Брокер

Марко взбежал по лестнице и, почти достигнув своего номера, вдруг понял, что резкая боль в животе возникла не от одышки, а от страха.

Что случилось? Что Луиджи увидел или услышал или о чем был проинформирован? И прежде всего — кто такой сам Луиджи, от кого он получает приказы? Доставая одежду из шкафа и швыряя ее на кровать, Марко задавал себе все эти вопросы и еще много других. Когда вещи были упакованы, он на минутку присел и попытался собраться с мыслями. Он глубоко вбирал в себя воздух, медленно выдыхал и говорил себе, что все происходящее — не что иное, как часть игры.

Неужели ему вечно придется спасаться бегством? Всегда торопливо паковаться, убегая из одного дома и скрываясь в другом? Вырваться из тюрьмы, конечно, здорово, но за все приходится расплачиваться.

Каким образом его так быстро сумели найти? Ведь в Тревизо он всего четыре дня.

Постепенно совладав с собой, он медленно прошел по коридору, спустился по лестнице, пересек вестибюль, кивнул разинувшему рот, но сохранявшему молчание портье и вышел на улицу. Луиджи взял его сумку, запихнул ее в багажник маленького «фиата». Они не успели и парой слов обменяться, как очутились на окраине Тревизо.

— Итак, Луиджи, в чем дело? — спросил Марко.

— Смена декораций.

— Понял. Почему?

— Очень веские причины.

— Ну да, конечно. Очень внятное объяснение.

Луиджи правил левой рукой, резко переключал передачи правой, прижимал педаль газа к полу и почти не пользовался тормозами. Марко был озадачен уже тем, как итальянцы могут проводить два с половиной часа в безделье за ленчем, а затем прыгать в машины и в течение десяти минут носиться по городу на сумасшедшей скорости.

Они мчались около часа, в целом держась на юг и избегая больших автострад, предпочитая объездные дороги.

— За нами кто-нибудь гонится? — не раз спрашивал Марко, когда они едва ли не на двух колесах входили в резкий вираж на поворотах.

Луиджи только качал головой. Его глаза сузились, брови сошлись на переносице, губы, если не сжимали в данный момент сигарету, были плотно стиснуты. Ему каким-то образом удавалось вести машину подобно киношному маньяку, не выпуская сигарету изо рта и не поднимая глаз к зеркалу заднего вида. Он преисполнился решимости молчать, и это лишь подбивало Марко завязать разговор.

— Вы просто хотите меня припугнуть, не так ли, Луиджи? Мы играем в шпионские игры, где вы — главный игрок, а я — жалкий болванчик, напичканный секретами. Напугать меня до смерти, сделать полностью зависимым и абсолютно лояльным. Я понимаю, что у вас на уме.

— Кто убил Джейси Хаббарда? — спросил Луиджи, едва шевельнув губами.

Бэкману сразу же захотелось вести себя потише. При упоминании Хаббарда он оцепенел. Это имя всегда вызывало одно и то же воспоминание: полицейская фотография Хаббарда, лежавшего ничком на могиле брата, левая сторона черепа почти снесена выстрелом, все в крови — надгробный памятник, белая рубашка. Кровь повсюду.

— У вас есть досье, — сказал Бэкман. — Это было самоубийство.

— О да. Если вы этому поверили, то почему же признали себя виновным и предпочли оказаться под защитой тюремных стен?

— Я был сильно напуган. Самоубийства иногда заразительны.

— Очень справедливое замечание.

— Вы хотите сказать, что ребята, прикончившие Хаббарда, гонятся за мной?

Луиджи утвердительно кивнул и молча пожал плечами.

— И они каким-то образом узнали, что я скрываюсь в Тревизо?

— Лучше всего — не рисковать.

Ему не добиться никаких подробностей, даже если Луиджи что-то знает. Он и не стал этого делать, но инстинктивно оглянулся и увидел позади только черную ленту дороги. Луиджи посмотрел в зеркало заднего вида и удовлетворенно усмехнулся, как бы говоря: они где-то там, сзади.

Джоэл откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Первыми погибли два его клиента. Сафи Мирзу пырнули ножом неподалеку от ночного клуба в Джорджтауне через три месяца после того, как он вступил в сделку с Бэкманом и передал ему единственный экземпляр «Глушилки». Ножевые раны оказались довольно серьезными, но выяснилось, что лезвие к тому же покрывал смертоносный яд. Никаких свидетелей. Никаких версий. Нераскрытое убийство, абсолютно безнадежное, одно из многих ему подобных в округе Колумбия. Месяц спустя в Карачи бесследно исчез Фейзал Шариф, его сочли погибшим.

