Помоги проекту - поделись книгой:
Один из них взял железнодорожный костыль и начертил на земле круг, а другой вытащил из заплечного мешка какой-то прибор с антенной и начал его настраивать.
— Кто эти люди? — спросил я у Джей.
— Это монахи, которых прислал тебе Мерлин, — ответила она. — Тебе нужно пройти один ритуал для защиты от демонов.
— Старик не забыл про меня. — На мои глаза навернулись скупые слезы. — Я готов!
— Ложись в круг, Странный, — сказала Джей.
Я повиновался. Монахи уселись в круг и затянули низкими голосами какую-то мантру…
Глаза мои закатились, будто я очень хотел спать, а от хорового гудения монахов на низкой ноте в груди возникала приятная вибрация, хотя, возможно, источником этого эйфорического ощущения была маленькая коробочка со светящимися огоньками и железной сеткой сверху…
Все дальнейшие звуки и события я воспринимал словно издалека, сквозь ватную темно-розовую стену. Наверное, я уснул, просто не до конца…
— Мы возьмем его с собой, Джей Джокер…
— Он оклемается? Скажите! Это насовсем?
— Надеюсь, что нет: некоторые мозговые центры, участки подкорки повреждены, я пока не понял, как сильно, но его энергия ци[11] довольно мощна и, как показал полевой резонатор, имеет необычный рисунок… Это Пастух Глюков?
— Да, это Странный…
— Ну… не знаю — подобные люди обладают высокой восприимчивостью…
— Он станет овощем? Господи…
— Я не могу сейчас сказать… Я сделаю… Мы с братьями сделаем все возможное…
— Я заплачу, сколько необходимо…
— Нет необходимости, Джей Джокер, мы знаем тебя и твоего отца. Наши братья пользуются услугами Железнодорожников, и вы никогда не отказывали нам… А к тому же нам интересно и приятно помочь такому человеку, как Странный… Он необычный…
— Да, я заметила… Можно его навещать?
— Я думаю, что сола через три… Мы должны показать его псионику… Провести полную диагностику…
— Через три сола я приду к
— Мы будем ждать вас…
— А мы будем ждать не только встречи, но и хороших новостей…
— Надеюсь, они не замедлят с прибытием… Кладите его на носилки, братья… Пойдем домой…
Теперь я жил в уютной пещере на территории монастыря — так мне говорили люди в оранжевых одеждах. Правда, уют пещеры я заметил и сам…
Два раза в день молоденькая девочка лет пятнадцати приносила мне миску гречишной лапши и кувшин верблюжьего молока.
Иногда приходили монахи, которые начинали меня рассматривать, задавать мне всякие вопросы, после чего они говорили меж собой и удалялись… Приходила Джей с Хмурым, полковником и Аюми. Мы гуляли в монастырском саду меж ноздреватых камней, увитых плющом, настоящих карликовых елок и беседок в виде неглубоких гротов. Это было так здорово… Но приходили они редко — не каждый день, а одному было гулять скучно, потому что и в пещере я чувствовал, как мне хорошо.
Йорген с Сибиллой перестали приходить ко мне, и от этого было немного грустно…
Изредка у меня появлялся один человек с черной косичкой на выбритой голове и начинал делать вокруг меня всякие плавные движения, кивая мне и приговаривая с акцентом: «Ти тожа, ти тожа»…
Я начинал повторять эти движения за ним. Несмотря на то что движения и его команды казались мне лишенными всякого смысла, я выполнял их, и они завораживали своей плавностью, красивым рисунком и приятными образами. Сначала я должен был на несколько ударов пульса задерживать дыхание, а потом на выдохе со сжатыми губами нараспев произносить звук «а-а-а». От этого в горле и груди начиналась приятная вибрация. Потом нужно было почувствовать пульс на пальцах и в центре ладони. Когда эти пульсы сливались, в руке появлялось приятное ощущение тепла и тяжести. Я начинал видеть в своих ладонях золотистые сверкающие шары, напоминающие глюки, — это мне нравилось. Несколько раз мне казалось, что от моего лба к ладоням бьет яркий свет, и становилось очень спокойно и хорошо. Иногда человек смеялся и кивал, а иногда виновато улыбался и, взяв меня за руку, жестами и парой фраз повторял, что я должен почувствовать или сделать, — мы почти не разговаривали, и это было самое приятное.
