Помоги проекту - поделись книгой:
Таких, как Артузов, в ВЧК были тысячи. Фамилии их и биографии я могу перечислять бесконечно долго. У всех примерно похожий путь в русскую революцию. Стырне и Сыроежкин, Пузицкий и Федоров, да те же Дзержинский и Менжинский… Были ли все они патологическими палачами, как модно утверждать нынче? Едва ли. Хотя тот же Сыроежкин собственноручно застрелил Сиднея Рейли. Но сделал он это, выполняя приказ, а не для того, чтобы удовлетворить свою маниакальную страсть к убийству. Первые чекисты были убежденными в своей правоте людьми. Они считали революционный террор неизбежностью эпохи и относились к нему соответственно.
Постойте, скажет мне иной либеральный читатель, но в чем же тогда отличие чекистов и их идейных наследников из СМЕРШ от войск СС? Эсэсовцы точно так же считали ликвидацию расово неполноценных суровой необходимостью. В свою очередь, сотрудники советских спецслужб расстреливали по классовому признаку. А значит, прав известный оппозиционный политик Леонид Гозман, сравнивший две организации. И напрасно, мол, на него всей страной накинулись.
Безграмотность Гозмана в исторических вопросах и последовавшая затем долгая и нудная полемика в обществе, к сожалению, не дали ответа на ключевой вопрос о том, что же это такое – СМЕРШ? Вопрос этот вовсе не такой простой, как может показаться на первый взгляд. Немногие знают, что СМЕРШей существовало целых три: армейская контрразведка, военно-морская и наркомата внутренних дел. Не знаю, подозревает ли об этом Гозман, и если да, то какую из них он все-таки сравнил с войсками СС. Впрочем, сейчас это не принципиально. Гораздо важнее другой аспект: мы стали свидетелями очередного акта пьесы «Трагедия советских спецслужб».
Я не случайно употребил именно слово «трагедия». Ведь иначе и не скажешь. Армейская контрразведка оказалась фактически непричастной к победе над Германией. Как начали во время хрущевской оттепели переписывать историю, так и до сих пор угомониться не могут. Абакумов стал олицетворением всех возможных преступлений, перегибов и превышений полномочий. Уже даже в личном мародерстве обвинен. Хорошо хоть изнасилование крупного рогатого скота ему пока не инкриминируют. Естественно, все это отразилось на имидже СМЕРШ. На контрразведку вылили ушаты помоев. Никто особенно не возражал.
Результаты не замедлили сказаться. Мы успешно забыли 186 успешных радиоигр центрального аппарата СМЕРШ. Мы не вспоминаем про сотни захваченных диверсантов из полков особого назначения «Бранденбург-800» и «Бергман», предприятия «Цеппелин» и зондерштаба «Россия». Но при этом, поощряя массовую безграмотность наших дней, согласно киваем головой под рассказы, что СМЕРШ перестрелял тысячи невиновных и устроил в Европе такой террор, что гестапо нервно покуривает в сторонке.
Происходит это потому, что историю Главного управления контрразведки у нас так и не написали. Сняли с десяток художественных фильмов разной степени фантастичности. Опубликовали свидетельства русской эмиграции, которые во многом были продуктом «холодной войны» со всеми вытекающими из этого особенностями. А вот изучить и, самое главное, донести до общества правду о СМЕРШе на основе архивных документов никто не смог.
Но нельзя сказать, что попыток не предпринималось. Выходили очень удачные книги, но слишком малым тиражом. Даже библиофилы тратили немало времени на то, чтобы их найти. Обыватель об этих книгах, вероятно, и не подозревает. А если и слышал что-то о них, то в его мозгу всплывает блокирующий либеральный постулат: «Ведомственным документам советских спецслужб верить категорически нельзя».
Огорчительнее всего, что даже столь масштабная полемика в обществе ни к чему не привела. Я, грешным делом, рассчитывал, что она послужит катализатором интереса общества к истории отечественных спецслужб. Не к очередному прочитыванию прекрасного романа Богомолова и обсуждений по сотому разу книги Мельгунова, а к подлинной истории, в которой драматичных моментов было гораздо больше. Но этого не последовало. Более того, во многом стало только хуже.
Там борцы против коммунизма и жертвы тоталитаризма уже давно стали национальными героями. Нужно смотреть на историю шире.
