Она выбрала дверь, которая была между столовой и кухней, поскольку решила для себя не обходить дом вокруг, как делали все остальные сотрудники. Зайдя в шикарную комнату, она опустила голову вниз, в большей степени беспокоясь не о том, что кто-то может на нее нажаловаться, а очень надеясь и молясь не попасться…
— Я надеялся, что увижу тебя сегодня здесь.
Лиззи замерла, словно вор, почувствовав укол от слез, заблестевших в уголках ее глаз. Но она не собиралась плакать.
Не перед Лейном Болдвейном.
И не из-за него.
Расправив плечи, она вскинула подбородок... начиная разворачиваться в другую сторону.
До того, как она встретила глаза Лейна с тех пор, как она прекратила с ним все отношения, она готова была ему сказать — идти к черту, но сейчас она поняла три вещи: во-первых, он выглядел точно так же, как и прежде; во-вторых, это совершенно не было для нее хорошей новостью; и в-третьих, если у нее в голове имеются хотя бы какие-то мозги, она должна помнить и все время вспоминать, что он сделал с ней почти два года назад и не выпускать это из вида.
«Пропахший насквозь своими долларами» и все, в таком же роде, что…
Эх... черт побери, и почему он по-прежнему так хорошо выглядит?
Лейн не мог многое вспомнить, идя по Истерли впервые за долгое время.
Ничто не радовало глаз и не производило на него должного впечатления. Не величественная входная дверь с львиной головой и молотком на иссиня-черной глянцевой панели. Не переднее фойе размером с футбольный стадион с парадной лестницей, ни картины, написанные маслом, описывающие прошлое и настоящее Брэдфордов. Ни хрустальные люстры или золотые бра, ни рубиново-красные восточные или тяжелые парчовые портьеры, даже не впечатлила гостиная и бальный зал по обеим сторонам.
Южная элегантность Истерли, в сочетании с многолетним душистым сладким лимонным ароматом, вышедшей из моды мастикой для полов, была как прекрасный костюм, который надевают утром и носят на протяжении всего дня, потому что она была сшита портным, подгоняющим его под каждую вашу мышцу и косточку. Он не чувствовал абсолютно никакого внутреннего трепета от того, что попал в эту атмосферу: скорее оно напоминало погружение в девяносто-восемь-точка-шесть градусов спокойной воду. Воздух, которым он дышал, был совершенно неподвижным, совершенно влажным и вполне умеренным. Он начал клевать носом, сидя в кожаном клубном кресле в гостиной.
Это была семья и одновременно враги, и очень вероятно, что у него не было никаких эмоций, потому что он давно махнул на них рукой, стараясь не думать об этом.
Однако, он пытался вспомнить любую мелочь, позволяющую ему увидеться с Лиззи Кинг в этот раз.
Они столкнулись, когда он шел через столовую в поисках кого-нибудь.
«О, Боже, — подумал он. — Ох, дорогой Бог».
После того, как он такое долгое время хранил в памяти ее образ, сейчас стоящая перед ним Лиззи, отличалась от той в его воспоминаниях, той, реальной, которая стояла перед ним. И его тело мгновенно отреагировало на нее, кровь быстрее понеслась по венам, и все дремлющие инстинкты не просто проснулись, а полыхнули у него в крови.
Ее волосы стянутые сзади в густой хвост, точащий прямо, были по-прежнему осветлены солнцем, не подвергшиеся парикмахерскому мелированию. На лице не было макияжа, кожа была загорелой и сияющей, ее строение лица напомнило ему, что хорошая генетика намного лучше, любых сто тысяча долларовых пластических хирургов. И ее тело… упругое, сильное тело с изгибами, которые он так любил и сильное, что говорило о ее физическом труде, которым она так хорошо занималась... было именно таким, каким он его и запомнил. Она даже была одета также, как и тогда, в шорты цвета хаки и необходимое черное поло с эмблемой Истерли.
От нее пахло Кеппертоном, не Шанелью. Ее туфли были Меррел, не Маноло, часы Найк, а не Ролекс.
Для него она была самой красивой, одетой лучше всех женщиной, которую он когда-либо видел.
К сожалению, взгляд ее глаз остался без изменений.
Взгляд, сказал ему, что она тоже думала о нем с тех пор, как он ее покинул.
Но только не в хорошем смысле слова.
Его губы шевелились, и Лейн поймал себя на мысли, что он что-то говорил ей, но совершенно не следил за словами. Слишком многое было необходимо отфильтровать его мозгу, и в основном все это были воспоминания из прошлого: ее обнаженное тело на спутавшихся простынях, ее волосы, просачивающиеся сквозь его пальцы, его руки на внутренней поверхности ее бедер. Он даже услышал у себя в голове, как она выкрикнула его имя, когда он жестко подвел ее к оргазму, сотрясая кровать, спинка которой ударялась о стену…
— Да, я знала, что ты приедешь, — спокойно сказала она.
Оказывается, они думали о разном. Он переминался в своих Guccis, по новой переживая разгар их отношений, а она была совершенно нетронута его присутствием.
— Ты видел ее? — спросила она. Потом нахмурилась. — Эй?
Какого черта она спрашивает его? Ах, да.
— Я слышал, что она уже приехала домой из больницы.
— Около часа назад.
— Она в порядке?
— Она осталась здесь с подачей кислорода через маску. Что ты думаешь? — Лиззи покосилась в сторону, в которую она направлялась. — Слушай, если ты меня извинишь, я собираюсь…
— Лиззи, — сказал он низким голосом. — Лиззи, я...
Стоило ему замолчать, как выражение ее лица стало незаинтересованным.
— Сделай нам обоим одолжение и не утруждай себя, ладно? Просто иди к ней и... сделай все остальное, ради чего ты приехал сюда, хорошо? Оставь меня в покое!
— Господи, Лиззи, почему ты не хочешь выслушать меня…
— А почему мне следует? Странный вопрос.
— Потому что цивилизованные люди позволяют другим высказаться, обычная вежливость…
И бум! понеслось.
— Прости? — воскликнула она. — Только лишь потому, что я живу над рекой, и работаю на твою семью, это делает меня своего рода приматом? Действительно… ты готов разъяснить мне это?
— Это не то, что я имел в виду…
— О, я думаю, что это…
— Клянусь, — пробормотал он, — любимая мозоль…
— Что, Лейн? Показать снова? Извини, но тебе не разрешено крутить такие вещи с такой как я, одна проблема. И она касается тебя. И она всегда будет касаться тебя.
Лейн всплеснул руками.
— Я не могу достучаться до тебя. Все, что я хочу сделать, это объяснить…
— Ты хочешь что-нибудь для меня сделать? Отлично, вот, — она сунула ему в руки наполовину наполненный кувшин с лимонадом. — Отнеси это на кухню и попроси кого-нибудь наполнить. Затем ты можешь попросить их отнести его обратно к бассейну, или возможно, ты захочешь сам его отнести… твоей жене.
С этими словами она развернулась и рванула в ближайшую дверь. И пока она шагала по лужайке по направлению к оранжерее, он не мог решить, что его больше привлекает: треснуть головой об стену или бросить в нее кувшин, или же проделать то и другое.
Он выбрал вариант четыре:
— Черт, долбаный, бл*дь…
— Сэр? Могу ли я быть полезен для вас?
Лейн взглянул на пятидесятилетнего мужчину с британским акцентом, который был одет, словно он представлял похоронное бюро.
— Черт побери, а вы кто?
— Мистер Харрис, сэр. Я Ньюарк Харрис, дворецкий, — мужчина поклонился в пояс. — Пилоты были достаточно любезны, позвонив заранее и сообщив, что вы едете. Могу ли я взять ваш багаж?
— У меня нет багажа.
— Очень хорошо, сэр. Ваша комната готова, и, если вы исследуете ваш гардероб и решите что-то обновить, для меня будет в удовольствие купить вам все необходимое.
Ох, нет, подумал Лейн. Неа, он не останется… он знал это чертовски хорошо, что выходные были на носу, а цель его визита не имела ничего общего с цирком «The Derby Brunch».
Он сунул кувшин мистеру Денди.
— Я не знаю, что здесь и мне плевать. Просто заполните его и отнеси туда, где он был.
— Рад познакомиться, сэр. Вам понадобится…
— Нет, вот и все.
Мужчина, казалось, удивился, Лейн протиснулся мимо него и направился в сторону части дома обслуживающего персонала. Но, конечно же, англичанин ничего не спросил. А кто бы спросил, учитывая настроение, в котором он был? Это не только правильный этикет дворецкого, но скорее всего в нем проснулось такое понятие, как самосохранение.
Две минуты в доме. Две чертовых минуты.
А он уже готов был взорваться, как ядерная бомба.
4.
Лейн промаршировал в обширную профессиональную кухню и сразу же был ошеломлен «шумом запахов» и тишиной. Хотя здесь находилось больше десятка поваров, в белой униформе, склонившихся над из нержавеющей стали рабочими столами и Викинг печками, никто из них не говорил, все трудились. Некоторые даже не подняли головы, однако, другие узнали его и перестали заниматься своим делами, он проигнорировал их реакцию: «О, Мой Бог!» Он свыкся с такой замедленной реакцией, связанной с его появлением где бы то ни было, поскольку его репутация всегда опережала его появление, распространившись по всей стране в течение многих лет.
Спасибо, «Ярмарка тщеславия», которая разоблачила его семью десятилетия назад. И три рекламные статьи туда же, и домысливания в желтой прессе, и начало компании с подшучиваниями в Интернете.
Однажды этот самый примитивный из прессы, рассматривающий статус знаменитостей, сосунок поймал его?
И его не удалось остановить.
Подойдя к двери с пометкой «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ», он пригладил свою рубашку, подтянул вверх брюки, прошелся по волосам. Пожалев, что не воспользовался временем, чтобы принять душ, побриться и переодеться.
И он действительно желал, чтобы встреча с Лиззи прошла намного лучше. Похоже ему необходимо придумать что-то другое.
Его стук был тихий, уважительный. Ответ он получил тут же:
— Что ты стучишься, — рявкнул женский голос с южным акцентом.
Лейн нахмурился и толкнул дверь. И остановился, как вкопанный.
Мисс Аврора стояла у плиты, запах горящего масла, потрескивающего в воздухе, как дробь барабанов, от жарящейся курицы на сковороде, наполнял комнату, с прической — короткий боб с супер-тугими черными колыхающимися кудрями, в том же домашнем халате, в котором он ее видел, когда уехал на север.
Единственное, на что он был способен — моргнуть, и подумал, что кто-то сыграл с ним дурацкую шутку.
— Ну, не стой там просто так, — огрызнулась она. — Помой руки и достань переносные столики. Я закончу через пять минут.
Верно то, что он ожидал ее увидеть, лежащую в постели с простыней до груди, с затухающем огнем в глазах, ожидающей, когда ее возлюбленный Иисус призовет ее к себе.
— Лейн, возьми себя в руки. Я еще не умираю.
Он потер переносицу, и волна усталости одолела его.
— Да, мамочка.
Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь отыскать признаки физической слабости в ее сильных плечах и ногах. Не было ни одного. Не было абсолютно ничего в этой шестидесяти пятилетней женщине, чтобы можно было предположить из-за чего она оказалась в приемном покое больницы сегодня утром.
«Итак, как карта ляжет», — решил он, окидывая взглядом сколько еды она ему приготовила. Как карта ляжет между ним, испытывающим чувство успокоения... и ярости, из-за того, что он впустую потратил столько времени, прилетев сюда.
Одно ему было ясно. Он не сможет уйти не поев, частично потому, что она свяжет его по рукам и ногам и силой накормит, но в основном потому, что как только он почувствовал этот запах, живот заурчал от голода.
— Ты в порядке? — спросил он, потому что должен был что-то спросить.
Взгляд, которым она посмотрела на него, не двусмысленно говорил, что, если он собирается продолжать задавать подобные вопросы, она будет более чем счастлива шлепнуть его, пока он не закроет рот.
«Согласен с этим, мама», — подумал он.
Пересекая узкое пространство, он обнаружил сервировочные столики, на двух из которых всегда ели, находились именно там, где он видел их в прошлый раз — в углу, между развлекательной консолью и книжным шкафом, который был установлен под углом. Пара Баркалонджерс (кресла производится мебельной компанией под названием Barcalounger Company) были те же и стояли там же, каждое напротив высоких окон, с вязаными салфетками на изголовьях.
Рисунки детей были везде в любых рамках, среди красивых темных находились также бледно-палевые: выпускной год его в детском саду; брат Макс, забивший гол в лакросс; его сестра Джина, одетая как доярка, игравшая в школе в спектакле; другой брат, Эдвард, старшекурсник в галстуке и пиджаке фотография сделана в Университете штата Виргинии.
— Господи, ты слишком похудел, сын, — мисс Аврора тихо пробормотала, направляясь, чтобы помешать в кастрюле, которая он точно знал была наполнена зеленой фасолью с кубиками ветчины. — У них что нет еды, там в Нью-Йорке?
— Не такая, мэм.
Горловой звук, который она издала, был похож на крик охотников в погоне за лисицей, но более смазанный.
— Доставай тарелки.
— Да, мэм.
Его руки дрожали, пока он открывал два шкафчика, и тарелки стучали. В отличие от женщины, которая родила его и без сомнения теперь наслаждалась заслуженным отдыхом, находясь под воздействием лечебных препаратов, всячески показывая, что не испытывает зависимость от них поскольку их прописал ее врач, мисс Аврора всегда казалась нестареющей и сильной, как супергерой. Разве мгла возникнуть мысль, глядя на нее, что рак вернулся?
Черт возьми, он не мог представить ее дряхлой, но при этом и не пытался одурачить себя, поскольку именно это могло послужить причиной коллапса.
Положив столовое серебро и салфетки на столики, и налив им обоим сладкий чай, он подошел и сел на кресло, стоящее справа.
— Тебе не стоит готовить, — сказал он, как только она начала раскладывать еду.
— И ты так ее и не попробуешь, что с тобой произошло.