает стыд. Они старые, мешковатые, и на одной из штанин проявилось пятно от отбеливателя. В корзине нет ничего, чтобы могло бы впечатлить такого мужчину, как он. Я смотрю на него из-под ресниц.
Он смотрит на меня.
Я моргаю и отвожу взгляд, торопливо засовывая свою старую подержанную одежду в сушилку. Я выгляжу как идиотка.
— Так тебя зовут Ник? —
—
— Это прекрасное имя. Оно русское? Ты говоришь как иностранец, — о, боже. Теперь я действительно выгляжу глупо. Рейган будет смеяться над моим поведением, вылитая Поллианна.
— Я украинец.
Я снова бросаю на него взгляд, он продолжает на меня смотреть, его пристальный взгляд как будто записывает все мои движения. У него не недружелюбный взгляд, хотя он и не улыбается. Пронзительные серые глаза, желающие узнать все твои секреты. Я снова улыбаюсь ему.
— Мне нравится твой акцент, — застенчиво говорю я. — Мне не доводилось слышать такого.
Никогда. Может, только у голосов на видео в интернете. Он звучит так, будто бы ласкает слоги языком, но я не сказала этого. Я не настолько смелая.
— Ты слишком добра. Я знаю несколько языков, но никак не могу избавиться от своих корней, — говорит он, его акцент учащает мой пульс.
Мне бы хотелось, чтобы он больше говорил. Кажется, он на пределе. Это потому, что я пытаюсь флиртовать с ним, или я жалко выгляжу?
— С какого ты этажа?
Он сразу же отвечает.
— Второй.
Я начинаю сиять
— Я тоже. Мы соседи, — я закончила складывать вещи в сушилку, и теперь мне нечего делать. Должна ли я продолжить разговор с ним? Но внезапно из моей головы вылетают все вопросы. Я беспомощно цепляюсь за корзину для белья. Он замирает с широко расставленными ногами, загораживая тёмный угол прачечной. — Я… думаю, раз мы живём на одном этаже, ещё увидимся?
Он наклоняет голову в мою сторону.
—
— Я тоже. Было приятно с тобой познакомиться, Ник, — я чувствую, как горят мои щёки. — Я живу в двести двадцать четвёртой квартире. Если когда-нибудь понадобится моющее средство или ещё что-нибудь, дай мне знать.
Он снова наклоняет голову.
Я чувствую себя глупо, выдавая столько информации, но ничего не могу с собой поделать.
— Ну, до свидания, — я поворачиваюсь к двери, чувствуя, что провалила свою первую возможность пофлиртовать с мужчиной.
Его взгляд падает на раскладушку, засунутую в мой карман.
— Дай мне свой номер телефона, — он складывает руки на груди. — Я дам тебе свой. Позвонишь, если что-нибудь понадобится.
Мои щёки розовеют, пока я достаю свой маленький раскладной телефон. Он одноразовый, самая дешевая модель. Рейган отпускает саркастические комментарии о том, что мне нужен смартфон с GPS, чтобы не потеряться в «большом городе». Но я не могу потратить столько денег на что-то столь легкомысленное. По крайней мере, пока не найду работу. Но я вручаю ему телефон, стараясь не стыдиться того, как жалко он выглядит.
Он ничего не говорит, просто оценивает его взглядом, после чего открывает и начинает набирать цифры одним большим пальцем. Я разглядываю его татуированные пальцы. На каждом суставе нанесена удивительная маркировка. Кажется, было бы невежливо спрашивать, что они означают. Через секунду он закрывает телефон и возвращает его мне.
— Ты позвонишь мне,
Я молча киваю и улыбаюсь ему, надеясь, что улыбка выглядит дружелюбной (а не напуганной), а затем исчезаю.
Кажется, теперь у меня есть два друга. Рейган и мой украинский сосед, который настолько невероятно красив, что я могла бы любоваться им целый день. Вцепившись в корзину белья, я ухожу, чувствуя на спине его взгляд. Благополучно вернувшись в квартиру, я достаю телефон и начинаю пролистывать крошечный список контактов, чтобы выяснить, как же он себя записал. Что-то личное? Или кокетливое?
Ник.
Просто Ник.