С этим я согласен. Действительно, смотреть нужно шире. Этим и займемся. Не буду мелочно интересоваться, почему при этом острую любовь либеральные умы испытывают только к жертвам тоталитаризма времен Великой Отечественной войны. Словно и не было до этого Гражданской. Ладно, пусть будет так. Означает ли это, что нужно всенародно и на государственном уровне ежегодно отмечать казнь борцов против коммунистической тирании Николая Пушкарева и Василия Тищенко? Они ведь жизни не пожалели для свержения коммунизма. Памятник им нужно поставить в центре Краснодара и на примере их ратного подвига молодежь воспитывать. И вообще, позор чекистским костоломам, оборвавшим эти прекрасные жизни на взлете!
Я полагаю, что имена эти подавляющему большинству моих читателей неизвестны. Извольте, я вам расскажу про невинных жертв безостановочного красного террора. В июле 1943 года в Краснодаре состоялся открытый суд над пособниками оккупантов. На скамье подсудимых оказалось 11 человек. Много чего совершили эти люди. Только в душегубках-газенвагенах было уничтожено свыше 700 больных, находившихся в лечебных заведениях Краснодарского края. В том числе 42 ребенка. Читать материалы процесса невозможно. Описать их можно только одним словом: чудовищно. И вот на этих людей мы должны «смотреть шире»?
Помолчит тут либеральный гражданин. Не сильно это все вяжется с привычной ему картиной мира. Борцы с тоталитаризмом так поступать вроде бы не должны. Массовые убийства – это же прерогатива чекистских душегубов. Но и верить мне у него нет оснований по определению. Задумается. А потом торжественно воскликнет: «А все свидетельства были сфальсифицированы, лубянские палачи только так и поступали».
Переведите дыхание. Прочтите внимательно. Еще раз оцените. Вам предлагают новую модель: казненные пособники оккупантов были невиновны, их под пытками заставили оговорить себя. Всем ведь известны методы особистов, которые с годами накопили богатый палаческий опыт. Это только на словах у них холодное сердце и чистые руки. А на практике – миллионы истребленных.
Я уже совершенно не удивлюсь, если когда-нибудь увижу размышления очередного светоча либерализма о том, что Тищенко сотоварищи были, в сущности, неплохими людьми. Но так сложилась их жизнь. Не нам судить их… Повторяю, абсолютно не удивит. Уже были попытки оправдать «Тоньку-пулеметчицу». Она, дескать, расстреливала людей потому, что так воспитала ее советская власть. То есть и военный преступник – тоже жертва чекистского тоталитаризма. Такая вот извращенная логика.
Наивно полагать, что пересмотр истории берет отсчет с зала заседаний ПАСЕ или бесконечного балагана в украинской Верховной раде. Он начинается тогда, когда мы проглатываем подобные сентенции. Когда из ненужной в данном случае скромности или глубокого презрения не отвечаем на них. Даже не на государственном уровне – на общественном. Не получается отвечать по причине отсутствия знаний о подлинной истории страны. Именно в этом и заключается главная проблема.
Я уже зарекся участвовать в подобных обсуждениях. Ровно потому, что всякий раз имеешь дело с представителями условных «церкви Берии» и «церкви Власова». Для первых все связанное с ВЧК-НКВД свято и безгрешно, никаких преступлений в принципе не было, все ложь подлых буржуазных фальсификаторов и их доморощенных приспешников. Для вторых – напротив, ничего положительного в истории советских спецслужб не было по определению. ЧК – сборище садистов и отребья. То, что истина всегда посередине, ни одну из обозначенных групп граждан не волнует. И не пытайтесь им что-то объяснять – слушать не станут. Им это категорически не интересно и, главное, не нужно. Хочется фигурировать, как говорил великий русский философ Иван Александрович Ильин. А как еще фигурировать, кроме такой благодатной темы, как советские спецслужбы? Никак. Поэтому и не интересуют никого сборники документов. Проще с пеной у рта доказывать ахинею и потом обижаться, как давеча известный либеральный мыслитель Игорь Чубайс. На прямой вопрос, кто или что мешает этому могучему «россиеведу» посетить архив и изучить документы по интересующей его теме, последовал душераздирающий рассказ про увольнение с радио, отравление в Нижнем Новгороде и встречный острый вопрос, почему Гаспарян не был на каком-то митинге в защиту очередного светоча мысли. И так всю жизнь.
