Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Белошвейка и белоручка (сборник) - Александр Георгиевич Асмолов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

– Иван, Васильев сын. Из Березовки.

– Вижу, что рано тебе сюда.

– Заплутал я. Дорогу, вот… Осмелюсь спросить, с кем честь имею…

– Забытые души мы.

– Как это?

– Кто как. Кто по ненависти, кто по любви, кто по злобе. Да брось ты эти палки ни к чему они. Проходи, гостем будешь. У нас никого не бывает, ты первый.

Окружили Ивана забытые души. Вьются. Каждая о своём спрашивает, а он онемел от страха. Постепенно стало чуть светлее. Показалось Ивану, что души открываться перед ним стали. Он без слов иные судьбы увидел, а говорят, чужая душа – потёмки.

– Пустое, нет у него за душой ничего.

Обидели Ивана чьи-то слова. Опять тьма сгустилась. Потеряв к нему интерес, оставили душу Ивана в покое. Он осмелел. – Зачем в такую глухомань забрались?

– Не простили нас. Забыли. Сюда вот загнали.

Такая тоска звучала в этих словах, что у Ивана слезы на глазах навернулись.

– А помочь как?

– Никто не поможет, кроме того, кто позабыл. Иди с миром, добрая душа.

– И что, никого так и не вспомнили?

– Поговаривают, было однажды – вспыхнул огонёк и один из наших вернулся. С тех пор так и смотрим на эти головешки… А ты иди, а то навсегда застрянешь.

– Куда идти-то? Дороги я не знаю.

– Дорог отсюда нет. Ты подумай о ком-нибудь близком, он тебя и вытащит. Если вспомнит.

Похолодел Иван, вдруг он никому не нужен. Раньше жил сам по себе, не задумываясь. Казалось, все так… Начал перебирать в памяти знакомых, кто бы его вспомнить мог. От этого еще темнее стало, а душа оборвалась…

Вдруг свет забрезжил. Чувствует Иван, кто-то его тянет. Теплом пахнуло, жизнью. Рванулся навстречу, и дома очнулся. Сидит в кровати, никак в себя прийти не может. Трясёт всего. Глядь, а это его охотничья собака, Дружок, руку лижет, хвостом виляет, поскуливает. Обнял Иван верного пса, к сердцу прижал. И так ему хорошо стало, что нашлась родная душа.

Сон обернулся, посмотрен на Ивана и пропал. Что тут добавить.

Нельзя без любви жить.

Третий сын

Давным-давно, в одной восточной стране было у отца три сына. Первенец – красавец. Стройный, статный, работящий, во всем порядок уважал и в каждом деле первым был. Его так и звали. Первый. Одна беда – всегда один. С детства сторонился шумных компаний, да так и жил бобылем. Попросит кто помочь, никогда не отказывал. Только делал все по-своему. Добавить к общему делу мог самую малость – только себя. А уж если приумножить или поделить что – всегда пожалуйста, но только результат прежний. Одни обижались на Первого – не работа это, а видимость одна.

Другие его оправдывали, мол, хочет, чтобы все, как он были, но не всем это по нраву было. Только Первому до этого дела нет, отойдет в сторонку и надменно молчит, но ему прощали. Безотказным был, а порой только его и не хватало. Вот и терпели.

Второй сын был куда покладистей. Любил общество и его в любую компанию звали, потому что очень честным был. Если что надобно ровно пополам поделить, Второго зовут. Это он на раз. Даже если что-то и нацело не делится, он все равно справится. Еще этот добряк умел ловко все удваивать. Понадобится кому свое добро вдвое увеличить, кликнут Второго, он вмиг сделает. Причем, все гладко и ровненько. Да он и сам такой был – плечи округлые, голову всегда склоняет, спина дугой. Гибкий, как девица, весь в мать. Его даже знакомые меж собой четным прозвали. В отличие от Первого. Тот прямолинейным был, как оловянный солдатик, никогда никому не кланялся.

О третьем сыне долгое время вообще помалкивали. Никакой он был. Братья давно в деле, а этот так и норовил куда-то закатиться. Впрочем, и это у него неловко получалось. Он овальный был. А уж неумеха, каких свет ни видывал – за что ни возьмется, все вдребезги. Ни прибавить, ни отнять не мог. Ноль без палочки. Его так и прозвали. Ноль. А коли приумножить кто попросит, так мокрого места от добра просителя не останется. Только Ноль. Будто ничего и не было. Если кому что поделить нужно, так его даже не подпускали. Такого натворит, что описать трудно. В сердцах кто-то посетовал:

– Ну, что же ты, Ноль. Ну?!

После этого к нему кличка приклеилась. Нуль.

Отец все терпел, стараясь младшего дома держать. Кому хочется, чтобы третьего сына дураком звали. Хотя божественное «ра» в обидном прозвище не зря звучало. Как-то случилась в той стране беда. Чужеземцы напали. На первый взгляд внешне такие же, а вот знаки у них отрицательные. Если что перемножать или поделить, чужеземцы в любой стычке верх брали. Схлестнется самый маленький чужак с достойным силачом, а знак перевешивает. Только если равные по силам сойдутся в рукопашном, оба в прах.

Тут кто-то смекнул, что такая беда на встречу с Нулем похожа. Кинулись в ноги к отцу. Умоляют младшего сына на защиту отправить. А тому любопытно стало – почему неумеху вспомнили. Пошел он крушить чужеземцев. Приблизится к любому, только пыль летит. Взмолились пришлые о пощаде. Перемирие объявили и совет созвали.

Долго ли коротко судили-рядили, то неведомо, но порешили так. Ноль будет пограничником. Встанет посредине всех с разными знаками и никого не пропустит. Еще договорились Нулю никакого знака никогда не давать. Чтобы соблазна не было. Так с тех пор и стоят – по обе руки Нуля. Он главным оказался.

Правда жулики всех мастей так и норовят неумеху за собой поставить, чтобы значимость себе придать. Стали замечать, что Первый частенько теперь близнецов младшего за собой рядками выстраивает. От одного вида этой компании у многих голова кругом идет. Стали отцу опять жаловаться на младшего. Только мудрым мужчина оказался, ответил просто:

– Если кто-то не научился плавать, это не повод осушить все реки и озера. Создатель сделал нас разными, потому что у каждого свое предназначение. Заветы нам давно переданы, их нужно только выполнять.

Марта

В тот день погода хмурилась с утра. Холодный ветер нагнал серых туч, закрывших и без того робкое мартовское солнце. Он забирался в рукава и отвороты одежды прохожих, словно сыщик, высматривавший не осталось ли там чего запрещенного. А в начале марта для холодного ветра запрещенным было все теплое. Люди ежились от его леденящих прикосновений и торопились скорее попасть в дом, где наверняка гудела растопленная печь.

Что может быть лучше, чем прикоснуться озябшими ладонями к горячим стенкам натопленной печи. Внутри нее гудит обжигающий огонь, а стенки, напитавшись теплом, щедро отдают его страждущим. По традиции северных городов, гостя усаживали поближе к печи и потчевали горячим чаем. И все с удовольствием соблюдали этот, передаваемый из поколения в поколение закон, потому что сами не раз оказывались в подобной ситуации на студеном ветру.

Впрочем, все, да не все.

Следом за серыми тучами, ушедшими на юг, исчез и колючий ветер. Неожиданно стало тихо-тихо. Только высоко в синем небе удивленно застыло солнышко. Оно рассматривало безлюдные улицы северного города и даже заглядывало в окна. Однако никто из горожан не появлялся, и на улицах было одиноко. Разве что, крохотная снежинка плавно кружила в синеве, словно выбирая местечко поприличнее.

Впрочем, это было не совсем так.

Снежинка опешила от увиденного внизу и никак не могла принять решение. Она-то ожидала встречу с многочисленными родственниками. Такими же, как она, снежинками. А тут никого. Представляете? Ну, совсем никого внизу. Куда ни глянь. Пару часов назад, когда она еще летела в облаке с подружками к этому городу, все наперебой гадали, как состоится их встреча с теми, кто уже провел на крышах города и его окрестностях всю зиму. Было волнительно предполагать о том, как это все произойдет, ведь они опустятся сверху. Кому-то на голову. А это не всякому понравится. Ведь ворчуны везде есть.

Впрочем, внизу не было никого. Даже ворчунов.

Снежинка плавно описывала огромные круги над безлюдным северным городом, где даже снега не было видно. Куда все подевались? Ей стало удивительно одиноко. Даже страшно. Серая туча с миллионами сестричек, откуда была снежинка родом, бесследно исчезла за горизонтом. Снега нет ни на крышах, ни на улицах, ни на деревьях. Как говорят, и в помине нет. Что же теперь делать. Пусть даже кто-то ошибся в прогнозах, и снега сегодня быть не должно, но она-то уже здесь.

Впрочем, надолго ли.

Южное тепло раньше времени обрушилось на эти края. Не как, снег на голову, но неожиданно. Все мигом стало таять, стекать в лужицы и канавки. К вечеру северный город стал серым городом. Прохожие, подобрав подолы зимней одежды, неуклюже перепрыгивали невесть откуда появившиеся лужи и ручейки. Никто не задумывался, что это ещё утром было снегом. Чистым, искрящимся и холодным. Теперь нечто бесформенное и серое.

Впрочем, снежинка была бы рада и такой встрече.

Только, вот беда, ее родственниц нигде не было. Она осталась одна во всем мире. И что теперь гадать, кто ошибся. Она даже не представляла, что теперь делать. Внизу никогошеньки. Снежинке захотелось заплакать, но она вовремя вспомнила, как ее предостерегали сестрицы в снежном облаке. Заплакать – это последнее, что она сможет сделать в своей жизни.

Впрочем, как теперь жить, она тоже не представляла.

Ей думалось, что внизу будут ждать огромные белоснежные поляны или пышные снежные шапки на крышах домов, но ничего подобного не было. Снежинка все кружила и кружила над серым городом, высматривая хоть кого-нибудь. Все напрасно.

Впрочем, за голыми ветками деревьев мелькнуло что-то белое.

Снежинка понеслась в ту сторону. Времени покружить оставалось все меньше. Удачно миновав ветки и остатки разноцветной бумаги на них, она вылетела к белому пятну, замеченному сверху. Каково же было разочарование, когда она поняла, что это не снег.

Впрочем, это была белоснежная куртка на девочке.

Озорница топала сапожками по лужицам, разбрызгивая воду по сторонам. Очевидно, это так нравилась девчушке, что она даже не заметила, как пушистая снежинка опустилась ей на плечо. Куртка была новой и чистенькой. Казалось даже пахла не серым городом, а чем-то далеким отсюда. Девчушка в ней походила на колобка, вернее – снежный ком.

Впрочем, это был не настоящий снег.

Снежинка оказалось единственной в городе. Вот, ведь, незадача какая. Её предупреждали, что век снежинок нынче короток, но чтобы настолько… Гостье не захотелось исчезнуть бесследно, и снежинка робко спросила девочку:

– Не могла бы ты остановиться, а то я соскользну с твоей куртки. Девчушка оглянулась по сторонам и, не заметив никого рядом, продолжила скакать по лужам.

– Потише, пожалуйста! – произнесла снежинка, как можно громче. – А то я соскользну в грязь. Мне совсем не хочется там оказаться.

Сообразив, что голос ей не послышался, девочка в белой куртке резко остановилась. Поначалу ей казалось, что это соседские мальчишки решили над ней подшутить, но вскоре мысль растаяла, как снег.

– Ты кто? – прошептала девочка, заговорчески наклоняя голову и прищуриваясь.

– Снежинка, – быстро ответила та.

Если бы у нее были плечики, она бы пожала ими, словно говоря – а кто же ещё. Но их не было. Приходилось надеяться только на сообразительность хозяйки белой курточки.

– А как тебя зовут?

– Марта, – гордо заявила снежинка. – Я мартовская.

– Здорово! – откликнулась девчушка, и тут же раздосадовано шлепнула сапожком по воде. – Эх, жаль меня не Майей зовут… А ты где?

– Да, вот же. У тебя на плече.

Впрочем, это было сказано зря.

Девочка, которую не звали Майя, чуть не смахнула ее рукавичкой, как назойливую муху.

– Осторожно! – взвизгнула Марта. – Не нравится, улечу. Только зачем же так грубо!

– Извини, – девчушка скосила глаз на свое плечо, сообразив, откуда послышался голос, – а-а-а-а, – протянула она, – а я думаю, кто это тут.

Она осторожно подхватила Марту варежкой и стала разглядывать.

– Ух, ты! Красивая… А что ты так поздно. Снег-то растаял. Вон, лужи одни.

– И что, никогошеньки не осталось из наших?

– Не-а, все там, – она кивнула на грязную лужу.

Это была сказано с таким безразличием, что Марта не выдержала и расплакалась.

Впрочем, это было последнее, что она смогла сделать в своей короткой жизни. А девочка, которую никто не назвал Майей, разрыдалась следом. Ей стало вдруг очень совестно, что она просто так, не нарочно, загубила чью-то, пусть и очень крохотную жизнь.

Однажды осенью

Однажды осенью, когда перелетные птицы стали собираться в стаи, а по утрам становилось все холоднее, один из листков на березе с удивлением обнаружил, что желтеет. Он пытался понять, что же происходит, но никто не мог ему толком объяснить, отчего мир вокруг так переменился. Некоторые соседи краснели то ли от стыда, то ли от натуги стать прежними, другие бледнели, а иных деревья просто бросали. Безжалостный ветер уносил их прочь, и уже никто никогда не видел павших.

Листок растерянно смотрел, как собратья вокруг трепетали на ветру и от страха несли всякую чушь. Кто-то вспоминал прошлые обиды, кто-то радостные теплые дни, а были и такие, кто молил небеса вернуть все вспять. Эти, обычно беззвучные голоса листвы, теперь сливались в зловещий шепот, и он нависал над лесом, как черная туча. Тогда и листок признался себе, что сам тоже боится неизвестности. Боится сорваться с дерева и улететь. Куда-то.

Он еще ни разу не покидал свою ветку и не представлял, что ждет его в другом мире. Птицам хорошо, они наперебой щебечут, что вернутся. Перезимуют в теплых странах, возвратятся домой и все начнется вновь. Что же будет с листом? Он жил-то всего одно лето. Весной родился, а осенью его не станет. Возможно, лишь увидит снег. Галки твердят, что снег всегда белый и чистый. Почему птицам дано летать, а он, листок, лишь однажды упадет с ветки. И все. Он не узнает, что значит оттаять по весне.

Ему осталось совсем немного. Собратья уже падают вниз, касаясь напоследок тех, кто окажется на пути. Как краток жизни миг! Только теперь понимаешь, что нужно дорожить каждым рассветом, наслаждаться каждым солнечным лучом и помнить каждую дождевую каплю.

Этому нужно научиться. Ценить и любить каждый миг, дарованный небесами. И каждый вздох воспринимать, как целую жизнь. И каждый вечер верить, что сон, это сказочный мир, где удастся побывать лишь раз.

Так думал пожелтевший листок, дрожа от холода и страха перед бесконечностью, ожидавшей его внизу.

Пещера Онго́нчи

Давным-давно около того места, где большой Невер поворачивает на юг, чтобы встретиться с Амуром, по обе стороны реки стояли две деревушки. Сковородино и Огнево. Были они до поры до времени ничем не приметны, да вот родилась там нежданно великая Любовь. Парень из Сковородино по имени Онгонча влюбился в красавицу Тангутань. Да так сильно, что жить дружка без дружки не могли, а для свадьбы большое приданое требовалось. Онгонча с утра до ночи работал, а никак столько денег собрать не мог. Однажды сидел он на высоком берегу Большого Невежа и вслух просил всех местных богов помочь ему.

Услышала жалобный сказ влюбленного царица той быстрой реки по имени Серпантина. Шепнула она парню, где найти золотого Кана.

В тех краях старатели часто рассказывали историю об этом косолапом. Жил он с медведицей и медвежатами в одной пещере у реки. Был Кан, как все, но очень любил самородки золотые. Не играл с братьями, а целыми днями бродил по мелководью, отыскивая тяжелые желтые камушки. Найдет и за щеку себе кладет, а вечером прячет в пещере. Много набралось в том тайном месте самородков. Однажды братья-медвежата проведали про это место. Едва Кан ушел на речку, принялись они играть с тяжелыми камушками. Да так заигрались, что не замерили, как вечер наступил и Кан с добычей вернулся. Началась тут драка, да такая, что едва медведица их разняла. Обиделся Кан и решил уйти из пещеры, но с золотом расстаться никак не мог. Стал он заглатывать тяжелые камушки, чтобы с собой унести. Последний самородок был таким большим, что подавился им Кан. Ревет, когтями шкуру свою рвет, а вздохнуть не может. Никто не услышал его, потому что тайное место далеко в глубине пещеры было. В последний миг встал Кан на задние лапы и проклял всех, с тем и умер. За жадность боги превратили его в чистое золото. Так и стоит Кан в той пещере, а вот где она, никто не знает.

Историю о золотом медвежонке все в тех краях знали. Когда Серпантина подсказала влюбленному юноше, как ту пещеру отыскать, обрадовался Онгонча, побежал домой и подговорил двух старших братьев вместе пойти в горы за золотом. Одному ему тяжесть большую никак не унести. Братья согласились.

Три дня и три ночи искали они по приметам, известным только Онгонче, заветное место. Отчаялись совсем и уж возвращаться хотели, как нашли. Маленькая речушка в распадке, даже ручеек, а у берега та пещера… Возвращались домой долго. Идти-то с поклажей по горам тяжко. Почти у самой деревни Сковородино застала их буря, и решили братья укрыться от непогоды в пещере. Онгонча был младший, так вымотался, что уснул бесчувственным сном. Старшим братьям стало завистно, что Онгонча и с золотом будет, и красавицу в жены возьмет. Замыслили они злодейство. Младшего отнесли в боковой ход пещеры, да камнями вход и засыпали, а золотого медвежонка забрали.

Вернувшись, братья слух пустили, что младшего медведь задрал. Только не поверила им Тангутань. Кинулась она на поиски возлюбленного. Долго искала, а когда нашла, уже поздно было. Онгонча так и остался в пещере. Обезумела от горя Тангутань и прокляла всех местных жителей. Попросила богов в обмен на свою жизнь помочь ей отомстить. Братья Онгончи в ту же ночь умерли, Кан исчез, а удача отвернулась от старателей. Опустели рудники и речные перекаты, никто с тех пор ни одного самородка в тех краях так и не нашел. Зато по ночам многие видели тень Тангутань. Это она все самородки с рек и рудников в пещеру к мертвому возлюбленному относит. Пытались ее задобрить или уговорить. Да, куда там… Проклятье сильное на золото легло. Правда, поговаривают, что разжалобить сердце Тангутань сможет только юноша, который полюбит так, как же, как когда-то любила она. Но такого пока не нашлось. Все самородки тех мест до сих пор спрятаны в пещере Онгончи, там же стоит и золотой медвежонок.

Зуб До́лона

Давным-давно, когда нынешние сказочные герои были просто героями и подвиги совершались не ради славы и наград, а по велению сердца, высоко в горах, среди заснеженных вершин жил дракон. И звали его Долон. По меркам своих сородичей, он был еще в юном возрасте, хотя в округе не первую сотню лет сказывали разные истории о том, чье жилище за облаками.

Пещера действительно была так высоко, что даже ветер редко заглядывал туда. Только солнце да луна были его вечными собеседниками. Днем он рассуждал о странных людях, придумавших себе смешные законы, которые сами же и нарушали. По ночам Долон придавался мыслям о загадочном и мистическом. Обычно он проделывал это сидя на каменном уступе перед входом в свою пещеру. Внизу попеременно шли дожди и войны, мелькали разноцветные знамена и события, изредка появлялись рыцари, давшие обет одолеть дракона.

Долон благосклонно позволял им приблизиться, понимая, какой нелегкий путь те проделали, карабкаясь по скалам. Наглецами он закусывал, смельчаков одаривал какой-нибудь безделушкой, а влюбленных усаживал напротив и выслушивал все подробности. Это были разные истории, только Долон всегда видел тайный смысл. Он прощал тех, кто по наивности выполнял чужую волю ради любви.

О, это неизведанное человеческое чувство.

Долон часто рассуждал о нем, пытаясь понять, почему люди в равной мере совершают из-за него и глупости, и подвиги. Драконье сердце так легко было растрогать душещипательной историей влюбленного принца, готового умереть за один взгляд принцессы. Если рассказ нравился обитателю заоблачной пещеры, гость получал подарок. Зуб дракона. Правда Долон лукавил. Он отдавал не свой зуб, а вырезанную гномами копию его молочного зуба. Когда-то он подарил его гномам просто так, и те в благодарность теперь снабжали дракона изделиями из белого гранита.

Однажды вечером, когда Долон дремал в своем любимом «кресле» на фоне заходящего солнца, его разбудил звонкий голос:

– Выходи на бой чудище.

– Я здесь, юноша, – окликнул дракон смельчака. – Поди, устал с дороги. Садись ближе, да сказывай, зачем пришел. Тебя как звать – то?

– Благомир, – неуверенно отозвался тот.

– Ну, а мое имя тебе известно, коль пришел, – добродушно улыбнулся хозяин. – Садись, в ногах правды нет.

Юноша с красивым лицом, спрятал клинок в ножны и сдержанно поклонился в знак приветствия. Долону всегда нравились открытые люди, способные на благородный поступок. Такие и ненавидят, и любят всей душой.



Поделиться книгой:

На главную
Назад