Новые сказки Шехерезады

*     *     *

А Фатима в один прекрасный день оказалась за стенами дворца, к жизни в котором она так привыкла. И хотя падишах на прощанье подарил ей перстень с красным рубином, а принц – с синим сапфиром, которые, если надеть их вместе, так и сверкали на пальцах, обида всё одно душила её, и она, горько плача, шла по дороге, не зная, куда она идёт и зачем. И поклялась она отомстить этому дворцу и всем его обитателям.

Когда солнце стало клониться к закату, дошла она до чудесного озера с зелёными деревьями на берегу и райскими птицами в их кронах, и будучи грязной от дорожной пыли и усталой, решила искупаться. А озеро то было обиталищем джиннов, и появлялось оно на пути путника только тогда, когда джинны желали завлечь его в свои сети.

Перстни свои Фатима надела на крепкий шнурок, завязала его и упрятала подальше. Потом разделась донага, поскольку ни одной души на берегу не было видно, и показавшись деревьям и птицам во всей красе, зашла в воду.

Долго мылась она там, плескалась, и ныряла с головой, чувствуя себя всё лучше и лучше, пока не наступила в воде на какой-то предмет, который оказался запечатанным старым глиняным кувшином. Вытащив его на берег, она долго раздумывала, что в нём может быть, и решила, что наверное там оливковое масло, которым хорошо будет натереть тело после купанья. После долгих стараний сбила она камнем с кувшина прочную печать, и тут началось страшное…

Кувшин закурился, задымил, окутал всё вокруг зелёным дымом, а когда тот рассеялся, она увидела огромного волосатого джинна, парившего перед нею в воздухе, на котором из одежды была одна только чалма. Руки его были сложены на огромной волосатой груди, а ниже из волосяных зарослей свисали внушительные мужские его стати.

«Ах!!» - вскрикнула Фатима в ужасе, но джинн склонился перед ней в почтительном поклоне.

- Приветствую тебя, о моя спасительница! – произнёс он чрезвычайно низким голосом. – Да благословит Аллах тебя и весь род твой до седьмого колена!

- Кто ты? – молвила женщина, понемногу приходя в себя.

- Я великий и могущественный джинн, о повелительница! А зовут меня Гассан. И последнюю тысячу лет мне пришлось провести в этом мерзком и грязном кувшине – будь тысячу раз проклят тот, кто меня в него засади!

- Кто же мог посадит туда такого великого и могущественного?? – спросила Фатима, пытаясь отвлечь демона от дурных мыслей, ибо стояли они друг перед другом совсем голые.

- Ещё более великий и могущественный. Он был величиной с гору! …Но как ты хороша и соблазнительна, о женщина! – молвил джинн, оглядывая Фатиму со всех сторон: его всё же посетили греховные мысли. – Как гладок твой живот и округлы ягодицы! А меня как раз так измучило тысячелетнее воздержание… И если ты полюбишь меня, о прекрасная, то великий Гассан сделает для тебя всё, что ни попросишь!

- Нет!! – закричала Фатима, с ужасом видя, как ожило и шевельнулось его могучее достоинство. При этом она заметила, что джинн этот не правоверный мусульманин, поскольку он не был обрезан, а значит, явное исчадие ада. – Нет!! Ты слишком огромен!! Тебе нужна настоящая джинния… а я только женщина!

- Пустяки, моя дорогая! – игриво молвил джинн. – Маленькие женщины бывают чудо как хороши!.. Нужно только их правильно использовать…

Он сделал мановение рукой, и воздушный вихрь вдруг подхватил обнажённую Фатиму, перевернул её в воздухе и усадил верхом на уже окрепший джиннов орган, по размерам походивший на бревно средней величины. Фатима закричала от страха и, чтобы не свалиться, охватила его ногами, а руками вцепилась в крайнюю плоть, подобно капюшону прикрывавшую голову. И стала она походить на настоящего всадника на горячем скакуне. Конь её был без ног, но тут же начал подниматься на дыбы, а она стала сползать вниз, обеими руками стягивая с него капюшон.

«А-ааааааааа-ха-ха!!» - взревел джин в диком возбуждении, и подобно ракете взмыл в небо, и там, на фоне звёзд, принялся вращаться, крутиться и выписывать всевозможные петли и спирали.

…Ветер засвистал у Фатимы в ушах, озеро с деревьями на берегу стало вдруг далёким, звёзды приблизились, а небо и земля закружились перед нею гигантской каруселью. Её бросало то вверх, то вниз, капюшон, за который она ухватилась, то совсем стягивался, то натягивался обратно, и она, выпучив глаза от ужаса, держалась за своего скакуна руками и ногами мёртвой хваткой. В конце концов, стащив с него капюшон в очередной раз, она увидела, как джинн, взревев, выплеснул длинную струю своего демонического семени, которая, падая с жуткой высоты, рассыпалась в воздухе на мелкие брызги, оплодотворяя землю («Так вот почему джинны из земли появляются!» - подумала Фатима)… потом ещё одну струйку, поменьше… потом ещё… и плавно опустился на прежнее место.

Достоинство его тихо опало, и Фатима, вся дрожа, спустилась на землю.

- Что же ты вытворяешь, негодный Гассан?! – топнула она ногой, трясясь от гнева и от страха одновременно. – Я тебя выручила, освободила, а ты??.. Да я же чуть не разбилась по твоей милости!

Сидящий на песке джинн выглядел печальным и виноватым.

- Не гневайся, о алмаз моего сердца! Со мной бы ты никогда не разбилась. Любой джинн - прежде всего мужчина, а тут тысяча лет без женщин… Это, знаешь ли, тяжкое испытание! Ведь я же не пустынник какой-нибудь, не отшельник. Любили меня и джиннии, и обычные женщины – да как ещё любили! – мечтательно произнёс он.

- Врёшь! Женщина не сможет любить тебя, как мужчину – ты слишком огромен! – убеждённо воскликнула Фатима, у которой был в этом вопросе большой опыт.

- Да что за вздор! – обиделся Гассан. – Разве я не могу уменьшиться? Да что может быть проще??

И он вырвал из зарослей на груди седой волос, разорвал его и произнёс заклинание. В тот же миг воздух вокруг него завибрировал, заструился, и джинн исчез… но тут же возник рядом с Фатимой стоящим на её накидке, лежавшей на песке. Сверху рухнула огромная чалма, чуть не накрыв их обоих: она почему-то не уменьшилась.

Джинн был такой же голый, с мощным волосатым телом и круглой лысой головой, но уже в обычном человеческом облике, и свисающая мужская его принадлежность показалась ей совсем не страшной.

- Слушай, - осмелев, спросила Фатима, - а что это ты там говорил про любое моё желание?.. Что ты имел в виду?

Она вспомнила своих обидчиков – падишаха и его сына, и подумала, не использовать ли этого джинна, чтобы отомстить им.

- Для тебя, моя повелительница, я готов на всё! Приказывай!.. – торжественно заявил джинн. – Я всё могу!.. Ты ведь тоже не откажешь мне в одной малости… Правда?

- О чём это ты?

- Ну… ты же знаешь… тысячелетнее воздержание требует своего…

- Как? Опять??

- Опять, о повелительница! А потом снова… - смиренно отвечал джинн, и его достоинство вновь начало приподниматься. Но Фатиму испугать им было уже невозможно: после скачки на таком жеребце её темная раковина ощутила внутри себя жемчужину желания.

- Ну, что же… - поразмыслив, сказала она. - Я согласна и не откажу тебе в том, что ты просишь. Но поклянись, что и ты выполнишь то, о чём я тебя попрошу!

- Клянусь Аллахом всемогущим, всевидящим! И Мухаммедом, пророком его! – со страстью вскричал джинн.

Тогда Фатима столкнула его с накидки, легла на неё сама и раскинулась.

- Ну, давай! Можешь вставить мне, да покрепче. Только смотри, не забудь своё обещание!..

Джинн зарычал от страсти, его могучее волосатое тело накрыло собою нежное тело Фатимы, белый жезл его отыскал её тёмную раковину, и между ними закипела работа…

И пока не потухли утренние звёзды, джинн, как одержимый, трудился над Фатимой и щедро полил её своим семенем трижды. После третьего раза она взмолилась о пощаде, и он, вняв её мольбам, тут же заснул на ней, как убитый.

*     *     *

- Как любвеобильны эти джинны! – молвил падишах, когда Шехерезада прекратила дозволенные речи.

- Не более, чем мой повелитель! – отвечала она игриво, понимая, что настал час любовной игры. Она заметила, что пола его халата из зелёного китайского шёлка во время её рассказа слегка приподнималась. – Ты, мой повелитель, доставляешь мне блаженство вот уже два месяца, каждую ночь, а ведь у тебя не было тысячи лет воздержания!

- И что, за два месяца я не делал никаких пропусков? – удивился падишах.

- Ни единого, повелитель! Кроме дней, когда женская природа запрещает сближение. Но это сущие пустяки. Ты силён, как… как Великий падишах!

- Да!.. Таковы уж мы, падишахи!.. - молвил он глубокомысленно. – Но скажи мне, давно ли случилась эта история?

– О, сказывают, что в стародавние времена, – отвечала Шехерезада. – Я же слышала этот рассказ от своей бабушки, Суфейды. А что, мой повелитель?

– Эта женщина с джином мне кое-что напомнила… Знаешь ли ты, Шехерезада, что много лет назад у меня гостил мой брат Шахземан, правитель Бухары и Самарканда?

И однажды мы отправились с ним в путешествие… В далёкое путешествие! И заметь, безо всякой свиты и без стражи – только вдвоём!

– О, как вы смелы, мой повелитель!

– Так вот… Мы с ним тоже попали на берег одного очень красивого озера, и, уставшие и очарованные его красотой, уселись отдохнуть под деревом. И вдруг увидели на горизонте огромную тучу, которая быстро к нам приближалась, всё более начиная походить на джинна! От страха мы быстро забрались на дерево и спрятались в его ветвях.Тут на берег опустился огромный волосатый джинн, а на плече он нёс большой хрустальный сундук. Бережно поставил он его на песок, отёр со лба пот, и открыл его. Из сундука вышла красавица пери в ярком одеянье, подобная райской птице. «Ну, что? Устал, милый? – спросила она. – Отдохни немного».

Джинн улёгся на песок и заснул, как убитый. А красавица прилегла с ним рядом, взглянула ненароком вверх, на дерево, и увидала нас. «Спускайтесь!» – сделала она нам знак. Но мы боялись это сделать, ибо лежащий джинн был страшен и огромен. Спускайтесь немедленно! – махнула она нам рукой. – Не то я разбужу моего слугу».

Мы с замиранием сердца спустились. «Так это твой слуга?» – спросил Шахземан. «И слуга, и господин, – отвечала она. – Служит мне, но никуда от себя не отпускает – держит в этом хрустально сундуке. Боится, что я ему изменю».

«Да разве это возможно?» – удивились мы. «А почему бы нет? – сказала она. – У вас есть, чем меня одарить?»

Увидав на наших пальцах перстни, она, ни мало не стыдясь, сняла с себя все одежды, легла на них и раскинулась. «Ну-ка, странники – кто бы вы ни были, – вонзите мне, да покрепче! И не вздумайте противиться, не то разбужу джинна».

Мы от страха, ибо рядом спал джинн, сначала не могли этого сделать, и стали толкать друг друга локтями, чтоб другой это делал первым. Женщина заметила это и рассердилась.

«Это ещё что такое? Вы что там мнётесь?! Бужу джинна… Эй, милый!» «Нет, нет! – зашептали мы с братом. – Мы сейчас, сейчас!» И стали помогать друг другу развязывать пояса, пока наши шаровары не упали на песок. Шахземан первым возлёг на эту женщину и начал исполнять требуемое. Женщина была не очень довольна и время от времени говорила: «Лучше! Лучше старайся!»

Когда обессиленный Шахземан поднялся, его место занял я. Мой жезл был наполнен свежей силой, и женщине в конце концов понравилось. Глаза её затуманились и она стала высоко вскидывать ноги, повторяя: "Хорошо-о, клянусь Аллахом!"

«Теперь каждый из вас даст мне по перстню, – сказала она, когда я тоже обессилел, и достала огромную связку перстней на крепком шнурке, которые сверкали всеми цветами. – Здесь сейчас 538, а с вашими будет 540! И это всё от мужчин, с которыми я изменила моему джинну, – сказала она, надевая наши перстни на шнурок. – А теперь бегите, если хотите жить. Бегите, скоро он проснётся!» И мы со всех ног бежали от того озера.

– И знаешь, что сказал мой брат Шахземан, когда озеро скрылось из виду, и мы перевели дух?

– Что же, о повелитель?

– Если женщина, сказал он, захочет изменить и предаться блуду – её ничто не остановит!

– О, как он мудр, ваш брат! – говорила Шехерезада.

– Да, это правда… Я вот иногда думаю, неужели он мудрее меня?

– Ну, это-то вряд ли, повелитель!

– Но и не глупее, а?..

– Нет, не глупее, о повелитель. Разве что самую малость…

– Да, так вот эта женщина из хрустального сундука… А не та самая ли это была Фатима, о которой ты рассказываешь?

– О! О, мой повелитель! Моя сказка получает подтверждение! И джинн, и перстни… и озеро – всё сходится! Это она, Фатима! …Какой, однако, блудницей она стала.

Вспомнив о блуднице из сундука, Великий почувствовал в себе пробуждение страсти.

– Ты там говорила, что я силён, как Великий падишах… А не пора ли проверить мою силу на деле?

– Я давно готова, мой повелитель. И жажду ощутить твою великую силу!

– Какую позу ты примешь сегодня?

- А в какой хотел бы видеть меня повелитель? Может быть, танцующего пламени? Или лебедя?

- Лебедя?.. Это когда твои согнутые ноги бьются, как крылья?

- Да, повелитель! Как крылья лебедя, который упал на спину и хочет взлететь.

- М-мм!.. Да ну его, этого лебедя… Вот что я тебе скажу: ни одна поза не вызывает такого желания, как поза распалённой ослицы. Особенно, когда её принимаешь ты, Шехерезада!

Со стороны падишаха это была небывалая похвала: Шехерезада опустилась перед ним ниц и целовала его парчовую туфлю.

- Ну, довольно, довольно… - молвил тот. – Прими позу ослицы и посмотрим, насколько я силён.

Шехерезада приняла нужную позу и развязала пояс. Тончайшие шаровары, украшенные длинной индийской бахромой, так соблазнительно раскачивающейся во время танца, соскользнули с неё, и открылась полная луна во всей своей неземной красоте. Падишах на коленях приблизился к этому чудному небесному телу, развёл полы своего халата, чтобы слиться с ним, но… сил ему явно недоставало: белый жезл его, хотя и разбухший, смотрел вниз. Шехерезада и выгибала спину подобно львице, и вращала задом, и посылала падишаху то справа, то слева свои самые страстные и призывные улыбки, но всё было напрасно.

- О, Аллах! Верни же мне силу! – в отчаянии вскричал падишах, вознося руки. – Эй, вы, все! Молитесь об этом!

И обе служанки, и евнух у дверей покоев, и малышка Дуньязада - все пали ниц и стали возносить молитвы всевышнему. И Шехерезада, не меняя позы, свела ладони вместе и приложила их ко лбу. Только чёрный мальчишка-раб с опахалом из страусиных перьев не прерывал своей работы, гоня на разгорячённые тела любовников ночную прохладу…

Всем страстно хотелось одного - чтобы ЭТО свершилось. И вот - Дуньязада первая заметила это - белый ствол стал незаметно… очень незаметно… выпрямляться... «Смотрите!» - воскликнула она, и все увидели, что молитва их возымела действие... Наконец, белый жезл восстал и указал точно туда, куда и следовало – в лунный грот наслаждений, в котором его давно ожидали.

«Аллах Акбар!!» - воскликнул торжествующий повелитель, прижал к себе округлую сочащуюся луну и погрузился в неё. Шехерезада радостно задвигалась и разразилась страстными воплями и мольбами длить это неземное блаженство вечно.

Падишах, ощущая свою могучую силу, забивал заряды мощно и молча, не отвечая на эти женские глупости, ибо знал, что нет ничего вечного под луною и всему положены свои пределы. Все благоговейно глазели на них и радовались вернувшейся силе Великого: кто знает, чем бы закончилась эта ночь, если бы их молитвы не были услышаны!

И только евнух, сидящий у дверей шахских покоев, раскачивался и скрипел зубами от недоступной ему страсти.

…Наконец Шехерезада ощутила, что орудие повелителя дало залп, и уставший жезл покинул её грот наслаждений. Утомленный, но довольный падишах опустился на ложе, указал ей место подле себя, и они уснули вместе до утра.

*      *      *

…И прошёл день, и настала следующая ночь, и Шехерезаду вновь призвали на ложе Великого.

- Послушай! – молвил падишах, откидываясь на подушках в ожидании её рассказа. – А что же стало с тем бедным Алладином? Ты давно о нём ничего не упоминала.

Служанки тут же поставили рядом низенький столик на фигурных ножка, инкрустированный серебром, на котором возвышалось блюдо со сладчайшим виноградом, нежными персиками и сочными иранскими грушами. Падишах сделал Шехерезаде приглашающий жест, сам оторвал большую желтовато-зелёную виноградину и рассеянно отправил её в рот; чёрный мальчишка с опахалом проводил её завороженным взглядом и сглотнул слюну.

- О-о, Алладин! – воскликнула Шехерезада, начиная дозволенные речи, и тоже взяла виноградину. - Алладин, как ты уже понял, мой повелитель, появился на свет только через пятнадцать лет после того, как Фатима освободила из заточения джинна…

Она положила виноградину в рот, и та растеклась в нём сладчайшей свежестью; ей хотелось ещё, но брать более, чем взял повелитель, было невежливо.

- …И джинн стал её верным слугою! Таким верным и преданным, что лучшего бы и желать нельзя, если бы… если бы не донимал он хозяйку своей неуёмной страстью - такой обильной, что она и в сравнение не шла с той любовной повинностью, которую ей приходилось нести во дворце. А вскорости она обнаружила, что беременна... Но ты, мой повелитель, хочешь послушать про Алладина, поэтому давай оставим пока несчастную Фатиму, страдающую от любовных излишеств, и перенесёмся на пятнадцать лет вперёд…

- Перенесёмся... – согласился Великий, выбрал персик поспелее и маленьким серебряным ножичком снял с него кожицу. Затем положил его, очищенный, на ладонь и с улыбкой протянул Шехерезаде. Сегодня падишах был в прекрасном расположении духа...