на больницы для раненых воинов – 15 копеек,
в пользу церкви Святого Гроба Господня в Иерусалиме – 11 копеек,
в пользу нуждающихся славян – 11 копеек».
По другим годам:
«на возобновление строительства Мстиславова храма во Владимире-Волынском –12 копеек,
на достройку соборного храма в Киево-Покровском женском монастыре – 10 копеек,
в пользу церковно-приходских школ – 13 копеек…»
…Читаешь и ощущаешь всю глубину смысла народной поговорки, начинающейся словами – с миру по нитке… И в то же время видел, насколько многообразен, широк был тот мир, для которого жертвовали свои копейки прихожане полесского села. Насколько он был значим для человека, которому духовной властью доверили распоряжаться этими копейками.
Опять же записи
«о расходах на погашение ссуды, на закуп свечей и церковного вина, муки, на составление капитала для призрения в больницах лиц духовного звания, на выписку губернских ведомостей, на выписку епархиальных ведомостей, на постройку общежития для воспитанников Минской духовной семинарии…»
И здесь же с красивым почерком записка:
«Высокоуважаемый батюшка! Благодарю за одолжение. Посылаю 10 конвертов. Подпись. 5 апреля 1901 года».
Десять конвертов, видимо, для личной переписки Платона Тихоновича. И в ряде текущих месяцев и такие записи, как возвращено священнику П. Тихоновичу вычтенных из его жалованья за книги (перечень книг и сумм самый различный) – где 1 рубль 70 копеек, где 2 рубля, где 5 рублей 62 копейки.
А затем и вовсе удача: мне родственники передали книгу Геннадия Кохановского «Адчынiся, таямнiца часу». Сдержал свое слово Геннадий Александрович, отослал ее полесскому кузнецу в его родную деревню. Вот только не застала она Василя в живых, потому как вышла в свет в 1984 году и весьма небольшим по тем временам тиражом. Имелась в ней небольшая главка под названием «Беларуская граматыка Платона Цiхановiча».
Геннадий Александрович рассказывал о своей поездке в Лунин, о встречах с местным кузнецом Василем Карпцом, о самой грамматике, поисках следов Тихоновича. Процитирую несколько абзацев.
«Аўтар добра ведаў свой час і ўлічваў зачаджаную палітычную атмасферу на Беларусі, калі нават мова народа была ў забароне, таму ён пісаў беларускую граматыку на дзвюх мовах: беларускай і рускай. Безумоўна, гэтая частка з’яўляецца ўступам да асноўнай працы. Ужо ў самым пачатку Платон Ціхановіч (1838–1922) пераконвае чытачоў, што беларуская мова мае свае асаблівасці, яе не трэба блытаць з рускай.
Гэтая думка вынікае, калі чытаеш асобныя тэмы:
а) Асаблівасці ў вымаўленні гукаў як зычных, так і галосных;
б) Розныя параўнанні з рускай мовай;
в) Адрозненні ў склонавых і дзеяслоўных формах;
г) Асаблівасці ў родах назоўнікаў і асаблівасці ў сінтаксічным ладзе».
Завершает свою публикацию Кохановский так:
«Пры ўсіх выпадках “Мова” П. М. Ціхановіча варта ўвагі гісторыі беларускай лінгвістычнай навукі».
О самом Тихоновиче автор говорит то, что услышал от Василя, сельских старожил. Особых точностей в приведенных фактах не имелось. Но это мы и не собираемся ставить ему в вину. Он только лишь коснулся большой жизни человека, сделавшего, по сути, первый шаг в сторону развития родного языка.
Звоню в Минск своей знакомой Галине Прико. Она работала старшей научной сотрудницей в национальном архиве, помогала мне в поисках материалов по открытию народной школы в Лунине. И в них имелись ссылки на священника Тихоновича.
– Галина Александровна, у меня в руках книга Кохановского. Он пишет, что видел и держал в руках грамматику Тихоновича. Значит, она есть.
Увы, позднее Галина огорошила меня ответным звонком:
– В национальном архиве подобной грамматики не имеется.
– Тогда где мне ее искать?
– А какую сноску сделал в своей книге Кохановский?
– Ссылается на ЦДГА ЛитССР.
– Это в нынешней Литве. Вот туда и необходимо обращаться.
Запрос был послан. Ответ пришел на удивление очень быстро. В нем сообщалось, что в государственном историческом архиве Литвы имеется такая грамматика. При соответствующей оплате мне пришлют ее электронную копию. Называлась сумма, которую мне на тот момент предстояло уплатить. Прочел и вздохнул. Посылаю запрос с просьбой уменьшить сумму оплаты. Оказывается, на все существуют договора и расценки. В Пинском отделении «Приорбанка» мне посоветовали найти в Литве хорошего знакомого и попробовать через него. Объяснили:
– Вы заключаете сделку с государственной организацией другой страны, отсюда и сумма. А если через физическое лицо, будет гораздо дешевле.
– Но у меня нет таких знакомых в Литве. В другое время съездил бы и никаких проблем, а теперь…
– А теперь все гораздо сложнее.
Посоветовались с женой и деньги ушли в Литву.
Вскоре по электронной почте пришел ответ:
Это письмо я получил из Вильнюса и привожу его на языке оригинала. По-русски оно звучало так:
«Уважаемый господин Н. Еленевский, вчера компакт с копиями был выслан почтой. Электронной почтой все выслать не получилось, попробуем высылать отдельными файлами. Извините за задержку. Зав. отделом Виргиния Чиюнскене».
Я не знал вас, Виргиния. Мы ни разу не встречались, кроме краткой переписки по электронной почте нас ничего не связывало.
Но на тот момент она для меня стала женщиной, сотворившей чудо. Она подвела своеобразный итог тому, чем жил, чем мучился, над чем трудился, что искал несколько десятилетий. И не один я. Дай Бог вам, а также заместителю директора Алфонсу Тамулису, директору Литовского государственного исторического архива Лайме Таутвайшайте здоровья и счастья на долгие, долгие годы.
Спустя несколько дней после электронного сообщения пришла бандероль с диском. Аккуратная. Все обвернуто ударопоглотителем. С особым волнением вставил диск в компьютер…
И моему взору предстал уже такой знакомый красивый и аккуратный почерк Платона Максимовича Тихоновича. Почерк, не подвластный времени. Казалось, что ушедшие 100 с чем-то лет исчезли. Время полетело вспять. Оно приблизило ко мне Тихоновича так, словно он вот только что вернулся после службы из церкви, погладил широкую бороду и присел рядышком. Присел так, словно хотел посмотреть, разбираюсь ли я в том, что он написал, что сотворил.
Для меня она представляет интерес не столько как грамматика вообще, сколько тем, что она построена на мини-диалогах полешуков с их неповторимым колоритным говором. По сути дела, это даже не учебник, а художественное произведение, написанное языком того времени и тех людей, которые на нем разговаривали. Столько в нем сочности, образности. И если в рукописи Платона Максимовича Тихоновича эти диалоги не обозначены, а речь льется, словно из животворного источника звенящая струйка, непрерывно, то я попробовал под эту струйку поставить кувшинчики-абзацы, чтобы в каждый из них вливался свой диалог.
Отсюда и свой характер разговаривающих между собой людей. Их восприятие времени, их отношение к действительности. Сколько языковых красок! Какой темперамент! Какая насыщенность действием. На каждом слове знак правильного ударения для верного произношения согласно канонам того языка, который был воспроизведен автором.
Да, так они читались и воспринимались лучше. При этом совсем не теряли тех особенностей, о которых писал Тихонович. Уловил себя на том, что это даже не грамматика, а цельное произведение, состоящее из большого ряда миниатюр.
Удивительных миниатюр!
Скажу, что в своем цитировании первого абзаца грамматики Геннадий Кохановский допустил некоторую неточность. Видимо, сама бумага с ее желтизной времени смазывала некоторые буквы и не позволила ему уловить некоторый нюанс. Для меня это стало понятно и по самой электронной версии. Над ней пришлось немного поработать сотруднице «Полесской правды» Светлане Степанюк: убрать темный фон, прибавить четкости в строки. Компьютерная технология позволила восстановить все до мельчайших деталей. И в этом было мое нынешнее преимущество перед Кохановским. К тому же я – полешук. Еще многое из того, что записал Тихонович, живо и сейчас. Полешуки – это та историческая общность людей, населяющая практически весь юг нашей республики, которая не особенно тяготела к смене языковых понятий, сложившихся в ее среде в течении многих столетий.
И вот сейчас вопреки столетиям со мной рядом сидел Тихонович. Когда-то он ожидал этой первой публикации его грамматики.
– Он яки коминок хороши, мае быть его недавно зробили.
– О не, уже давно.
– А брычка якая ж хорошая! Мусить майстар добры быу, коли гэтак выробиу.
– Брычка як брычка, але колёса нищо не зусим приходяцца, быцца крохи замалые.
– Не, гэто тоби так здаецца.
– Эй, що ты кажеш. Неужеш таки я не ведаю, гэтыя колеса робиу Мікіта, то скуля вын ж ведае, якия колеса треба до гэтакой брички.
– Небыйсь, добре все зроблено.
– А скылечки я тоби виноват грошей? От и я уже забыуся, быццам десять золотых.
– Займать то вын не забыуся, а уже трети раз у мене пытаецца, дай не памятае. Хиба у иого память гэтака коротка.
– Ох и гиблецца мый ножичок. Мусить с поганои стали зроблены, бо як бы добрая сталь, то вын бы не гибауса, нават и дерева не хоче резати.
– Чы чуу ты гэтакую гуторку? О тож ты мяне спужау, ажни я й не спамятауся, на каторым я мисцы.
– А нащо ты украу мого ножа? Ах ты, злодей, ось я тоби дам.
– Ах як ж ты плюгавы, нащо ты так збештау мою сокирку? А щоб тебя помырок узяу!
– А почым ты заплатиу хунт мяса. От уже й забыуся, чи то десяць, чи то двананцать грошей.
– Так витер коло ушей ходить.
– А сыночка ты не оженитимешь? А дочок неотдаватимешь замуж? Нащо ж ты их маеш годовати? Отдавай, коли люди знаходяцца.
– А отчого гэтая лушпайка?
– Гэто мабыць с каштана.
– Да яка хороша, як помалювана.