Как и каждую пятницу, когда она приходила в этот небольшой городок, сегодня ее тоже привело в восхищение царившее там оживление. Из-за ощущения, будто она вот-вот что-то пропустит, Иоганна невольно ускорила шаг, одновременно пытаясь не сталкиваться с другими пешеходами, что было не так-то просто из-за бесформенного короба у нее на спине.
В это время года в Зоннеберге было полно людей, говоривших на разных диалектах и иностранных языках, и эти звуки следовали за Иоганной, словно рой надоедливых комаров. В трактирах почти не было свободных мест. Издалека приезжали скупщики, чтобы посмотреть, что сделали местные ремесленники за минувшие месяцы. Но главной их задачей были закупки для новогодних ярмарок. В торговых домах и лавках Мюнхена, Нюрнберга, а также Санкт-Петербурга, Копенгагена или Брюсселя неплохо зарабатывали на изделиях из Тюрингии. Купцам не приходилось ездить от дома к дому и собирать товары небольшими партиями, поскольку в Зоннеберге уже давным-давно была отлажена уникальная система услуг скупщиков. Таких посредников здесь было не менее двадцати, и их конторы, которые только тем и занимались, что заключали сделки, предлагали широчайший ассортимент товаров.
Однако не следовало думать, что товары лежали на складах магазинов: почти все заказы производились по каталогам, которые скупщики показывали клиентам. В этих толстых каталогах большого формата, считавшихся коммерческим секретом каждого скупщика, были рисунки или фотографии каждого образца с указанием размеров и материалов. Цену не писали, она устанавливалась в ходе переговоров. Фарфоровые куклы с двигающимися стеклянными глазами и настоящими волосами, одетые в самые лучшие шелковые ткани с дорогой вышивкой, входили в число самых популярных изделий. Еще в Зоннеберге продавали жестяные и деревянные, яркие стеклянные шарики, самые разные изделия стеклодувной промышленности, изготовленные кустарным способом, и, конечно же, разнообразные бусины. Если покупателю нравился товар в каталоге, он договаривался насчет цены, желаемого количества изделий и срока поставки. Затем скупщик отправлялся к своему поставщику и заказывал товар.
Сейчас, незадолго до начала рождественских ярмарок, двери у скупщиков не закрывались, покупатели и производители то и дело сталкивались на пороге.
Иоганна с первого взгляда определяла, кто из встречных является покупателем, а кто производит товар: дельцы были одеты гораздо элегантнее, в наряды из тончайшего сукна. Кроме того, они почти никогда не расхаживали в одиночестве, их сопровождали помощники, носившие за ними кожаные чемоданчики. Вполне возможно, что в них находились образцы, которые они предъявляли скупщику: «Вы можете поставить мне такую вазу?» Или: «Сколько будет стоить сто таких деревянных подсвечников?»
Совсем иначе выглядели кустари и стеклодувы. Их лица были не такими свежими, как у дельцов, которые успели отдохнуть в одной из небольших гостиниц и насладиться поданным завтраком. Можно было догадаться, что всю прошлую ночь они работали, чтобы успеть вовремя закончить тот или иной заказ. Если у них вообще оставалось время на завтрак, то он был довольно скудным – быть может, пара картофелин и краюха хлеба. Они тоже спешили – все в Зоннеберге отличались предприимчивостью, – но Иоганна полагала, что этих людей заставляли торопиться не коммерческие дела, а ожидающие их дома дети и работа, из-за которой они не могли терять ни минуты.
Когда Иоганна открыла дверь в лавку Фридгельма Штробеля, при мысли о том, что сегодня она пришла сюда в последний раз, ей стало трудно дышать. Поэтому девушка несказанно обрадовалась тому, что она в очереди не первая и что ей придется ждать, пока стеклодув у стойки закончит свои дела со Штробелем. Сердце гулко билось у нее в груди, когда Иоганна уселась на диван с бархатной обивкой винного цвета, стоявший в другом конце лавки.
Странно, она так часто бывала здесь, однако никогда толком не рассматривала комнату. Вдоль стен, возвышаясь от пола до потолка, стояли шкафы, в которых Штробель хранил образцы, а иногда и партии готовых изделий. Ни на одном из ящиков не было надписей, тем не менее Штробель даже во сне мог ответить, что в них лежит. В самом верхнем ряду вместо ящиков стояли корзины. Там Фридгельм Штробель хранил мыло ручной работы, которое производила одна старуха и две ее дочери, жившие в соседней деревне. Однажды Иоганна присутствовала при том, как Штробель принимал партию мыла, и с тех пор знала, что именно из-за него в магазине витает аромат, напоминающий ладан.
«Я мог бы разложить мыло по деревянным шкатулкам, но его запах отпугивает моль, поэтому так я экономлю на нафталине», – пояснил Штробель, когда она однажды поинтересовалась у него, чем так приятно пахнет.
Девушка наморщила нос, чтобы не чихнуть.
– Миска получилась слишком глубокая, – услышала она слова Штробеля. – В нее поместится не меньше фунта сладостей, но мой клиент собирается класть в нее не больше семи-восьми шоколадных конфет. Я ведь ясно выразился еще в прошлый раз!
Его раздражение и упреки были прекрасно знакомы Иоганне: казалось, его до глубины души потрясала глупость собеседника. Ей часто доводилось присутствовать при том, как он отчитывал подобным образом того или иного поставщика. И каждый раз она страдала вместе с ними.
Не умолкая, Штробель придвинул к себе деревянную лестницу, поднялся на три ступени и открыл один из ящиков.
– Интересно, зачем я показывал тебе образец, если ты не придерживаешься размеров? Вот, посмотри, диаметр совпадает, но дно гораздо меньше! – Он показал собеседнику светло-голубую миску.
Мужчина взял образец и пристально изучил его. Штробель нетерпеливо сопел. Он попытался встретиться взглядом с Иоганной, но та нарочно отвела глаза. Не думает ведь он всерьез, что она объединится с ним против этого несчастного!
– В прошлый раз вы так конкретно не говорили, – заявил тот с напряженным лицом. – Что теперь?
Штробель пожал плечами:
– Разве я виноват в том, что ты меня толком не слушаешь? Я поставляю то, чего хочет клиент.
– Но есть же клиенты, которым нужны такие же глубокие миски, как у меня! Что мне теперь делать с ними, их пятьдесят штук!
На лице мужчины теперь читалось отчаяние. Иоганне даже думать не хотелось о том, что ждет его дома, если он вернется обратно с полной заплечной корзиной!
Штробель похлопал мужчину по плечу.
– Я могу взять этот образец. Может быть, что-то из этого да выйдет, – произнес он, подталкивая мужчину к выходу. Он сказал также, что в следующий раз они уж точно договорятся, и это, видимо, должно было утешить бедолагу.
Едва тот оказался за дверью, Штробель спрятал миску в один из ящиков под столом, не удостоив ее больше ни единым взглядом.
– Иоганна! – Он протянул руки к девушке. – Я уже наслышан о том, какое ужасное несчастье произошло с вами! Прими мои искренние соболезнования!
Рукопожатие Фридгельма Штробеля было жестким и слишком крепким. Кожа вокруг его ногтей была обкусана до крови, кое-где даже гноилась. Иоганна с неохотой протянула ему руку, чтобы тут же отдернуть ее.
– Я приехала продать оставшиеся колбы, – сказала она и показала на короб, все еще привязанный у нее за спиной.
Она не хотела говорить о смерти Йооста со скупщиком. Но Штробель был с ней не согласен.
– Такой старательный, такой умелый стеклодув – и так рано покинул нас!
Он вышел из-за прилавка, положил ладонь на руку Иоганны и подвел ее к столу, где показывал каталоги своим клиентам. Стол был сделан из красного дерева, от полированной поверхности отражался свет люстры, висевшей в центре комнаты. В углу стояли красивые стулья, обтянутые парчой в золотых и коричневых тонах. Обстановка была элегантной и роскошной. Никогда прежде он не приглашал Иоганну посидеть там, но сегодня Штробель буквально заставил ее опуститься на один из стульев и бросил на девушку многозначительный взгляд.
– Колбы мы посмотрим позже, – мимоходом произнес он.
Иоганна едва удержалась, чтобы не возвести глаза к потолку. Сегодня ей было особенно тяжело выносить надменность Штробеля – если бы он дал ей деньги за колбы, то помог бы гораздо больше!
– Вы ведь даже не знали моего отца, как вы можете сожалеть о его смерти? – насмешливо заявила она.
Взгляд скупщика скользнул по платку Иоганны, переместился на ее глаза, затем на щеки, а потом и на губы.
– Разве я так сказал? – спросил он, подняв брови. Иоганна невольно отодвинулась подальше. – Скорее я думал о том, что может значить его смерть для тебя и твоих сестер.
Ох уж этот многозначительный взгляд! Глубокий вздох! Выжидающее выражение лица! Иоганну словно кололи тысячи игл. На языке уже вертелось новое ироническое замечание, но затем она передумала и просто произнесла:
– Для нас, сестер, времена настали непростые. Многое изменилось после смерти отца. – Она затаила дыхание. Может быть, он знает человека, у которого найдется для них работа!
– В конце концов, что такое жизнь без перемен? Предотвратить их невозможно, это ясно. Но иногда их можно подкрутить, как шуруп. – Штробель многозначительно кивнул. – И поэтому, дорогая Иоганна Штайнманн, я хочу сделать тебе предложение!
«Я хочу нанять тебя. В качестве… ассистентки». В ушах Иоганны все еще звучали слова Штробеля. Ассистентка – как высокопарно это звучит! Почему Штробель не сказал «помощница» или «работница»? Она все думала об этом, пока не помня себя бежала по улочкам Зоннеберга. Тысячи мыслей пронеслись у нее в голове с тех пор, едва поспевая за ней.
На окраине городка она остановилась. Купить горстку зернового кофе, как обычно, или нет? «Ах, из-за пары пфеннигов мы не умрем с голоду», – решила девушка и свернула направо, в мелочную лавку, куда заходила каждую пятницу. Стараясь не смотреть на серебряный поднос со сладостями, она решительно прошла мимо чана с невероятно нежной маринованной сельдью. Вскоре она вышла из магазина, держа в руках пятьдесят граммов кофе, – аромат свежемолотых зерен он получила совершенно бесплатно.
Стоило ей выйти из города, как дорога стала медленно подниматься в гору. Иоганна шла вперед, словно сомнамбула. Мысленно она снова и снова возвращалась к недавнему разговору.
Штробель сказал, что ему нравится ее настойчивость и он считает, будто у нее есть определенная коммерческая жилка, что бы это ни значило.
Сначала Иоганна лишилась дара речи.
«Я? Помогать вам? – хотелось с удивлением воскликнуть ей. – Я ведь ничего не умею!» Вместо этого она провела рукой по блестящей поверхности красного дерева. И, когда она спросила, в чем будет заключаться ее работа в лавке скупщика, ничто в ее тоне не говорило о том, что она согласилась бы и драить полы. Как бы не так!
– Я сделаю тебя своей правой рукой, – ответил Штробель. – Пока я буду вести переговоры с покупателями, ты будешь составлять списки, записывать заказы, потом передавать их определенным поставщикам. В первую очередь придется много писать – аккуратно вести книги. Строгий порядок при каждой сделке – первое правило в коммерции, – самодовольно добавил он. – Я давно уже подумывал о том, чтобы нанять ассистентку, возможно, сейчас настало время претворить эту идею в жизнь.
Она лишь кивнула. Если бы Штробель предложил ей полировать луну, она не подумала бы, что это слишком рискованно.
– Конечно, я буду платить тебе, – произнес он, поскольку девушка молчала, и добавил: – Однако мы установим нечто вроде испытательного срока, в течение которого зарплата будет ниже обычной. Но когда ты научишься… – Он не договорил, подбросив ей что-то вроде приманки.
Иоганна фыркнула. Как будто в этом была нужда! После его первых слов перед ее внутренним взором возник образ, соблазнительный и волнующий: Зоннеберг, множество приезжих, среди них – клиенты со всего мира, серьезные сделки на сотни единиц товара, лежащего в ящиках и ждущего своих покупателей, и посреди всего этого – она, Иоганна из Лауши. Однако совесть не дремала и тут же принялась донимать ее: как можно так радоваться, когда отец умер совсем недавно?
– Не знаю, смогу ли я, – ответила она, прогоняя прочь видение: она в чернильно-синем платье, с элегантной высокой прической и блокнотом в руке общается с важными клиентами.
Она – ассистентка! Девушка с трудом сумела скрыть волнение, кипевшее в душе, словно суп в котелке.
После этого Фридгельм Штробель схватил ее за руку:
– Если
Иоганна не знала, расценивать ли это как комплимент или как оскорбление. На всякий случай она высвободила руку из его ладони с обкусанными ногтями и встала.
– Мне нужно подумать над вашим предложением, – ледяным тоном ответила она.
Ах, проклятье! Правой ногой девушка пнула кучку опавшей листвы. Почему в присутствии этого человека ей постоянно хочется защищаться? Может быть, дело в том, что он не местный? Кто-то рассказывал ей, что Фридгельм Штробель работал в берлинской торговой фирме. «Может быть, именно там он и приобрел свои жеманные, а порой и высокомерные манеры», – рассуждала Иоганна. При этом с ней он всегда был приветлив, хотя сама она вела себя довольно дерзко, а иногда и нагло. Ей не раз уже приходила в голову мысль, что по какой-то непонятной причине она у него на хорошем счету. И то, что сегодня он предложил ей работу, в очередной раз подтвердило ее догадку.
Иоганна усмехнулась. Сегодня она снова сумела добиться хорошей цены за свои колбы.
Вдалеке уже показались первые дома Лауши. Окружающие горы отбрасывали длинные тени на деревню, домики которой теснились на склонах. Шиферные крыши, поблескивавшие на солнце серебристо-серым, в тени напоминали мрачные черные колпаки.
Прежде чем взять штурмом последний подъем, Иоганна остановилась. Вот удивятся Рут и Мари! Улыбка, расплывшаяся у нее на лице, была немного самодовольной, но разве у нее нет повода гордиться? Как он сказал? «Или, по-твоему, я сделал бы такое предложение первой попавшейся девушке?»
– Первой попавшейся, может быть, и нет, но мне – сделал! – сказала Иоганна сама себе и невольно рассмеялась.
Однако сомнения вернулись снова. Если она примет предложение Штробеля, то не будет ли это означать, что ей придется жить в Зоннеберге? Оставить Рут и Мари одних, приезжать домой только по воскресеньям… Преодолевать каждый день по двадцать миль просто невозможно. А ежедневные поездки на поезде, пожалуй, съедят большую часть зарплаты.
Не давало покоя и кое-что еще: а если она не оправдает ожиданий Штробеля? Если окажется глупой?
С того самого мгновения, как она оставила Зоннеберг за спиной, в груди у нее словно билось два сердца. Она попросила одну ночь на размышления. В конце концов, нужно было поговорить с сестрами. И с Петером. Нет, она не позволит ему собой помыкать! Но он умел четко формулировать свои мысли – вот уж чего не хватало ее сестрам! «Да, после ужина нужно будет зайти к соседу», – решила она и стала подниматься на последний холм.
Фридгельм Штробель тоже снова и снова мысленно возвращался к их разговору. С подчеркнутой незаинтересованностью показывая товары клиенту, фирма которого пользовалась дурной славой из-за нерегулярных платежей, он улыбался сам себе. Как непринужденно она ему отвечала! Как будто в его предложении не было ничего необычного. Плут свое дело знает. Он облизнул губы и, наткнувшись языком на кусочек засохшей кожи, поспешно откусил его. Да, Иоганна Штайнманн – не какая-то запуганная мышка, в отличие от большинства девушек ее возраста. Это видно уже по одной ее сухощавой фигуре без единого грамма лишнего жира: крепкие мышцы говорили о том, что она привыкла к тяжелому труду. Да еще эта прямая осанка, почти мужская, если бы не две гордые выпуклости, – просто великолепно! А большие глаза, которые смотрят на всякого сверху вниз, широкие и высокие скулы – ее красоту не мог скрыть даже ужасный платок, который она вечно повязывала себе на голову. Если снять его, заменить бесформенные опорки на ее ногах на элегантные туфли и представить ее себе в изящно скроенном платье, Иоганна Штайнманн с легкостью затмит всех его покупательниц! У него, Штробеля, на такие вещи нюх.
Кроме того, она неглупа. Она уже доказала, что умеет справляться с непривычными ситуациями. Уверенные манеры, ум, умение приспосабливаться – все эти качества высоко ценились в его профессии.
Но дело было не только в этом.
Называя собеседнику цену на цветочные вазы – в этом случае ни гроша скидки, ясное дело, – скупщик все больше волновался.
Разочарованный непреклонностью Штробеля в вопросах ценообразования, клиент отвлекся от ваз и этажерок. Штробель продолжал листать каталог дальше, покусывая нижнюю губу с такой силой, что вскоре во рту появился металлический привкус крови. Скоро он избавится от этого человека! Скоро. Ему хотелось остаться одному и запереть дверь.
Каждую пятницу он с сожалением провожал взглядом ровную спину Иоганны. Не раз он жалел, что не может встретиться с ней в другой обстановке. Постоянно представлял себе разные варианты. Что ж, теперь, после смерти ее отца, этот миг наступил.
Скупщик с нетерпением ждал возможности взять Иоганну под свое крыло. Она будет послушной ученицей, в этом делец был уверен. Под его руководством раскроется ее талант, и она будет играть в эту игру лучше всякого другого!
«Только глупцы поджигают собственный дом!» – прозвучало где-то на задворках памяти. Это было настолько неожиданно, что Штробель на минутку растерялся, не зная, кто мог произнести эту фразу. Отец! Так говорил его отец, еще тогда…
Внезапно перед глазами у него появилось напыщенное лицо аристократа – словно они виделись только вчера. Скупщик не вспоминал о нем давно. О нем и обо всем, что он олицетворял в жизни Штробеля. Ликование как ветром сдуло.
«Почему именно сейчас? Почему сегодня?» – с раздражением размышлял Штробель. Словно отец издалека снова пытался навязать ему свои правила. Или это лишь подспудная зависть мужчины, не позволявшего ему ни малейшего удовольствия? Или что-то вроде предупреждения?
Штробель перестал листать каталог. Нельзя ведь сравнивать теперешнюю ситуацию с тогдашней, когда он…
Внезапно старая история проступила в его памяти во всех своих деталях, и Штробель позабыл о клиенте. Только настойчивое покашливание заставило его вздрогнуть. Клиент тыкал пальцем в первую страницу каталога:
– Как я уже сказал, я возьму три дюжины этих десертных мисочек по 2 марки 30 пфеннигов! Может быть, вы запишете?
Решение, дававшееся Иоганне с таким трудом, в конце концов было принято вместо нее. В ее отсутствие к сестрам приходил Вильгельм Хаймер. Вообще-то он хотел поговорить с ней как со старшей, но решил удовлетвориться общением с Рут. Благодаря новому скупщику он получил множество дополнительных заказов, и вот теперь ему нужна была помощь с упаковкой, серебрением и росписью мисок, бокалов, ваз и бусин – так он сказал Рут и Мари.
– В день похорон Йооста я не хотел об этом упоминать, вы еще не оправились от горя, – добавил он, а в следующий миг предложил им работать на него. Начинать нужно было завтра же. – Отец ваш был бы доволен.
Рут и Мари едва не лопались от волнения, рассказывая Иоганне о предложении Хаймера. Внезапно оказалось, что место работницы – это не позор, а весьма желанная должность.
После этого Иоганна даже говорить не стала о том, что ей тоже предложили место. В конце концов, если в деревне есть работа, уезжать нет никакого смысла. И все же в груди неприятно кольнуло, когда на следующий день она перехватила одну из посыльных Хаймеров и передала с ней записку для Фридгельма Штробеля, в которой сообщала о своем отказе. Прощай, Зоннеберг! Никакого чернильно-синего платья, никаких клиентов из близлежащих городов и издалека.
Вместо этого вскоре она, надев резиновый передник, уже стояла в мастерской Хаймеров у ванны для серебрения и училась у Гризельды, вдовы Грюн, создавать зеркальную поверхность бокалов.
– Смотри, берешь бокал за ножку и вливаешь из этой трубки пару капель раствора нитрата серебра. – Вдова Грюн показала на трубку в стене, где находилась жидкость, а затем на отверстие в ножке бокала с двойными стенками. – Потом добавляешь еще пару капель восстановителя. И только после этого опускаешь бокал в чан с горячей водой. Без внешнего тепла серебро внутри красиво не осядет, понимаешь?
Иоганна кивнула. Она уже спрашивала себя, зачем нужно постоянно греть конфорку плиты, стоявшей рядом с ними.
– А теперь необходимо действовать быстро! Надо как следует встряхнуть бокал с раствором, чтобы вся внутренняя сторона покрылась им.
На глазах у Иоганны прозрачный стеклянный бокал превратился в серебряный.
– Смотри, чтобы раствор не попал на внешнюю сторону, иначе появятся уродливые пятна! – Гризельда показала ей идеально посеребренное изделие. – Вот так это должно выглядеть!
– Как дорого на вид! Совсем не похоже на стекло! – Иоганна удивленно покачала головой.
Гризельда рассмеялась.
– Не зря это называют серебром для бедняков! А теперь смотри внимательно! Когда серебро осядет на стекле, оставшуюся жидкость выливай вот сюда, – она показала на ящик, выстланный толстым хлопчатобумажным одеялом.
Иоганна нахмурилась:
– Зачем такие сложности? Если раствор серебра нельзя снова использовать, то его лучше просто вылить.
– Как бы не так! По этой мутной жидкости, конечно, такого не скажешь, но в ней еще есть немного серебра. И оно оседает на стенках ящика. За год кое-что скапливается, можешь мне поверить. С этой точки зрения этот ящик очень ценен! – Она придвинулась ближе к Иоганне. – А теперь угадай, кто получает содержимое?
Иоганна пожала плечами:
– Старый Хаймер, я полагаю.
Вместо ответа вдова Грюн лишь многозначительно покачала головой и усмехнулась.
Иоганна не стала расспрашивать ее, а вместо этого растерянно уставилась на бутылочку с серебром.
– Тебе не до шуток, верно, дитя? – Вдова Грюн мягко коснулась руки Иоганны.
Девушка судорожно сглотнула: