Вскоре группе пришлось расстаться с ударником. Олега Валинского забрали в армию, и Виктор с Алексеем остались одни.
Олег Валинский:
Сначала меня направили в учебку в Павловск, там была радиоразведка… А потом полтора года я служил на Кубе… А придя из армии в ноябре 1983 года, я узнал, что Цой с «Рыбой» уже не играют вместе[65].
Виктор Цой:
Первый концерт в рок-клубе, в 8 г-м году, мы играли в таком составе: я и «Рыба», барабаны – звучала фонограмма электрической ударной установки, Миша Васильев (из «Аквариума») играл бас, а Дюша (Андрей Романов, также «Аквариум») – клавишные. Концерт прошел ровно, понравился и нам, и публике[66].
Виктор продолжал писать песни, подолгу оттачивал их, обыгрывая те или иные гармонии, Алексей приезжал к нему, вместе они придумывали аранжировки, готовясь к будущей гастрольной деятельности.
Алексей Рыбин:
Витька был упорным и в этом плане трудолюбивым человеком. Некоторые песни рождались у него очень быстро, но над большей частью того, что было написано им с 1980 по 1983 год, он сидел подолгу, меняя местами слова, проговаривая вслух строчки, прислушиваясь к сочетаниям звуков, отбрасывая лишние и дописывая новые куплеты… Так же осторожно он относился и к музыкальной стороне дела. Витька менял аккорды до тех пор, пока не добивался гармонии, которая полностью удовлетворяла бы его, – в ранних его песнях практически нет сомнительных мест, изменить в них ничего невозможно[67].
После бурной встречи Нового, 1982-го года и довольно удачных концертов в Москве, устроенных московским музыкантом Сергеем Рыженко, о которых можно прочесть в многочисленных воспоминаниях и рассказах свидетелей, Виктор с Алексеем, с подачи БГ, решают записать свой первый альбом. Решено было и сменить название группы, поскольку старое – «Гарин и Гиперболоиды», – как этого и следовало ожидать, перестало устраивать музыкантов, тем более что применительно к дуэту (Цой – Рыбин) оно звучало достаточно странно. «Вы же новые романтики – вот и исходите из этого», – дал свое отеческое наставление Гребенщиков.
Алексей Рыбин:
После поездки в Москву к Троицкому и Липницкому о наших удачных гастролях в Питер дошли слухи, на Цоя стали обращать внимание. Так что столица нас оценила первой… Мы искали какие-то пути… Все записывали свою музыку дома на магнитофон, по счастливому стечению обстоятельств мы познакомились с БГ и группой «Аквариум»… И по-моему, именно Борис инициировал эту запись, убедил Тропилло и убедил своих друзей[68].
С рождением названия «КИНО» связано много разнообразных легенд. К примеру, Алексей Дидуровутверждал, что такое название закрепилось за группой после новогодних гастролей в Москве. Кто-то из гостей, увидев, как молодые, разогретые красным вином Алексей и Виктор плещутся в ванной голышом, произнес в восхищении: «Ну, вы даете, ребята, просто кино какое-то!»
Сам же Алексей Рыбин вспоминал, что название «КИНО» пришло после того, как они с Цоем провели целый день за перевиранием всевозможных слов. Толкового на ум ничего не приходило (рассматривались даже «Ярило» и «Пионеры»). В итоге, после целого дня мучительных переборов всевозможных существительных, внимание ребят, шагавших по Московскому проспекту, привлекла надпись «КИНО», одиноко светившаяся на крыше кинотеатра «Космонавт».
Алексей Рыбин:
Я, кстати, сказал Вите: «А вот „КИНО“ как тебе?» – «Полное говно, – сказал Витя. – Не пойдет, это не название, безликое абсолютно, ничего за ним нет, ничего не понятно, какое кино, что за кино…» Прошел день в перебирании слов, и потом изможденный Витя сказал: «Хрен с ним, пусть будет „КИНО“…»[69].
«Во всяком случае, ничем не хуже, чем „Аквариум“», – решили Цой с Рыбиным, и группа обрела новое имя.
Итак, группа меняет название на «КИНО» и решает сделать запись первого альбома. Для этого Цой и Рыбин заручаются поддержкой самого БГ и участников группы «Аквариум», после чего БГ договаривается со звукорежиссером Андреем Тропилло, который уже записывал альбомы «Аквариума».
