Затмение

— Пришли повидать тебя, сестра, — сказал Сэм. — Шесть лет прошло. Помнишь меня? Я Сэм, второй сын. Я тебя хорошо помню. А это — Дрейк, младший. Ему было семь, когда ты ушла из дому.

— Боже ты мой! — воскликнула Демельза. — Как вы оба выросли!

Росс находился на шахте Уил-Грейс с капитаном Хеншоу и двумя инженерами, построившими подъемный механизм. Они проверяли неисправность в штоке насоса, из-за которой механизм остановился и не работал полдня, пока они не пришли. Этой возможностью воспользовались, чтобы произвести ежемесячную очистку котла.

По пути домой Росс пребывал в задумчивом, но все же хорошем настроении. Шахта, по его мнению, достигла пределов развития в обозримом будущем. На ней трудилось тридцать вольных рудокопов, двадцать пять сдельщиков, шесть крепильщиков и еще около сорока разнорабочих на поверхности.

Насос теперь работал на полную мощность, а выкаченная с глубины в шестьдесят саженей вода сразу направлялась в деревянный желоб и приводила в движение небольшое водяное колесо на поверхности, выполняющее роль вспомогательного насоса. Затем вода стекала на десять саженей вниз по подземному каналу и заставляла крутиться второе колесо, установленное на шестьдесят футов ниже уровня первого, потом она выходила на поверхность в тридцати футах ниже и стекала по склону до промывочной площадки, построенной прямо над садом Демельзы.

Изрядное количество добытой руды по-прежнему направлялось для измельчения и промывки на оловянные дробилки в Соле, так как здесь уже не хватало места для дополнительного оборудования, иначе Нампара стала бы уже непригодной для проживания.

Кроме того, расширение шахты казалось нерентабельным. Построить еще один подъемник или увеличить нагрузку этого было бы неразумным при стоимости угля восемнадцать шиллингов за тонну без учета стоимости доставки по морю, и даже из-за войны цены на олово еще не поднялись до уровня, который бы обеспечивал хорошую прибыль. Одной из причин стала мода на керамическую и фарфоровую посуду вместо оловянной. Привычки сменились по всей стране, причем в крайне неудачное время.

Тем не менее, жилы оказались настолько богатыми и, несмотря на их глубину, доступными, что шахта полностью окупала себя, в отличие от других. Такое крупное предприятие как «Объединенные шахты» получило одиннадцать тысяч фунтов в год чистого убытка и закрылось. А небольшая шахта Уил-Грейс принесла такую прибыль, на какую Росс не смел и надеяться, и в шесть месяцев покрыла его многочисленные долги, как великодушный Лукулл. Двухмесячная прибыль покрыла весь долг Кэролайн Пенвенен в четырнадцать сотен фунтов, еще через два месяца были погашены все долги перед банком Паско и прочие мелкие заимствования, а к маю шахта смогла погасить закладную на дом двадцатилетней давности, принадлежащую лично Харрису Паско. Вскоре денег хватит и на депозит в банке или чтобы вложить в пятипроцентные государственные бумаги, или чтобы хранить в мешках под кроватью, или на покупку всего желаемого.

Это как пьянящий напиток. Ни Росс, ни Демельза еще не привыкли и вели себя так, будто сегодня извлекут последнюю тонну руды. Неделю назад он взял Демельзу с собой в шахту и показал ей два богатых уровня, и это окончательно ее убедило. И хотя Росс сам бывал там ежедневно, он хотел убедить и себя самого. Он чувствовал, что нуждается в уверенности жены, чтобы действительно поверить.

Шахта находилась так близко, что на обед, который обычно подавался в два часа, он ходил домой. Сейчас еще не прибило и часа, но ему предстояло сделать кое-какие расчеты, он намеревался поработать в библиотеке. После рождественского примирения Росс проводил дома как можно больше времени. Это было еще одним способом обрести уверенность. Они получили всё, но потеряли друг друга — Демельза была готова уйти, уже почти ушла из дома. Теперь казалось невероятным, что они были так близко к расставанию. Тепло их примирения, полного страсти, сделало их в некотором смысле ближе, чем когда-либо раньше, снеся все барьеры. Тем не менее, это было какое-то лихорадочное тепло, как если бы их отношения все еще не оправились от почти смертельной раны, и они пытались переубедить сами себя. Полное доверие, существовавшее прежде, пока еще не вернулось.

