Пустая клетка

Сказать, что Лала с Райхан ругались или ссорились они не могут. Просто каждая была сама по себе. Хатунь, конечно, хотела её поскорее замуж спровадить. А чего-то там со сватовством не ладилось, отчего и она, и сам хозяин серчали. Видно поэтому и строго-настрого запретил дочери со двора выходить.

Райхан была девушкой тихой, но своенравной. С самого детства привыкла быть отцовой любимицей. И брат её любил, и отцовы жёны. Новая супруга, конечно здорово старика к рукам прибрала. Но, ссорилась только со старшими жёнами. Вообще, про Райхан лучше старых служанок спрашивать, но они теперь с хозяином в степи. Нынешние же служанки, невольницы несчастной госпожи Лалы, про дочку мало что могут сказать. А уж тем более про её городских знакомых. Последнее время ни она никуда не ходила, ни к ней. Старый ключник тоже был в этом деле плохой рассказчик. Его дело хозяйство, в женские дела не лез. Он и ночевал в другом конце двора. В доме с госпожами спала только одна служанка.

Злату сразу вспомнилась пустая клетка в комнате Райхан. Получается, что и девушка улетела в небо, словно птица.

Вернулся повар с большим высоким хлебом:

– Вот и баба мой. В кувшине.

– А где кувшин? – поинтересовался наиб.

– Не разбив яиц, яичницу не изжаришь. Вы, красавицы сбегайте, принесите чай – он там уже готовый стоит, – Повар стал усаживаться поудобнее. Основательно, с удовольствием. Как человек, которому давно некуда спешить и который знает себе цену. – Это блюдо так готовится. Заливаешь тесто в кувшин, вставляешь в него тростинку и запекаешь. А как испечётся, вытаскиваешь тростинку и в отверстие заливаешь растопленное масло и мёд. Когда настоится и напитается, как следует, кувшин разбиваешь. Можно потом ещё сверху полить.

– Опять всё просто получается.

– Тонкости, конечно, свои есть, но это уже, только повару интересно. Кувшин должен быть новый, выпекать подольше, на самом малом огне. Тростинку и кувшин не забыть маслом промазать.

– Вкусно! Тоже хатунь любила?

– И госпожа Райхан не брезговала. Вчера только после обеда попросила испечь.

– В еде капризна была?

– Да нет. Хотя изредка находило. Раз, помнится, ни с того ни с сего заказала мне андалузский пирог. Мне, чтоб лицом в грязь не ударить пришлось бегать рецепт узнавать. Вчера вот, после обеда бабу попросила.

Наиб оценивающе окинул взглядом уже разрезанное кушанье.

– Такой же испёк или поменьше?

– Один в один. У меня для этого специальные кувшины стоят, чтобы мерки не подбирать.

Злат с сомнением покачал головой.

– Кушанье уж больно сытное. Приторное. Много не съешь.

– К ней как раз сказочница приходила, – откликнулась одна из служанок. – А остальное она мне отдала и ему, – кивнула на привратника.

– Сказочница?

– Ну, да. Вчера около полудня приходила сказочница. Молодая госпожа велела её позвать. Она любила сказки слушать.

– И долго она у вас была?

– Долго, почти до вечера. Сказки – дело неспешное.

Тут уже решил встрять в разговор старый повар.

– К нам часто одна сказочница ходила. Воспитанница моего бывшего хозяина.

– Отца Лалы?

– Нет. Того самого, с которым мы из Персии бежали. Я же говорил, что он стал здесь сказочником на базаре.

– Её, выходит, хозяйка хотела бабой побаловать? Каждый раз, как она приходила, это кушанье заказывала?

– Да нет. Вчера в первый раз. Думаю, бедная девушка его в первый раз в жизни пробовала. Хлеб базарного сказочника не полит маслом и мёдом. Хотя в домах, куда её приглашали, может и угощали.

– А у вас в доме его часто пекли?

– Было дело. Покойная госпожа его любила. Её отец, в своё время даже специально для себя его заказывал по особому. С секретом.

– Раскроешь?

Толстяк рассмеялся:

– Чего тут раскрывать? Просто через дырочку наливал кроме масла с мёдом сладкое вино из изюма. Его хлеб может много впитать. Очень, кстати, вкусно получается. Хозяин ещё смеялся: «Хорошо несговорчивых красавиц этим угощать». Оно ведь и правда, сюда полкувшина войдёт.

– От вчерашнего бабы ни кусочка не осталось?

Служанка сразу встрепенулась:

– У меня! Принести? – и убежала.

– А ты, выходит, всё до крошки съел? – Обратился наиб к привратнику.

Тот только развёл руками:

– Вкусно, уж больно. Не стал ждать захода солнца.

– Обычно ждёшь?

Вмешался ключник:

– Мы едим в пост в обед, хозяйка не возбраняла. А вот ужинаем уже после захода солнца.

– Когда тебя госпожа угостила?

– Когда сказочница уходила. Госпожа крикнула, чтобы я ей калитку открыл и угощение у неё взял. Ну, я так и сделал.

Вернулась служанка. В руках у неё был небольшой берестяной туесок с крышкой.

– Убрала вчера. От мух там, муравьёв. Мёд всё-таки.

Кусок остался довольно приличной величины. Злат обратился к повару:

– Посмотри, внимательно, уважаемый, никто ничего не добавил к твоему рецепту.

– Не пробуя могу сказать – напитан какой-то жидкостью, – Понюхал, отщипнул кусочек, пожевал, – Вином отдаёт. Гвоздику добавили, я не клал. И горечь какая-то. Явно гвоздику положили, чтобы горечь заглушить.

– Опиум, скорее всего. Вот и секрет крепкого сна. Так что хозяину, как вернётся можете сказать, что привратник со служанкой не виноваты. Знаешь, где твой сказочник живёт со своей воспитанницей?

VI. Братство водовозов

– Ну, что, брат Илгизар, – усмехнулся Злат, когда они со своим спутником отъехали от сокольничьего двора, – отдохнул чуток?

Солнце уже клонилось к закату, дневной зной спадал, только со стороны песков тянуло пустыней и степными травами. Ехали не спеша, не понукая старых лошадок.

Илгизар кивнул:

– Я когда вы за дастархан уселись уже проснулся, только выходить не стал. Просто лежал.

– Значит слыхал разговор? С этим делом покончено. Если до завтрашнего утра эмирскую дочку не схватят где-нибудь на заставе или на пристанях, утром поедем за этой сказочницей. Уж она то нас приведёт к упорхнувшей птичке.

– А чего сразу сейчас не съездить?

– Вечер уже. Для сказочницы самая хлебная пора. Уже, наверное сидит где в гостях. Да ещё пост сейчас, многие после заката разговляются. Так что домой придёт заполночь. А утром будет отсыпаться. Да, нам с тобой убитым франком нужно заняться. Целый день на жаре во дворе лежит. И водовозы задержанные нас ждут. Поди уже и старшина их прибежал, нас дожидается.

– Старшина?

– А как же. Сарай город большой, здесь в одиночку туго, особенно приезжему. Эти водовозы по большей части кто? Молодые парни, кто из степи, кто с гор. В родных аулах им места не хватает, вот и подаются искать лучшей доли в город. Только здесь ведь тоже никто никого не ждёт. Торговать – деньги нужны и сноровка, опять в торговле неучёному человеку делать нечего, нужно и счёт знать и писать уметь. Ремеслу тоже учиться надо. Слуги по домам больше из невольников. Воду возить – самое лучшее дело. Лошадёнка нужна из тех, что в поле скакать не годится, да телега с кувшинами. Для хозяйственной нужды в Сарае воду берут из прудов и арыков – хан повелел в каждом квартале вырыть. А для питья и еды с реки возят. Дело такое – без воды никуда, нужна постоянно. У каждого домохозяина договор с водовозами. Вот и сбиваются парни в артели, покупают в складчину лошадей, телеги, кувшины, содержат конюшни. Всё больше земляки, а то и родня. Живут часто тоже вместе, народ холостой, молодой. А деньгами, делами и разговорами с начальством ведает староста. Эти вроде по виду кипчаки и взяли их у Чёрной улицы. Наверное Бурангуловские.