«Продюсером этой записи выступил Борис Гребенщиков, который, услышав песни акустического дуэта Виктор Цой – Алексей Рыбин, проникся симпатией к молодой группе и загорелся желанием помочь „КИНО“ записать первый альбом. Потенциал цоевских песен был виден невооруженным глазом, и БГ решил рискнуть. Закончив работу над „Треугольником“, он, договорившись с Тропилло, пригласил „КИНО“ в Дом юного техника на первые студийные пробы. Тропилло, не лишенный здорового авантюризма и имевший счастье наблюдать выступление Цоя с Рыбиным на какой-то безумной панк-вечеринке, согласился записывать „КИНО“ без предварительного прослушивания»[70].
Борис Гребенщиков:
Я примерил рубашку продюсера в первом альбоме «КИНО». По необходимости пришлось это делать, потому что не было никого другого – Тропилло группа «КИНО» не интересовала, их запись была целиком моей инициативой[71].
С марта по апрель 1982 года группа «КИНО» с помощью музыкантов группы «Аквариум» в студии Андрея Тропилло записывает свой альбом.
Виктор Цой:
Пленку мы записали в принципе быстро, но между днями записи были большие паузы. Она не дописана, вышла без наложений, голый костяк, такой «бардовский вариант». Я успел только в три песни наложить бас, и то сам накладывал. Мы бы, конечно, доделали, но вышла какая-то лажа со студией, и мы выпустили пленку. Слушать ее мне было стыдно, но уже сейчас, задним умом, понимаю – Борис был прав, пленка сделала свое дело. На мое удивление, она очень быстро и хорошо разошлась. Последовали приглашения на концерты из разных мест страны, мы начали ездить в Москву, были там много и часто, в Ленинграде с выступлениями было сложней, играли часто на квартирах. Как правило, играли акустический вариант[72].
Записывался первый, полуакустический альбом группы в студии ленинградского Дома пионеров и школьников на Охте, где в то время располагалась студия Андрея Тропилло. Запись велась на обычный четырехдорожечный «Тембр», на котором постоянно приходилось переключать скорости. В какой-то момент Борис Гребенщиков, находившийся за пультом, забыл переключить скорость, и одна из песен, «Восьмиклассница», случайно оказалась записанной на девятой скорости.
Пустынной улицей вдвоемС тобой куда-то мы идем,И я курю, а ты конфеты ешь.И светят фонари давно,Ты говоришь: «Пойдем в кино»,А я тебя зову в кабак, конечно.У-y, восьмиклассница,У-y, восьмиклассница.Ты говоришь, что у тебя по географии трояк,А мне на это просто наплевать.Ты говоришь, из-за тебя там кто-то получил синяк,Многозначительно молчу, и дальше мы идем гулять.У-y, восьмиклассница,У-y, восьмиклассница.Мамина помада, сапоги старшей сестры.Мне легко с тобой, а ты гордишься мной.Ты любишь своих кукол и воздушные шары,Но в десять ровно мама ждет тебя домой.У-y, восьмиклассница,У-y, восьмиклассница.Кстати, о «Восьмикласснице». Существует огромное количество версий касательно этой песни.
К примеру, Алексей Рыбин рассказывал, что Цой написал эту песню после очередного романтического свидания с «восьмиклассницей», девушкой, с которой познакомился в училище. Московский писатель Алексей Дидуров утверждал, что Цой написал песню после прочтения его романа в стихах о «голой восьмикласснице». Художник Андрей Медведев предлагал иную версию. По его мнению, Цой написал знаменитую песню после того, как познакомился с одной из многочисленных учениц Андрея у него дома[73].
Версию Алексея Рыбина можно считать самой достоверной, поскольку «Роман о голой восьмикласснице» был прочитан Цою Дидуровым уже после написания песни, в ходе московских новогодних концертов «Гарина и Гиперболоидов» у Сергея Рыженко в 1982 году, а рассказ Медведева, в «салон» к которому Виктор стал заходить гораздо позже, чем была написана «Восьмиклассница», и вовсе выглядит неправдоподобно.
Что же касается самих «восьмиклассниц», то на эту роль претендовало много разных дам.
В одном из журналов, уже после смерти Виктора Цоя, было напечатано письмо некой девушки из города Ставрополя, по имени Ольга. Она рассказывала, что, будучи ученицей художественного училища в Ленинграде, познакомилась с Виктором Цоем, который тогда играл в ансамбле «Ракурс», выступавшем на танцах. У них вспыхнули яркие романтичные чувства, и Виктор даже написал песню, которую посвятил Ольге[74].
