Взломанные небеса

– Джек, конечно же, вы знаете Тотальность лучше, чем мы. Вы ведь столько времени прожили с ними. То, что вы сделали, – постыдно. Бежать с поля боя после смерти стольких детей на Луне, после нападения террористов и бомбовых атак! Понятно, что вы были недовольны решением Сумрака. Но я никогда не считала вас трусом!

Джека захлестнула злость. И подавить ее удалось не сразу. А пока он боролся с ней, комиссар склонила голову, словно прислушиваясь к чему-то, доступному лишь ей. Он посмотрел на Корасон. Та уставилась в точку чуть левее Лестак. На лице лейтенанта было написано крайнее изумление, сменившееся жалостью. Усилием воли Корасон подавила эмоции, изобразив положенное по службе равнодушие. Правда, губы – стиснутые, бескровные – выдавали происходящее в ее душе.

«Говорят с фетчем, – сообщил Фист. – Вот только не пойму, чего так нервничают».

«Если фетч не дома, вместо его лица сеть показывает череп», – пояснил Джек.

«Ну, тогда понятно, отчего Корасон так распереживалась», – хмыкнул паяц.

«А ты можешь видеть?»

«Нет. Мне разрешения не дали».

«Тебе повезло».

«Да пошли вы с вашими человеческими приколами!» – надулся паяц.

Лестак протянула руки, охватив ласковым жестом пустоту. Форстер не сразу понял, что комиссар обнимает кого-то, видимого только ей.

– Ну, Исси, не нужно так переживать! С мамочкой все в порядке. – Голос комиссара был полон отчаянной, безнадежной любви. – Но нам просто не нужна пока твоя помощь. Ты можешь просто побыть с нами, поиграть.

В комнате снова воцарилось молчание. Корасон и Лестак напряженно уставились в пустоту. Лейтенант по-прежнему делала равнодушный вид.

«Меня сканируют, – скривился Фист. – И мощно. Вот же пронырливая мелочь!»

– Нет, Исси, тебе нельзя забрать клоуна с собой, – мягко сказала Лестак и добавила: – Нет, он совсем не как ты!

Опять тишина. Затем комиссар поцеловала пустоту и произнесла: «Прощай!»

Корасон чуть расслабилась, поерзала в кресле. Джек ожидал, пока Лестак придет в себя и заговорит. И приготовился к новым обвинениям. В плену у Тотальности он не мог спокойно думать о друзьях и коллегах. Не мог не представлять такие вот разговоры с каждым, неизбежные раньше или позже.

В рассудок вплыл спокойный лукавый голос: «Джек, со мной тебе все-таки было лучше».

Лестак мгновенно заметила внезапную отстраненность Форстера.

– Роза-богиня, да вы что, разговариваете с ним, как с человеком?! – изумилась комиссар. – Ну, со штукой внутри вас?

– Мы все говорим с мертвыми, – пожал плечами Джек. – Это не хуже и не лучше моих бесед с паяцем.

Теперь настала ее очередь запнуться, обуздывая гнев.

– Да как вы смеете сравнивать?! Исси была живой! Она – личность. А ваш шут – ничто! – Комиссар сдерживалась из последних сил. – Исси всегда любила меня. А ваша тварь несет лишь смерть. Паяц – кусок Тотальности внутри вас. Неудивительно, что вы с такой легкостью переметнулись к ним. Слава богам за то, что они уничтожили всех остальных!

«Сука! – прорычал Фист. – Это я кусок Тотальности?! Знала бы она, скольких из них я разметелил в пух и прах!»

– Я здесь не по своей воле, комиссар Лестак, – напомнил Джек. – Вы что-то собирались спросить? Или меня привезли только затем, чтобы вы наорали на меня?

«На нас! – прошипел Фист. – Не только на тебя».

– Хорошо, давайте покончим с этим, – вздохнула Лестак и устало взмахнула тонкой, бледной рукой.

Джек представил, как перед комиссаром всплывают виртуальные документы.

– Корасон, посмотрите-ка. – Комиссар замерла, сосредоточившись. – Хочу знать ваше мнение.

Потом начался допрос. Лестак атаковала Джека с пугающей, едва сдерживаемой яростью. Она мимоходом коснулась его жизни на Станции – лишь подтвердила его причастность к расследованию дела Пендервилля и уточнила, сколько времени осталось до перехода тела под власть паяца. Покончив с малоинтересным, Лестак взялась за участие Джека в Войне программ. И пока она вытягивала из него ответы, его память захлестнуло прошлое, которое он отчаянно хотел оставить позади.

На окраинах системы Солнце было всего лишь одной из множества холодных далеких звезд. Упакованные в холодный металл майнд-истребителя, Джек с Фистом дрейфовали к спутникам, астероидам, газовым облакам и кометам в поисках беглых искусственных разумов, ускользнувших из-под контроля Пантеона, но еще не прибившихся к Тотальности. Некоторые из них хотели спрятаться и размножиться. Другие – лишь провести спокойно остаток дней. Беглецов считали легкой добычей и потому за ними обычно отправляли Джека с Фистом. Требовались недели, чтобы выследить каждого, потом дни – чтобы приблизиться, глуша одну за другой системы оповещения об угрозе. А когда охотники приближались на достаточное расстояние, Фист ловил сигналы с антенн маленького корабля, взламывал защиту жертвы и нащупывал уязвимые места в их глубинном строении. Паяц иногда часами анализировал одну строчку чужого кода.

Джек привык воспринимать эту работу как своего рода военный аудит. Паяц казался ему чем-то вроде продвинутой версии тех бухгалтерских программ, какие предоставлял в пользование аудиторам Сумрак. Джек вгрызался в программы и базы компаний, анализировал тайные финансовые потоки и раскрывал истину, а Фист так же определял структуру разума по скрытым, переменчивым потокам данных. В обоих случаях дознание было медленной, тщательной, трудоемкой работой.

Но когда скрупулезный процесс определения структуры жертвы заканчивался успешно, Фист действовал молниеносно. Его сосредоточенная свирепость восхищала и завораживала Джека. Их разум сливался, тек, пульсируя, по системам истребителя, мчался в пустоту – и выжигал сокровенную сердцевину жертвы. Фист бесновался, завывая от дикого разрушительного восторга. А когда побоище забирало жизнь, паяц заходился в неистовом экстазе – и затаскивал в него душу Джека. В ней будто рассыпалось в куски что-то соблазнительно хрупкое, податливое, вожделенное. Очередной искусственный разум рассыпался прахом, разъятый, очередное «я» навсегда замолкало в холодной тьме космоса.

Поначалу Джек искренне ликовал, уничтожая каждого беглеца. Он считал, что все они такие же, как преступник, направивший астероид в Луну. Но у каждой радости есть оборотная сторона. В погоне за беглецами, следуя за Фистом от одной жертвы к другой, Джек научился прислушиваться к мыслям обреченных на смерть. С раннего детства он знал, что каждый член Пантеона был, в сущности, разумной корпорацией. Понимая это, легко представить самую малую корпоративную структуру подобием от дельного живого существа. Раньше Джек использовал свою логику и знания, чтобы пестовать эти существа. И со временем он понял, что убивает их собратьев в открытом космосе. А еще он с ужасом осознал, что истребляемым разумам едва ли хватило бы вычислительной мощности на проводку астероида с другого края Солнечной системы. И уж тем более они не смогли бы взломать системы безопасности Пантеона и сделать огромный камень невидимым для них. Настоящего преступника никто не пытался искать и привлекать к ответу.

Обычно после убийства Джек приходил в себя мучительно тяжело. Корчась от боли, он забивался в полузабытьи в угол кокпита, весь покрытый рвотой, а иногда и содержимым собственных кишок. Фист паясничал в воздухе перед хозяином, безумно хихикая, дергая его и мучая в тщетных попытках разбудить. Добившись наконец своего, он скакал по всему кораблю, иногда выскакивал через иллюминаторы, скребся в них снаружи – фосфоресцирующий призрак в межзвездной тьме, сияющий свирепым, глумливым, самодовольным весельем. Но хуже всего было, когда он подражал предсмертным стонам умирающих разумов.

Джек подползал к своей койке и спал как убитый сутками напролет, просыпаясь лишь затем, чтобы проблеваться или разрыдаться. Ему снился долгожданный мир, то, как извлекают Фиста, как наконец наступает вожделенное одиночество. Джек проклинал Сандала за то, что тот позволил астероиду пройти защиту, Сумрака – за отправку на войну, Королевство – за согласие сделать Джека кукловодом. В конце концов он заставлял себя подняться, брел в душ и трясся под обжигающими струями, собирая волю в кулак. Появлялся присмиревший Фист и тихо укладывался в его мыслях. Маленький истребитель возвращался домой, готовый поддаться лунной гравитации либо пришвартоваться к наружным причалам космостанции. Очередного беглеца вычеркивали из списка. Другие паяцы презирали Фиста, насмехаясь над его дотошностью и медлительностью. Фист посылал коллег подальше.

