Сказки Дальних стран

– Им тоже больно?

– Конечно. Всем живым и больно бывает, и весело…

– Я люблю лето, – мечтательно протянул серый непоседа, – когда тепло, и всем хорошо. Только вот эти иногда приходят и пытаются стащить…

Мышонок не договорил, испугавшись чего-то. Сова даже покрутила головой, вглядываясь в окружающую их ночь. Не заметив ничего подозрительного, она переспросила:

– Кто приходит, малыш?

– Ну, эти… лохматые.

Смотрительница Дальнего леса лихорадочно перебирала в своей необъятной памяти всякие истории и небылицы о привидениях, живущих на Старом болоте; об изгнанных домовых, которые слоняются, ища приюта; о неприкаянных душах, загубленных путников, которые отважились идти тропинкой вдоль Гнилого торфяника, но понимала, что мышонок говорит о чем-то другом.

– И часто ты их видишь?

– Бывает, – неопределенно отозвался маленький фантазер.

– А кто-то их еще видит? Ну, кроме тебя.

– Нет. Я раньше спрашивал старших братьев, но они только посмеиваются надо мной. Теперь никогда ни с кем о них не говорю.

– Но эти… лохматые… все равно приходят?

Малёк нервно кивнул, и было слышно, как он сглотнул, не произнеся ни слова.

– А зачем они приходят к тебе, малыш? Что говорят?

– Ничего не говорят. Только смотрят… Уставятся куда-то внутрь и смотрят.

– А откуда они приходят?

– С Черной звезды, – мышонок уверенно показал лапкой вверх. – Вон там, где темное пятно на небе и ничего нет.

– А почему же ты решил, что там что-то есть?

– Я просто знаю… они хитрые, даже свет своей звезды не выпускают. Чтобы никто не знал, где они.

– Вот как? – сова была не на шутку заинтригована. – Интересно, как они выглядят, может, я тоже сталкивалась с кем-то из них.

– Как, черный дым. Лохматые такие… Они чернее всего на свете… даже черной ночи.

– А сейчас их тут нет? – с опаской спросила сова.

– Нет, они приходят, когда можно что-то стащить… Ну, когда кто-то сильно смеялся, веселился. Вы, наверное, не раз замечали, что после веселья всегда становится грустно.

Соня подумала, что маленький грызун прав, и медленно кивнула в знак согласия.

– Это их рук дело… Ну, вернее, рук-то у этих лохматых нет. Но это они…

– Ты хочешь сказать, что эти существа появляются, чтобы утащить у кого-то хорошее настроение?

– Да. Они не умеют смеяться и хотят научиться у нас. Вынимают из души радость и потом ее рассматривают… Вообще, лохматые могут утащить только то, что нельзя потрогать – радость, грусть, мечты. Вот люди в книжках это записывают… ну, как в той, что у вас есть в Дальнем лесу, а лохматые все прячут на Черной звезде.

– Интересно, – сова даже щелкнула клювом. – Ты говоришь, что они не умеют смеяться?

– Нет.

– Как же ты это узнал, малыш?

– Они меня сами спрашивали, как я это делаю.

– Значит, ты научился говорить с лохматыми? – вскрикнула Соня.

– Нет. Они сами все как-то говорят… Без слов, но понятно.

– Вот как! – сова спрыгнула с ветки и нервно зашагала по песку. Туда-сюда. Туда-сюда. – А про любовь лохматые тебя не спрашивали?

Это прозвучало совершенно неожиданно, но мышонок нисколько не смутился. Он словно ждал этого вопроса и ответил быстро:

– Это их больше всего интересует. Они за парочками всегда подглядывают.

– Какой ужас! – сова захлопала крыльями от негодования. – И почему же ты до сих пор молчал. С этим же что-то надо делать.

– Мне никогда никто не верил, – грустно прошептал мышонок.

– Бедный малыш! – смотрительница Дальнего леса резко обернулась и пристально посмотрела на своего собеседника. – Знать и все хранить в своей душе. Это и взрослому-то не под силу. Я теперь просто не знаю, что и предпринять… Они, наверное, и вокруг меня вьются?

Последняя фраза застала грызуна врасплох. Видно было, что ему очень не хотелось огорчать романтичную сову, о которой всегда ходило немало сплетен и кривотолков.

– Лохматых никто кроме меня не видит, даже наш Ме́ня, – едва слышно, словно оправдываясь, обронил мышонок. – Я у многих пытался узнать. Никто не понимал, о чем я спрашивал. – Он опустил мордочку, словно пытался что-то разглядеть перед собой. – А я никогда никому не расскажу… Клянусь!

– Подожди, – опешила смотрительница Дальнего леса. – Что это ты никому не расскажешь? – она вплотную приблизилась к мышонку. – А ну-ка посмотри мне в глаза. Я ведь знаю, что ты девчонка… Кстати, а почему ты это все время скрываешь?

– У нас это поздно проявляется, – всхлипнул Малёк. – А я всегда хотел быть пацаном и капитаном…

– И поэтому оказалась в пещерах с Владом Дракулой… Ты там кровь младенцев не научилась пить, подружка моя?

Уличённая в обмане серая мышка уже не могла отвечать членораздельно. Она хныкала и размазывала лапкой слезы, рассчитывая на быстрое прощение. И не ошиблась. Романтичная сова уже ни на чем не настаивала.

Раскаявшись за свою нетактичность, она уже готова была простить малышку, идущую на хитрость ради своей детской мечты. Смотрительница Дальнего леса тихонько подошла к мышке.

– Ну, все, все, все. Хватит, – запричитала ночная охотница, нежно прижав к себе Малька крылом, словно защищая от всех несчастий. – Будет плакать-то! Какие наши годы. Мы тебе еще жениха найдем…

Романтичная сова не успела договорить полагавшуюся в таких случаях фразу. Щупленькая серая мышка рыдала в голос, обливаясь малюсенькими, но самыми настоящими горькими слезами. Они заплакали вдвоем. Навзрыд. Громко и не стесняясь никого в целом мире и даже во всех остальных видимых и невидимых мирах во Вселенной. Что тут поделать, если для девочек, будь они в коротких платьицах или дорогих нарядах, важнее всего на свете – любовные переживания. Свои или чужие, в прошлом или настоящем, взаимные или неразделенные. Главное, что они так тонко чувствуют это и готовы сопереживать бесконечно.

– Что случилось? – неожиданно близко раздался густой голос лося.

– Чего ревете-то? – тяжело дыша от быстрого бега, выпалил Ме́ня.

– Так, – абсолютно спокойно шмыгнув носом, ответила за обеих сова. – Это мы о своем, о девичьем…

– Тьфу, ты! – медвежонок в отчаянии махнул лапой и даже отвернулся. – Переполошили всех посреди ночи… И ничего серьезного… Делать вам нечего. Вот что!

– А тебе бы только дрыхнуть! – это был уже прежний бойкий мышонок. – Может, тебе бананов нарвать? – в голосе слышалась издевка. – И колыбельную спеть…

– Да ну вас! – обиделся косолапый.

– Давайте-ка, действительно, спать, – примирительно пробубнил лесной гигант. – Утро вечера мудренее… Пойдем, Ме́ня. Кстати, бананы мне очень понравились. Ты мне на завтрак еще достанешь? – их разговор постепенно удалялся по тропинке в чащу. – А главное – они без косточек. Это я очень уважаю… Так договорились?

Оставшись на берегу, Соня и Малёк, долго молчали. Им не хотелось нарушать странного взаимопонимания, даже нежной дружбы, неожиданно вспыхнувшей между некогда непримиримыми врагами. Охотницей и жертвой. Так устроена жизнь, что в силу придуманных кем-то правил и вековых обычаев, родственные души оказываются разделёнными. Причем, абсолютно непреодолимыми на первый взгляд преградами. Однако при более пристальном взгляде многие препоны оказываются попросту смешными. Их придумывают глупые и завистливые, чтобы хоть как-то оправдать свое существование и привлечь к себе внимание.

Будьте бдительны и верьте только в то, что главными в жизни являются любовь, живущая в сердце, и удивительное звездное небо над головой. И не важно, живете ли вы в столице, маленькой деревеньке или на банановом острове.

Воронка времени

Когда яркие лучи утреннего солнца проникли в пещеру, все, кроме совы, еще крепко спали. Соня укрылась в тени густой листвы невысоких деревьев поблизости и сидела нахохлившись. Ярко белое с черными метинами оперение, словно королевская мантия из горностаев, выделяла смотрительницу Дальнего леса в незнакомой чаще. На острове было немало птиц, они с любопытством поглядывали на диковинную гостью, но заговорить побаивались. А ночная охотница с рассветом стала видеть все хуже и тоже не спешила знакомиться. Чужие запахи и звуки настораживали. Соня важно вертела во все стороны головой и часто моргала. Она всегда так делала, когда видела плохо или чего-то не понимала. Впрочем, местные жители этого не знали и держались подальше от важной незнакомки.

Первым из пещеры показался мышонок. Он привстал на задние лапки и потянулся. Его маленький черный носик смешно шевелился, когда он принюхивался. И тут было чем заинтересоваться. Диковинные растения и цветы острова, напившись утренней росы, источали самые разные ароматы. Это людям нужно спрашивать, как зовут незнакомца и откуда он пришел, а лесной народец принюхивается, чтобы все узнать о незнакомом месте или страннике.

Тонкий слух Малька уловил едва различимые мягкие шаги справа от входа в пещеру. Кто-то явно подкрадывался, стараясь скрыть свои намерения. В Дальнем лесу редко встречались такие чащи, как на этом острове. Тут были настоящие заросли самых разнообразных растений. И кто-то очень умело маскировал свое присутствие. Чуткие уши серого грызуна повернулись и застыли в том направлении, откуда доносились едва различимые шорохи. Охотник заметил, что его жертва насторожилась, и тоже замер.

Охота в природе – это не драки и погони, это незримое сражение нервов. Оба слышат друг друга и начинают нервничать. Одному нужно подкрасться как можно ближе, чтобы одним прыжком настичь свою жертву, другому – вовремя задать деру. Не всегда охотники бегают быстрее. Они всегда сильнее и коварнее, а уж по части бега во спасение своей души с жертвой никто не сравниться. И побеждает тот, у кого крепче нервы, кто выждет до того момента, когда выгоднее прыгать или бежать. А если жертва может в момент опасности еще притворяться и хитрить, охотник проиграет, поверив в сломанную ногу или болезненное состояние. Каждый оттачивает своё оружие в борьбе за выживание.

Мышонок, услышав мягкие крадущиеся шаги, не побежал с воплями о помощи, а сделал вид, что принюхивается к незнакомому цветку, но ушки держал на макушке. Все его маленькое тельце трепетало от страха, но инстинкт подсказывал, что только хитрость спасет его. Было жутко. Хотелось закрыть глаза и понестись что есть мочи прочь, не разбирая дороги. Звать на помощь Длинного и Гордого и бежать, бежать. Не важно куда, только бы подальше от этих крадущихся шагов в зарослях.

Тут серый грызун отметил, что все вокруг замерло. Даже скрытые листвой птички незаметно умолкли. Казалось, и утренний ветерок стих, то ли размечтавшись о чем-то своем, то ли задремав в объятьях теплого утреннего солнца. Однако ощущение тревоги нарастало. Оно, словно терпкий неприятный запах, заполняло собою все вокруг. И несчастные души трепетали. Каждый надеялся, что пришли не за ней, но уверенности не было. В свободном мире всяк волен выбирать свой путь, и, когда он пересекается с более сильным, только заложенные предками способности, да удача определяют победителя, а призом является жизнь.

В застывшей тишине чуткие ушки мышонка уловили ни хруст, ни шелест, ни шорох, а нечто странное. Он даже не смог бы точно сказать, что же он услышал, да и было не до этого. Малёк почуял смерть. Она не только приблизилась, обдавая волной леденящего ужаса, она кинулась на него. Неумолимое время прочертило незримую линию между жизнью и чем-то неизведанным. Живая душа, какой бы маленькой она ни была, затрепетала от страха. Очень хотелось зажмуриться и закрыть голову лапками, сдаться, моля об одном: только бы побыстрее и не больно. У трусов время летит в такие моменты, потому что они уже приняли решение капитулировать, у смельчаков оно замедляет свой неумолимый бег, давая последний шанс. Все мысли и чувства отважившегося на смертельный бой ускоряются, а события вокруг него растягиваются в длинные тонкие нити, словно липкая смола на соснах по весне.

Мышонок из маленького серого комочка, часто вздрагивающего от резкого звука и готового в любую секунду шмыгнуть в норку, вдруг превратился в рыцаря. Не внешне – внутри. На нем не сверкали стальные латы или кольчуга, не блестел острый меч, у него даже не было длинных клыков или мощных когтей. Но душой он стал воином. Ловким, быстрым, бесстрашным. Опыт всех предков, которые когда-либо сражались, мигом вспыхнул в маленькой душе серого грызуна. И он не побежал, а прыгнул навстречу опасности. Как и откуда узнал Малёк единственно верный шаг, никто бы не догадался, да он и сам бы не смог объяснить.

Два тела столкнулись в прыжке. Здоровенный камышовый кот и маленькая мышка. Трудно было бы даже сравнивать их по весу или силе, но острые коготки грызуна впились в глаза хищника. Это было так неожиданно и так больно, что пол-острова огласились диким воплем. Кот пытался сбить лапами мышонка, сбросить того со своей искаженной гримасой боли морды, разорвать на куски, растоптать, но грызун не сдавался. Камышовый кот, царствовавший в этом маленьком мирке всегда, вдруг столкнулся с силой, которую не мог преодолеть. Перепуганные птахи, что прятались в зарослях, никак не могли понять отчего вечно вальяжный и наглый кот визжит и катается по траве у входа в пещеру. Все было очень странно, не так, как всегда.

Переполох разбудил дремавшую Соню. Несмотря на почтенный возраст, сова оставалась настоящим бойцом. Не раздумывая, она ринулась вниз со своей ветки и через секунду взмыла в утреннее небо, держа в когтях абсолютно обескураженного камышового кота. Тот попытался прикинуться мертвым и затих, чуя смертельную хватку ночной охотницы. Дело в том, что многие хищные птицы, схватив добычу поднимают свою жертву вверх и бросают на камни, чтобы та при падении разбилась. Только кошки отличаются удивительной ловкостью и умеют всегда мягко приземляться на все четыре лапы. Даже с большой высоты. Однако с помощью такой хитрости Соню было не обмануть. Расправив крылья, она бесшумно парила над полянкой перед пещерой, оценивая ситуацию.

– Т-т-только, пожалуйста, не бросай его, – услышала смотрительница Дальнего леса знакомый заикающийся голосок.

– Малыш, это ты? – неуверенно спросила сова, щурясь от утреннего солнца. – Ничего не вижу.

– Я тут… внизу. Держусь за это чудовище.

– Чудовище? – сова удивленно моргнула. – Это просто толстый котяра. Нужно сказать – тяжеленький. Откормился тут на острове.

– Возможно, – пискнули снизу. – Не могли бы вы, уважаемая Соня, медленно опуститься на травку. Голова кружится и высоко очень.

– М-да, – задумчиво произнесла ночная охотница. – Кто только мной ни понукает на старости лет. Ладно, держись. Сейчас доставлю.

Тем временем внизу показались медвежонок и лось. Разбуженные воплями кота, они выскочили из пещеры. Озираясь по сторонам, друзья пытались понять, что происходит. Когда же сова мягко опустилась перед ними, придавив кота одной лапой, вопросам не было конца. Но мышонок только отмалчивался, пожимая плечиками.

– Я все расскажу, – жалобно промяукал кот, – только оставьте мне жизнь!

– А стоит ли она того? – припугнула его Соня, чуть сильнее стиснув когти.

– Выслушайте, а потом решайте, – загадочно намекнул камышовый разбойник.

– Валяй, – медвежонок уселся поудобнее.

– На сколько я понимаю, – речь кота полилась сладким медом. – Вы и есть тот самый знаменитый Ме́ня? Известный путешественник и повелитель снов!

Рот у косолапого приоткрылся от удивления, и показался влажный красный язык. Так всегда бывало, если медвежонок чуял запах чего-нибудь вкусненького или ожидал услышать интересную историю. Он сложил лапы на животике и сглотнул.

– Откуда ты знаешь мое имя?

– Вчера я видел отражение в озере…

– В каком озере? – насторожился лось.

– Камышовом, – осмелев, кот высвободился из когтей совы и махнул лапой, указывая направление. – Я живу на берегу озера, которое иногда показывает разные картинки. Мы их всем семейством смотрим… Недавно у меня появился целый выводок котят.

– Да врет он все! – вмешался мышонок. – Сожрать меня хотел.

– О, несравненный Малёк, повелитель времени! – кот чуть ли не распластался в низком реверансе перед грызуном. – Мне искренне жаль, что я не успел представиться Вам и объяснить суть дела.

– Ага, – ехидно перебил его серый грызун, – дело житейское… Завтрак.

– Отнюдь, мой любезный друг, – ласково замурлыкал кот. – Позвольте все же представиться! Коттамыш! Моя семья мирно живет на берегу озера. Мы всегда там жили, а тут я почти не бываю. Сегодня зашел, только чтобы засвидетельствовать свое почтение. У нас, знаете ли, так редко встретишь гостя…

– А озеро давно здесь? – не дал договорить ему лось.

– Всегда было, о могучий Длинный!

– Он и тебя знает! – подозрительно сощурился мышонок.

– Ну, я же говорю, – Коттамыш мурлыкал, ласково растягивая «р». – Вчера было чудное отражение в озере. Вы называли друг друга по имени, поэтому я заочно каждого знаю. Теперь вот имею удовольствие лично…

– Не верьте ему, братцы! – Малёк просто захлебывался от гнева.