В объятиях прошлого. Часть 1

Сейчас я всё расскажу ! – неожиданно раздался в кабинете звенящий женский голос.

Маргарет сочла ниже своего достоинства извиняться за то, что столь бесцеремонно прервала служебную беседу своего мужа. В её лексиконе просто не имелось слов извинений.

Извинения – удел прислуги, – любила повторять она вслед за своей матерью, Элизабет.

Сейчас я расскажу, какими я вижу нас всех в ближайшие пятнадцать лет. Разумеется, я имею ввиду не вас, молодой человек, – отдельно обратилась стремительно вошедшая Маргарет к молодому сотруднику, который судорожно вскочил и от ужаса чуть не перевернул стул. – Кстати, не будете ли вы так любезны оставить меня наедине с господином Морель ?

Сконфуженный юный дипломат что-то пробормотал, попятился и спиной вперёд выкатился из кабинета.

Несмотря на кипевшее в ней негодование, Маргарет решила пока что ни в чём не обвинять мужа, но прояснить обстановку прямо сейчас всё же следовало.

Что за бардак творится в твоей приёмной ? – начала она, подступив к растерянному Пьеру-Анри, тут же утратившему манеры Бонапарта17. – Почему ты позволяешь этой вульгарной девице болтать всякие пошлости по телефону на рабочем месте ?

Маргарет… дорогая… не ожидал тебя увидеть… здесь… в это время… – только и смог выдавить из себя в ответ Пьер-Анри, которого яростная тирада разгневанной супруги застала врасплох.

Да, да, я вижу, что мой визит тебя невероятно обрадовал, – в своей обычной ядовитой манере отозвалась Маргарет, – но речь сейчас не об этом. Ты случайно не знаешь, почему я произвожу столь же сильное, я бы даже сказала, устрашающее, впечатление и на твою секретаршу тоже ?

И Маргарет с удовольствием посмотрела на свои длинные изящные кисти рук. Пьер-Анри висел у неё на крючке.

Почему ты так решила ? Не знаю, никогда бы не подумал.

Пьер-Анри нервно открыл коробку с сигарами и тут же захлопнул её, мельком взглянув на сильно выступающий живот Маргарет: его жена должна была родить не позднее, чем через месяц, где-то в конце декабря.

Да она прямо-таки онемела при моём появлении, – пристально глядя в глаза супругу, – продолжала Маргарет. – Побелела и сидит как перепуганная курица на насесте, моргает своими блестящими, бессмысленными и круглыми от страха глазами. Того гляди, захлопает крыльями, раскудахчется и выронит на стол свою шикарную новую челюсть, – продемонстрировала свою наблюдательность Маргарет. – Кстати, я не знала, что секретарши в посольстве теперь так хорошо зарабатывают. Или же у неё есть дополнительные тайные источники дохода…

Ты знаешь… я как-то не расспрашивал мадемуазель Форест про её личную жизнь, – подняв брови, глубоко выдохнул Пьер-Анри. – Мне это совершенно неинтересно.

И эти губы ! Огромные, бесформенные, цвета фуксии ! Какая безвкусица, какая мерзость ! – передёрнула плечами Маргарет. – Как ты терпишь это уродливое пустоголовое существо !

Дорогая, тебе не следовало бы столь сильно волноваться по этому поводу, да ещё и в твоём положении, – наконец взял себя в руки Пьер-Анри, – если ты хочешь, я могу её уволить.

Здесь Пьер-Анри ошибался. Вопреки его мнению, скандалы, склоки и выяснение отношений вовсе не утомляли Маргарет, а, наоборот, вливали в неё энергию и были неотъемлемой частью её жизни с юных лет.

Пьер-Анри посмотрел на часы.

Давай-ка лучше отправимся поужинать, ты, наверное, голодна, – попытался он разрядить обстановку. – Господин Жорж Шамо де Куржет любезно порекомендовал мне один отменный ресторан в Челси.

Надо заметить, что Пьер-Анри всегда, даже за глаза, считал правильным именовать своих начальников не иначе, как полным именем и обязательно с добавлением слова «господин».

Никогда не была особенно высокого мнения о гастрономическом вкусе этого солдафона, – отозвалась Маргарет, очевидно, имея ввиду военную карьеру и генеральское звание посла Франции в Великобритании. – Но почему бы и нет.

Только мимолётный прищур глаз и слегка поджатые губы Пьера-Анри могли бы выдать то, что его покоробили последние слова Маргарет. И дело здесь было не только в том, что он с неподдельным уважением относился к любому своему начальнику.

Откуда в Маргарет столько глубинного высокомерия, столько пренебрежения, столько искренней неприязни по отношению ко всем без исключения мужчинам ? – уже в который раз за годы их совместной жизни спрашивал себя Пьер-Анри. – В этом она превзошла даже старую ведьму !

В данном случае господин Морель имел ввиду свою тёщу, Элизабет Линнер, с которой находился далеко не в самых лучших отношениях.

Впрочем, вопрос этот был риторическим, так как ответ на него Пьеру-Анри был хорошо известен.

Дедушка Вильгельм, сукин сын, всё это – из-за тебя, – в очередной раз подумал Пьер-Анри про отца Элизабет.

Мадемуазель Форест, я жду вас завтра с документами, которые вы сегодня не соизволили подготовить, – нарочито невежливо обратился Пьер-Анри к своей секретарше, выходя из кабинета, – и ради Бога, потрудитесь сменить цвет вашей губной помады ! Здесь же всё-таки посольство, а не…

Не закончив фразу и даже не попрощавшись со своей ошеломлённой сотрудницей, глаза которой от обиды стали быстро наполняться слезами, господин Морель важно вышел из приёмной под руку с супругой.

*   *   *

День в Лондонском Университете только начинался. Это было тихое время, когда преподаватели пахнут душистым мылом, а при взаимных приветствиях дыхание у них всё ещё свежо от зубной пасты. Было довольно рано, одинокие студенты только начинали понемногу появляться в коридорах Колледжа Хейсроп18, в котором Пьер-Анри был приглашённым преподавателем. Он получил блестящее образование в Париже, в Высшей Нормальной Школе19 и в Институте Политических Исследований20, где защитил диплом по внешней политике Японии, а также изучал японский язык в Национальной Школе Живых Восточных Языков21. В Лондоне Пьер-Анри совмещал работу дипломата с преподаванием политической философии.

В коридоре колледжа он остановился перемолвиться парой слов со своим коллегой, молодым американским преподавателем, который уже некоторое время предлагал Пьеру-Анри опубликовать в соавторстве с ним небольшую научную работу, посвящённую кризису человеческой личности на примере двух мировых войн.

Пьер-Анри, раз люди допустили две мировые войны, то, значит, они показали этим свою несостоятельность ! – горячо убеждал американец своего французского коллегу. – Люди окончательно доказали, что они не хотят и не могут мыслить самостоятельно.

Но господин Морель не разделял энтузиазма молодого профессора.

Не уверен, что оправданно говорить здесь о крахе личности, – размышлял про себя Пьер-Анри, – личность, безусловно, стала управляемой и даже манипулируемой, но значит ли это, что личности как таковой больше не существует ? Речь идёт не об эпохе кризиса личности, а, скорее, об эпохе управления личностью.

Одним словом, предлагаемая тема работы не казалась ему заслуживающей особого внимания.

Мой дорогой Майкл, ты – наивен, как и почти все твои соотечественники, – попробовал отшутиться он. – А мы, европейцы, довольно скептичный и циничный народ: мы всегда знаем, что старайся, не старайся, всё равно ничего не получится, или получится не то… Вот мы и посмеиваемся над вами с высоты нашего многовекового опыта.

Пьер-Анри, ты – неисправим ! – бурно отреагировал тот. – Ты очень по-французски ищешь доводы в пользу того, что данное предложение осуществить невозможно. Мы же, американцы, всегда ищем способ, как достичь поставленной цели.

Что ж, в вашем невежестве – ваше спасение, – насмешливо улыбнулся Пьер-Анри. – Мы знаем, что ничего не получится, и, поэтому, ничего не делаем. А вы этого не знаете, и, поэтому… поэтому, у вас всё получается, и Америка оставляет всех далеко позади, – миролюбиво закончил он, желая сделать приятное молодому человеку.

Действительно, американец часто добивается невозможного именно потому, что он не знает, что это – невозможно, – с улыбкой отозвался Майкл.

Никакой самый благородный нигилизм, никакой самый утончённый скептицизм, которые нам так близки по духу, никогда ничего не создавали, – думал Пьер-Анри, направляясь к своим студентам. – Создавал что-то только жизнерадостный, на первый взгляд, глуповатый оптимизм, тот самый лошадиный оптимизм, над которым мы так любим подшучивать. И только он…

Пьер-Анри ещё не пришёл в себя после вчерашнего инцидента с Сюзанной и Маргарет и был крайне рассержен на свою секретаршу.

Как смеет эта вульгарная провинциалка, возомнившая о себе невесть что, позорить меня перед коллегами и женой, болтая пошлую чушь по служебному телефону ?

Он решил сегодня же серьёзно поговорить с Сюзанной и сообщить ей о том, что в их отношениях необходимо сделать паузу. Лишние проблемы в это и без того непростое время ему были совершенно ни к чему.

В течение всего семинара погружённый в свои размышления Пьер-Анри рассеянно слушал выступления студентов, время от времени вяло реагируя на них. В конце занятия он отстранённо оглядел свою группу.

Вот вам письменное задание к нашей следующей встрече, – сказал он. – Вы должны описать любое заслуживающее на ваш взгляд внимания общественное явление, поведенческий стереотип, распространённую привычку, наконец. Описать кратко и в исторической ретроспективе, рассмотрев это явление вчера, сегодня и, главное, завтра, то есть попытаться предугадать, какая судьба уготована ему, по вашему мнению, в будущем. Не более тысячи слов. Желаю успеха.

*   *   *

После последнего визита Маргарет в посольство и грубости Пьера-Анри Сюзанна была вне себя от ярости.

Не соизволила подготовить документы ?! Да я никогда ничего не забывала, – жаловалась она по телефону подружке. – Ты бы слышала, как он со мной разговаривал !!! Помада моя, ему, видите ли, вдруг надоела ! Ну, подожди, я ему подготовлю ! Я ему всё подготовлю ! Посмотрим, как ему всё это понравится. А заодно и его мраморной стерве.

На следующий день Сюзанна вошла в кабинет Пьера-Анри, неся в руках утреннюю почту. Она решила держаться со своим шефом холодно и неприступно до тех пор, пока он не проявит к ней должного, на её взгляд, внимания, как было раньше. А после этого она, хоть и не сразу, но, конечно же, его простит.

Однако не успела Сюзанна вымолвить и двух слов, как Пьер-Анри опередил её, жестом попросив её присесть на стул напротив себя.