Мне очень бы хотелось верить, что рано или поздно этот безостановочный цирк надоест самим его участникам. Что устанут они от собственной безграмотности. Что интереса ради прочтут не своих же коллег по несчастью с их странными теориями, а отяготят свой разум серьезными исследованиями. Мне очень бы хотелось в это верить, вот только не получается, к сожалению. Разбивается все о суровую реальность.
Есть у правительства нашей страны прекрасная инициатива: в русские школы по всему миру отправляются книги. Классика советской литературы: «Адъютант его превосходительства», «По тонкому льду», «Тимур и его команда», «Сердце Бонивура», «Семнадцать мгновений весны»… На этих книгах выросло несколько поколений. Их с удовольствием читают в России и сегодня.
Однако нашлись недовольные. Гимназия при храме Всех Святых, в Земле Российской просиявших, в Бурлингейме (Калифорния) категорически отказалась принимать книги. По прозаической причине: потомки участников Русской освободительной армии не хотят читать про плохого генерала Власова и хороших чекистов. Тут не поспоришь: что-нибудь хорошее про предателя, совершенно справедливо повешенного в СССР, никто написать не догадался. В современной России, в принципе, тоже, если не считать нескольких откровенных маргиналов. По вполне понятным причинам. И не думаю, что эта тенденция претерпит изменения даже в среднесрочной перспективе.
Но претензии этим не ограничиваются. Напротив, они только начинаются. Не нравятся серп с молотом на обложках, получение авторами этих книг различных премий в СССР. Орден Ленина и орден Трудового Красного Знамени названы советским барахлом. И главное – слово «Бог» в книгах напечатано со строчной буквы. Это было расценено как «плевок в лицо Церкви, ее прихожан и учащихся церковной гимназии». В общем, полный набор. Даже не знаю, какой аргумент более показательный.
За все отверженные книги говорить не буду. Ограничусь одной – «Адъютант его превосходительства». Пикантность ситуации заключается в том, что как раз в этом знаменитом романе белые показаны значительно лучше, чем они были в реальной жизни. Такой вот парадокс советской эпохи. Генерал Ковалевский в книге не пьет, в то время как его прототип страдал алкоголизмом. Полковник Щукин – талантливый профессионал. А в реальности был полковник Щучкин – заурядный бездарь. И в эмиграции об этом было всем хорошо известно. Но тут вступает в силу тот самый девиз «Он, может быть, и сукин сын, но это наш сукин сын».
Эта история лишний раз показывает, что серьезного подхода к собственному прошлому не наблюдается. А без этого никакого согласия и примирения в обществе быть не может. То есть, пока одни будут считать книгу Мельгунова непогрешимой и единственно верной, а вторые будут оперировать исключительно классикой советского агитпропа, мы так и будем с маниакальным упорством блуждать между трех сосен. Диагноз профессора Преображенского «разруха не в клозетах, а в головах» по-прежнему верен.
Адмирал
Довольно неумно порицать Колчака только за то, что он насильничал против рабочих. Колчак действует теми способами, которые он находит.
На поверхности взбаламученного моря нашей действительности регулярно всплывают деятели, чья кипучая и безостановочная активность сводится исключительно к безудержному поношению Белого движения, к попыткам обвинений Корнилова, Деникина и Колчака в предательстве национальных интересов и работе на иностранные разведки. Все это не ново. В эмиграции с завидной регулярностью появлялись конспирологические теории. Самые яркие из них принадлежат таким авторам, как Свитов, Якобий, Кириенко и Кобылин. Сводились все эти теории к простой формуле: генералы – предатели. К кликушествам подобного рода я уже давно привык. Начитался вдоволь за четверть века. Но в современной России у якобиев всех мастей появились легионы достойных продолжателей.
Отсутствие реакции на постоянные пасквили может создать у аудитории, и без того не самой осведомленной об истории Гражданской войны, совершенно ложное представление о той очень непростой эпохе. Поэтому, предваряя рассказ о Верховном правителе России, с самого начала приходится остановиться на современной вопиющей безграмотности и откровенных фальсификациях.