Конечно, мне не хватит мужества, чтобы позвонить ему, но я буду думать об этом день и ночь. А когда буду ласкать себя сегодня вечером? Я буду представлять лицо Ника. А завтра возьму у Рейган ноутбук и найду всё, что смогу, об Украине. Я хочу узнать о нём всё.
Есть что-то особенное в этом Нике, что привлекает меня, заставляя таращиться на свой телефон, как на чудо. Я встретила несколько мужчин на прошлой неделе, с некоторыми даже немного поболтала. Но никто из них не пытался поцеловать мою руку или дать свой номер телефона.
Это очень личная связь, со мной не случалось такого до этого. Личная связь с высоким, таинственным и красивым мужчиной. Всё как в моих самых смелых мечтах.
Даже больше. Я ложусь на кровать, размышляя, что же такое особенное кроется в Нике. Через секунду я понимаю. В нём есть сила. Такая яркая, глубокая и
Мне нравится думать о нём.
Дейзи. Она напоминает мне картины одной американской художницы из городка неподалёку отсюда. На её картинах изображены холмы с симметричными посевами озимой пшеницы. Они выглядят такими чистыми, мирными и благотворными. Даже её имя вызывает в воображении эти картины. Я же больше похож на тёмного мучителя, увиденного Данте, на гротескных картинах Иеронима Босха.
В пятнадцать мне было приказано убрать куратора, у которого пристрастился к американскому искусству и американским мальчикам. Эта работа принесла мне удовлетворение, я многое узнал об искусстве, пока следил за куратором. Но убрать его нужно было вовсе не из-за педофилии, а из-за денег. Всегда из-за денег.
Это была моя последняя работа под наблюдением Александра. Я до сих пор не знаю, было ли это задание причиной того, что Александр меня отпустил, или я просто стал слишком взрослым, чтобы он мог меня контролировать. Однако после двух недель наблюдения за куратором, я не смог просто выпустить пулю ему в башку. Я снова потираю надпись на своей груди.
— Можно мне… Могу я встать?
Я поворачиваюсь к вору.
— Подымайся, — командую я.
Он пытается встать на ноги, но он покалечен. Его мужество впечатляет. Он не обмочился и, в общем-то, был тихим. Я решаю отпустить его с предупреждением.
— Номер твоей квартиры? — спрашиваю я.
— Сто двадцать вторая, — отвечает он. Он выглядит маленьким, несмотря на свой размер. Сейчас, когда у меня было время остыть, я могу рассмотреть его. Удивительно, но мы с ним практически одного роста, а он кажется таким слабым.
— Я предлагаю тебе найти новое место жительства. Меня не волнует, что ты будешь делать с одеждой других женщин, но ты не будешь находиться рядом с ней, прикасаться или даже дышать с ней одним воздухом, — я всё ещё смотрю на сушилку. Мои губы искривляются при мысли о руках этого животного на её одежде. Я не могу позволить никому прикасаться к её телу. Я замечаю старую бутылку отбеливателя, вероятно, забытую кем-то. Он испортит её одежду, но так я смогу купить ей новую. Не поношенную, из дорогой ткани, одежду, достойную её.
— Н-но-но, вы же даже не знали её до этого! — скулит вор.
Я подхожу и прижимаю его за горло к стиральной машинке напротив. Чувство снисхождения покидает меня. Я крепче сжимаю его.
— Мне не так уж редко приходится обрывать жизни, одной больше, одной меньше. Съезжай и живи. Не съезжай и умри. Всё просто, — меня озадачивает непонимание этого человека. Возможно, нехватка кислорода повлияет на скорость его мышления и мою хватку. — Не такой уж и сложный выбор, правильно? Есть куча других мусорных свалок, где ты сможешь жить.
— Но у меня оплачен залог, — откашливается он.
Деньги, всегда деньги. Всё ещё держа его за горло, я вытаскиваю из кармана две стодолларовые купюры.
— Достаточно? — я машу перед ним деньгами. Его глаза расширяются, и он энергично кивает. Он тянется к деньгам, но я отвожу их. — Хм, расскажи мне, что ты будешь делать.
— Я съеду.
— Когда?
— Сегодня.
—
— Сейчас, — задыхается он.
Я киваю и отпускаю его. Он выхватывает деньги и убегает. Позже я проверю, опустеет ли квартира 122. Если нет, то я исправлю это.
Теперь надо решить проблему с одеждой Дейзи, о которой она даже не подозревает.
У меня нет мелочи, так что мне приходиться вставить в слот для монет две тонкие палочки и пластиковую карту от моей квартиры, чтобы машины поверила, что в неё упало две монеты. Я не ворую. У меня нет одежды для стирки. Но если Дейзи вернётся, ожидая найти меня здесь, мне нужно придумать правдоподобная легенда.
Я ставлю машинку на длительную стирку и сажусь в ожидании её возвращения. Спустя время сушилка Дейзи сигналит о завершении. Моё тело напрягается от мысли об её возвращении. У меня не было значительных контактов с такими девушками, как Дейзи. Большинству знакомых мне женщин я платил. За деньги, которые я давал, они обращались со мной так, как мне того хотелось, в основном они обслуживали меня и уходили. Но меня не волнует, что обо мне думают шлюхи, а вот Дейзи… Дейзи волнует.
Увидев меня, она останавливается. Неожиданность сюрприза отражается в тонких чертах её лица. Я улыбаюсь ей, хотя мышцы лица начинают протестовать на это непривычное движение.
— Привет, ещё раз, — говорит она неопределённо.
— Твоя сушилка закончила, — отвечаю я. Выражение её лица меняется с удивлённого на настороженное. Не эту эмоцию я хочу у неё вызывать, хотя я даже сам не понимаю, чего хочу. Желание, да. Страсть, да. Нежность, да… или нет. Я столкнулся с неопределённостью на неизведанной для меня территории, поэтому я реагирую так холодно и стойко, и это ещё больше её настораживает. Я вижу это.
Всё идет так быстро.
Я стремительно подхожу к ней и, взяв за руку, подвожу к её машине.
— Прости, я напугал тебя? Я просто жду, когда достираются мои вещи, — я жестом указываю на машинку, с которой манипулировал ранее.
— Нет, я просто не ожидала увидеть здесь кого-то ещё, — она стоит перед сушилкой, но не пытается достать свои вещи. Розовые пятнышки на её щеках становятся мне подсказкой. Она смущается. И я понятия не имею почему, поэтому отворачиваюсь и возвращаюсь к стулу. Её беспокойство огорчает меня, и я не знаю, как прогнать его прочь, кроме как оставить её одну. Я чувствую, как к горлу подступает комок. Может быть в следующий раз, когда я пойду к шлюхе, стоит заплатить ей за уроки флирта.
Мои собственные щёки горят, и я притворяюсь, что проверяю почту, пока Дейзи перекладывает вещи из сушилки в пластмассовую корзину со сломанной ручкой. Испуганный крик рикошетом сметает меня со стула, но ей не угрожает никакая опасность. Дейзи сверлит взглядом вещи в пятнах отбеливателя, который я долил в её машину. Меня накрывает вина, это труднее, чем я представлял.
— Что это? — спрашиваю я, притворяясь будто не знаю, что стало причиной испорченной одежды. Она склоняет голову, я не удивлюсь, если она начнёт плакать. Пожалуйста,
В конце концов, слёзы так не появляются, но её обреченность и отказ принятия этой потери заставляет меня чувствовать себя ещё хуже, как будто я физически оторвал от неё кусочек счастья.
Внезапно я снова встаю, и стул с грохотом падает на машинки.
—
Она вздыхает и поворачивается ко мне, слегка покачивая головой.
— Похоже, мне как всегда не везёт. Должно быть, я засунула вещи в машинку с чьим-то отбеливателем, — в одной руке она держит джинсы слишком большого размера с дырявыми коленями. Они сильно линялые сзади. А в другой руке она держит блузку, выглядевшую примерно так же.
— Джинсы ещё ладно, но рубашка?
— Это был я, — заявляю я, сжимая в кулак рубашку и оттягивая её на себя. — Ты должна позволить мне исправить это.
— Нет. Что? — она пытается притянуть рубашку обратно, и изношенная ткань рвётся в наших руках.
Сейчас Дейзи выглядит