Их радость и облегчение от факта, что рудник дает прибыль, тускнела от осознания, что всего в четырех милях от них, в Тренвит-хаусе, живут чужаки. Часто они забывали об этом, но периодически боль накатывала снова, и временами они снова отдалялись друг от друга. Рождение и крещение Валентина Уорлеггана только подлило масла в огонь. Никто не проронил и слова о том, что занимало их мысли. Никто и никогда не смог бы этого произнести. Но Кэролайн Пенвенен написала Демельзе.

«Каким разочарованием было не увидеть вас там, хотя, сказать по правде, я вряд ли ожидала этого из-за стойкой и неизменной взаимной неприязни Росса и Джорджа. Не помню, бывала ли я в Тренвите раньше, но это прекрасный дом.

Младенец темноволос, но, думаю, пойдет в Элизабет — он неплохо сложен и вполне миловиден, как и все дети. (На самом деле мне нет никакого дела до детей, пока им не исполнится три года. Дуайту придется как-то организовать мне сразу трехлетнего. Не знаю как). На крестины собралась целая толпа, включая одного-двух стариков пренеприятнейшего вида — я и не подозревала, что у Уорлегганов так много родни. Из соседнего графства тоже приехали гости, но не больше, чем бывает в холодную погоду».

Далее Кэролайн в подробностях описывала присутствующих.

«Дядюшка Рэй не смог поехать со мной, увы, он слишком слаб. Ему не хватает Дуайта. Последнее письмо Дуайта пришло две недели назад с «Тревейла», но отправлено было еще на две недели раньше, так что мои сведения о его местонахождении уже устарели на месяц. Я в ярости, словно покинутая дева, запертая в башне. Мне становится еще хуже, когда думаю о том, что если бы не я, он бы вообще не поступил на флот. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь положил конец этой войне...»

Хоть письмо было написано в весьма дружелюбной манере, Росс был бы рад не получать его вовсе.

Оно только подлило масла в огонь, оживив воспоминания о доме и людях, так хорошо ему знакомых. Единственным человеком, которого Кэролайн не упомянула в письме, была сама Элизабет. Конечно, она не знала и половины истории, но, без сомнения, ее знаний было достаточно, чтобы проявлять тактичность в письме к Демельзе. Росс не мог поехать и не поехал бы на крестины, даже если бы их пригласили. Но его больше чем когда-либо раздражало то, что его отлучили от фамильного дома — он не мог навестить старую тетушку Агату или повидать племянника, не мог оценить изменения, происходившие с домом. Достаточно было и того, что он увидел, когда в последний раз незваным гостем заезжал на Рождество. Это был уже не тот дом, что раньше — Росс чувствовал себя в нем чужаком.

Проходя мимо гостиной, он заглянул в окно и увидел жену, беседующую с двумя молодыми незнакомцами.

Он завернул за угол и направился к ним.

Джереми соскользнул с колен Демельзы и бросился к нему с криком: «Папа! Папа!». Росс поднял его на руки, обнял и поставил обратно на пол, пока двое молодых людей стояли в неловком молчании, не зная, куда деть руки. На Демельзе был корсаж из тонкого белого поплина, украшенный кружевом от старой шали (она сшила его сама из двух рубашек Росса), кремовая льняная юбка, зеленый передник и связка ключей, болтающаяся на талии. Пока не представилась возможность обновить ее гардероб.

— Росс, ты помнишь моих братьев? — спросила Демельза. — Это Сэмюэль, второй по старшинству, и Дрейк — младший. Они пришли из Иллагана, чтобы повидаться с нами.

Молчание.

— Что ж, — сказал Росс, — прошло много времени.

Они пожали друг другу руки, но сдержанно, без особых эмоций.

