— Ну ты, монстр волосатый! — обиделся Берни. — Следи лучше за собой, чтобы телеса не торчали из-за деревьев. И сосредоточься на деле, не то еще подстрелишь меня ненароком.
— Кто сказал, что ненароком? — хищно осклабился Пончо.
Иронически отсалютовав друг другу, приятели скользнули в чащу. Берни двинулся на восток и, обходя дом, пересек тропу. Он передвигался бесшумнее тренированного лазутчика, хотя не мог бы сравниться в искусстве ниндзя с самим Калибаном. Под ногой худощавого Берни не трещал хворост, как под тяжелыми ступнями увальня Пончо, который продирался теперь к западу, чтобы затем взять южнее и занять выгодную для стрельбы позицию в зарослях под ближайшей скалой.
Вскоре наступила тишина, нарушаемая лишь далеким вороньим граем да негромким клекотом незримого сокола. Солнце уже перевалило зенит. Грозовые облака по-прежнему нависали над западным горизонтом, как бы удерживаемые там некой прочной стеклянной стеной.
Калибан выжидал. Он высматривал в окнах хоть какие-либо признаки жизни, но жалюзи не шелохнулись ни разу. Док все же не сомневался-внутри скрывается хорошо вооруженная группа. Возможно, они уже вызвали по рации подмогу и с минуты на минуту ждут прибытия вертолетов. Например, тех самых, что участвовали в штурме замка. Ждать, у кого первым иссякнет терпение, было некогда.
Сложив ладони лодочкой у подбородка, Калибан испустил клич жаворонка-звук для здешних гор вполне естественный. Спустя секунды услыхал ответный, от Берни.
Док прополз по-пластунски между дощатой изгородью и небольшим сараем, из которого в нос ему шибануло птичьим пометом и тлением, и нырнул за поленницу. Укрытие показалось чересчур удобным, чтобы оставаться совсем уж без пригляда со стороны затаившихся в доме.
Из лесу донеслась еще одна жавороночья трель, на сей раз куда менее убедительная-естественно, от Пончо.
Прокравшись вдоль поленницы до угла сарая, Калибан выпрямился. Отсюда хорошо просматривался широкий известковый дымоход на северном скате крыши. Отступив на шаг от дощатой стенки, Док оценил дистанцию, сделал поправку на ветер и швырнул гранату, как мяч в кольцо. Описав эффектную дугу, снаряд все же в цель не попал-отскочив от угла трубы, пластиковый мячик запрыгал по скату крыши и шмякнулся в траву прямо под окном. Калибан, отступив за угол, заткнул уши. Эхо взрыва еще гуляло по горам, когда он швырнул следом и вторую гранату. На сей раз прицел оказался точнее, дуга покруче, и граната, угодив прямо в трубу, разворотила камин изнутри.
Такая тактика штурма могла причинить вред Барбаре с Коббсом, но иного выхода Калибан не видел. В подобных делах без риска не обойтись. Они ведь уже не дети и понимают, что играют в опасные взрослые игры.
Эхо второго взрыва еще не стихло, как со стороны фасада один за другим прогремели еще два-это Берни, а следом за ним и Пончо, как было условлено, метнули по снаряду под крыльцо и под окна. Одновременно с последним Калибан уже мчался к дому. Он надеялся, что град газовых бомб, ошеломив защитников, не убил пленников. Забросив на край крыши связку динамитных шашек-последнее свое серьезное оружие, — Док с ловкостью леопарда забрался следом и сам. Из окна прямо под ним прогремела запоздалая очередь. Кто-то еще пытался палить в потолок. Пули легко прошивали толстые доски перекрытия, но Калибан уже вполне уютно устроился под защитой дымохода. Когда напрасная пальба стихла, крикнул в трубу:
— Немедленно все вон из дома! И руки за голову! Не то подброшу в камин охапку особых поленьев, из динамита!
— Тогда прикончишь и Коббса с девчонкой! — ответил невидимый противник.
— Ах, как трогательно! Сейчас расплачусь, — съязвил Калибан.
Повисла пауза. Док одолел искушение сунуть голову в дымоход-подслушать, что творится внутри. Кто-то внизу, возможно, только того и ждал, чтобы пальнуть из камина в упор.