Краткое ожидание – и новая охота.

– Именно это вы и хотели услышать? – осведомился Джек. – Такого отчета желал ваш босс?

Он только что закончил подробное описание агонии юпитерианского разума. Автоматический комплекс горной разведки и добычи покинул Каллисто, чтобы дожить и домечтать несколько оставшихся недель, пока не истекут лицензии его программ, пока не заглохнут питающие его термоядерные реакторы. Комплекс работал без остановки восемьдесят семь лет.

Корасон давно уже перестала записывать и просто глядела на Джека, широко раскрыв глаза.

– Вы хотели услышать, как мы разорвали его в клочья, чтобы защитить вас от его желания умереть свободным? Лестак, вы в самом деле хотите это знать?

– Джек, мне нужно напоминать вам о тысячах погибших? О глыбе, которую ваши электронные друзья швырнули в Луну? Вы хотите услышать о погибших детях моих – нет, наших – товарищей? Хотите узнать, сколько классов осталось пустыми, потому что заполнить их некем? Давайте я расскажу вам об этом, вместо того чтобы выслушивать ваши россказни! Мне противно слышать, как вы рассказываете про свои потрясающие ощущения при ловле фальшивых гребаных программ, сдвинувшихся от неисправности и превратившихся в машины уничтожения!

– Ни один из разумов, уничтоженных мною и Фистом, не был ответствен за трагедию на Луне. А скоро и я превращусь в военные потери. И даже не оставлю фетча после себя.

– Кому он нужен, ваш фетч? – осведомилась Лестак после секундной паузы.

За окном стемнело. Солнечная стена сделалась непрозрачной, потускнели огни Хребта. В Дом пришла ночь. Но ни Лестак, ни Корасон не шевельнули и пальцем, чтобы включить свет в комнате. И когда комиссар отвернулась, то показалось: она вжалась в темноту, растворилась во мраке.

Форстера осторожно тронули за плечо.

– Допрос окончен, – тихо сказала Корасон. – Я отвезу вас в Док.

Лестак не попрощалась с Джеком. И молчание ее казалось худшим упреком, чем любые слова.

«Ах, как здорово было услышать снова про наши подвиги! – прощебетал Фист. – Добрые старые деньки! Ты ведь жалеешь о них, уж я-то знаю».

Услышать такое от паяца было еще гаже, чем выдержать молчание Лестак.

Глава 6

По дороге к флаеру лейтенант обронила всего пару слов. Она заговорила снова, лишь когда машина вошла в темное нутро Бородавки. Лицо Корасон едва можно было различить в тусклом зелено-голубом свете приборной панели, голос звучал еле слышно. Маска журналистской бесстрастности слетела напрочь.

– Я и не представляла, насколько там тяжело… – Похоже, лейтенант захотела поговорить по-человечески.

Впереди показался контейнеровоз. Тихо зашипели компенсаторы ускорения, взвыл маломощный импульсный двигатель, и флаер изменил курс. Ремни безопасности натянулись чуть сильнее, будто напоминая о том, что Джек с Корасон летят в пустоте, ничем не поддерживаемые, кроме тяги крохотного мотора.

– Разрушать сознание. И видеть, как оно разрушает тебя. Да, нелегко, – отозвался Джек с деланым равнодушием.

– У нас были проблемы не легче, – невесело улыбнулась Корасон. – Террористы взрывают нас, Королевство убивает террористов. И так без остановки. А за Марсом, кажется, и не происходило ничего.

Замигал тревожно красный огонек. Она тронула переключатель, и огонек погас. Джек внезапно ощутил себя очень одиноким.

– Что случилось с Исси? – спросил он.

– Погибла на Луне. Она дочь Лестак.

Этого ответа он и ожидал. Наверняка после допроса Лестак успокаивается, вызвав фетч дочери.

– Жуткое было время, – сказал он не столько лейтенанту, сколько себе.

«Ну зачем ты так про наш „казус белли“! – укорил Фист. – Мы славно повеселились!»

Джек сосредоточился и создал в сознании барьер, отгораживающий паяца. Хватит с него уже этой синтетической злобы! Потом Форстер подумал об атаке на Луну и, как всегда, ощутил не ярость от гнусного поступка врага, а глубокую печаль. Политика заставляет людей холодно продумывать и совершать жуткие зверства. А потом нанесенные раны очень трудно залечить – если такое вообще возможно.

– Я по возрасту не попала туда, – сказала Корасон. – Но потеряла там друзей.

Кто-то изменил траекторию астероида и направил его на старую лунную шахту. Преступники сумели сделать небесную глыбу незаметной для локаторов Станции, и поэтому никто не сумел остановить астероид. Казалось, атака должна была послужить лишь демонстрацией силы и не причинить вреда. Но как раз в то время старая шахтерская база принимала ежегодный Лунный лагерь младших школ Дома. Три тысячи детей от четырех до четырнадцати лет умерли мгновенно. Пропуск астероида лежал на совести Сандала – и он потерял в статусе. Несколько ключевых подразделений службы безопасности перешли под управление Королевства. Пантеон отказался верить клятвам Тотальности, посчитав ее виновной. Вскоре началась Война программ.

– Джек, я поверить не могу, что вы протестовали против от правки на войну с ними, – не унималась Корасон.

Чем дальше, тем настырнее она лезла в душу. Похоже, лейтенанта глубоко задел рассказ о войне.

– Я был бухгалтером, – сказал Джек. – Остальные кукловоды были солдатами Королевства. Профессионалами, работавшими с системами борьбы с искусственным интеллектом задолго до слияния с паяцами. А меня швырнули к ним без всякой тренировки. Без всякой разумной причины.

– Но ведь отправил вас Сумрак! Это была его воля. А боги видят гораздо дальше нас.

– Чушь!

– Джек, Пантеон знает, что лучше для нас. Боги защищают нас. И всегда хотят направить на путь истинный.

– Неужели? Посмотрите, куда Сумрак завел меня. И не только меня. Возьмите дело Пендервилля – все указывало на причастность Пантеона.

– Этого не может быть! – воскликнула Корасон, и в ее голосе послышался ужас.

– Если сами боги отвернутся от истины, я последую за ней, а не за богами.

– Не употребляйте клятву Внуба для оправдания своей… ереси!

– Я нашел свидетельства в финансовых документах «Царь-пантеры». Хорошо спрятанные – но вполне убедительные. Кто-то из Пантеона участвовал в доставке «пота» на Станцию.

– С какой стати богу заниматься таким? И тем более убивать ради сокрытия контрабанды?

– Я принес свои находки Гарри Девлину. Он поверил мне. Потом началась Война программ. Пантеон использовал ее, чтобы прикрыть расследование. Всем тамошним мерзавцам плевать на правосудие.

– Тише, Джек! Как можно говорить такое?!

– Почему нет? Это правда.

– Не может быть! К тому же это неуважение к богам!

– Корасон, времена изменились. Сандал подвел всех нас. Сумрак оказался слишком наивным. Королевство затеял и проиграл несправедливую войну. А Заря воспользовалась случаем, чтобы увеличить вчетверо число своих зрителей.

– К чему вы клоните? – спросила лейтенант.

– Пантеон жесток, эгоистичен и крайне могуществен. Опасное сочетание свойств.

– Джек, я не желаю это слушать.

– Боги лгут нам, используют нас, а потом выбрасывают. Уж я-то знаю. Я убивал для них. А вы ведь так и не стали журналистом. Готов спорить – это была ваша мечта с детства. И какой выбор оставила вам Заря, отправив на службу во Внуб? Вы и в самом деле ей поверили, когда она пообещала, что изберет вам лучшую судьбу?

– Я могла выбрать и другое.

– У меня была подруга. Певица. Замечательный голос. Она не захотела соглашаться с тем, что предлагала Заря. Богиня разрушила ее карьеру.

Флаер вырвался из туннеля Бородавки. Корасон снизила высоту и повела машину над самыми крышами Дока.

– Форстер, где вас высадить? – спросил она с внезапным равнодушием.

«Похоже, ты нашел ее любимый мозоль!» Фист наконец сумел пробиться через барьер.

– У станции «Канжи-сквер», – ответил Джек.

– Далековато от вашего отеля.

– Мне нужно кое-кого повидать.

Лейтенант посадила машину на улице. Джек открыл дверь. Снаружи шел предусмотренный расписанием дождь. Он стучал по стеклам, брызгал в лицо, студил кожу.

– Вам выдали кредитку Внуба на таможне?

– Да. От вас там был наблюдатель. Разве она не сообщила?

– От нас никого не было на вашем допросе в таможне.

– Как скажете.

Форстер выбрался наружу, встал у двери:

– Сумрак научил меня кое-чему полезному. Нельзя доверять богам и принимать их болтовню за чистую монету.