— Шесть годов, — сказал Сэм. — Или около того. С тех пор, как я был здесь. А Дрейку так и вообще впервой. Он был чересчур маловат тогда.

— Да уж, идти-то не близко сюда, и нынче тоже, — сказал Дрейк.

— Кажется, у тебя ноги подлиннее будут, чем у Сэма! — возразила Демельза.

— У нас у всех ноги длинные, сестра, — серьезно сказал Сэм. — Это у нас от матери. Если по правде, так у тебя точно такие.

— Вам предложили выпить? Джин? Или ликер? — спросил Росс.

— Благодарствую. Сестра предлагала. Может, позже, стакан молока. К выпивке мы не притрагиваемся.

— А, — протянул Росс. — Что ж, присаживайтесь.

Он взглянул на Демельзу и уже собирался уйти, но, заметив ее приподнятую бровь, остался.

— Не то чтобы мы возражали, когда другие пьют, — объяснил Дрейк, смягчая грубый тон брата, — но сами предпочитаем воздерживаться.

— Как ваш отец? — как бы продолжая тему, спросил Росс.

— Господь пожелал призвать его к себе в прошлом месяце, — ответил Сэм. — Отец умер готовым к встрече с его милостивым Спасителем. Мы пришли, чтоб рассказать об этом сестре. И кое о чем вдобавок.

— А, — сказал Росс. — Сочувствую.

Он снова посмотрел на Демельзу, пытаясь понять, как она восприняла эту новость, но не заметил ничего необычного.

— Как это произошло?

— Оспа. У него ее отродясь не было. Заболел ни с того ни с сего — и через неделю уже схоронили.

Росс заметил, что голос старшего брата не дрожит от волнения, хотя говорил он пылко. Сыновний долг был лишь обязанностью, а не личным выбором.

— Мы все переболели в детстве, — сказал Дрейк. — Всё прошло, лишь несколько отметин осталось. У тебя она была, сестра?

— Нет, — ответила Демельза, — но я выхаживала вас — всех троих одновременно, пока отец в стельку напивался каждый вечер.

Повисла пауза.

— Что ж, отдай ему должное, уже много лет он был трезв как стеклышко, — вздохнул Сэм. — Как снова женился, так к выпивке даже не прикасался.

— А мачеха Нэлли? — спросила Демельза. — Как она?

— Держится. Люк женился и съехал. Уильям, Джон и Бобби пошли по стопам отца и работали бы в шахте, кабы бы та не закрылась. Сейчас в Иллагане та еще нищета.

— Не только в Иллагане, — сказал Росс.

— Да уж, это точно, брат, — согласился Сэм. — Помню, когда был совсем мальцом, у дороги промеж Иллагана и Камборна сорок пять подъемников с лишним пыхтело. Днем и ночью. Днем и ночью. Сейчас их четыре. Долкоат закрыли, и Северное нагорье, Уил-Тоуан, Полдайс, Уил-Дамзел, Уил-Юнити. Да там список по локоть длиной!

— И чем занимаетесь? — спросил Росс.

— Я — вольный рудокоп, как и все, — ответил Сэм. — Когда удается застолбить жилу. Но Господь по своей великой милости испытует меня. Дрейк семь лет учился на колесного мастера. Раньше у него была работенка время от времени, а сейчас — никакой.

Росс начал подозревать, какова цель их визита, но вслух не сказал ни слова.

— Вы оба методисты? — спросил он.

— Мы оба обрели новый дух, — кивнул Сэм, — и следуем пути Христа, соблюдая его заветы.

— Мне казалось, ты был единственным, кто не видел свет Господа, — сказала Демельза. — Много лет назад, когда отец однажды пришел позвать меня домой, он сказал, что обращены все, кроме тебя, Сэмюэль.

Сэм смущенно провел рукой по молодому, но морщинистому лицу.

— Точно, сестра. Всё-то ты помнишь. Более двадцати лет я жил без Бога, погрязнув в грехах и искушениях. Я влачил жалкое существование в пороке злобы и узах безнравственности. Но Бог простил мне грехи и освободил душу.