Дженни Яснец, художник-дизайнер:
Меня познакомил с Цоем мой покойный ныне друг, художник Андрей Медведев. Мы шли в районе метро «Автово» на день рождения к другому нашему общему другу, Гусеву, было лето, и все утопало в зелени. Мне было 15–16 лет, я выглядела абсолютно как ребенок, была в сарафане и детских сандалиях, покрашенных сиреневой темперой. Мы тогда раскрашивали обувь, что-то придумывали со своей одеждой.
Случайно мы встретили Цоя. Он был весь в черном, очень высокий, худой и очень красивый. Андрюша нас познакомил, и Цой пригласил нас на концерт. Я очень обрадовалась, я уже тогда начала ходить в рок-клуб, и мне было очень интересно. Как гласит легенда, Цой спросил у Андрея: «Кто это?» Андрей ответил: «Это моя ученица, восьмиклассница». Андрей тогда занимался со мной композицией, так как я училась в Серовском училище и готовилась поступать в Мухинское. Потом Цой и спел в подарок Андрею на день рождения свою песню «Восьмиклассница»… Было, конечно, все не совсем так. И старшей сестры у меня не было, и в кино никто не ходил, да и романа так и не случилось, хотя, конечно, вообще он производил впечатление. Высокий, стройный, черный, стильный…[75]
Приведенный рассказ – это воспоминание девушки, о которой рассказал Андрей Медведев, то есть Дженни Яснец, которая в бытность свою студенткой Серовского училища действительно была знакома с Виктором Цоем. К сожалению, рассказ Дженни не более чем романтичная сказка, поскольку к моменту упомянутых событий Цою уже было 23 года и песня «Восьмиклассница» была давно написана. К тому же Дженни Яснец, равно как и Ульяне Цейтлиной и еще огромному количеству претенденток на эту роль, было тогда 16–17 лет, и тусовались они вовсе не с Цоем, а с художниками из компании Андрея Медведева и Георгия Гурьянова.
Георгий Гурьянов:
Это наши девчонки, да. Наше окружение. Писаные красотки. Улечка, Дженни… Сегодня, жаль, редко видимся… Уля в Москве живет. Дженни – в Питере. Хорошие девушки. Что я могу сказать еще? Они реальные очевидцы и свидетели того, что происходило с нами. И я могу это подтвердить[76].
Федор Лавров:
…«Восьмиклассница» у Цоя замечательная песня, тогда она нам всем очень нравилась…[77]
Историй и легенд много, но реальную историю написания песни и имя ее главной героини сегодня вряд ли удастся установить точно. Но я отвлекся…
Итак, музыканты «Аквариума» мужественно помогали молодой группе осуществить задуманное, и сам Андрей Тропилло сыграл чудесное соло на флейте в песне «Дерево».
Правда, запись осложнялась тем, что Тропилло мешали бесконечные, отнимающие время проверки роно, пионеры из секции звукозаписи и всевозможные ученики, которые хотели научиться звукорежиссуре, а также периодические общественные нагрузки и поручения, которые необходимо было выполнять.
Алексей Рыбин:
Запись альбома продолжалась с переменным успехом. То у Тропилло в студии была какая-нибудь комиссия, то мы не могли отпроситься со своих табельных мест, то еще что-нибудь мешало. Однажды Витьке пришлось даже съездить на овощебазу вместо Тропилло, а Андрей в это время записывал мои гитарные соло, Севину виолончель и Дюшину флейту на песню «Мои друзья»[78]. Попав в настоящую студию, мы слушали Тропилло, как Бога Отца, и Гребенщикова, как Бога Сына. Мы выглядели послушными и боязливыми и были счастливы уже оттого, что у нас есть возможность записываться[79].
Всеволод Гаккель:
Во всех записях, в которых мне доводилось принимать участие, был момент интриги. В то время для нас это было достаточно привычное времяпрепровождение. Все зависело только от того, насколько виолончель вообще уместна в контексте рок-музыки. И насколько мобильно ты мог «с лёта» ухватить характер песни и придумать, что ты можешь в ней сыграть. Мне нравится, как я сыграл в песне «Мои друзья». Но все-таки это была сессия, мы специально для этого приехали в студию[80].