Именно эта позиция в наших реалиях зачастую оказывается единственно верной. Если мы знаем, что, к примеру, Катков был человеком обширных познаний, глубокого ума, честности и действительно благородной объективности, то, изучая его работу «Дело Корнилова», мы верим приводимым им фактам, хотя и отмечаем и критикуем некоторые неточности. Но если автор статьи – заведомый клеветник, то ему мы не верим, хотя и признаем достоверность отдельных эпизодов. Не буду опровергать десятки статей о Колчаке на основании их содержания, абсолютно не соответствующего истории. Но на примере подобных пасквилей охарактеризую автора, и тогда пусть каждый сам судит, можно ли принимать всерьез его домыслы.
Кстати, об авторах. Я принципиально не стану называть кого-то одного. Дело в том, что подобных статей много. Мыслители не отягощают себя серьезным изучением вопроса, предпочитая переписывать бездумно друг у друга один и тот же набор чепухи, лишь дополняя его собственными, еще более дикими измышлениями. Так, конечно, проще. Читатель ведь привычно не обращает на такие мелочи внимания. Главное – звонкий заголовок и срыв покровов, который обильно разбавляется оскорблениями в адрес тех, кто имеет наглость думать иначе. Поэтому пусть этот условный автор будет зваться Иван Иванов. Тем паче что многие действительно пишут под псевдонимом.
Обычно все подобные статьи начинаются с дерзкого обвинения Колчака в измене Родине. Никаких документов, разумеется, не приводится в принципе. Да и быть их не может. Как правило, господин Иванов до этого никогда о Белом движении не писал, а сфера его интересов – безостановочная борьба со всеми, кто смеет не доверять «Краткому курсу истории ВКП(б)». Именно поэтому он не знает о том, что когда в сентябре 1919 года союзники потребовали удалить все Русские части из Владивостока, Колчак немедленно ответил телеграммой командующему гарнизоном генералу Розанову:
Невежественность условного Иванова зашкаливает, когда он пишет про «самозваного Верховного правителя России». В январе 1919 года патриарх Тихон благословил адмирала для «христианской борьбы с атеистической временной властью над страдающим народом, по спасению Православной Церкви и России». Широко известны всем интересующимся историей, а не конспирологией и ответные слова адмирала:
Темнота автора принимает просто анекдотический характер, когда он утверждает, что Колчак был по происхождению крымским татарином. Будущий адмирал родился в семье Василия Ивановича Колчака и Ольги Ильиничны Посоховой. В метрической книге четко указано – великороссы, православного вероисповедания. Дед был участником Крымской войны, держал оборону на Малаховом кургане. Очевидно, за это Колчак и произведен Ивановым в татары. Хорошо хоть в татары. Мог бы, пользуясь бессмертным заветом О. Генри, определить его в одного из «единых синедрионов и явных монголов внутреннего храма».
Есть и еще более убийственные для репутации автора подобных статей разоблачения из серии «в августе 1917 года тайно удрал в Англию». Тут же следует взрыв ярости благородной и обращение к читателям: как бы они сами назвали командующего флотом, который тайно бежит за границу во время войны? Разумеется, сразу начинает кипеть уже разум возмущенного потребителя подобных статей. Вечный позор трусу и подлецу! И все довольны друг другом. Один написал чепуху, другие радостно кинутся разносить обретенное знание дальше.
Меня не покидает смутное подозрение, что подобные «исследования» пишутся специально для того, чтобы опубликовать такие сенсационные утверждения. Недаром тут же достается неким «господствующим в своей западной либеральной демократии негодяям, воспевающим этого законченного мерзавца и подонка». Последователь Якобия по части построения богатых конспирологических теорий мог узнать, что Колчака направили в США (а вовсе не в туманный Альбион) как эксперта с мировым именем по минному делу. В Сан-Франциско ему предложили остаться, обещав кафедру минного дела в лучшем военно-морском колледже и обеспеченную жизнь в свое удовольствие в коттедже на берегу океана. Колчак ответил «нет», и больше к этому вопросу американцы никогда не возвращались.
Клевета – излюбленный прием Иванова. Повествуя о Первой мировой войне, он берется утверждать, что адмирал был завербован иностранными разведками еще в бытность капитаном 1 ранга и командиром минной дивизии на Балтийском флоте. То есть перед нами последовательный предатель. Сначала изменил Царю и Отечеству, а потом и вере православной. Ах да, он же был крымским татарином. Ладно, с верой не получается. Тогда изменил всему народу российскому. Негодяй, каких мало! А мы, прежде чем проклинать наймита всех возможных иностранных спецслужб, кое-что уточним.