— Ваша взяла! — наконец ответил голос. — Мы сдаемся. Выходим с поднятыми руками.
— Сперва заложники!
Снова пауза. Затем голос:
— Забирайте своих студентов!
Звучный хлопок парадной двери подкрепил сообщение. С крыши Калибан не мог видеть, кто именно вышел из дома, но Берни, выглянув из-за далекого дерева, подал подтверждающий знак. Спустя несколько секунд Коббс и Барбара, торопящиеся укрыться в зарослях, показались в поле зрения Калибана-оба перепачканные с ног до головы грязью и кровью, оба со связанными за спиной руками.
Следом на крыльцо выскочили сразу трое. Одновременно с ними еще двое выбежали в заднюю дверь, а двое-через брешь, пробитую одной из гранат в южной стене. И все непрерывно палили, ничуть не жалея боеприпасов. Коббс с девушкой тут же залегли, но никто из команды Царндирла расходовать патроны на них и не собирался. У стрелков имелись цели посущественнее.
Калибан, мигом осознав крайнюю ненадежность своей позиции, швырнул безобидную-без запала-связку динамита под ноги двоим во дворе, чтобы хоть на миг отвлечь их внимание от своей персоны, сам же, перескочив конек крыши, спрыгнул на другую сторону и покатился по земле, поливая из атомата остальных. Его пули срезали двоих; третьего достал Берни из своего карабина.
Двое на задворках, ополоумев при виде динамита под ногами, задали стрекача и угодили прямо под кинжальный огонь из автомата Пончо.
Те двое, что выскочили через пролом в стене, в первые же мгновения боя были оба задеты пулями. Один, опершись на локоть, все же открыл пальбу, и Пончо пришлось его добить. Второй, не поднимаясь с земли, задрал руки кверху. Не сумел он подняться на ноги и после команды, которую издалека выкрикнул ему Пончо.
Берни перерезал путы на руках археологов. Девушка, жутко растрепанная и с ног до головы в грязи, уже не казалась столь очаровательной, как прежде. Но, увидев Калибана и просияв улыбкой, она снова стала на миг воплощением подлинной женственности.
Из-за дома показался Пончо, волочивший за собой по земле пленного. Бросив его перед Калибаном, сообщил хвастливо:
— Сюрприз! Если верить приметам, перед вами фон Царндирл собственной персоной.
Калибан, выставив Берни дозорным, собрал в одно место возле стены оружие и прочие трофеи. Пончо тем временем отволок раненного языка в дом, где напичкал восстановительными пилюлями, а, когда тот малость прочухался, заставил плотно поесть. Судя по наличию в доме разбитого передатчика, радист, валявшийся теперь вместе с ним в луже спекшейся крови возле развороченного камина, вполне мог успеть поднять тревогу.
Во всем доме, состоявшем на поверку из одной большой комнаты, царил немыслимый хаос.
Калибан сделал Царндирлу укол. Спустя четверть часа расспросов кое-что уже прояснилось.
Очевидно, Царндирл, не зная своих нанимателей ни в лицо, ни поименно, прислуживал
именно
Девятерым бессмертным.
Калибану стоило определенных усилий сдержать волнение. Хотя сам он на пару с Грандритом и восстал против тайной ложи, ему и в голову не могло прийти, что кто-то еще способен на подобное безумство. И уж совершенно никак не мог заподозрить он в том Ивольди, который и так располагал солидным ломтем от общего пирога Девятки.
Фон Царндирл, пребывая на самых нижних ступенях иерархии бессмертных, не являлся даже «кандидатом в кандидаты». Он и понятия не имел, что штурмовал замок одного из своих же тысячелетних властителей, чьи распоряжения, обычно связанные с кровопролитием, всегда исполнял беспрекословно. Все, что на сей раз сочли нужным сообщить ему, заключалось в приказе схватить старого длиннобородого гнома по имени фон Грамз, владельца старинного замка. Царндирлу еще повезло. Пока его люди один за другим гибли в подвалах, он со второй группой обыскивал верхние этажи. Потеряв несколько человек в схватках с волками и птицами и не обнаружив там ни души, Царндирл вернулся на первый этаж, где наткнулся на тайный ход в подземелье-как понял Калибан, другой, не тот, настежь открытый, которым воспользовалась первая группа и он сам.
Очень скоро значительная часть группы Царндирла погибла, раздавленная каменной ловушкой, а сам он, шедший во главе, выскользнул из нее буквально чудом. Пятеро уцелевших отказались следовать дальше, и Царндирл вынужден был вернуться в Грамздорф, откуда радировал своему непосредственному командиру, герру Шмидту (которого тоже никогда не встречал лично). Шмидт приказал схватить и допросить Коббса и Вильерс, а также взять под пристальное наблюдение пожилого норвежца Сигурдсона и двух его компаньонов. При первой же удобной возможности их тоже следовало брать живьем; если же попытаются сбежать-прикончить.
И снова Калибан был озадачен подобным всеведением. Как мог этот самый Шмидт пронюхать о связи молодых англичан с компанией норвежца? И что из того следует? Если маскарад Калибана не раскрыт, то каковы же истинные причины подозревать археологов? Ведь Шмидту не может быть известно, что парочка побывала в плену у Ивольди, а освобождением своим обязана именно Калибану со товарищи. Даже если кто-то из людей Царндирла заметил, как англичане прошли за стариком-норвежцем в его номер, это еще ничего не доказывает.
Ведь если бы кто-то из подручных Девятки распознал под личиной Сигурдсона смертельного врага бессмертных, Калибана, то приказы, полученные Царндирлом, носили бы совсем иной характер. Атаковать, невзирая на последствия! Застрелить немедленно и, если придется, прикончить под носом даже у всей местной полиции, на глазах хоть у сотни свидетелй! Потом, мол, вытащим, можешь не сомневаться. Будешь на всю жизнь обеспечен, деньги станешь грести лопатой, получишь место поблизости от стола Девятки.
Нет, маскировка Калибана и его друзей пока еще не раскрыта. Подозрения, видимо, вызваны их отсутствием в гостинице в ночь штурма.
Док подробнее расспросил Царндирла об этом. Немец, сидящий на стуле в деревянной позе с отстекленелым взглядом прямо перед собой, отвечал потусторонним голосом. Точно, мол, ничего не известно. Впрочем, один дозорный оставался в деревне, чтобы предупредить штурмовую группу в случае какого-либо переполоха. Он-то, мол, и заметил, как норвежец с компаньонами покидали постоялый двор. Царндирл же только передал эту информацию по команде. Сообщил также об исчезновении тремя днями ранее молодой английской четы. Приказано было сообщать обо всех из ряда вон выходящих происшествиях.
Калибан продолжал допрос. Да, подтвердил Царндирл, в следующем штурме наверняка примет участие куда как больше народу. Конечно, соглашался он, навряд ли старик фон Грамз по-прежнему преспокойно сидит себе в замке, дожидаясь решения собственной участи. Но это уже не в его, Царндирла, компетенции. Прикажут, мол, штурмовать пустой замок, пойдем и будем штурмовать. Выполним все что ни прикажет наш босс, герр Шмидт.
Док показал Царндирлу одну из крохотных пластиковых полусфер. Пояснения немца подтвердили его былые догадки.
Металлический пультовый ящик и нашлепки на головах животных оказались усовершенствованной моделью собственных же изобретений Калибана, работу над которыми некогда прервало временное его помешательство, побочный эффект воздействия эликсира. Электронная начинка полусфер, соединенная через отверстия в черепе со всеми важными нервными центрами, транслировала на пульт визуальное изображение всего того, что находилось в поле зрения животного, а также позволяла управлять его поведением и эмоциями. Наиболее эффективной картинка оказывалась, естественно, в случае использования дальнозорких орлов и им подобных.
Оператор осуществлял атаку, возбуждая мозговые центры животного, ответственные за агрессивное поведение, и мог бросать животных в бой либо по одному, либо целой стаей. Но выделить таким образом один объект атаки из ряда других не представлялось возможным. Только наиболее искусные из операторов мгновенным чередованием состояний агрессии и страха умудрялись справиться с подобной задачей, да и то весьма грубо.
Экран контрольного пульта принимал одновременно до двадцати картинок, и искушенный оператор обладал возможностью управлять животными как в стае, так и избирательно, хотя и без желательной точности.