– А почему улица Чёрная?

– Да кто её знает. Так уж повелось. Может потому, что с северной стороны. У монголов заведено, что северное – чёрное, южное – красное. А может ещё почему. Там вроде как раньше ламы жили, чёрной веры. Звездочёты, колдуны разные. Когда после смерти Тохты была смута, многих побили.

Хорошо было ехать вот так не спеша по вечереющей улице под неторопливую беседу. Встречные прохожие тоже никуда не торопились. Кто возвращался с базара после трудового дня, кто от пристаней. У многих на плечах были корзинки с провизией. Впереди тёплый летний вечер во дворе за накрытым дастарханом, отдых и тихие домашние радости. Правоверные готовились к ифтару – вечернему ужину после дневного воздержания.

Илгизар потрогал холщовый мешок, полученный от повара. Там помимо туеска с остатками подозрительного бабы, были заботливо сложены на помин души хозяйки лепёшки, горшочек с сикбаджем и изрядная порция халвы. Юноша вздохнул и сглотнул слюну. Особенно хотелось пить, а наиб, словно нарочно продолжал про воду и водовозов.

– В нашем деле водовозы первые помощники. Они ведь по всему городу ездят, в каждом дворе бывают. На них и внимания никто не обращает – привыкли. А они ведь многое видят, многое примечают. Думаю и сейчас они нам помогут.

Наиб оказался прав. Застеленную дешёвым войлочным ковром повозку старосты водовозов они увидели едва въехали на площадь. Видно было, что её хозяин, отогнанный стражей подальше от дворцовых ворот, томится здесь уже давно. Его вид буквально источал почтение и просьбу. Злат даже не притормозил коня, отвечая на приветствие старшего водовоза, только сделал ему рукой знак следовать за ним. Тот с готовностью засеменил возле стремени.

– Какое ужасное недоразумение! Мне сегодня утром, как только доложили, что шестерых наших схватили на улице ночью с мёртвым телом, так я сразу прибежал. Только меня к ним не пустили, даже сам не знаю, что подумать. Ребята все, как один хорошие смирные. У них даже ножей с собой не было. Из мечети шли с ночной молитвы.

– Как из кувшина разило от твоих ребят, Бурангул, – усмехнулся Злат, – Я аж пожалел, что лепёшку с собой не прихватил, закусить.

– Ай-яй-яй, – осуждающе поцокал Бурангул.

– Я не мухтасиб, по мне пусть хоть совсем упьются. Но, вот про то, что из мечети шли – лучше всё-таки помалкивать. Мне интересно, где они взяли убитого франка? Тут уж я на тебя надеюсь.

– Душу вытрясу! – выпучил глаза старшина.

Въехали во двор. разомлевшие за целый день сидения на жаре водовозы радостно вскочили при виде своего начальника, но он так сверкнул на них взглядом, что парни сразу смущённо потупились.

– Ну, Бурангул, что ты мне можешь рассказать про эту телегу? Да и вы, юноши, не смущайтесь, подойдите, помогите своему старшине.

Обрадованные приветливым тоном водовозы столпились вокруг. Один даже полез под телегу. Двое между тем вытаскивали кувшины.

– Ничего! – разочарованно подвёл итог Бурангул, – Кувшины без клейм, даже конь без тамги. Одно можно точно сказать – телега не украдена у водовозов. У нас никто неклеймёного коня запрягать не будет.

Наиб покосился на накрытое рогожей тело под стеной. Тени уже доходили до середины двора, солнце садилось.

– Нужно будет его в монастырь отвезти. Потом ещё успеем место осмотреть. Давайте ребята, грузите. На месте всё и расскажете, и покажете разом.

Он махнул рукой конюху, чтобы забрал лошадей.

– Ты же нас, Бурангул, довезёшь?

Пока добрались до места уже начало смеркаться. Хоть и не задерживались в миссии у франков. Молчаливый привратник только отворил дверь, указав, куда положить тело и кивнул, давая понять, что разговор окончен. Видно было, что присутствию иноверцев он не рад. Скорее всего, он и так всё уже знал. Франков, как называли в Сарае всех генуэзцев, венецианцев, каталонцев и других с ними схожих, было здесь раз, два и обчёлся.

Немного поколебавшись, Злат забрал дорогой плащ. Вещь приметная, дорогая.

По дороге Бурангул продолжал рассуждать о телеге:

– Лошадь, скорее всего, от конеторговцев. Не клеймённая ещё, да и молодая, хорошая. Про кувшины нужно гончаров поспрашивать. Это для нас все горшки на одно лицо, а мастер может много чего приметить. Я вот точно могу сказать, что эта телега с пристаней, от ломовых возчиков. Старая уже. Ей, видно уже редко пользовались, потому что большой груз уже не положишь. Пустые кувшины можно, для отвода глаз.

– Да, телегу явно для того и взяли, чтобы тело отвезти. Очень удобно прикинуться водовозами – они везде ездят, часто допоздна. Тем более, что сейчас у мусульман пост. Бывает просят воды и вечером подвезти.

На месте, где стража задержала водовозов ничего интересного не нашлось. Повозка ехала со стороны центра, явно к повороту на спуск к воде. В этой стороне Сарая хороших проездов к пристаням не было. Базаров нет, чего ездить. Самый край города. Пристани внизу больше рыбацкие.

– Понятно, почему раньше не свернули, – пояснил Бурангул. Там нужно было мимо нашего двора ехать. На воротах сторож. Сразу бы заподозрил, что это за чужие водовозы в наших краях.

– Здесь чужих нет?

Старшина покачал головой:

– Только наши. Здесь и народа мало живёт и всё особняком. А у нас здесь и конюшня и мостки. Чуть дальше – дом для собраний. Оттуда и шли наши ребята к конюшне.

– Так бы сразу и говорили. А то – мечеть!

– Мечеть тоже там. Маленькая. Рядом с домом собраний. Сейчас как раз ужин готов. Милости просим разделить нашу скромную трапезу.

– Ну что Илгизар? Зайдём посмотрим, как сарайские водовозы живут. Солнце уже вот-вот сядет. Можешь у них в мечети намаз совершить. У вас в медресе чем разговляют? Пятнадцать лет мимо хожу, а по сей день не знаю.

– Воду дают с сушёными финиками. Потом пшённую кашу и катык.

– Неплохо! А у тебя Бурангул чем разговляются? Да ты глаза не прячь, я не шакирд, мне и вино можно.

– Зачем говорить? – засмеялся водовоз, – Лучше зайти и увидеть. А ещё лучше попробовать.

Дом водовозов стоял на склоне, уходящем к реке. От дороги его закрывала высокая живая изгородь из колючих акаций, за которой открывался большой двор, засаженный карагачами и вербами. Дом был большой, с верандами со всех сторон. Прямо во дворе был накрыт дастархан, освещённый стеклянными лампами. Постелены ковры, положены вышитые подушки. Бурангул жестом пригласил гостей к умывальнику – чеканный кумган, вышитое льняное полотенце. Вода рядом в огромном чане, охраняемом парой высоких кустов.

Когда гости расселись, вернулись и водовозы. Уже переодетые, в шитых халатах, шёлковых колпаках. Богатые купцы, да и только. Наиб повертел в руках кубок – привозное стекло. Да и миски расписные, такие не каждый богач на стол ставит.

Бурангул суетился перед гостями:

– Не ждали гостей, угощения не приготовили, не прогневайтесь. Только, что для себя готовили. Бешбармак, бурсаки, катык. Сейчас вино принесут.