— И теперь, — добавил Дрейк, — Сэм обрел спасение пуще всех нас.

Росс взглянул на другого юношу. В его интонации сквозил намек на иронию, но бледное лицо оставалось невозмутимым. Внешне он был похож на Демельзу: цветом волос и глаз, гладкой кожей. Но особенно — своим чувством юмора.

— Ты не очень-то уверен насчет себя самого? — спросил Росс.

— Иногда я сбиваюсь с пути истинного, — улыбнулся Дрейк.

— Как и все мы, — согласился Росс.

— Ты тоже обратился к Христу, брат? — живо спросил Сэм.

— Нет, нет, — ответил Росс. — Я так, в целом согласился, не более того.

Прибежал Джереми и потянул мать за юбку.

— Мам, можно я теперь пойду? — спросил он. — Можно мне поиграть с Гарриком?

— Иди. Но будь осторожен. Больше никаких стен, пока не заживет.

Когда он убежал, Сэм спросил:

— Еще есть дети, сестра?

— Нет, только один. У нас была девочка, но она умерла, — сказала Демельза, разглаживая складки на юбке.

— А у отца со вдовой? Вроде у них был кто-то еще?

— Девчушка чуть старше пяти по имени Флотина. Еще троих призвал Господь.

— Господу много за что предстоит ответить, — сказал Росс.

Возникло неловкое молчание. Но ни один из братьев так и не клюнул на приманку, на которую несомненно попался бы их отец.

— В котором часу вы выехали из дома? — спросила Демельза.

— Из дому? Почти сразу после петухов. Мы лишь раз промахнулись с поворотом, встретили егерей, они и показали, как идти. Я думал, мы той дорогой добирались в прошлый раз, но, видно, ошибался.

— Наверняка так и было, — сказал Росс. — В Тренвите появились новые хозяева. Они и закрыли дороги, веками свободные для проезда.

— Сегодня возвращаться уже слишком далеко, — сказала Демельза. — Вы должны остаться на ночь.

— Вот спасибо, сестра, — сказал Сэмюэль, прокашлявшись. — Слушай, сестра, я, да и брат тоже, мы вообще-то пришли, чтоб просить вас об одолжении. В Иллагане таперича полно народу сидит, не евши мяса месяца три. Мы кормились ячменным хлебом, жидким чаем да сардинами, когда удавалось словить. И жаловаться здесь не на что, уверяю. Это спасение, дарованное нам милосердным Иисусом, дабы душа наша не голодала. Чистый источник Его вечной любви восстанавливает наши силы. Но что ни говори, многие погибают от нужды и болезней, так и не пробудившись от греховного забвения.

Его лицо исказила гримаса, и он умолк.

— Продолжай, — спокойно сказал Росс.

— Я к тому, брат, что мы слыхали, якобы здеся подработка есть. Месяц назад поговаривали, что у вашей шахты дела идут хоть куда. Говорят, вы подрядили двадцать новых трудяг в прошлом месяце и еще двадцать за месяц до того. И вот мы с Дрейком. Вот увидишь, из меня рудокоп хороший, хоть и толкую сам за себя. У Дрейка руки золотые, он не только колесных дел мастер, но и в любом другом деле не подведет. Вот затем мы и пришли, чтоб найти какой-никакой работы.

Стоило Джереми отвести Гаррика в сад, как тот сразу стал лаять и прыгать вокруг него. Теперь только Джереми было под силу вызвать у Гаррика щенячий восторг. Росс прикусил палец и взглянул на Демельзу. Она сидела, сложив руки на коленях и скромно опустив глаза. Но несмотря на это Росс явно видел, что в ее голове что-то происходит. Наверняка у нее свое мнение по поводу этой просьбы. Но она не давала ему ни намека на то, что думает. Вероятно, хотела, чтобы он сам принял решение.

Всё это прекрасно, но ведь дело имело к ней прямое отношение. Отказать в такой просьбе ему было непросто. Родственные узы и нужда — на одной чаше весов, благосостояние и процветание — на другой.