Получается, шпион и мерзавец был завербован в тот момент, когда под его непосредственным руководством четыре эсминца подошли к Данцигу и выставили 200 мин. В результате этого было подорвано 4 германских крейсера, 8 эсминцев и 11 транспортов противника. Не случайно после вынужденной отставки Колчак писал:
Таков наш Иванов. Он не отличает правды от лжи, легко переходит от необъективности к грубой клевете, он невежествен и потому не разбирается в вопросах, о которых пытается говорить. «Подонок и подлый предатель! И никому из мерзавцев и буржуйских подголосков не удастся очистить его имя! И таковым он должен вечно оставаться в истории, проклинаемый всеми порядочными людьми!» Сильно сказано, не спорю. Только весь пафос разбивается о неграмотность самого автора. Ведь никогда не удастся ничтожеству опорочить того, чьи заслуги перед Россией признали честные и умные люди. Великий русский философ Ильин, в частности, писал:
А ведь, пожалуй, в дореволюционной России трудно было найти более неподходящего человека на роль диктатора военной поры, чем Александр Васильевич Колчак. Тот, кому пришлось возглавить русскую контрреволюцию, был весьма замкнут и предпочитал проводить время за чтением книг. В своих воспоминаниях современники отмечали Колчака как человека мягкого, не любившего высокопарные речи в свой адрес. Однако судьба именно его заставила стать лидером белой борьбы на Востоке России.
Колчак мог бы возглавить борьбу с большевизмом в Сибири еще в апреле 1918 года. И, кстати, это было бы весьма символично. В это же время на Юге России командование Добровольческой армией принял генерал Деникин. Именно с этими двумя людьми и ассоциируется сегодня у большинства россиян Гражданская война. Однако той весной Колчак так и не смог добиться главного – единства всех антибольшевистских сил в восточных частях страны. Уж слишком амбициозные были политики, генералы и атаманы того времени. Да еще и союзники пытались влиять на ситуацию. В результате Колчак уехал в Японию и вернулся на Дальний Восток только в сентябре, когда политическая обстановка в России круто изменилась.
Власть большевиков на огромной территории от Волги до Приморья была свергнута. Избранное правительство во главе с эсером Авксентьевым, получившее название Всероссийской директории, обосновалось в Омске. Туда же вскоре прибыл и Колчак. Однако надолго задерживаться в Сибири он не собирался. Александр Васильевич стремился на Юг России, в Добровольческую армию, к генералу Алексееву, которого признавал Верховным главнокомандующим. Но в начале октября 1918 года стало известно о смерти Михаила Васильевича.
Омские политики и военные уговаривали Колчака остаться в Сибири, принять пост военного министра правительства Директории. И он после долгих раздумий согласился. Бывший председатель Совета министров омской Директории Серебренников так вспоминал о своей первой встрече с адмиралом:
Монархически настроенные офицеры и генералы с огромным трудом терпели сибирское правительство. Ничего удивительного в этом нет, если вспомнить, что эсеры, составлявшие основу омской Директории, до этого охотно убивали царских министров. Поэтому в головах бывших офицеров императорской армии все чаще и чаще стали появляться мысли о необходимости установления военной диктатуры. Но кого выдвинуть в диктаторы? Генерал Алексеев мертв, генерал Деникин популярен, но находится слишком далеко. В результате выбор заговорщиков пал на Александра Васильевича Колчака. 18 ноября 1918 года переворот состоялся, члены правительства были арестованы. Весьма символично, что 18 ноября 1799 года Наполеон сверг Совет пятисот, начав править Францией единолично. Впрочем, сам Колчак об этой исторической параллели даже не задумывался.
В Советском Союзе потом много писали о том, что заговорщиков поддерживали союзники, которые уже обо всем договорились с Колчаком. Однако документов, подтверждающих это, так до сих пор и не найдено. Как нет и свидетельств того, что адмирал принимал активное участие в заговоре. Сам он впоследствии на допросах отрицал свою причастность. Так или иначе, но власть вручили Колчаку, произвели его в полные адмиралы и провозгласили Верховным правителем России. В своем обращении к гражданам страны новоявленный диктатор писал:
Уже потом, в эмиграции, бытовало мнение, что выдвижение Александра Васильевича в верховные правители России было роковой ошибкой антибольшевистских сил: дескать, Колчак осенью 1918 года не обладал таким влиянием, требовавшимся для победы в Гражданской войне. Бывший военный министр Временного правительства Гучков, сделавший все возможное для полного развала фронта в 1917 году, писал:
Безусловно, это крайнее мнение. Но ведь и другие лидеры русской эмиграции считали, что Колчак как полководец и тем более политик мало соответствовал отведенной ему роли. Барон Будберг, близко знавший адмирала, к примеру, вспоминал:
Самой популярной в рядах борцов с большевизмом была мысль о нейтралитете армии. Народ сам должен был определить будущее устройство России. Для этого планировалось созвать Учредительное собрание. Но не то, которое, по выражению Александра Васильевича, запело «Интернационал» и было разогнано матросом.
Кстати, судьбы многих членов этого Учредительного собрания, эсеровские депутаты которого оказались на территории, подконтрольной Верховному правителю, сложились, пожалуй, более трагически, чем при большевиках. Арестованных министров без всякого суда расстреляли в декабре 1918 года на берегу Иртыша. Произошло это злодейство не по приказу Колчака, а стало самоуправством нескольких офицеров Сибирской армии. Все участники расстрела были отданы под трибунал. Эта трагедия в очередной раз убедительно доказала: в тех условиях, в которых пребывала тогда Россия, ни о какой демократии не могло быть и речи.
Звучит красиво. Только вот с моральными качествами авторы этой теории перестарались. Достаточно, например, вспомнить, что тот самый Тухачевский прославился задолго до революции. Еще будучи кадетом, он однажды вынес после литургии из храма во рту причастие и выплюнул его на съедение собакам. Комментарии, что называется, излишни. А вот Колчака современники оценивали совсем по-другому. К примеру, архимандрит Русской православной церкви за рубежом Константин Зайцев писал, что в его памяти навсегда остался стальной силуэт боевого вождя, сочетающего отменное личное мужество с мягкой простотой.
Но Бог (или госпожа военная удача, кому как нравится) недолго хранил адмирала. Уже к осени 1919-го Колчак был вынужден вести войну фактически на два фронта. С запада наступала 5-я армия красных, на востоке, в тылу, разгоралась партизанская война, руководимая эсерами. В ноябре адмирал покинул Омск. Но когда поезд Верховного правителя подходил к Иркутску, оказалось, что город уже в руках Политцентра – органа, совместно созданного эсерами, меньшевиками и большевиками.
Они потребовали от чехов выдачи им Колчака, председателя его Совета министров Пепеляева и всего золотого запаса. Взамен чехословацкому корпусу обещали возможность беспрепятственно вернуться на родину. В который уже раз за историю Гражданской войны союзники предали Белое движение. Генерал Жанен тогда сказал:
В окружении Колчака возник план отступления в Монголию. Но уходить, как оказалось, было уже не с кем: личный конвой таял на глазах. Последнее, что оставалось, – переодеться в солдатскую шинель и затеряться в одном из эшелонов с чехами. Но адмирал решительно отверг такой план. Почему? Возможно, ответ на этот вопрос мы найдем в воспоминаниях его соратников. Барон Будберг уже в эмиграции достаточно жестко высказался на этот счет:
Но это скорее исключение из правила. Большинство участников Белого движения были согласны с бывшим министром правительства Колчака Георгием Гинсом:
15 января 1920 года Верховный правитель России Александр Васильевич Колчак был арестован чехами и передан Политцентру. Чрезвычайная следственная комиссия начала допросы, и пока они продолжались, власть в Иркутске перешла к большевистскому Временному революционному комитету. К городу приближались сохранившие боеспособность части Колчаковской армии под командованием генерала Войцеховского. Они выдвинули ультиматум: если им выдадут адмирала, они обойдут Иркутск стороной. Находившаяся в одной тюрьме с Колчаком его гражданская жена Тимирева сумела сообщить ему о требовании каппелевского полка. На это бывший верховный правитель России ответил: «Это лишь ускорит развязку».