Порою мне в тело втыкали тоненькие серебряные иголочки — много-много иголочек, но было совсем не больно, только приходилось сидеть неподвижно…
Джей мне тоже нравилась — она часто смеялась и рассказывала веселые истории, и я удивлялся: откуда она столько знает?
День шел за днем, и моя душа наполнялась сладостным спокойствием и умиротворением. Иногда чувствовал в затылке легкое онемение. Тогда я выходил наружу и залезал на монастырскую стену, нависающую над глубокой пропастью, которая терялась в темноте ущелья. Я долго смотрел туда, ничего не думая, наслаждаясь пустотой, тишиной и покоем. Правда, всегда было ощущение, что кто-то за мной наблюдает сзади. Сколько ни оборачивался — я всегда видел кусок монастырского двора, на котором высилась небольшая молельня, примыкающая к сараям, где монахи хранили лопаты, культиваторы и прочий фермерский хлам. Двор был пуст, а над мощенной камнями площадкой, одиноко мерцая, горел фонарь, тихо потрескивая лопастями ветрового генератора. И ни души… Почему-то такие ощущения взгляда не вызывали во мне тревоги или волнения, и я продолжал любоваться каменным разломом пропасти или же подолгу изучал громаду вздыбившейся стены Олимпа, теряющуюся в низких ночных облаках.
Когда онемение в затылке проходило, я возвращался в свою пещеру в подножии скалы и ложился на плетеный коврик, на который были набросаны старые ватники.
Я закрывал глаза и представлял себе, что у меня отрастают на руках перья, как у юварка, и я, взлетев над пропастью, приближаюсь к Олимпу. Я долго кружу над его вздыбленными вулканическим туфом склонами и внимательно разглядываю их. Я ищу…
Правда, чего я ищу, я и сам не знаю: будь я птицей — искал бы зерна или червей, но юварки не едят червей… Так, по крайней мере, мне кажется…
Пробовал фотографировать горы на КПК, но снимки даже после обработки получаются какими-то блеклыми.
Иногда я для разнообразия смотрю на север, откуда бывает свежий прохладный ветер, — там, среди зубчатого узора горных вершин, видно сияние огней далекого города. И абсолютно непонятная вещь: меня тянет туда, но я совершенно точно знаю, что мне не понравится в этом месте. Нет опасности или же страха — просто это место хочется обогнуть стороной.
Порою я замечаю в сиреневых ночных сумерках слегка вытянутые шарообразные силуэты с раскинутыми по бокам крыльями парусов, медленно плывущие в течении ветра, — это монгольфьеры. Я не помню, что означает это слово, но точно знаю, что звучит оно так, и говорят его про такие вот штуки…
Город — источник непонятных звуков: то слышно долгий тоскливый гул на низких нотах, то резкие хлопки, то стальной стук с легким эхом. Но эти звуки очень далеки и доносятся редко, когда ветер дует с северной стороны. Вместо свежести он приносит изредка запахи, настолько дразнящие, насколько и отталкивающие… От этого я замираю и долго принюхиваюсь, пока не перестаю чувствовать постороннее…
Все равно я неизменно возвращаюсь в пещеру, на плетеный коврик с ватниками, и продолжаю парить над огромным каменным пузырем древнего вулкана… Парить, пока не засну, то есть не провалюсь в тихую черную пустоту «зэт»-измерения…
Сегодня в обед ко мне пришли друзья — Джей, Хмурый, полковник и Аюми. Настроение у меня стало взбудораженным и веселым: еще бы! Это бывает нечасто! Йорген с Сибиллой, правда, совсем перестали приходить, но я не обижался: Охотники люди свободные, как ветер, — нынче здесь, завтра там…
Друзья сперва побеседовали с монахами, потом мы вместе с ними сели пить вкусный чай со сладкими лепешками. Потом, как обычно, гуляли по саду.
Через некоторое время друзья стали собираться домой, и как я ни уговаривал их остаться здесь, они не соглашались. Я никак не мог понять — разве может у них быть лучше, чем здесь?
Я попросил у полковника сигарету, тот зачем-то спросил разрешения у монаха, который коротко кивнул.
