Цена предательства

– Ага, вижу. С нами ещё и Лавицки. Хорошо. Сбоев! Сбоев! Слышишь меня?

Однако попытки докричаться окончились неудачей: Михаил, видевший, что тело летящего почти рядом бедолаги изогнуто, словно переломлен позвоночник, и чувствовал, что человек не может выжить, получив такие повреждения. Однако передатчики скафандра, и основной, и резервный, упорно не желали транслировать его голос.

Да и голоса остальных быстро затихали: удар оказался очень сильным, и ускорение наверняка им придало нехилое! А радиус действия передатчиков скафандров невелик: пара сотен миль. Однако МакКратчен велел всем держаться:

– Приказываю: экономить дыхание, и ждать без паники – от эмоций и криков быстрее расходуется кислород! Нас спасут! Аварийные маячки-отражатели работают без дополнительного источника питания. Так что возвращение к людям – вопрос времени!

Сержант давал и другие указания, и призывал не расходовать зря, на ненужные разговоры, драгоценный кислород. Михаил, осознающий, что в его случае разговаривать бессмысленно вдвойне, изо всех сил старался расслабиться. Как, наверное, и все.

Взрывы, при которых экипаж раскидывает в разные стороны от погибшего корабля, не являлись чем-то исключительно редким. Нет, такие прецеденты уже происходили. И оснащённые надёжными идентификационными индикаторами-маячками скафандры отслеживались прибывшими спасателями достаточно легко. Вопрос только в том, что пока вокруг идёт бой, спасатели не прибудут – слишком рискованно. Хоть в этих корабликах, вернее даже – шлюпках, и нет человеческого экипажа, а только автоматы. Но!

Никому ведь не хочется быть «спасённым», и через буквально минуты – вновь оказаться взорванным! А спасательные модули-шлюпки – не эсминцы. Брони и защитных полей нет!

Может и не повезти при новом попадании…

Чтоб прекратить головокружение от всё продолжавшегося вращения, Михаил попробовал включить аварийные движки. Они не работали. Движки ориентации – тоже.

Вспомнив про старый «дедовский» метод, он достал из поясного контейнера несколько завалявшихся там неизвестно каким чудом гаек, и что было сил метнул их против направления вращения.

Помогло. Вращение почти прекратилось. Правда, теперь он наблюдал не слишком вдохновляющую картину: навстречу, с довольно-таки приличной скоростью, неслась планета с атмосферой – и не земного типа, а наподобии Юпитерианской! Уж это-то его бортовой блок анализаторов показать не примянул!

Михаил в сотый раз подумал, что лучше бы целой осталась рация. Или движки: можно было бы сманеврировать, чтоб убраться прочь!

Вот так, ругаясь про себя, и в перерывах молясь, он и смотрел добрых полчаса, уже не пытаясь «успокоиться и расслабиться», как стремительно растёт, застилая всё поле зрения, и нависает словно чудовищная закруглённая скала, чёртова жёлто-розовая поверхность, и думая, что ему-то смерть от удушья уж точно – не грозит!..

Осознание собственного бессилия заставляло сжимать и разжимать кулаки и кусать губы. Но это нисколько не помогало, а лишь злило сильней.

Когда вошёл в атмосферу, стал ругаться и вслух. Немного полегчало. На душе. Зато вот тело…

Очень скоро он увидел, как начинает светиться, нагреваясь, чёртова защитная сталюминиевая плёнка внешней оболочки, и ощутил, что жар начинает проникать сквозь все восемь прокладок!

Вскоре пот потёк по лицу, которое даже вытереть оказалось невозможно. Скафандр немилосердно трясло: хоть и «внешние слои атмосферы», а, видать, достаточно плотные!

Михаил, хоть и не верил в приметы, быстренько надиктовал на диктофон кодографа – чёрного ящика скафандра – завещание. Затем уже мог только материться и орать:

– А-а-а!!!..

Потому что только теперь понимал, что пророчат грешникам, и прочим нечестивцам, основные положения Христианской веры!

Когда терпеть адскую боль стало невмоготу, вдруг ощутил характерный толчок, и щелчок захватов буксировочного троса: шлюпка всё же успела!

Лапа механического захвата дёрнулась, и его втянуло в брюхо модуля. Створки захлопнулись, и кораблик дал максимальное ускорение, пытаясь вырваться из цепких лап тяготения планеты-гиганта.

Но этого Михаил уже почти не осознавал: Нагревшийся скафандр продолжал поджаривать его многострадальное тело, и от дикой боли он всё кричал, кричал…

– Михаил! Михаил!!! Капрал Левицки, чтоб тебя черти!.. Проснись же ты наконец! Хватит орать!!!

– А?! Что?.. – до него дошло, что он попросту заснул, – Прошу прощения, сэр. Я, кажется, действительно заснул.

