Эрдейский поход

Руслан Мельников

Эрдейский поход

Глава 1

Напрямую, в лоб, шли двое. Третий атаковал справа. Ещё один наступал слева. Всеволод вертелся ужом, уворачивался, уклонялся, парировал удары двумя длинными тяжёлыми клинками. Держался. Пока держался…

Всеволод был из особых воинов. Обоеруких. Опасных и в одиночном бою и в сплошной рубке рать на рать. Такие, как он, идут впереди дружины, перед стеной щитов, чтобы хватало место для размаха и чтобы ничего не помешало сверкающему булату выписывать смертоносные круги.

Или прут в одиночку против двух-трёх противников сразу.

Или против четырёх, как сейчас…

Конечно, при необходимости Всеволод, мог драться и одной рукой — одинаково ловко хоть правой, хоть левой — во второй сжимая щит. Но всё же не для того он обучался двуручному бою, чтобы прятаться в сече за увесистой доской, обтянутой кожей и обитой металлом.

Да, щит хорошо укрывает от вражеского оружия, но и отягощает тоже, лишает скорости и маневренности, делает воина неуклюжим и неповоротливым. Снижает количество пролитой вражеской крови вдвое. Как минимум вдвое. А это непозволительно, если врагов больше. Нет, задача обоерукого — быстро и точно разить супостата сразу с обеих дланей. А уж коли потребуется, то и лучший щит для обоерукого — меч.

Два меча.

И вот… Клинки со свистом рассекают воздух. Пляшут. Звенят. Долго уже. Очень. Противники — опытные, тренированные, из самых лучших. И действуют чётко, грамотно, слажено. Жёстко.

Обходят, прижимают щитами. Рубят и колют мечами.

Главное — не пустить никого к себе за спину. Всеволод не пускал. Отступил к дубу — кряжистому, разлапистому великану. Ствол в три-четыре охвата надёжно прикрыл тыл. Тут уж не обойдут. Никак.

Плохо только, что усталость даёт о себе знать. Привычная тяжесть доспехов уже не просто ощущается — давит на тело. Будто из толстых свинцовых блях броня кована. Да и рука… обе руки уже утратили былую лёгкость, немеют от бесчисленных ударов. Своих и чужих, принятых на свои клинки. Но ведь и противники тоже подустали. Не так яростно наскакивают, как по первоначалу. Дышат под шлемами тяжко. Даром что вчетвером на одного.

Ладно, пора кончать забаву. Тот, что слева, вылезает вперёд дальше других. Открывается в замахе больше, чем следовало бы.

Всеволод спиной оттолкнулся от дуба, скользнул между двумя клинками…

Сухо и сильно — даже в шлеме слышно — сталь ударила в дерево. Теперь в дубовой коре останется глубокий след.

…в ложном выпаде поднырнул под третий…

По наплечью чиркнуло. Слегка задело, самую малость. Не страшно.

…и резко уйдя влево, ткнул под чужое зерцало. В брюхо замахивающегося мечника.

Животы нападающих защищают нижние пластины панциря. И кольчужная рубашка. И толстая поддоспешная куртка. Но Всеволод бил-колол тяжёлым мечом во всю силу.

Как учили.

Противник, охнув, отшатнулся. Обрушивающийся в ответном ударе клинок ушёл в сторону.

Всеволод добавил. С другой руки. Вторым мечом. Сверху вниз. Да наискось. Да по закрытому шлему с полумаской.

На гладкой полированной поверхности стального купола, явственно обозначилась вмятина. Оглушённый противник рухнул навзничь.

А Всеволод уже уходил от запоздалых ударов, путая смешавшийся вражий строй. Щиты нападавших стукнули друг о друга, не дали успеть, помешали достать.

Клинки безрезультатно рассекли воздух.

Один, второй… Скрестив свои мечи, Всеволод поймал между ними оружие третьего противника. А поймав — вывернул, выковырнул из уставшей кисти.

Меч упал.

Щит остался. Но что такое щит без меча?

Миг — и подле обронённого клинка в притоптанной траве распластался его хозяин.

С двумя оставшимися ратниками расправиться было проще. Два меча против двух мечей — это ж поровну. Ну, почти. Даже если одну пару держит один обоерукий боец.

Двигался Всеволод быстро, резво, будто и не уставал вовсе. Но на самом деле — вкладывал в боевой танец последние силы.

Обошёл, обскочил медлительных воинов с тяжёлыми щитами. Слева.

Его обойти не смогли. Он — смог.

Ближайший противник замешкался, не поспевая за скорым соперником. Развернулся. Прикрылся впопыхах. Но не так, как нужно. Тяжёлая полоска стали свистнула над верхним краем щита, обрушилась между бармицей и наплечником.

Ещё прежде, чем осел третий ратник, на четвёртого — последнего — обрушилось сразу два меча. Защититься он сумел только от одного.

Теперь в траве лежала вся четвёрка.

— Все! — хрипло выкрикнул Всеволод.

Бросил наземь мечи — простые, тупые, без изысков, без насечки, без заточки, кованные специально для воинских упражнений. Но при этом — точные копии его боевых клинков. И по длине, и по весу, и по форме.

Всеволод потянулся снять шлем.

Водицы бы сейчас испить. Родниковой. Холодной. Сладкой. Хоть глоток…

Двое поверженных противников, кряхтя и пошатываясь, поднимались на ноги сами. Двоих из-под дуба уносили отроки из младшей дружины. За строй ратников, наблюдавших схватку, за осиновый частокол Сторожи уносили — к травнику и костоправу дядьке Михею.

Все…

— Не все! — властно прогремел за спиной знакомый голос.

Всеволод обернулся. Ох, худо! Водицы ему сейчас точно никто не поднесёт. А вот что поднесут вместо неё и за какую такую вину — Бог весть.

На Всеволода смотрел, неодобрительно покачивая головой, сторожный старец-воевода Олекса. Волосы у старца — длинные, седые, что твоё серебро, повязаны узким кожаным ремешком, чтобы не падали на глаза. На лице — густая сеть глубоких морщин. Но при всём при том Олекса могуч, как дуб, что давеча прикрывал Всеволоду спину. Плечи под простой холщовой сорочкой — косая сажень. Ручищи бугрятся мышцами и не желают знать старческой дряблости. Пудовые кулаки быка свалят. Глаз — ясен. Разум — твёрд. И в движениях на воинских игрищах, в учёбе или в сече, Олекса быстр и ловок — юному отроку не угнаться. Тело крепкого старика, изрядно закалённое в ратных трудах, не спешило расставаться с накопленной про запас недюжинной силушкой.

Подле воеводы стояли двое. Один — высокий, второй — пониже. Странно… Нездешние, незнакомые. Всеволод никогда прежде на Стороже их не видел. А ведь чужаки сюда забредают крайне редко и лишь тогда проходят тайными тропами, находящимися под неусыпным наблюдением дальних дозоров, когда сам Олекса того пожелает.

Впрочем, на этих двоих Всеволод глянул лишь мельком — не до гляделок сейчас. Потому и рассмотрел так… в общих чертах. Однако и того хватило.

Пришлые стоят чуть позади старца-воеводы, но держатся с достоинством. Особенно тот, что повыше. Ну, прямо, гости важные. И не из близких краёв. Иноземные гости. Одежда, вон, какая-то чудная виднеется из-под края запахнутых дорожных плащей. Не наша одеженка-то. Русичи такой не носят. И облик, опять-таки…

— Не все, — повторил воевода. — Подними мечи, Всеволод!

Захотелось стонать. Ан — нельзя. Перед Олексой — нельзя. Да и перед чужаками, что пялятся на него… Всеслав сцепил зубы. Сглотнул сухую слюну, норовившую стать поперёк горла шершавым комом.

Поднял клинки.

— Илья! — уже выкликивал следующих бойцов Олекса. — Фёдор! Дмитрий! Лука!

Ещё четыре ратника в полном доспехе и с затупленными мечами в руках выступили из строя.

Всеволод вздохнул: старец снова выбрал для боя на железе лучших десятников Сторожной дружины. Стонать хотелось пуще прежнего. А ещё — выругаться похлеще, да позаковыристей.

Всеволод удержал при себе и стон, и брань. Отчаиваться и расходовать силы понапрасну перед очередным испытанием — неразумно.

Собрался. Попытался хоть немного восстановить дыхание, стряхнуть усталость.

И опять противники подступали полукругом. Мягко, пригнувшись, чуть не вприсядку подступали. Шаг в шаг. Выставив мечи вперёд. Осторожно шли. Ещё бы им не осторожничать. Видели ведь, чем закончился первый бой…

Против Всеволода в последнее время часто выставляли четверых. Больше — особого смысла нет: обвешенные бронёй и щитами ратники начинают мешать друг другу. А для меча ведь размах нужен. И быстрая рука. И чтоб — ничего под мечом и под рукою.

Но никогда ещё старец не гнал вторую четвёрку сразу же, вслед за первой. Прежде давал передохнуть. Сейчас — не дал.

Всеволод попятился к спасительному дубу — выиграть ещё хоть немного времени, отдышаться после первой схватки.

Поздно! От дерева его уже отрезали.

Взяли в кольцо. В квадрат. Встали по четырём концам света. А в центре словно стрелка из хитрого заморского прибора, что всегда ищет север, крутится Всеволод. И вертит мечом в каждой руке.

Снова заплясали и зазвенели клинки.

Первого — Луку — Всеволод повалить всё же смог. Внезапным и коварным ударом. Низким — по ногам. Тупая сталь прогудела по дуге над помятой травой. Ударила под щит, в левый понож. Сильно ударила. Как косой скосила не успевшего вовремя подпрыгнуть Луку.

Но тут…

— Иван! — рокотнул голос старца-воеводы.

Прихрамывающий Лука отступил. Его место занял новый боец. Десятник Иван.

Вот как?! Всеволод бился уже на пределе сил. Вот, значит, как?!

Кто-то дотянулся-таки до правого предплечья, но тупое остриё, чиркнув по доспеху, скользнуло в сторону. Удару не хватило мощи.

Но уже следующий миг, сразу два меча сильно и ладно обрушились на клинок в левой руке Всеволода. Рука клинок удержать не смогла.

Обоерукий воин остался с одним мечом.

Всеволод перехватил рукоять оставшегося у него оружия двумя ладонями. Его удары стали реже, но сильнее. Только вот беда — теперь приходилось больше защищаться, чем нападать.

Изловчившись, Всеволод тоже выбил у кого-то меч. Кого-то задел по шлему. Но с ног не сшиб.

Противники, повинуясь очередному приказу воеводы Олексы, перестроились. Бойцы, которые только что наседали на Всеволода отступили, хрипло и тяжело дыша. В бой пошла новая четвёрка. Третья. Свежая.

Ага… Одни, значит, бьются, другие отдыхают. Потом меняются. И снова. На измор берут. И ведь возьмут же!

Всеволод с ног валился от усталости.

В этом ему помогли. Повалили. Сбили.

Зашли-таки сзади. И мечом по хребтине. Со всего маху…

Туп и неопасен, ну, почти не опасен учебный клинок, если бьёшься в латах. Но по весу-то — как боевой. А если к весу тому приложить силушку богатырскую. А немощных в Сторожной дружине не держат. И потому каждый пропущенный удар выходит… В общем, будто булавой промеж лопаток засадили.

Всеволод поднялся не сразу. А и не торопили. Дали отлежаться. Отдышаться. Прийти в себя. Сил набраться.

Даже поднесли водицы. Шлем сняли. Напоить — не напоили, но прополоскать горло дали.

А вот доспехи скинуть не позволили.

Значит, ещё не всё. Значит, всё только начинается.

Всеволод не видел, как пытливо смотрят на него гости старца Олексы.

Глава 2

— Так это он и есть, мастер Алекс? — к старцу-воеводе обратился высокий иноземец с худым носатым лицом. Иноземец говорил с сильным акцентом, по которому без труда можно было распознать германца.

— Он и есть, — кивнул Олекса, не поворачивая головы, — Всеволод Обоерукий. Лучший из всех, кого я смог подготовить. Силён, ловок и отважен. Умён и смекалист. Любую науку схватывает на лету. Язык ваш знает. А равного Всеволоду в бою не сыщется по всей Стороже. Волчью стаю в лесу в одиночку изрубит. И с супротивником поопаснее совладает.

— Хорош, — согласился немец. — Долго продержался.

Олекса вздохнул. И — посетовал на хваленного:

— Долго-то долго. Но проку с того немного. Славный воин Всеволод — тут нечего сказать, да только вот ярости должной ему пока не хватает. Время теряет, вместо того, чтобы сразу врага валить.

— Вы несправедливы к своему ученику, мастер, — покачал головой иноземец. — Ярость — дело наживное. А перед сейчас Всеволодом не враг. Не оборотень-вервольф, не кровопийца-нахтцерер, не Рыцарь Ночи. И он это прекрасно знает.

— А я бы предпочёл, чтобы взяв в руки оружие, он забывал обо всём. В битве, хоть бы даже и в учебной, излишние знания и ненужные размышления вредны и обременительны.

— И снова позволю себе не согласится с вами. При всём уважении и почтении, мастер Алекс… Умение сохранять в горячке боя трезвость рассудка и хладность крови зачастую бывает полезнее слепой ярости.

— Вы, немцы, всегда ставите рассудок превыше всего, — поморщился старец. — А по мне, тот, кто должен убивать — не важно, нечисть или людей — пусть делает это быстро, без раздумий и колебаний. И пусть приучается к тому сразу. Но оставим этот никчёмный спор. Я скажу так. Не готов ещё Всеволод, к чему будет призван… Недостаточно готов. Однако времени для дальнейшего обучения нет. И всё равно некому больше вести дружину к Серебряным воротам.

— Я думаю, он справится, мастер Алекс.

— Будем надеяться, — тихо сказал Олекса. — Ничего иного не остаётся.

На собеседника он так и не взглянул.

— А сейчас — пора.

— Последнее испытание? — понимающе спросил немец.