Я закурил и пошел проводить моих друзей. Они вывели своих верблюдов, и мы вышли за ворота монастыря, на длинную, уходящую вниз дорогу, которая вела в их поселок.
— Ну, Дэн, поправляйся, — сказал полковник, хлопнув меня по плечу.
— А я и не болел. — Я удивленно улыбнулся его странной шутке. — Ну разве что на прошлой неделе был у меня небольшой насморк. Продуло на монастырской стене. Так настоятель напоил каким-то отваром — мне и полегчало к вечеру…
— Это хорошо, — кивнул Хмурый, — а то болеть сейчас некогда, скоро осень…
И вдруг я заметил на дороге какой-то угловатый покачивающийся силуэт. Через некоторое время стало понятно, что это верблюд без всадника. Белый верблюд, перепачканный и довольно уставший на вид.
Неожиданно он задрал голову, радостно загукал и припустил мелкой рысью.
Не знаю, отчего у меня возникла такая мысль, но я был абсолютно уверен, что верблюд ищет меня…
Он подбежал ко мне, ткнулся горячим и влажным носом мне в шею и тяжело вздохнул, совсем как человек, который устал, но чувствует облегчение от своей находки.
— Ишь ты, — удивился Хмурый, — верблюд-альбинос! Редкий зверь! Откуда, Странный, он тебя знает? Где-то я такого видел…
И тут… при этих словах… Вернее, именно от этих слов… Будто эффект дежавю… Казалось, что в моей голове зажегся тысячеваттный прожектор! Стало светло, словно в пылающий радиоактивный полдень, который осветил все горы и долины вокруг… Я вспомнил столько всего… буквально в считаные секунды!
…Белый верблюд… Оранжевый комбез… Ирина… Олимп… Крис…
Меня всего трясло, когда я потрепал альбиноса по шее и он довольно фыркнул. Мое сердце колотилось, как дизельный поршень. Я стоял в некоем смятении, абсолютно не понимая, что я здесь делаю и как я смог потерять столько дней, тупо глядя на соседние скалы и на тот самый Олимп, по которому я должен лезть, ползти… Следующее мое действие произошло само собой, как бы рефлекторно — я ухватился за упряжь и тут же вскочил в седло верблюда, который радостно задрал шею, танцуя на месте.
— Дэн! — воскликнула Аюми. — Это… Э-э-э-э-э… Это верблюд…
— Попросите, пожалуйста, принести мне мои вещи и оружие, — сказал я как можно спокойнее.
— Странный, но…
— Джей, прошу тебя, — сказал я, обращаясь к дочке Хмурого с мольбой. — Мне срочно нужно ехать!
— Странный, а как же… — начал было полковник, но осекся, глядя на меня.
Некоторое время Хмурый молча и изучающе разглядывал меня, потом так же молча кивнул и скрылся в воротах.
Через какое-то время, которое все провели в молчании, вышло семеро монахов во главе с настоятелем. Двое подошли ко мне, протянув мне сперва рюкзак, потом автомат, патроны, гранаты…
Я с некоторым наслаждением узнавал свои полузабытые вещи, цепляя, пристегивая, вешая, завязывая…
— Мы положили тебе еды и воды, Странный. — Седоватая борода настоятеля колыхалась на ветру, а блеклые серые глаза со скрытой улыбкой глядели на меня.
— Спасибо вам, что не бросили, — сказал я. — Спасибо, что помогли. Спасибо, что возились со мной. Спасибо вам всем…
— Не за что, — кивнул Хмурый, как обычно нахмурясь, а настоятель слегка поклонился…
— Простите, что уезжаю вот так… — я замялся, — по-дурацки… Но… Поймите, я потерял время… Мне надо… Мне очень надо ехать…
— Мы все понимаем, — кивнула Джей. — Ты же Странный…
— Держи хвост пистолетом, Дэн! — сказал полковник, подняв вверх правую руку. — Мы бы поехали с тобой, но, боюсь, будем для тебя только обузой…
— Обузой-то не будете, — вздохнул я, пытаясь прийти в себя. — Но… Лучше я один… Всем пока, еще раз спасибо. Я хочу вас всех увидеть, я вернусь. Оставьте монахам ваши координаты, если куда соберетесь…
— До свиданья, Странный, сайонара… — Аюми слегка наклонила голову. — С тобой все будэт хорощо.