Алексей Рыбин:
Одна из песен была придумана музыкантами непосредственно в студии в процессе настройки инструментов. Незавершенные наброски текста к композиции «Асфальт» у Цоя уже были. Мы попытались играть какие-то немыслимые ходы, а Гребенщиков начал махать руками из аппаратной и кричать: «Это надо писать! Это надо писать! Это новая песня!» Она вся была построена на одном риффе, и в ней не было даже рефрена.
Пару лет «Асфальт» регулярно исполнялся на акустических концертах, поскольку это была самая тяжелая и мощная вещь из всего репертуара «КИНО». Именно с нее весной 82-го года группа начала свое первое выступление в рок-клубе. В программу входили еще три рок-н-роллъных номера: гипнотический бит «Когда-то ты был битником», пивной марш-бросок «Мои друзья» и монотонная «Электричка», ритмически выдержанная в русле композиции Игги Попа «Passenger» и сыгранная позднее в жестком хард-роковом ключе на альбоме «Последний герой». «Электричка везет меня туда, куда я не хочу», – пел Цой низким голосом под энергичный аккомпанемент двух акустических гитар… Но реноме «КИНО» составили не вышеупомянутый рок-н-ролльный блок и не ироничная псевдоиндийская стилизация «Ситар играл», а по-мальчишески угловатые и романтичные «Восьмиклассница», «Бездельники», «Время есть, а денег нет», а также абсурдистский хит «Алюминиевые огурцы», написанный Цоем по следам осенних сельскохозяйственных работ[81].
В итоге вся студийная запись четырнадцати песен группы «КИНО» заняла полтора месяца. Завершив работу, молодые музыканты, горящие желанием сделать что-то принципиально новое, в духе «новых романтиков», занялись оформлением своего первого альбома. Поскольку время записи (вместе с песней «Асфальт», впоследствии выпавшей) составляло ровно сорок пять минут, то именно это число и увековечилось в названии – «Сорок пять» («45»).
Виктор Цой:
Первый альбом, который предшествовал нашему концертному выступлению, назывался «45». Назывался он так потому, что по времени звучания он длился 45 минут в первоначальной версии, с песней «Асфальт». Потом мне показалось, что это неудачная песня, мы ее убрали оттуда, а название сохранили[82].
Вечер наступает медленнее, чем всегда,Утром ночь затухает, как звезда.Я начинаю день и кончаю ночь.24 круга прочь, 24 круга прочь,Я – асфальт…Я получил письмо от себя себе,Я получил чистый лист, он зовет к тебе.Я не знаю, кто из вас мог бы мне помочь.24 круга прочь, 24 круга прочь,Я – асфальт.
Виктор Цой дома у Алексея Рыбина. Лето 1982 года. Фото – Алексей Вишня
Я свой сын, свой отец, свой друг, свой враг.Я боюсь сделать этот последний шаг.Уходи, день, уходи, уходи в ночь.24 круга прочь, 24 круга прочь,Я – асфальт.Я – асфальт… Я – асфальт…Я – асфальт… Я – асфальт…Прочь, я – асфальт.Изначально Виктор с Алексеем планировали сделать несколько фотографий в «новоромантическом виде» (с пистолетами в руках и в рубашках с жабо), чтобы использовать их в оформлении обложки альбома, но впоследствии от этой идеи отказались. Решено было взять за основу принцип оформления альбомов «Аквариума», обложки к которым делал Андрей «Вилли» Усов.
Ученик Андрея Тропилло, Алексей Вишня, к тому времени уже подружившийся с «КИНО», сделал несколько вполне приемлемых фотографий, и с их помощью ребята качественно оформили обратную сторону обложки, красиво написав названия песен и выходные данные. И вот альбом «родился»…
Виктор Цой:
Альбом был акустическим, но даже на таком уровне записи это было очень сложно… Он стал довольно популярным в узких кругах любителей рок-музыки, хотя это и не рекламировалось, и не снималось по телевидению…[83]
В интервью журналу «Рокси» Цой называет песни «45» бардовским вариантом и признается, что был против выпуска этого альбома, поскольку запись, с его точки зрения, получилась сырой. Не менее скептически оценивал альбом и Рыбин, правда спустя много лет:
«Единственное, что в „45“ есть хорошего, – это трогательная непосредственность песен. Сами же песни представлены на альбоме очень наивно, а аранжировки отсутствуют как класс»[84].
«Я думаю, что Цою хотелось, вероятно, не совсем того, что получилось, – вспоминал Гребенщиков. – Скорее всего, ему хотелось рок-н-роллъного звука – звука „КИНО“, который возник на их альбомах впоследствии. Но из-за нехватки людей, из-за моего неумения сделать то, чего они хотят, и их неумения объяснить, чего именно они хотят, получилось „4s“»[85].
Сергей Бугаев, художник:
Гребенщиков так внимательно и по-дружески, по-отцовски, по-братски воспринял появление Цоя. Я тогда жил у Гребенщикова как раз на улице Софьи Перовской. Цой принес ему первую кассету с «45» – пленку: тогда еще кассет не было фактически. И Боря Гребенщиков очень по-дружески к этому отнесся, очень радостно…[86]
Показательно, что ленинградская рок-тусовка альбом поначалу вообще не заметила, а московский подпольный журнал «Ухо» назвал песни «КИНО» расслабленным бряцаньем по струнам, в котором «серной кислотой вытравлены всякий смысл и содержание». В тот момент сложно было поверить, что спустя буквально несколько лет большая часть композиций из «45» будет звучать чуть ли не в каждом дворе под приблизительный аккомпанемент ненастроенных шестиструнных гитар.[87]
Запись альбома тяжело далась как Виктору, так и Алексею. Собственно, это касалось и звукорежиссера, и участников группы «Аквариум». Виктор, в то время учившийся в художественном училище, отлынивал от занятий, выкраивая время на запись в студии, а Алексей, трудившийся монтажником сцены ТЮЗа, умудрялся получать мифические больничные, чтобы хоть как-то оправдать свое отсутствие на рабочем месте. Родные, конечно же, ни о чем не догадывались – ну, бренчат ребята на гитарах и пусть себе бренчат. Мало кто понимал, что за всем этим стоит в будущем…
Валентина Васильевна Цой:
Работу над альбомом «45» Витя засекретил: ходил таинственный, ни о чем не рассказывал. Как-то вечером принес мне плеер: «Мама, послушай!» Мне понравилось. «Во всяком случае, не хуже, чем у других!» – решила я. Дала ему десять рублей, чтобы как-то стимулировать. Думала, он сладкого себе купит, а он вернулся с бутылкой водки. Ну, думаю, обычный парень вырос[88].
Виктор Цой:
А из старых альбомов мне больше всего нравится первый альбом, «45», потому что… Ну, я не знаю почему, но нравится. Другое дело, что я из него немножко как бы вырос уже[89].
По мнению Андрея Тропилло, «45», в сущности, был сольным альбомом Цоя, а роль Алексея Рыбина свелась к тому, что «он пару раз на гитаре сыграл, а под конец записи вообще куда-то исчез». Надо отметить, что сам Алексей Рыбин не раз говорил, что работа в группе тогда действительно разделилась: Цой отвечал за творческую часть, а он – за административную: выступления, оплата, поездки, билеты. Но вот что касалось именно записи альбома, то тут все было, что называется, поровну.
Алексей Рыбин:
Да, Цой совершенно отбил у меня охоту сочинять песни. Я был просто подавлен обилием и качеством материала, который он постоянно мне показывал. Он писал постоянно, и его вещи мне нравились. Я видел, что Витя пишет песни лучше, чем я. Со своей стороны я делал то, что лучше получалось у меня, я хорошо аранжировал. Но что касается слов Тропилло насчет того, что «45» – сольник Цоя, – это следствие его маразма. Мы вообще с Цоем в ту пору не расставались. И «45» мы делали от первой до последней ноты вместе. Это знают и БГ, и Севка, и Фан, и все, кто там бывали. Делали все вместе, вплоть до обложки, – у меня дома на Космонавтов…[90]
Не умея толком играть на инструментах, музыканты «КИНО» записали песни, которые с удивительной точностью передавали атмосферу городской романтики того времени с ее вечным безденежьем, бездельем и океаном нереализованных планов и ночных мечтаний. «Сигареты», «ночь», «телефон», «солнечные дни» – как бы там ни было, а «45» получился одним из самых светлых и лиричных альбомов за всю историю русского рока[91].
Алексей Рыбин:
Альбом «45» все хаяли. Говорили, что это самодеятельность ниже плинтуса. Нас поддержали Борис Гребенщиков и вся его группа, Майк Науменко привечал, остальные травили[92].
Запись альбома была закончена. Ее окончание и сам факт записи альбома дал «КИНО» определенный статус. Группа заявила о себе и была услышана. Как сказал в одном из интервью Виктор Цой:
«У нас появилась некоторая репутация, даже авторитет, мы уже сами могли выходить на какие-то студии»[93].
Начало было положено. И надо сказать, довольно успешно.
Разрыв
Еще до записи альбома, во время одного из «квартирников» на Петроградской стороне, Виктор и Алексей знакомятся с Владиком Шебашовым, который становится первым официальным фаном группы «КИНО»[94].
Примерно в это же время, в начале марта 1982 года, но уже в ходе записи «45», на одной из вечеринок Цой знакомится и с молодой художницей Марьяной, в скором времени ставшей Виктору не только подругой, но и полноценной участницей группы «КИНО» (в качестве гримера и костюмера), а впоследствии женой и матерью единственного сына Александра. Я не буду останавливаться здесь на личности Марьяны, о ней и некоторых интересных фактах, касающихся ее, я расскажу в отдельной главе, которую решил вынести за рамки основного повествования.
Игорь Петровский, давний приятель семьи Виктора Цоя:
С Витей мы познакомились в начале 80-х и приятельствовали до конца 1985 года, потом это как-то прекратилось. С Марьяной я познакомился во второй половине (в конце) 70-х, отчасти благодаря нашему знакомству они с Цоем и повстречались…[95]
Как известно, Цой умел нравиться женщинам, и об этом вспоминают многие его знакомые и приятели.
Павел Крусанов:
Разумеется, регулярно появлялся в нашей квартире и Цой. Благо от Днепропетровской улицы было рукой подать до полюбившегося ему женского общежития ПЖДП (прижелезнодорожного почтамта) Московского вокзала, располагавшегося (речь об общежитии) в Перцовом доме на Лиговке. Да, этого не отнять: он нравился женщинам, – он был обаятелен, хорошо сложен, молчаливость добавляла его решенному в черных тонах образу известную толику романтической загадочности, ну а когда он брал в руки гитару и начинал петь, его и вовсе окутывало облако какого-то запредельного очарования, так что девицы теряли над собой контроль, и глаза их наливались томным матовым блеском. Не устояла даже милейшая и добрейшая майковская Наташка, – дело едва не дошло до адюльтера, отчего Майк некоторое время на Цоя ревниво дулся. Собственно, здесь же, на Днепропетровской, Цой увел у «Панкера» Марьяну. Вернее, она сама увелась: отдадим должное слабому полу, – практически невозможно соблазнить деву без ее встречного желания быть соблазненной[96].
В апреле 1982 года руководство рок-клуба предложило «КИНО» выступить в концерте молодых групп. С помощью музыкантов группы «Аквариум» было исполнено семь песен.
Алексей Рыбин:
Однажды Майк, вернувшийся из Москвы, между стаканами сухого сообщил, что «познакомился с настоящим мафиози». Собутыльники, в числе которых находились мы с Цоем, поохали, поахали, позавидовали и продолжили выпивать. Никто из нас не знал, что вскоре с этим «мафиози» столкнемся и мы…[97]
Этим «мафиози» был Александр Липницкий – человек, по словам Алексея Рыбина, «сделавший для рок-групп из Ленинграда столько, что это сопоставимо с тем, что сделали для себя сами эти группы».
Летом молодые музыканты «КИНО» провели несколько концертов в Москве, в частности концерт у Александра Липницкого, на память о котором остались удачно сделанная запись и воспоминания очевидцев…
Александр Липницкий, музыкант группы «Звуки Му»:
Жаркие дни лета 1982 года. «КИНО» уже гремит – альбом «45» успешно конкурирует в Москве с самим «Аквариумом». 25 июля я устраиваю группе домашний концерт, пригласив московских художников и музыкантов. Хорошо накрытый стол стимулирует дуэт наших гитаристов, и песня «Лето», на мой вкус, никогда не была так сильно спета, как в тот день[98].
В городе плюс двадцать пять – лето!Электрички набиты битком,Все едут к реке.
Марьяна и Виктор Цой. 1983 год.
Фото – Алексей Вишня
День словно два, ночь словно час – лето!Солнце в кружке пивной,Солнце в грани стакана в руке.Девяносто два дня – лето!Теплый портвейн,Из бумажных стаканов вода.Девяносто два дня – лето!Летний дождь наливаетВ бутылку двора ночь.Цой, Маръяша и Алексей, как и раньше, много времени проводят у Майка Науменко и, можно сказать, фактически становятся членами его семьи.