– Кошмар?

– Так точно, сэр! Кошмар.

– Ладно. Не спать, боец. Думаю, осталось немного. Гроза быстро закончится.

Ф-ф-у-у… Услышать голос сержанта и ощутить сырой воздух оказалось таким облегчением… Но что с кошмаром? Давненько он его не…

Проклятье. Эта дрянь обычно снится – к неприятностям.

Ладно, …рен с ней.

Главное – его тогда спасли! Хоть и лечили от ожогов и теплового удара целую неделю…

«Быстро» затянулось на полчаса. Дождь всё шёл, сплошной стеной, и видимость упала до каких-то метров. Хорошо хоть ветер унялся…

– Доннер, ты как там? Волосы промыл «Шулдерсом»? В-смысле, те, нижние?

– А как же. – в голосе Доннера, природная лысина которого часто служила объектом приколов и шуточек остальных, просто бритых, или – стриженных, собственно, тоже чертовски короткой форменной стрижкой, бойцов, не слышалось и капли эмоций. – Так что большой привет от моего …я. Он уже скучает по вашей …це!

Поскольку заняться в такие минуты вынужденной передышки обычно было нечем, все изощрялись в «юморении», и развлекались рассказами про экзотических девочек, особенно запомнившиеся драки в барах, или «эксклюзивно действующее» пойло. Михаил почти все хохмочки и дежурные приколы знал наизусть, поэтому старался не участвовать, или попросту отрубался – как только что.

Не участвовали в «прикалывании» и «самоприкалывании» обычно и О,Салливан, и сержант. Ну, тому по должности положено быть штатным психоаналитиком: пусть бойцы хоть таким, сравнительно безобидным способом, снимают нервное напряжение. Отдыхают. Наслаждаются минутами передышки.

Потому что одно дело – когда сидишь в кабине со шлемом на голове, зная, что не погибнешь в любом случае… И другое – когда вот так, непосредственно! Так сказать, подставляя свой, пусть мускулистый – но личный. Зад.

Когда Михаил смог, наконец, продолжить обход, трава луга оказалась совершенно прибитой к поверхности, и запах от неё, вероятно, стоял обалденный. Однако фильтры в ноздрях не позволили насладиться ностальгированием по почти беззаботному детству в полной мере.

– Внимание, отделение! Продолжить работу!

Ворча и уже вяло переругиваясь и прикалываясь, бойцы двинулись дальше. Михаил обнаружил, что идти стало трудней – скользко. Пришлось выпустить альпинистские шипы на подошвах. Зато теперь стало легче дышать – из воздуха пропала пыль, забивавшая приёмники фильтров, и те уже спокойно справлялись с подачей свежего воздуха.

Поэтому Михаил и обнаружил новую опасность легко: странный запах, подозрительное шевеление где-то на периферии поля зрения, и ощущение угрозы сработали как надо.

Он метнулся назад, стараясь отбежать против ветра как можно дальше, успев только крикнуть:

– Облако аэрозоля! Похоже, большое! Движется на юго-восток! Ввожу себе первый! – после чего остановился и, нащупал шприц с антидотом. Защитный колпачок отлетел в траву, а он смело вонзил себе в бедро сквозь спецпленку комбеза тонкую иглу.

– Внимание, отделение! Всем оставаться на месте! Всем ввести антидот номер один! На юго-восток, значит? Сейчас сообщу командованию и соседям.

Пока в эфире царило деятельное оживление, ничем не напоминающее бессистемную панику гражданских Служб в критических ситуациях, (Да, Михаил успел поучаствовать и в гражданских наземных работах!) Михаил пытался восстановить свои ощущения. Как до, так и во время атаки.

Получалось занятно.

Он как раз подумал, что давненько их не атаковали боевыми отравляющими газами… И почти сразу увидел, как из земли поднялось облачко брызг: это разлетались ещё не высохшие капли дождя от напора газа, поступающего из подземных распылительных устройств!

Пережёвывание и перекатывание по мозгу подозрений и сомнений оказалось прервано ожившим наушником:

– Внимание, отделение! Только что поступило экстренное сообщение! Спускаемый модуль третьего отделения взвода Варбурга атакован во время посадки микроизлучателями! Потери – сто процентов личного состава! Усилить бдительность! Включить аварийные генераторы! Обо всём хоть мало-мальски подозрительном – немедленно докладывать!

Ого! Аварийные генераторы позволяют, конечно, повысить радиус действия сканнеров их костюмов почти вдвое, но… Но их аккумуляторы разрушаются при этом чертовски быстро, и на памяти Михаила эти генераторы применяли всего раз шесть.

Как раз – в экстренных обстоятельствах.

Стало быть, руководство считает, что они наступили.

И – считает оно так явно не без его, Михаила, помощи. Представив себе обгорелые до костей, и жутко воняющие отваливающейся жаренной плотью тела, что корчились сейчас на полу спускаемого уже только перехватившим управление автопилотом модуля, Михаил почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Ужасная смерть! Бедняги. Но…

Нужно постараться, чтоб никто больше так не вляпался!

Значит, придётся доложить.

– Внимание, господин сержант! Говорит капрал Левицки. Разрешите сделать рапорт?

– Докладывайте, капрал. – в голосе нет удивления. Вероятно, сержант уже просчитал, кто в их отделении является самым… «Чувствительным». И ждёт этого самого рапорта давно.

– Есть сэр. Так вот, об этой самой, новой, угрозе. Похоже, «взрыватели» теперь – мы сами! Я хочу сказать, что мы теперь – навроде запала гранаты! Вернее – наши мысли! Потому что вот как всё было. Ну, с этой, газовой, атакой…

После грозы траву луга, который я обследую, прибило к земле. Я начал обход, и подумал: «Вот хорошо, что траву прибило. Если из-под земли начнут выпускать отравляющие газы – станет заметно! По облачку брызг воды». И – сразу началось! И я их и правда – увидел! Так что я думаю… Что я сам включил эти чёртовы газоразбрызгиватели врага. Своими мыслями – вернее, своими «подуманными» опасениями!

– То есть – вы хотите сказать, капрал, что вы только успели подумать – «хорошо, что теперь распыление аэрозоля будет заметно!», как оно и началось?!

– Так точно, сэр! Именно так. Вот я и думаю…

– Да?

– Что не иначе – на борту модуля третьего отделения кто-то успел подумать, что во время посадки они – отличная мишень для поджаривания… И по ним сразу и ударили – и именно микроизлучением!

– Ага. Понял вашу мысль, капрал. Думаю, имеет смысл доложить о ней Командованию. Внимание, отделение! Оставаться на местах до моего распоряжения. Послушаем, что скажет господин лейтенант.

Что сказал лейтенант, они так и не узнали, но, похоже, он поспешил в свою очередь доложить о нештатной ситуации майору. А уж майор распорядился провести экстренную эвакуацию того личного состава, что уже высадился и работал на планете.

О,Салливан буркнул только «Спасибо, Михаил». Со стороны салаг комментариев не последовало, хотя они стыдливо отводили глаза, когда Михаил смотрел на их плохо различимые в темноте модуля лица. Сержант, перекрывая шум моторов и дюз, проорал:

– Не знаю, как там сложится дальше, от себя лично ещё раз выражаю благодарность капралу Левицки за проявленную бдительность. В нашем случае, зная наших друзей сустарчиков, – лучше перестраховаться сто раз, чем недостраховаться – один!

Михаил автоматически вскинул руку:

– Служу Федерации!

2. Станция.

Выходить наружу из-под защитного купола Станции никто не спешил. Хотя территория и считалась «зачищенной».

Михаил отлично знал цену их «гарантиям», и сам тоже не особо рвался выйти на прогулку из-за титаново-метонных стен, хотя Уставом это не возбранялось. Нет, пусть пока лучше он остаётся изолированным от всех известных земной науке видов чёртова излучения! Правда, вот насчёт неизвестных видов… Н-да.

Усиленная проверка и повторные обходы обеими видами дронов выявили, конечно, немало «законсервированной» поражающей техники врага. Единственно – вот не было бацилл и микробов: те, похоже, на мысленные вопли и «опасения» не откликались. А поскольку всё остальное – откликалось, да ещё как, Михаила теперь уважали. И каждый наверняка про него думал, и не без оснований, что уж у капрала Левицки-то в мозгах ксенопаранойя бушует особенно… Н-да.

На поверхности они жили уже три недели, но кроме гравитации ничем больше с планеты не пользовались: воду, еду, воздух и всё остальное – привезли с собой. Или изготовляли на месте.

Так уж распорядилась Судьба, (Или хитро…опое Командование!) что процесс адаптации и акклиматизации работников Администрации будущей Колонии «Эрина-три», равно как и обживание окрестностей размороженными колонистами (которые ещё в пути), предстояло охранять и страховать именно их неполной (два взвода) роте. А на орбите остался лишь один старый эсминец, он же – спасательный модуль. Остальные Корабли Флота отчалили к следующей планете. Правда, её ещё предстоит отвоевать… Ну, это-то на ближайшие полгода – не проблема Михаила и остальных коллег под руководством лейтенанта Кароля Эштергази.

Ежедневные приёмы пищи, отработка в зале для спарринга и тренажёрах, послеобеденные часы «на личное саморазвитие», которые большинство десантников использовали просто для трёпа (Ну, разумеется, и о бабах, и о драках, и о ситуации на Эрине… А о чём же ещё?!) и сна, и сам сон, уже начинали поднадоедать. Замкнутое пространство, пусть даже оно «окрашено в приятные для глаза успокаивающие тона», всегда плохо влияет на мужские коллективы. А маркитанток в таких, оставляемых на «обживание», гарнизонах, не предусматривается: все они «убыли» вместе с линкором и транспортным танкером-доком, ушедшим с Флотом.

Так что Михаила не удивляло то, что рядовой Саймон Дик из второго отделения уже сломал пару рёбер капралу Кану Керкуку из третьего отделения, и сам сейчас лежал в медотсеке – с сотрясением мозга от блина штанги. А капрал Тэффилд из второго же – переругался с коком, объявив голодовку, но потом отменив её по приказу лейтенанта. Едкие замечания в адрес бедолаги кока десантники теперь бормотали себе под нос, или выражали «шевелением большого пальца правой ноги».

С другой стороны – кок не виноват, что рацион для Администрации и обслуживающего персонала ничем не отличается от стандартного армейского.

Напряжённость в отношениях на протяжении первых дней жизни на чужой и негостеприимной планете – нормальное явление. Нужно же профессионалам как-то проявлять растущее нервное напряжение и раздражение этакой «миссией» – пусть лучше так, чем лупить, как случалось пару раз на других Станциях, весь персонал Администрации.

Эти бедолаги всегда вызывали у Михаила смешанные чувства. С одной стороны – презрения. Особенно своими сутулыми спинами, тощими, и как бы сами по себе болтающимися руками, словно приставленными к туловищам деревянных марионеток. И зачастую ещё и поблёскивающими сферами контактных линз, лицами: зрение от бумажек и пяления в мониторы с разными «сверхважными» документами – накладными и отчётами – жутко рано (по данным статистики) садится. А технический персонал, приземисто-коренастые работники, обслуживающие мастерские и оборудование жизнеобеспечения, почти никогда не вылезали со своего третьего подземного Уровня, и даже питались там же – знали, что десантникам под горячую руку лучше не попадаться. Потому что своими мышцами и крепкими телами обязательно спровоцируют бойцов «померяться силами».

С другой стороны Михаил всем служащим, остающимся в куполе для «освоения», после того, как космодесантники через полгода или меньше, отвалят, объявив проверку законченной, попросту завидовал.

Вот у этих – да, средняя продолжительность – семьдесят два… И выйти на поверхность никто из них не отважится даже спустя пару-тройку лет. Наружу, дообследовать территорию, и осваивать богатства природных ресурсов и пахотных просторов, полезет его рота. А потом – колонисты. Прибытие которых состоится через три месяца.

Так что как только закончится месяц вынужденного безделья – привыкания к местному, постепенно заменяющему привезённый, воздуху и воде, и сработают все прививки от той мрази, что заменяет местные вирусы, бациллы и бактерии, они, так называемый временный гарнизон, вылезут.

На это самое дообследование.

И уж тут – как повезёт… Хотя на Касторе-четыре и Прометее-два – везло. (тьфу-тьфу!) Ох, без суеверий и амулетов-оберегов ну никак не обходится жизнь десантника…

После завтрака, без всяких видимых причин, Михаила как кто под руку дёрнул: он выждал, пока все разойдутся, и постучал в каюту сержанта.

– Войдите, кто там.

– Здравия желаю, господин сержант. Разрешите обратиться, сэр.

– Слушаю вас, капрал.

– Разрешите мне сегодня до обеда… Сходить на разведку. Наружу.

Затянувшееся молчание сказало Михаилу, что сержант думает. О чём – нетрудно догадаться. В частности, какого …уя неглупый капрал сам норовит найти себе на …опу приключений до того, как высаженные с линкора, и всё ещё работающие на поверхности штатные автоматы и дроны, буквально не перероют щупами и магнитно-электронными и гамма– пушками и триммерами все окрестности. Но поскольку Устав этого не запрещал, формальных причин отказать у сержанта не имелось.

Однако он всё же решил подстраховаться:

– Разрешаю. Только прямо сейчас доложите лейтенанту о своём желании и моем разрешении. И не забудьте усиленный боекомплект и все чёртовы страховочные прибамбасики.

Лейтенант смотрел на Михаила даже подольше, чем сержант. Однако годы в Вест-Пойнте явно оказали влияние на его психику и интеллектуальный багаж:

– Смотрю, капрал, вам обрыдло торчать в четырёх стенах, и наблюдать, как наши ребята постепенно звереют от безделья. А конфликтные ситуации, со «снятием напряжения» банальным мордобоем вам претят. Поэтому вы пытаетесь помочь мне разрядить обстановку, дав ребятам свежий материал для обсуждения…