Демельзе пришлось побороться, чтобы сбежать от своей родни, в особенности от отца. Наверняка ее еще помнят, как дочь рудокопа, но за последние четыре года, после того как она стала женой Росса, общество по большей части ее приняло. Теперь, когда у них были деньги, они могли двигаться дальше.

Красивая одежда, драгоценности, обновленный дом. Они могли приглашать гостей и выходить в свет. После стольких лет жизни на краю нищеты она наверняка о чем-то мечтает, как любой человек на ее месте. Хотела ли она на этом этапе своей жизни быть скованной двумя братьями, живущими по соседству? Безграмотными трудягами, болтающими направо и налево о своем родстве и привилегиях, смущая не только ее, но и всех остальных?

Им пришлось бы не только чаще общаться с наемными рабочими: шахтерами, механиками, крепильщиками, плавильщиками, сортировщицами и сортировщиками, фермерами, батраками, домашними слугами. Сейчас к Демельзе все обращались как к госпоже Полдарк, хотя и знали, что она — одна из них. Она отлично ладила со всеми: ее не только любили, но и по-настоящему уважали.

Изменится ли установленный порядок с приездом братьев Карн? Ведь где двое, там еще трое-четверо наберется. А что будет, если они здесь женятся? Справится ли Демельза еще с одним семейством родственников-шахтеров — неминуемо бедным, неминуемо обреченным, но при этом притязающим на нечто большее по сравнению с остальными? Особенно это касается женщин. По сравнению с мужчинами женщины не столь деликатны и порой забывают свое место.

— Это небольшая шахта, — сказал Росс. — Мы не нанимаем более сотни работников, будь то взрослые или дети. Наши дела только-только пошли в гору. Всего девять месяцев назад я был в Труро — договаривался с торговцами из Уил-Радиант о продаже нашего подъемника и насоса. Недавно мы обнаружили столько руды, что даже с нынешними убыточными ценами на олово получаем существенную прибыль. Всё указывает на то, что чем дальше мы копаем, тем шире и глубже становятся две рудные жилы. Ближайшие два года работы точно хватит для всех. Что будет дальше — не могу сказать. Но, учитывая столь низкую цену на олово и столь ограниченную чистую прибыль, было бы разумнее не расширяться. Причин на то несколько. Во-первых — чем больше олова на рынке, тем меньше дохода оно принесет. Во-вторых — чем дольше длится война, тем больше будут востребованы металлы, а значит, у нас есть все шансы, что рыночная стоимость повысится. Поэтому мы были вынуждены многим давать от ворот поворот, когда те приходили за работой.

Он замолчал и посмотрел на братьев. Он не был уверен, понимают ли они, о чем идет речь, но внешне казалось, что суть они схватывают.

— Нам не хотелось бы отнимать работу у других, — сказал Сэм.

— Думаю, — ответил Росс, — по такому случаю мне нужно спросить совета у капитана Хеншоу. Будет лучше, если я сделаю это утром. Поэтому предлагаю вам переночевать у нас. Думаю, мы сможем разместить вас в доме или в амбаре.

— Спасибо, брат.

— Рабочих нанимает капитан Хеншоу. Чтобы знать наверняка, я должен поговорить с ним. А тем временем мы накормим вас ужином.

— Спасибо, брат.

Демельза слегка вскинула голову, чтобы убрать упавшую на глаза прядь.

— Мне кажется, — сказала она, — Сэмюэль и Дрейк, вы по праву можете называть меня сестрой. Но будет уместнее, если моего мужа вы будете называть не иначе как капитаном Полдарком.

— Конечно, сестра, — лицо Сэма расплылось в улыбке, — с радостью. Прошу прощения, просто у нас, методистов, принято называть всех мужчин братьями. Мы завсегда на такой манер говорим.

Росс плотно сжал губы.

— Да будет так, — наконец сказал он. — Утром я встречусь с капитаном Хеншоу. Но вы должны понимать, что это не обещание работы — я обещаю лишь поговорить с ним.

— Благодарствую, — ответил Сэм.