— Ступай с Богом, сынок, — кивнул полковник.
Я развернул альбиноса на дорогу.
— Постой, — крикнула Джей.
Она уже села в седло своего верблюда и подъехала ко мне.
— Если будут проблемы, возвращайся, мы поможем, — сказала она.
— Спасибо тебе, Джей, — я улыбнулся, — буду иметь в виду.
Она вдруг резко наклонилась ко мне и быстро поцеловала меня в щеку.
— Удачи тебе, Пастух Глюков. — Она подняла руку в прощальном жесте.
— И вам всем. — Я грустно улыбнулся, затем, нахлобучив кислородную маску на лицо, дал шенкелей и поскакал вниз по дороге…
Несколько часов я гнал бедного альбиноса среди камней, скал и ущелий как ракету, изредка сверяясь по карте на КПК. Потом спохватился и перешел на шаг: в мои задачи вовсе не входило уморить Ирининого дромадера.
Правда, сам он почти не противился этой гонке — мне казалось, что он ждет встречи со своей наездницей так же сильно, как и я.
Все происшедшее было так внезапно… Меня подняла волна такого эмоционального тайфуна, что я только сейчас стал задумываться: а что я, собственно, собираюсь делать?
Я весьма слабо представлял себе свои планы — эта бешеная скачка немного привела меня в чувство. Мне казалось, что чем быстрее я еду, тем лучше… Словно скорость могла решить все проблемы… Да… Один… Опять один… От этого становилось и приятно и тревожно, и одновременно это будоражило меня, заставляя стискивать зубы. Как я мог проваляться в этой дыре в состоянии разумного помидора? Где были мои мозги?!
Конечно же, как ни крути, придется ехать в Лихоторо, хоть это и не самый лучший вариант развития сюжета… Я был полон решимости поставить тамошнюю публику на уши и выяснить все, что можно, про загадочную базу, про звено «Гепардов» и про прибытие поезда… Блин сушеный…
Собиравшийся помочь мне Азиз просто-напросто свалил со своей подругой Дроновой… У Хмурого надо было спросить координаты того Машиниста, на которого он оставил состав… Эх…
Был в городе один человек, но насколько он сможет мне помочь?
Я закурил, задумчиво глядя на каменистую пыльную дорогу, которая прижималась вплотную к обрывистой невысокой скале. Слева же от нее простиралась долина, покрытая валунами, — таких пейзажей здесь навалом…
Одно мне было не очень привычно — чернильно-темные ночные тени от скал. В разряженной атмосфере полутени почти стирались.
Кое-какие шевеления давешнего страха выползали наружу — некоторые выветренные камни имели форму человеческого силуэта. Подчас казалось, что эти фигуры замерли напряженно, со вскинутым в руках стволом, а иногда и вовсе напоминали зверей или вообще непонятно что.
Даже фосфоресцирующие облака не могли внести в картинку ясности. Изредка во мраке мерцали бледные огоньки «мо́роков», или «мороко́в». Так марсиане называли все, что светится в темноте, — от мха, насекомых или же глаз бродячих церберов до болотных газов или глюков пустынь…
Я не горел желанием изучать все это именно сейчас. Альбинос иногда начинал дрожать всем телом, храпел и фыркал, особенно если раздавался вой бродячих собак или другие подозрительные звуки.
Я даже захлопнул забрало шлема, чтобы ветер, который гулял меж скал, не свистел в ушах и в мозгу.
Мне пришло на ум, что я так и не узнал, как Ирина называла своего верблюда. Это обстоятельство почему-то меня раздосадовало. Где остался мой Чемба? Как альбинос смог сбежать? Наверное, с вокзала в Лихоторо — учитывая, что расстояние здесь небольшое, а мой запах он запомнил, не так уж удивительно, что нашел именно меня…
Да… Я был ему благодарен за это — говорят, что верблюды чувствуют людей, и было тому множество подтверждений. Я, несмотря на весь багаж эрудиции, решил назвать его по-простому — «Белым».
Ехали мы медленно, я вновь открывал забрало — экран мешал мне видеть. Потом опять захлопывал, чтобы не гудел ветер. Я нервничал — даже сигарету держал в кулаке, дабы не видно было огонька.
Поделиться книгой: