Он еще и торгуется! Ну, погоди, уйдет этот тип, я с тобой поговорю!..
— Сколько же вы хотите?
— Миллион, — бросил Васька как бы невзначай.
— Миллион?! — ужаснулся Иванофф, прикрывая рукой карман.
— Миллион за букет — не каждому по карману! — подзадоривал гостя мой смышленый сынок. — Но согласитесь, цветы того стоят. Думаю, это единственный в мире букет голубых роз.
«В этом ты прав, — подумал я, — другого такого нет».
Страсть коллекционера боролась в душе мистера Роберта с трезвым расчетом. «Миллион, пожалуй, многовато, — думал он. — Завянут они через недельку, одни воспоминания останутся… Многовато, хотя…» В самом дальнем углу его души скреблось неуемное желание. Он был готов пойти на отчаянный шаг и выложить требуемую сумму.
Миллионер, словно готовящийся к прыжку лев, подкрался к букету, впился в цветы безумным взглядом. Ему не терпелось хотя бы прикоснуться к лепестку, но он сдерживал себя, вдыхая космический аромат. Каждый вдох придавал ему решимость.
— Я согласен! — проронил он роковые слова. — Я дам миллион доллар за этот розы.
Он обращался ко мне, полагая, что я уполномочил Василия вести переговоры.
— Соглашайся, отец, миллион в руки плывет! Такое раз в жизни бывает. Ну же!
И тут борьба чувств началась в моей душе. «Миллион — это прекрасно, — думал я, — за миллион я бы отдал и десять таких букетов, но… Ведь эти цветы я подарил Маше в годовщину нашей свадьбы! Она от них в восторге и по сей день. На нее, да и на меня розы оказывают какое-то гипнотическое облагораживающее воздействие. Нет, их никак нельзя продавать, никак!»
— И вы еще раздумываете?! — поразился Иванофф.
Ища поддержки, я глянул на жену. Она пожала плечами: решай, мол, сам. Похоже, что и на нее миллион произвел впечатление. Чего уж там, живем мы небогато, деньжата нам не помешали бы. Маша давно собиралась дубленку себе купить, да и Ваське неплохо бы кооперативную квартиру… Да что говорить, многие проблемы отпали бы. Скоро отпуск, можно по путевке в капстрану съездить, мир повидать, барахлишка прикупить… Кстати, я давно мечтаю о новом спиннинге… Что же делать, а? Продать букет, пока мистер не передумал? Арнольд, думаю, не обидится, Маша, кажется, согласна. Э-эх, была не была!..
— По рукам! — отрубил я, но тут…
Но тут на кухне что-то зашипело, резко запахло озоном, и оттуда в гостиную, шипя и полыхая искрами, бесшумно вплыла тарелкообразная шаровая молния. Мне сразу же вспомнилось картофельное поле близ Истринского водохранилища: молния была уменьшенной копией звездолета Арнольда. Она неподвижно зависла перед нами, части ее электрического тела переливались. В колеблющихся линиях угадывались то очертания материков, то прожилки кленового листа, то странные письмена. Вдруг в самом центре возникла красная точка, она стала увеличиваться в диаметре — и вот на меня уставилась физиономия субъекта в морковном свитере. «Ясно, — догадался я, — меня снова предостерегают от необдуманного шага. Не хотят, чтобы я продавал голубые розы! Ан нет, захочу — продам, захочу — оставлю. И ничего они мне не сделают». Мне почему-то вспомнилась тетя Клава, ее история с шаровой молнией, двусмысленное предсказание, что я, мол, еще увижу свою молнию, придет время…
А молния тем временем продолжала вращаться и видоизменяться. Из тарелки она превратилась в длинное веретено. Краем глаза я заметил, что жена, сын и американец тоже с ужасом и восхищением взирают на молнию, которая вот-вот рванет и разнесет наш дом. Лицо гнусного типа в морковном свитере исчезло. Сейчас что-то произойдет!
Но голубое веретено еще немного постреляло электрическими протуберанцами и плавно двинулось к окну. Через мгновение молния пропала, растворилась во мраке. Все встало на свои места. Тишину ночи (уже ночь!) нарушали тиканье часов на стене и вой запоздалого троллейбуса на улице. Как будто ничего и не было.
— Уф! — перевел дух Роберт Иванофф. — Ну и хреновины у вас тут летают… — Американец снова потянул мясистым носом. — А воздух какой, чувствуете? Гуд воздух.
— Озон, — пояснил Васька. — Обычное дело во время грозы.
— Давайте покончим с делом, — сказал я торопливо. — А потом можно и о погоде поговорить.
— Верно, — подхватил Василий. — Дело прежде всего.
Мистер Роберт болезненно улыбнулся и дрожащей рукой вынул из кармана чековую книжку.
— О’кей. Сделка есть сделка. Готов рассчитаться сию же минуту. Надеюсь, господин Николай, никаких препятствий больше не будет?
— Да какие уж препятствия! — воскликнул Василий, передавая цветы американцу.
Тот небрежно бросил чек на стол и с трепетом принял дорогой букет.
Чек действительно был на миллион долларов. Шесть нулей так и притягивали взгляд. Я взял чек в руки и с интересом рассматривал его.
— Вас интересует, — обнажил он ровные белые зубы в снисходительной улыбке, — как этот невзрачный клочок бумаги можно превратить в миллион? О, все очень просто. Достаточно предъявить его в банке, и вам выложат круглый сумма. — Он периодически коверкал русскую Речь, я был уверен, что умышленно.
— В каком еще банке? — нахмурился Василий. — Это что же, в Америку нам ехать за нашим миллионом? Нет уж, господин Иванофф, давайте наличными.
— Зачем Америка? — искренне удивился гость. — Не надо никакой Америки! Обращайтесь в Интернэйшнл Бэнк оф… — он произнес замысловатое название, — и получайте свой миллион. Как! Вы не знаете, что в Москве открыт филиал этот банк? Вы меня просто удивляете, господа!.. На чеке указан адрес филиала.
Адрес действительно был. Однако проверка не повредит. Я включил свой «детектор лжи» и прошелся по лабиринту сознания мистера Иванофф. Нет, он не врал. Все точно. Пряча чек в карман, я сказал:
— Все в порядке. Деловая часть закончена.
— О, я рад, мистер Николай! Вы настоящий деловой человек!
— Надеюсь, не откажетесь от чашечки кофе… Маша, кофе готов?
— Готов, — буркнула жена, и я сразу уловил перемену в ее голосе.
— О нет, я должен ехать. Нужно позаботиться о цветах: они стоят того. Прощайте, господа, гуд бай!
И он исчез за дверью.
Мы молча смотрели ему вслед. На душе у ценя скребли кошки. Комната наша будто сделалась меньше, стала неуютной и серой, что-то погасло в ней, умерло, улетело…
— Ну что, доволен? Получил свой миллион? Всегда ты так — не спросишь, все по-своему!
— Ну что ты ворчишь?! Ты ж сама хотела!
— Я? А ты спросил?.. Ну-ка, давай сюда миллион!
— Как же, держи карман шире! — огрызнулся я.
Василий тоже кипел от обуревавших его чувств.
— Ну ты, отец, и лопухнулся! Вот уж не ожидал! Я же тебя пихал, а ты ноль внимания. Миллион! Как же! Надул тебя этот фраер! Э-эх!..
— Заткнись! — зло бросил я ему и приготовился защищать свой карман. Все мы набычились и, похоже, решили перейти от слов к делу.
И тут раздался нетерпеливый звонок. Васька открыл дверь, и в комнату влетел пунцово-красный Роберт Иванофф. Жестом оскорбленного короля Лира он швырнул на стол некое подобие веника и, брызжа слюной, зашипел:
— Вы есть жулики! Господа! Да, да, все русские есть жулики! Верните мне чек и заберите это!
Боже! Ведь веник, брошенный им на стол, и есть тот самый букет голубых космических роз, еще пять минут назад лучившихся фосфоресцирующим светом и благоухавших так, что хотелось обнять весь мир. Цветы увяли, засохли, умерли! Не потому ли в наши души вселился бес гнева?! Да, да, это розы охраняли нас от всего дурного, присущего человеку, от всего; что накипью оседает в наших сердцах и потом вырывается наружу в виде злости, раздражительности, плохого настроения. Розы облагораживали нас. Теперь они мертвы. И виной тому я, продавший их этому типу, словно Фауст Мефистофилю свою душу. Поделом мне!
Мистер Роберт то багровел, то зеленел и все вился вокруг меня, сшибая стулья, шипел и требовал назад свой миллион. Мы с Машей стояли и смотрели друг на друга. Она тоже все поняла.
— Прости, — чуть слышно сказала она.
— И ты прости, — прошептал я в ответ.
Она бережно взяла умерший букет и унесла его на кухню. Я вынул злополучный чек и положил его на стол.
— Возьмите, господин Иванофф. Надеюсь, мы больше не увидимся.
Роберт Иванофф ловко смахнул бумажку в карман и кинул на меня неприязненный взгляд.
— Мошенники! — процедил он сквозь зубы, но злости в его словах уже не было. — Гуд бай, май френдз! Не поминайте лихом.
Он ринулся к выходу и исчез — теперь уж навсегда. Я опустился на стул и задумался. Как все гадко, мерзко, некрасиво! Хрупко человеческое счастье, его так легко разбить необдуманным поступком, дурным словом, взглядом, мыслью. А разбитое не сктеишь…
— Коля! Коля, иди сюда! Скорее!
Опять что-то стряслось! Я бросился на кухню и остановился на пороге как вкопанный.
У стола сидела заплаканная Маша и завороженно смотрела на некогда прекрасный букет, который лежал у неё на коленях. Но что это? Он уже не походил на веник. На. Моих глазах свершалось чудо: сморщенные лепестки роз Распрямлялись, разглаживались, голубели. Оживали и — Или мне это только показалось? — улыбались. Сухие листочки вновь становились зелеными, колючие стебли наливались соком. Букет опять дышал, благоухал. Голубые розы, чудилось мне, звенели, словно веселые бубенчики. Или это счастливый смех Машы? Она, и правда, смеялась сквозь слезы, которые капали на букет, снова самый прекрасный в мире букет голубых роз!
— Как в сказке! — шептала она. — Я заплакала — и цветы ожили…
Да, это было самое настоящее чудо.
На этом и закончился тот удивительный, насыщенный событиями день, если бы не Васька. Он пробасил у меня за спиной:
— Может, вернуть американца?
— Пошел вон! — рявкнул я.
Глава 8
На следующий день я наметил встречу с Козлятиным-Боцманом. Была пятница, накрапывал мелкий дождь. Ехать после работы на другой конец Москвы очень не хотелось, но куда денешься, надо.
Винный магазин на улице Коненкова я нашел быстро. Вход в него атаковала разношерстная толпа. Вдоль очереди, которая то и дело теряла свои контуры и превращалась в кучу, патрулировали два милиционера. Еще два стояли у дверей в полной боевой готовности. Неподалеку дежурила милицейская машина. В ней сидел милиционер, оснащенный рацией.
Встав поодаль, я стал с пристрастием просеивать страждущую толпу, выискивая в ней нужного мне человека. В хвосте очереди его не оказалось. Не было его и в первых рядах, где страсти накалились до предела. «Ага, значит, он внутри!» — догадался я и стал ждать.
Я уже порядком продрог и в душе клял всю эту затею, когда встретился взглядом с милиционером, сидевшим в машине. Ба, да это же мой старый знакомый, сержант Стоеросов! Он улыбнулся, чуть заметно подмигнул и кивнул в сторону магазина, давая понять, что клиент на месте.
Наконец ожидания мои увенчались успехом: на пороге, расталкивая страждущих, появился человек в тельняшке и джинсах с четырьмя бутылками водки в руках. Это был Козлятин, именно его образ остался в памяти тех бабулек, которых я «просветил» вчера.
Козлятин продирался сквозь толпу, подняв бутылки над головой. К нему ринулись его дружки.
— Ну ты, Боцман, молоток! Ведь больше двух в одни руки не дают.
— Это тебе не дают, а мне меньше четырех не положено. Как бывшему моряку. Усек?
— Слышь, Боцман, давай одну прямо здесь раздавим. А то не дойти мне…
— Во-во, на глазах у ментов! Чтобы всех повязали, — зло отозвался Козлятин. — Потерпишь, не помрешь.
Оставив молодцов с их проблемами, я принялся за решение своих. Предполагаемый убийца стоял в десяти шагах от меня. Ничто не мешало мне прозондировать его мозг.
Чего там только не было! И мне предстояло отыскать в этом мусоре иголку истины. Я добился-таки своего. Откопал нужную информацию. Моя версия подтвердилась: именно Козлятин стал причиной смерти Паукова. События в тот роковой день две недели назад разворачивались так:
Примерно в два Боцман, слегка опохмелившийся после вчерашнего, постучал в дверь квартиры Паукова. Тот долго не открывал, а когда все же открыл, Боцман увидел, что Пауков изрядно пьян.
— Наклюкался уже! Хорош друг! Налей полстакашка.
— Н-нету, — заикаясь ответил Пауков.
— Врешь небось! — не поверил Боцман и прошел в комнату. На столе стояли две пустые бутылки из-под водки и пара грязных стаканов.
— С кем пил-то?
— С Носом.
— А, с этим. На какие шиши-то?
— Да наскребли… Посуду сдали.
— Посуду, говоришь? Ну-ну…
— А ты чего заявился?
— Должок гони. — Боцман нахмурился. — Ты, Паук, шлангом не прикидывайся, а то я ведь не посмотрю, что ты инвалид, — враз напомню. — Боцман сунул увесистый кулак под нос Паукову. — Ну, вспомнил?
Пауков кивнул, отчего его качнуло так, что он не удержался и упал на стол. Со стола свалилась пустая бутылка и разбилась.
Пауков приподнялся и уставился на гостя.
— Чего надо-то?
— Бабки гони. Давай хотя бы трояк. Ну!
— Гол как сокол, — выдавил из себя Пауков. — На обыщи. — Он вывернул карманы.
— Ладно. Поговорим иначе. — Боцман вынул из сумки некую конструкцию, бросил на стол. — Пятерка. Почти даром отдаю. Покупай, не пожалеешь!
На столе лежал теплообменник — металлический цилиндр, пронзенный обычной водопроводной трубой.
— Ну что, берешь?
— На кой черт мне эта бандура?
— Сливе толкнешь. Я его дома не застал. Бери, не прогадаешь! За пятерку отдаю, а ты Сливе за чирик толкнешь. Ну!
— А Сливе-то оно на кой ляд?
— Дурак ты, Паук, а не лечишься. Это ж первейшая вещь в аппарате! Слива сам не пьет, зато гонит.