Когда Калибана обуяло безумие, он был уже близок к созданию прототипа. Девятеро бессмертных, поняв, что в лице бывшего слуги имеют теперь безжалостного противника, выкрали все материалы из обеих его лабораторий-записи и чертежи устройств, которые Док начал разрабатывать по их же заданию.
Калибан, столкнувшись в замке с волками, сразу заподозрил неладное. И тогда же начал прикидывать, где может скрываться оператор. Впрочем, хотя связь пульта с управляющей полусферой уверенно осуществлялась только по прямой, в стенах замка легко можно упрятать простейшие кабельные ретрансляторы, так что пульт управления мог оказаться как угодно далеко от места действия.
Док пытался вызнать у Царндирла и частоту, при помощи которой осуществлялось воздействие на животных, но тот даже не имел понятия, о чем идет речь. Калибан не слишком огорчился-это можно проверить и по прибору.
В дверь-после предупредительного оклика-заглянул Берни.
— Звук вертолетов, — сообщил он. — Похоже, не один. Пока трудно сказать определенее. Гроза, кстати, тоже уже на подходе.
Калибан выглянул в окно-лохматые черные тучи, взломав невидимую небесную дамбу, затянули почти с полнеба и стремительно продвигались дальше. В стороне над горным отрогом блеснул солнечный зайчик-вглядевшись, Док насчитал три крохотных серебристых точки на фоне быстро темнеющего неба.
— Пора сматывать удочки! — скомандовал он. — Пончо, ты позаботишься о Царндирле.
— Что значит «позаботишься»? — пожелал уточнить Пончо. — Тащить с собой или пристрелить на месте?
— С собой. Особой проку в нем больше нет, однако…
В войне с безжалостной Девяткой не действовали никакие законы гуманности. Но Калибан так и не научился хладнокровно добивать пленных. Иное дело в бою. Пончо с Берни вполне разделяли подобные взгляды. Однажды, еще в Первую мировую, Калибан, тогда еще совсем юноша в чине лейтенанта, захватил в плен двух немецких солдат. Но, не успев довести их до своих позиций, попал в окружение. Незамысловатая логика войны требовала пристрелить пленников, чтобы затем выбираться к своим без лишней обузы. Пока Калибан решал, как же ему поступить, к его маленькой группе присоединились капитан с двумя сержантами, также выходящие из окружения.
Капитан выразил свои сожаления и посоветовал пристрелить пленных. Док предложил капитану самому осуществить экзекуцию-мол, если сами не сможете, так чего тогда требовать от подчиненных. Взбешенный офицер пригрозил Доку трибуналом. Но Док не считал, что ослушался приказа, он лишь выразил свое личное мнение. Кроме того, он сильно сомневался, что командование подтвердило бы подобный приказ. Хотя в любых войсках при определенных обстоятельствах, весьма, кстати, нередких, осуществлялись подобные акции, генералы все же отнюдь не мечтали прослыть на весь цивилизованный мир кровавыми палачами.
Капитан повторил приказ, на сей раз в категорической форме.
Калибану никогда не позабыть лица двух несчастных немцев. Один, высокий шатен с черной щетиной на подбородке, не произнес ни слова, лишь смерил Дока презрительным взглядом и плюнул ему под ноги.
Второй, зеленоглазый светловолосый мальчишка моложе даже самого Калибана, тоже пытался вести себя мужественно, но увидев перед глазами ствол сорок пятого калибра, пал на колени и взмолился о пощаде. Удар пули в грудь опрокинул его на спину. Немец постарше, взревев от ярости, кинулся на Калибана с кулаками, но, получив пулю в лоб, ткнулся лицом в грязную лужу под ногами своего убийцы.
— Извольте! — бросил Док капитану Вилеру. — Я выполнил за вас грязную работу, для которой кое у кого кишка тонка.
Вилер побелел от злости, но смолчал. Они отправились искать лазейку сквозь немецкие позиции. Неожиданно Калибан застыл как вкопанный и-впервые из трех случаев за всю его будущую долгую жизнь, а он вел им счет-разревелся навзрыд. Истерика продолжалась с четверть часа; затем приотставший Док побрел дальше один. Уже ввиду американских окопов он был обстрелян. Пули свистнули совсем рядом, но Калибан увернулся, сделал круг по-пластунски и накинулся на притаившегося за бугорком противника. Им оказался капитан Вилер.
Юноша выхватил у капитана винтовку. Вилер снова пригрозил ему трибуналом, на сей раз-за нападение на старшего по званию. Калибан, выразив сильное сомнение в том, что покойники могут выдвигать обвинения, ткнул Вилера лицом в грязь и держал так, пока тот не затих.
Тогда Док и встретил впервые отцов своих нынешних друзей Берни и Пончо. Оба они — Риверс в чине полковника, Симмонс в чине майора-сами только что бежали из немецкого плена и оказались на месте происшествия как раз вовремя, чтобы заметить все, начиная с попытки Вилера подстрелить Калибана. Сперва свидетели вели себя несколько настороженно, хотя и понимали, что капитан Вилер сам спровоцировал младшего по званию на крайность.
Калибан чистосердечно поведал им все с самого начала, уверенный, что уж теперь-то непременно угодит под трибунал. Но эти два новых офицера оказались отнюдь не меднолобыми солдафонами, не рабами уставов-сами постоянно попадали в неприятности за всяческие нарушения и длинный язык. Они посоветовали Калибану выбросить из головы встречу с Вилером. А что до растрела пленных, так то была военная необходимость, и весьма сомнительно, чтобы сержанты подали рапорт о случившемся. Но если все же и подадут, далеко по команде он не пройдет.
Последний дар времени
1
Раздался грохот, похожий на разрыв семидесятимиллиметрового снаряда. Секундой раньше здесь не было ничего, кроме жухлой, еще не успевшей избавиться от утренней росы, травы и глыб известняка на вершине холма. А затем, словно возникнув из воздуха, появилось серое торпедовидное нечто, и над долиной, над холмом, над рекой прозвучал грохот, похожий на гром.
«Г.Дж. Уэллс-1», не изменив даже на микрон своего положения в пространстве, переместился из весны 2070 года в весну двенадцатитысячного года до нашей эры.
В тот же миг, когда завершилось движение во времени, началось движение в пространстве.
Аппарат появился в двух футах над поверхностью холма, рухнул вниз и покатился по склону.
Покрытый антирадиационным пластиком, он не пострадал от падения с трехсотфутового крутого откоса. Осколки известняка при ударе разлетелись далеко в стороны, но на обшивке не осталось даже царапины. Аппарат окончательно остановился у подножия холма, пропахав борозду в зарослях карликовых сосен.
— Интереснее, чем в доме забав, — дрожащим голосом произнесла Речел Силверстейн.
Она улыбалась, но лицо ее было белее мела.
Драммонд Силверстейн, ее муж, что-то невнятно прохрипел. Глаза его были выпучены, кожа посерела. Но понемногу кровь приливала к его щекам.
Роберт фон Биллман с легким немецким акцентом произнес:
— Надеюсь, каждый сам в состоянии расстегнуть крепления?
Джон Грибердсон нажал несколько клавиш на панели управления. На экране возникло голубое небо с далекими белыми облаками — это с тихим жужжанием заработала телекамера — небо сменила жухлая трава, а затем, примерно на расстоянии мили от аппарата, телемонитор продемонстрировал путешественникам во времени реку и долину.
Он нажал еще одну клавишу, и в поле зрения камеры оказался склон холма, с которого они скатились. На полпути к вершине мелькнуло какое-то животное и скрылось за камнем.
— Гиена, — произнес Грибердсон. Голос у него был звучный и уверенный. — Пещерная гиена. Она похожа на кенийскую, но крупнее и вся серая.
Когда они падали, Грибердсон лишь слегка побледнел. Он говорил по-английски с легким акцентом, происхождение которого Фон Биллман, будучи лингвистом, никак не мог установить, несмотря на свою гордость — умение узнавать любой из двухсот малораспространенных языков, не говоря уже о главных. Речь Грибердсона всегда ставила его в тупик. Конечно, не было ничего проще, чем спросить об этом англичанина напрямик, но то, что находилось внутри Биллмана и называлось профессионализмом, предпочитало разобраться в этом самостоятельно.
Камера продолжала показывать панораму местности. Крохотная фигурка выскочила из тени огромного валуна, метнулась к другому валуну и спряталась за ним.
— Это был человек, правда? — воскликнула Речел.
— Похоже на то, — ответил Грибердсон. Он навел камеру на камень, и через несколько минут из-за него показалась чья-то голова. Джон увеличил изображение, и с расстояния десяти футов они отчетливо смогли разглядеть появившегося человека. У него были длинные светло-каштановые волосы, косматые брови и широкое лицо с выдающимися надбровными дугами.
— Я так волнуюсь, — сказала Речел. — Наш первый человек! Первое человеческое существо, встреченное нами!
Тот уже стоял на виду. Ростом он был около шести футов. Шкура, доходившая до колен, и высокая меховая обувь составляли весь его наряд. Он держал в руках короткий кремниевый топор и атлатл — палку с зазубриной на конце, позволявшую метать копье с огромной силой. На кожаном поясе висела кожаная же сумка, в которой, видимо, находилась добыча — крупная птица или небольшое животное. Помимо сумки пояс оттягивали ножны, тоже кожаные, из которых выглядывала деревянная рукоятка.
Грибердсон взглянул на приборную панель.
— Наружная температура — пятьдесят по Фаренгейту, — сказал он. Двенадцать часов пятнадцать минут. Предположительно конец мая. Однако здесь теплее, чем я думал.
— Но зелени ненамного больше, чем у нас, — заметил Драммонд Силверстейн.
Внезапно каждый из них испытал смутную тревогу. Сказывалось перемещение во времени и падение с холма, а шок, вызванный этими событиями и снижавший остроту восприятия, начинал проходить.
Грибердсон установил, что оборудование в порядке. Передвинувшись к пульту контроля, он стал диктовать данные приборов. Фон Биллман сидел слева и повторял его слова в микрофон записывающего устройства. Когда они закончили, загорелась зеленая лампочка.
— Наружный воздух чист, — сказал Грибердсон. — Такого воздуха на Земле нет уже сто пятьдесят лет.
— Давайте подышим им, — предложил Драммонд Силверстейн.
Англичанин освободился от креплений и встал. Его рост был шесть футов три дюйма, и лишь дюйма недоставало, чтобы он задевал головой потолок. Обрамленное черными прямыми волосами его красивое, с темными серыми глазами лицо казалось орлиным. Он выглядел на тридцать и обладал мускулистым телом Аполлона. Возглавляя экспедицию, он должен был выполнять функции антрополога, археолога, ботаника и лингвиста. Если бы в Англии не отменили дворянские титулы, он был бы герцогом.
Роберт фон Биллман встал минутой позже. На дюйм ниже Грибердсона, хорошо сложенный, тридцати пяти лет, с лицом прибалта и рыжеватыми волосами, он был всемирно известным лингвистом и антропологом и, кроме того, обладал познаниями в живописи и химии.
Следом за ним поднялась Речел Силверстейн, невысокая брюнетка со светлыми голубыми глазами, длинноносая, но миловидная. Будучи доктором генетики и зоологии, она занималась также ботаникой и метеорологией, примем очень успешно.
Драммонд Силверстейн, тонкий и темноволосый, был шести футов ростом. Физик и астроном, он получил также неплохие познания в геологии. Он прекрасно играл на скрипке и разбирался в музыке, древней литературе и истории древних цивилизаций. Грибердсон повернул большое колесо и открыл овальный люк. Он подождал, пока остальные соберутся за его спиной, и, улыбнувшись, обернулся.
— Видимо, надлежит произнести что-нибудь поэтическое, подобно Армстронгу, впервые ступившему на лунную поверхность, — сказал он.
Он вышел на верхнюю площадку трапа в двенадцать ступеней, который выскользнул из борта, как только открылся люк. Воздух был умопомрачительно чист. Вздохнув как большой кот, Грибердсон стал спускаться. Камера наверху была наведена на площадку перед люком, чтобы снять для истории выход экипажа из корабля.
— Это последний дар времени, — произнес командир и взглянул в камеру. — Современный человек никогда не сможет вновь оказаться в этом мгновении в прошлом. Мы, экипаж «Уэллса-1», не пожалеем усилий, чтобы как можно лучше отблагодарить время и человечество за этот великий дар.
Спутники, казалось, были разочарованы. Очевидно, каждый считал, что если бы выступить пришлось ему, он сумел бы найти более возвышенные слова.