«Глушилка» и в самом деле стоила миллиарды долларов, но счастья эти деньги никому не принесли.

* * *

В 1998 году Бэкман, Пратт и Боллинг наняли Джейси Хаббарда за миллион долларов в год. Маркетинг «Глушилки» был его первым крупным заданием. Стараясь доказать, что стоит этих денег, Хаббард угрозами и подкупом прокладывал себе дорогу в Пентагон в грубой и обреченной на неудачу попытке подтвердить существование спутниковой системы «Нептун». Некоторые документы — подложные, но все равно засекреченные — были вынесены из министерства обороны хаббардовским «кротом» в Пентагоне, который обо всем докладывал начальству. Документы крайне деликатного свойства должны были доказать существование «Сети „Гамма“», вымышленной системы наблюдения в духе «Звездных войн», обладающей неслыханными возможностями. Как только Хаббард «подтвердил», что молодые пакистанские ученые правы — «Нептун» является американским детищем, — он гордо сообщил Джоэлу Бэкману о своих изысканиях, и они приступили к делу.

Коль скоро «Сеть „Гамма“» оказалась делом рук американских военных, цена «Глушилки» подскочила еще выше. Правда же заключалась в том, что ни Пентагон, ни ЦРУ понятия не имели о «Нептуне».

Тогда Пентагон организовал утечку ложной информации — сфабрикованной версии о нарушении режима безопасности «кротом», работавшим на бывшего сенатора Джейси Хаббарда и его нового всемогущего шефа, Брокера. Разразился скандал. ФБР посреди ночи совершило налет на помещение фирмы «Бэкман, Пратт и Боллинг», обнаружило документы Пентагона, которые были признаны аутентичными, и через сорок восемь часов чрезвычайно деятельная команда федеральных прокуроров предъявила обвинения всем партнерам фирмы.

Вскоре начались убийства, но не обнаружилось никаких фактов о том, кто мог за ними стоять. Пентагон блистательно нейтрализовал Хаббарда и Бэкмана, даже не намекнув, действительно ли он создал и запустил эту спутниковую систему. «Сеть „Гамма“», или «Нептун», или что-то еще были надежно прикрыты непроницаемой оболочкой, именуемой «военная тайна».

Бэкман-адвокат хотел суда, особенно ввиду сомнительной подлинности документов Пентагона, но Бэкман-обвиняемый стремился избежать судьбы Джейси Хаббарда.

Если безумное бегство из Тревизо было задумано Луиджи с целью припугнуть Джоэла, то оно возымело должное действие. В первый раз после помилования он вспомнил о безопасности своей тюремной камеры.

Впереди лежал город Падуя, его огни и огни автомобилей с каждой милей становились все ярче.

— Сколько жителей в Падуе? — спросил Марко. То были его первые слова за последние полчаса.

— Двести тысяч. Почему американцы всегда допытываются, каково население каждой деревни и города?

— Не представлял, что тут есть какая-то проблема.

— Вы голодны?

Тупые корчи в желудке были вызваны страхом, а не голодом, но он все равно сказал:

— Конечно.

Они съели пиццу в ближайшем баре за внешним кольцом Падуи, быстро вернулись в машину и двинулись дальше на юг.

Переночевали они в крошечной сельской гостинице — восемь комнат размером с платяной шкаф, — принадлежавшей одной и той же семье со времен Древнего Рима. Никакой вывески. Излюбленное место ночлега Луиджи во время поездок. Ближайшая дорога оказалась узкой, запущенной, по ней передвигалась лишь рухлядь выпуска до 1970 года. Болонья была совсем рядом.

Луиджи спал за стеной из толстого камня многовековой давности. Джоэл Бэкман — Марко Лаццери забрался под одеяло и постепенно согрелся. Нигде ни лучика света. Сплошная тьма. Полная тишина. Такая тишина, что он долго лежал, не сомкнув глаз.

Глава 11

После пятого рапорта о том, что Криц в телефонных разговорах задает вопросы о Джоэле Бэкмане, Тедди Мейнард вышел из себя, хотя это было ему несвойственно. Этот болван сидит в Лондоне, не слезает с телефона и по какой-то причине разыскивает людей, которые могли бы вывести его на информацию о Бэкмане.

— Кто-то предложил Крицу деньги! — рявкнул Тедди на помощника заместителя директора Уиглайна.

— Но ему не удастся узнать, где Бэкман, — сказал Уиглайн.

— Нечего ему совать нос не в свое дело. Путается под ногами. Его нужно нейтрализовать.

Уиглайн бросил взгляд на Хоби, который вдруг перестал стенографировать разговор.

— Что вы хотите этим сказать, Тедди?

— Нейтрализуйте его.

— Он гражданин США.

— Мне это известно! Он срывает нам операцию. Есть прецеденты. Мы это делали и раньше. — Тедди не стал объяснять, какой прецедент имеет в виду, но подчиненные сочли, что поскольку он нередко сам создает прецеденты, спорить бесполезно.

Хоби кивнул, как бы говоря: «Да, мы делали это раньше».

Уиглайн стиснул зубы.

— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы это случилось прямо сейчас?

— Чем скорее, тем лучше, — сказал Тедди. — Представьте план через два часа.

* * *

Они установили наблюдение за Крицем с того момента, как он вышел из арендованной квартиры на долгую вечернюю прогулку, которая обычно завершалась несколькими пинтами пива. Через полчаса неспешной прогулки Криц вышел на Лестер-сквер и нырнул в «Дог энд дак», тот же паб, что и накануне.

Он приступил ко второй пинте в дальнем углу главного зала на первом этаже, когда высокий стул рядом с ним освободился и на него взгромоздился агент Гринлоу, тут же приказавший официанту принести ему пива.

— Не возражаете, если я закурю? — спросил он Крица.

Тот пожал плечами:

— Мы не в Америке.

— Янки, я угадал? — воскликнул Гринлоу.

— Верно.

— Живете здесь?

— Нет, приехал по делу.

Криц разглядывал бутылки на стенке позади бара, избегая встречаться с соседом глазами и не проявляя желания продолжать разговор. В Лондоне он быстро пристрастился к одиночеству в переполненных барах. Ему нравилось сидеть, потягивать пиво, прислушиваться к быстрому говору британцев и знать, что ни одна живая душа понятия не имеет о том, кто он такой. Его, однако, все еще несколько беспокоил коротышка по имени Бен. Если они за ним наблюдают, то очень ловко прячутся в тени.

Гринлоу пил пиво большими глотками, словно стараясь угнаться за Крицем. Ему было крайне важно заказать следующую пару одновременно с Крицем. Он дымил сигаретой, добавляя дыма в облако, висевшее над ними.

— А я здесь маюсь уже целый год.

Криц кивнул, не повернув головы. Пропади ты пропадом.

— Меня не раздражает езда не по той стороне улицы и паршивая погода, но что меня действительно достает — так это спорт. Смотрели когда-нибудь матч по крикету? Он длится четыре дня.

Криц хмыкнул и вяло выдавил:

— Глупейший спорт.

— Эти люди буквально балдеют что от футбола, что от крикета. Я еле выдержал зиму без нашего регби. Жуткое время.

Криц был преданным болельщиком «Краснокожих» с сезонным билетом, и мало что так волновало его в жизни, как любимая команда. Гринлоу отнюдь не был фанатом, но потратил целый день, запоминая статистические данные на явочной квартире ЦРУ в северной части Лондона. Если регби не сработает, следующей темой будет политика. А если и это не поможет, то у входа ожидала хорошенькая женщина, хотя Криц не пользовался репутацией бабника.

Крица вдруг охватила тоска по дому. Он сидит в пабе вдали от дома, вдали от безумия Суперкубка — прошло уже два дня, а британская пресса как воды в рот набрала о последнем матче, — в его ушах еще стоял неистовый рев трибун, и возбуждение никуда не исчезло. Если бы «Краснокожие» не вылетели из кубка, он не сидел бы сейчас за кружкой пива в Лондоне. Он бы удобно расположился в ложе на Суперкубок, предоставляемой одной из многочисленных благодарных ему корпораций.

Он поднял глаза на Гринлоу.

— «Патриоты» или «Шулера»?

— Моя команда вылетела, но меня всегда тянуло к…

— Меня тоже. Вы за кого?

И это, пожалуй, был самый роковой вопрос, когда-либо заданный Крицем. Когда Гринлоу назвал «Краснокожих», Криц непроизвольно расплылся в улыбке и ему захотелось поговорить. В течение нескольких минут они устанавливали родословные — кто и сколько лет уже болеет за «Краснокожих», вспоминали великие матчи, на которых присутствовали, великих игроков, чемпионаты на Суперкубок. Гринлоу заказал им обоим еще пива, и они, казалось, могли часами рассказывать друг другу о матчах прошлых лет. Крицу почти не встречались в Лондоне янки, и с этим парнем ему было легко и приятно.

Гринлоу извинился и ушел на поиски туалета. Он оказался наверху и размером был не больше закутка для ведра и швабры, одноместный, как большинство лондонских туалетов. Гринлоу заперся — ему требовалось минутное уединение — и быстро вынул из кармана мобильник. Вот и настал момент исполнить задуманное. Команда поджидала на улице. Трое мужчин и хорошенькая женщина.

Когда во время вежливого спора относительно соотношения голов и перехватов Сонни Юргенсена в дело пошла четвертая кружка, Криц наконец сказал, что ему надо облегчиться. Он спросил, где находится туалет, и исчез. Гринлоу незаметно швырнул в его кружку маленькую белую таблетку рогипнола — сильнодействующего снотворного без вкуса и запаха. Когда мистер «Краснокожий» вернулся, он чувствовал себя готовым подкрепиться пивом. Они взахлеб болтали о Джоне Риггинсе и Джо Гиббсе, когда нижняя челюсть Крица вдруг начала непроизвольно отваливаться.

— Ой, — сказал он, еле ворочая отяжелевшим языком. — Мне, пожалуй, пора. Старуха заждалась.

— Ну да, и мне тоже, — сказал Гринлоу, поднимая кружку. — Допьем.

Оба осушили кружки и встали. Криц шел впереди, Гринлоу сзади, готовый его подхватить. Они пробрались сквозь толпу у входа и вышли на тротуар, где холодный воздух чуточку оживил Крица, но лишь на секунду-другую. Он забыл о своем новом приятеле, и шагов через двадцать у него стали подкашиваться ноги, он судорожно уцепился за фонарный столб. Гринлоу подхватил его сзади, чтобы он не упал, и громко сказал, так, чтобы слышала проходящая мимо молодая пара:

— Черт возьми, Фред, да ты никак наклюкался.

Но «Фред» не просто наклюкался. Откуда ни возьмись, подкатила машина. Открылась задняя дверца, и Гринлоу затащил полуживого Крица на заднее сиденье. Первую остановку машина сделала на каком-то складе кварталах в восьми от бара. Там Крица, находившегося без сознания, переложили в непримечательный фургон с двойной дверцей сзади. Один из агентов достал шприц и сделал ему укол, введя громадную дозу чистейшего героина. Присутствие героина всегда искажает результаты вскрытия — родственники иногда настаивают на вскрытии.

Фургон выехал со склада и двинулся в направлении Уайткомб-стрит, находившейся неподалеку от квартиры Крица. Он еле дышал. Убийство потребовало задействовать три автомобиля — фургона, тяжелого «мерседеса» и трейлера, что оказался неподалеку, его водитель, коренной британец, разговаривал с полицейскими. Его задачей было перекрыть, насколько возможно, автомобильное движение позади «мерседеса».

На третьем перекрестке — все это время водители переговаривались друг с другом, а также с хорошенькой женщиной, прогуливавшейся по тротуару, — задние дверцы фургона раскрылись, и Криц выпал на мостовую, а «мерседес», точно выбрав направление, с ужасным хрустом раздавил ему голову. В ту же секунду все исчезли — кроме британца за рулем громадного трейлера. Он резко затормозил, выпрыгнул из кабины и подбежал к бедному пьянице, которого только что задавила машина, и начал озираться вокруг в поисках свидетелей.

Таковых не оказалось, но по противоположной стороне улицы ехало такси. Он остановил его отмашкой, вскоре появилось еще несколько машин. Через какое-то время собралась толпа, прибыла полиция. Британец, по всей вероятности, оказался на месте происшествия первым, но он мало что видел. Он видел лишь, что человек споткнулся, проходя между двух припаркованных машин, вон там, дальше, а потом его переехала какая-то черная машина. А может быть, темно-зеленая. Марку и модель заметить не успел. Да и на номерной знак посмотреть в голову не пришло. И скрывшегося с места происшествия водителя описать не может. Он был сильно ошарашен зрелищем пьяного, внезапно возникшего на проезжей части.

К тому времени, когда тело Боба Крица погрузили в санитарную машину для доставки в морг, Гринлоу, хорошенькая женщина и два других члена команды ехали в поезде Лондон — Париж. На несколько недель они разбредутся в разные стороны, а затем вернутся в Англию, являвшуюся их оперативной базой.

* * *

Марко хотелось позавтракать, главным образом из-за запахов еды — ветчины и колбасы на гриле где-то в глубине дома, — но Луиджи торопил с отъездом.

— Полно других постояльцев, и все едят за одним столом, — объяснил он, швыряя сумки в багажник. — Помните, вы оставляете следы, а синьора ничего не забывает.

Они ехали по сельской дороге в поисках поворота на трассу.

— Куда мы едем? — спросил Марко.