Александр Васильевич оказался прав. В ночь на 7 февраля 1920 года его повезли на расстрел. Ярко светила луна. Поставили адмирала Колчака и его премьер-министра Пепеляева на взгорке. Взвод поднял винтовки. Руководил расстрельной командой иркутский комиссар Бурсак. Он предложил Александру Васильевичу завязать глаза. Колчак отказался, выразил лишь желание покурить в последний раз. 46-летний адмирал держал папиросу невозмутимо, ни один мускул не дрогнул на его лице. Он бросил окурок, застегнулся на все пуговицы и вытянулся по стойке смирно, словно принимая парад верных ему частей.
На часах было пять утра. «Взвод, по врагам революции пли!» – крикнул Бурсак. Адмирал и министр упали. Для верности были сделаны и контрольные выстрелы. Тела Колчака и Пепеляева утопили в проруби. Спустя ровно год Иван Бунин писал: «
До сих пор историки спорят о том, кто же отдал приказ о расстреле Колчака. Было принято считать, что проявил инициативу иркутский военно-революционный комитет. Но на самом деле не обошлось без участия Ленина. Не так давно была обнародована записка лидера большевиков председателю Реввоенсовета 5-й армии Склянскому: «Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске». В годы русской смуты офицеров уничтожали по всей стране, без лишней идиотской волокиты, как выражался Ленин. Офицерам белых армий зачастую перед смертью связывали руки колючей проволокой. «Носили на груди терновый христианский венец – возьмете его с собой», – шутили побеждавшие в Гражданской войне.
И начался террор задолго до Колчака. 11 сентября 1918 года при подавлении крестьянского выступления в Славгородском уезде головорезы атамана Анненкова убили 500 человек. Они же сожгли дотла деревню Черный Дол, расстреливали и вешали даже жен и детей крестьян. Не сильно отстали от них казаки атамана Дутова. 9 мая 1918 года после взятия села Александров-Гай ими было закопано заживо 96 взятых в плен красноармейцев.
Потом наступила эпоха Колчака. Еще более кровавая. Высылка и расстрел эсеров. Член ЦК партии социалистов-революционеров Раков оставил по этому поводу безукоризненные воспоминания:
Дальше – больше. 3 декабря 1918 года Совет министров в целях сохранения существующего государственного строя и власти Верховного правителя скорректировал статьи Уголовного Уложения Российской империи от 1903 года. Отныне устанавливалось наказание в виде смертной казни как за покушение на Верховного правителя, так и за попытку насильственного свержения власти, отторжения территорий. В условиях Гражданской войны последний пункт мог трактоваться особенно широко, что регулярно и происходило, особенно в свете особенностей мобилизационной политики Колчака. Загоняли в армию, используя нехитрый арсенал в виде арестов и расстрелов. В довершение всего правительство приняло решение реквизировать у крестьян и лошадей. Таким образом, деревня лишалась не только пахарей, но и тягловой силы. Надо ли после этого удивляться тому, что в тылу у адмирала развернулось масштабное партизанское движение?
Плюс ко всему, Колчак категорически не хотел отвлекаться на такой, с его точки зрения, незначительный пустяк, как земельный вопрос. Только в апреле 1919 года до него дошли руки. Но, как обычно у представителей Белого движения, результат никого не устроил. Колчак не рискнул сразу отбирать землю, дарованную советской властью. Понимал, чем это может грозить армии, где большую часть составляли мобилизованные крестьяне. После долгих споров в правительстве решили сохранить землю каждому, кто произвел посев или подготовил условия для посева. На этом – все. Колчак решил отложить решение первостепенного вопроса до созыва Учредительного собрания. При этом нельзя сказать, что сам он этот потенциальный государственный орган очень любил. В идеале он, видимо, хотел вернуться к Столыпинским реформам.
Союзников в этом он, разумеется, не нашел. Крестьянству больше грела душу советская методика решения этого вопроса. Офицерство также не выражало бурного восторга, поскольку считало, что многих надо пороть нещадно и ежедневно, чтобы навсегда выбить революционную дурь. Неслучайно начальник главного штаба генерал Лебедев в знак протеста против декларации перестал посещать заседания правительства. Умнейший поступок, ничего не скажешь.
Результаты не замедлили сказаться. Режим адмирала оказался жестче для населения, чем пресловутый ленинский военный коммунизм. Это даже не нуждается в доказательствах в силу хотя бы того простого факта, что, несмотря на временные колебания крестьянства, оно в массе своей поддержало в Гражданской войне красных. Даже премьер-министр Вологодский, уходя в ноябре 1919 года в отставку, в сердцах сказал Колчаку:
Профессиональный военный, искренний патриот своей Родины умудрился построить такой режим, что против него восстали почти все. И это при том, что модель государства и у белых, и у красных включала в себя одинаковую доминанту – цель превалирует над человеческой жизнью, несмотря на многочисленные политические заявления. Но даже на этом фоне Колчак выделился. Он потом на допросах будет отказываться от всего, что связано с белым террором. В первый раз услышит, что контрразведка в Омске пытала одного из пленных большевиков на дыбе. Он скажет, что никогда не слышал про расстрелы заложников. Но допускал, что иногда, конечно, перегибы случались. Например, что в одной деревне крестьянам отрезали уши и носы. Время неспокойное, этикет смешон, на войне всякое случается…
Остановимся на этих словах. Вдумаемся в них. Большевики строили новое общество, устраивая террор против инакомыслия, расстреливая по классовому признаку. Это отвратительно. Но как тогда нужно относиться к тому, что их противники действовали точно так же, ничуть не уступая в жестокости, а в некоторых случаях и превосходя красных? О какой нравственности можно говорить после подобных сцен?
Одна из самых боеспособных частей русской контрреволюции. Им и позволялось больше, чем другим. Например, идти в бой под красным флагом и петь «Варшавянку». Да-да, именно так. И такой контингент был у белых. Ясное дело, что большевикам эта дивизия была особенно ненавистна. Троцкий приказал уничтожать их без жалости, чтобы не было повадно рабочим сражаться против диктатуры пролетариата.
Нынче ижевцы популярны. Их защитники старательно обходят неприятные вопросы. А мы – люди не гордые, поэтому зададим. Один. Самый простой. Участвовала ли эта часть в карательных операциях? Ответа придется ждать долго. Повторяю, сегодня для определенной публики белые – абсолютно святые. Они уверены, что все преступления колчаковцев совершались исключительно на страницах газеты «Правда». Жить с такой блаженной убежденностью, безусловно, можно. Только лучше ее публично не демонстрировать, чтобы над глупостью вашей потом не потешались.
Так вот, о преступлениях ижевцев. Ночь с 1 на 2 июля 1919 года. Партизаны, как им это было свойственно, напали на караул дивизии у железнодорожного моста. Было ранено двое солдат. Командир дивизии генерал Молчанов посчитал это хамством. Был издан характерный приказ: «
Во время Гражданской войны подобные действия получили название «духовный садизм». Под этим определением подразумевалось, что исполнитель получает удовольствие от мучительной и заслуженной расправы над врагом. Или теми, кто подозревается в помощи противнику. И не надо сейчас начинать рассуждения о том, что белый офицер никогда не позволял себе опуститься до уровня чекиста, как любит делать одна эмигрантская газетенка. Это, право слово, даже не смешно.
Простой пример. Последний начальник штаба Корниловской ударной дивизии полковник Генерального штаба Месснер искренне считал и всячески проповедовал, что захват и расстрел заложников из нелояльного населения есть благо. Он же доказывал, что исполнение любого приказа о расправе над гражданским населением есть долг офицера, не выполнить который невозможно. Разумеется, что в годы Гражданской войны эта доктрина выполнялась неукоснительно. И прямую ответственность за это несет адмирал Колчак. Даже если расстрелы происходили на Юге России. Статус «Верховный правитель» обязывает.
Если открыть воспоминания участников Гражданской войны в Сибири, то вы с огромным удивлением обнаружите там обширнейший пласт размышлений о зверствах колчаковских атаманов. Широк их спектр. Тут вам и Семенов, и Калмыков, и Дутов, и Анненков. Американский генерал Гревс, которого никак нельзя даже заподозрить в малейших проявлениях любви к ленинской идеологии, откровенно писал в своих воспоминаниях:
Ярчайшим примером служит генерал Анненков. Поскольку и этот «христолюбивый воин и безукоризненный офицер» ныне удивительным образом зачислен в жертвы тоталитарного режима, расскажу о нем подробнее. Поверьте, это стоит того. Действительно, незаурядная личность. Правда, все свои таланты он обратил не на благое дело. Такое, конечно, случается, но далеко не каждого подобного человека пытаются записать в образцы моральности.
Современник так описал встречу с генералом Анненковым:
Поделиться книгой: