Помоги проекту - поделись книгой:
– Эй-эй-эй! – вскрикивет Герсон, изо рта у него во все стороны разлетаются крошки.
– Герсон, ничего личного, но у тебя есть тридцать секунд, чтобы сесть на свой мотик и умотать отсюда.
– Что?! – Герсон ловит сумочку, которую кидает ему мистер Смайлс.
– В сумке НП-чип. Мне с ним не справиться.
– НП что? Что это за дерьмо? Ты ж ученый, должен знать про такие штуки.
– Я специалист по информационным технологиям, занимаюсь проектированием баз данных. А тут квантовая физика. Обратись к физику. Или просто выкини сумку в реку. Выбирай. Но я не собираюсь иметь дело с ребятами из «Бруклин Бандейра». Или я тебя пристрелю.
Вот тогда-то Герсон и позвонил своему умненькому младшему брату. Эдсон предлагает:
– Иди и выкини сумку в реку.
– Она стоит три тыщи.
– Брат, это всего лишь сумка.
– Мне нужны деньги.
– Что, опять кому-то должен? Господи Иисусе…
Эдсон шугает ребятишек от своего байка. Это кроссовый мотоцикл «Ямаха X–Cross 250», желтозеленый, словно попугай или футбольная майка, и Эдсон любит его больше всего на свете после матери и бизнес-плана. Он именно такой, каким должен быть байк, все по жейту, на нем можно хоть на стену взлететь.
– Дай мне поговорить со Смайлсом.
– Ладно, – ворчит мистер Смайлс после того, как Эдсон доходчиво объясняет, что не позволит убить своего тупого братца, пусть даже из-за женской сумочки. – Думаю, вам крышка, но можете попробовать обратиться к квантумейрос.
– Это кто еще такие? Какие «мейрос»?
– Квантумейрос. Ты слышал про новые квантовые компьютеры? Нет? Про шифры, которые нельзя взломать? А эти могут. Они физики. Я дам тебе их код, они перемещаются по городу еще проворнее нашего. Только вы это, поаккуратнее с ними. Вокруг этих ребят творится всякая странная херня.
На экране появляется карта шоссе Сан-Каэтану. Номерной знак автомобиля не читается. Машина направляется на север по R118. Эдсону становится интересно, сколько еще чипперов, крякеров и квантумейрос кочуют по автомагистралям Сампы[56].
– Попробую обратиться к ним.
– Чем Герсон заслужил такого брата, как ты? – говорит мистер Смайлс. – И я бы не стал особо медлить.
«Ямаха» заводится от отпечатка большого пальца Эдсона. Он достает из дорожной сумки усилитель внимания, заглатывает и неспешно едет по улицам позади церкви. Эдсон не хочет, чтобы грязь, оставшаяся после затяжного ночного дождя, забрызгала белые брюки-клеш.
Братья де Фрейтас встречаются через двадцать три минуты на выезде около перекрестка № 7. Еще двадцать три минуты нужно, чтобы ребята из «Бруклин Бандейра» приблизились вплотную, сузив круг возможностей до автоматного выстрела. Эдсон то и дело посматривал на купленные под заказ камеры заднего обзора, не появятся ли черные, как нефтяная пленка, байки. Он-то сможет удрать на «ямахе» по узким переулкам, в которые громоздким мотоциклам просто не въехать, но не Герсон, мучивший алкодвигатель на своей дерьмовой тарахтелке. Эдсон поверить не мог, что и он когда-то ездил на такой развалине. Платные камеры слежения считывают номера на его байке, пролетающие со свистом спутники списывают сумму со счета. Трудно приходится тем, кто ведет дела законным образом.
Ага, вот она, маячившая на фоне остального потока машин баркентина[57] квантумейрос: огромный сорокатонник, стабильно державший сотку по внешней полосе. Кабина украшена граффити от «Флешбек крю»[58] – стилизованные херувимчики, целая батарея клаксонов на крыше, хромированных и красивых, как трубы архангелов. На кузове красуется надпись: «Полуфабрикаты для вашего стола». Хорошее прикрытие. Ни один коп никогда не станет останавливать и обыскивать грузовик с плохой жрачкой. Эдсон жестом велит Герсону приблизиться вплотную к грузовику. Прикосновение к айшэдам, чтобы связаться с адресом, который дал ему мистер Смайлс. Грузовик, подтверждая сигнал, мигает аварийками и перестраивается в полосу медленного движения, сбрасывая скорость до семидесяти, шестидесяти, пятидесяти, сорока. Черная створка поднимается, и парень средних лет в майке с надписью «Black Metal» стоит там, держась за цепь, и при этом умудряется курить. Он делает им знак подъехать ближе, еще ближе. Погрузочная платформа выезжает и наклоняется. Сталь ударяется о дорогу. Вокруг братьев Оливейра поднимается фонтан искр. Блэк-метал снова манит их, мол, давайте, въезжайте по платформе. Искры роятся вокруг Эдсона, поравнявшегося с платформой. Он вообще-то бизнесмен, а не каскадер. Эдсон скользит вперед. Пилюли концентрации дают возможность играть с микроускорениями и скоростями. Сначала переднее колесо, потом заднее, а потом Эдсон дает по газам, делает рывок вперед и одновременно тормозит и отпускает сцепление.
Курящий металлист аплодирует.
Тридцать секунд спустя Герсон въезжает по наклонной платформе и останавливается, он бледен, его колотит дрожь. Эдсон пытается представить, что подумали автомобилисты на шоссе Сан-Каэтану при виде парня с розовой сумочкой, который нырнул в движущийся грузовик. Наверное, решили, что это съемки телесериала, и оглядываются в поисках летающих камер. «Эй! Нас снимают в сериале „Мир где-то“! Реально!»
Металлист поднимает платформу и со щелчком закрывает створку. Вспыхивают встроенные светодиоидные лампы. Эдсон ощущает, как зрачки за панорамными айшэдами расширяются. Задняя часть кузова – площадка для стыковки, а первые две трети – настоящий многоуровневый офис. Нижний этаж – приемная – китч в стиле дубайского «Карма Кафе»: ковры с длинным ворсом, кожаные пуфы, надувные кресла и диваны под зебру на хилых ножках. Множество экранов, настроенных на новостные и спортивные каналы. Сложная кофе-машина, которую обслуживает бариста, и негромкая босанова[59]. Наверху кабинет – прозрачный пластиковый куб с яркой неоновой подсветкой, на фоне которой нижний этаж кажется мрачным. Этот куб забит пулами серверов высотой до потолка, аллеями проводов и емкостями с надписью «жидкий азот». Эдсон видит, как чья-то фигура движется среди груды коробок, и успевает заметить красные волосы. Обе части грузовика соединены винтовой лестницей из поблескивающего синего пластика.
С дивана поднимается манерный и женоподобный парень с небрежно растрепанными волосами, каких на гей-сленге называют словом «биша», в золотом костюме и блестящей рубашке. На ногах у него безукоризненно начищенные стилизованные пиратские сапоги.
– Это и есть та самая сумка? – Биша вертит ее в руках. – Я так и думал, что рано или поздно это произойдет, как только квантовые технологии подешевеют. Куда проще было бы выкинуть ее.
– Мой брат может на ней подзаработать.
Грузовик ускоряется. Ребята из службы безопасности поймали сигнал с арчидов и преследуют их.
– Определенно мы можем почистить
Можно влюбиться в кого-то из-за туфель. Это босоножки из крокодиловой кожи, на танкетке с ремешками. Они спускаются по винтовой лестнице. Затем показываются тонкие лодыжки, отличные, не слишком полные икры, штанины узких капри с декоративным швом на боку и белым узором, поднимавшимся к ремню из такой же крокодиловой кожи. Брюки – часть черного комбинезона в стиле ретро с подплечниками и молниями на груди. Все эти детали мелькают перед обостренным зрением Эдсона. Затем появляется голова. Скулы и нос японки в третьем поколении, а глаза она сделала, получились круглые, как у олененка или героинь анимэ. Ее волосы обладают той сверхшелковой прямизной, какую имеют в своих ДНК только японцы. Они начесаны так сильно, что их можно померить строительным уровнем. В этом году в моде снова рыжий. На пышную прическу девушка водрузила люксовые айшэды «Блю Манн».
– Хорошая сумка, – комментирует она.
Эдсон открывает рот, но оттуда не вырывается ни звука. Это не любовь. Даже не похоть. Самое близкое ощущение, которое Эдсон может опознать, – он очарован. Если бы в его теле имелась хоть одна религиозная клетка, то он, наверное, понял бы, что испытывает благоговение в исконном смысле слова. Она пленяет его. Она воплощает все, чем и кем он хотел бы быть. Он хочет лететь по орбите под действием ее тяготения, кружить вокруг ее потрясающего мира, потрясающей одежды, потрясающих друзей и потрясающих мест, куда надо отправиться, быть там и видеть. Она – воплощение бразильского духа жейту, и на ее фоне Эдсон выглядит как чернь из фавелы. Это нормально. Он такой и есть, если сравнивать с ней.
– Они в двух минутах, – ворчит Биша.
– Дашь мне сумку? – спрашивает японка.
– А можно мне взглянуть? – решается Эдсон.
– Там не на что смотреть. Разочаруешься, – отвечает она.
– Не думаю. Хотелось бы посмотреть.
– Посмотришь.
– Около полутора минут, – предупреждает Биша. Герсон пьет кафезинью[60].
Девушка позволяет Эдсону отнести сумку наверх.
– Фиа? Фиа, а дальше как?
Среди всех этих устройств с трудом хватает места для двух вращающихся стульев. Кабеля внутри пластикового куба хватило бы, чтобы сплести висячий мост.
– Кисида, – говорит девушка быстро, ставя ударение по-японски, хотя произношение у нее как у жительницы Сан-Паулу.
Она ставит сумочку от Джиорелли на белый пластиковый поднос под целым набором микроманипуляторов. Опускает айшэды. Руки танцуют в воздухе, а робоманипуляторы исполняют гавот над сумкой в поисках чипа. Эдсон видит призраков и схемы, которые в увеличенном виде трепещут на айшэдах Фии.
– Я знаю эту мелодию. Мне она нравится. Ты любишь байле? – спрашивает Эдсон, играя мускулами в такт. – В эту пятницу будет гафиейра[61]. Там будет играть сет мой клиент.
– Ты не мог бы заткнуться на тридцать секунд, пока я пытаюсь работать?
Руки находят то, что нужно. На очках Фии появляются иконки: ее зрачки теперь танцуют по экрану, отдавая команды. Эдсон осознает, что его внимание приковано к какому-то светящемуся предмету под стеклянной поверхностью рабочего стола. Он поднимает руки по обе стороны от головы и прижимает лицо к поверхности. Стекло достаточно прохладное, а потому от его дыхания образуются узоры. Далеко-далеко внизу – кажется, что дальше, чем позволяют габариты грузовика – под полом лаборатории, под комнатой отдыха, под колесами и поверхностью дороги, – виден какой-то переливающийся свет.
– Что это? – Эдсон опускает лоб, пока не касается им прохладного рабочего стола.
– Реальность, – объясняет Фиа. – Квантовые точки в суперпозиции. Свет – это фотоны флуктуации атома, которые просачиваются из параллельных состояний, где производятся вычисления.
– Ой, ты же физик, – говорит Эдсон и прикусывает язык. Неужели из-за таблетки эта мышца, которая раньше никогда его не подводила, теперь болтает только глупости? Девушка смотрит на него так, будто на ее рабочий стол откуда-то свалился кусок говна. Она тянет руку мимо Эдсона, жмет на какую-то кнопку. Датчики смещаются буквально на толщину волоса, а потом останавливаются.
– Окей, готово. Безопасно и анонимно.
– Так быстро?
– Я же говорила, что ты будешь разочарован.
– Но ведь ничего не произошло.
– Вообще-то я пробежалась по комбинациям десяти в восьмисотой степени вселенных. Не совсем уж «ничего».
– Конечно, – неуверенно соглашается Эдсон.
– Ответ всегда где-то есть.
Эдсон кое-что слышал об этом – он считает своим делом знать понемногу обо всем, что занимает соседние ниши теневой экономики, – а сейчас еще и увидел, чего можно достичь таким образом, но все равно случившееся кажется ему колдовством. Квантовые точки в супер-какой-то-там-позиции. Десять в восьмисотой степени вселенных. Это не реальность. Реальность – это ребята из «Бруклин Бандейра», которые едут к себе в офис, потеряв след добычи, как только исчерпали свой бюджет. Реальность заключается в том, что людям хватает глупости платить три тысячи реалов за какую-то вшивую сумочку, а другим хватает глупости украсть ее. Реальность – это необходимость заполучить это строгое, но притягательное существо.
– Раз ты так говоришь, – уступает Эдсон. Если Фиа думает, что он ничего не понимает, то стоит обратить это в свою пользу. – Но ты могла бы объяснить мне все за обедом.
– Предпочитаю, чтобы ты просто заплатил мне сейчас.
Внизу он швыряет сумку Герсону, пока Биша печатает счет. Эдсона отвлекает какое-то движение наверху среди квантовых компьютеров. Невозможно. Никто не мог подняться мимо них по неоновой лестнице. Но мистер Смайлс ведь предупреждал, что вокруг этих ребят творится странная херня.
– Лучше наличкой, – говорит Биша. Но, какой бы вариант оплаты он ни предпочел, таких денег у Эдсона нет.
– Не стоит становиться нашими должниками, – предупреждает Металлист. Денежное чутье Эдсона подсказывает, что именно он финансирует всю операцию.
– Я возьму сумку, – говорит Фиа.
Эдсон забирает сумку у брата.
– Так что гафиейра? – еще раз рискует предложить он, когда грузовик останавливается в безопасном месте, и створка поднимается. – Гараж Жозе, Сидаде-де-Лус.
– Отвянь, – говорит Фиа-квантумейра, но Эдсон видит, что в глубине души, на квантовом уровне, она – настоящая королева байле.
Мул потерял голову на мощеном пирсе Сида-де-Байша[62]. Безумие охватило его мгновенно, вот только что он упорно тащил нагруженную тележку с твердостью, свойственной ему и его собратьям, а в следующую минуту уже пятился назад, прижав уши, обнажив зубы и подняв рев. Мул вырывал уздечку из рук босоногого раба, который управлял им в полудреме, настолько флегматичным было спокойствие животного, перегоняя с энженьу[63] в док, где низкие медлительные галеоны покачивались на волнах Тодуз-ус-Сантус[64], груженные сахаром и золотом Вила-Рика[65]. Раб бросился ловить уздечку, но животное отпрянуло от руки и закатило глаза. Мул ревел и лягался. Тележка раскачивалась, роняя белые сахарные подушки на мостовую. Портовые шлюшки, которые ожидали прибытия в бухту Салвадора португальского корабля королевского флота «Кристу Реден-тор»[66], побежали прочь с криками и проклятиями. Из здания таможни высыпали солдаты в красных камзолах императорской пехоты под командованием лейтенанта со шпагой. Мул скакал и метался, раб танцевал вокруг него, пытаясь ухватиться за уздечку, но рев уже разнесся по всей гавани. «Бешенство, бешенство».
– Помогите! – крикнул раб.
Копыто ударило извозчика по касательной, он покачнулся, из разбитого рта пошла кровь. Мул брыкался и метался, пытаясь освободиться от тяжелой тележки. Из его пасти шла желтая пена. Грудь животного тяжело вздымалась, а шкура взмокла от пота. Верещали и визжали дамы в головных платках и в юбках с кучей подъюбников. Рабы перестали толкать дрезины, их хозяева и хозяйки окружили обезумевшего мула, раскинув руки. Солдаты сняли с плеча мушкеты. Мул с выпученными глазами снова встал на дыбы и понесся во весь опор вдоль пристани. Люди бросились врассыпную.
– Там священник! Ради Бога! Святой отец! – закричал лейтенант.
Отец Льюис Квинн, наблюдавший за тем, как выгружали небольшой сундук с его пожитками с «Кристу Редентора», поднял голову. Мул и болтающаяся из стороны в сторону тележка летели прямо на него, как огненная колесница из легенд о Фиане[67]. Священник вскинул руки. Он был довольно крупным мужчиной и казался еще крупнее в простой черной сутане своего ордена – осколком ночи посреди белого дня. Мул подпрыгнул, приземлился на все четыре ноги и остановился как вкопанный, повесив голову.
Все матросы, офицеры, солдаты, рабы и шлюхи в небольших лодках замерли, уставившись на Льюиса Квинна. Он медленно опустил руки и подошел к подергивающемуся взмыленному животному, тихонько приговаривая все те команды для лошадей, какие знал на двух родных языках, португальском и ирландском.
– Святой отец, не советую вам приближаться к этому созданию, – крикнул лейтенант, чье бледное европейское лицо выделялось среди кабокло[68].– Мы его пристрелим, а труп сожжем, чтобы бешенство не распространилось.
– Тихо, тихо, – приговаривал Квинн, потянувшись за привязью.
Он видел, как пехота выстраивается в ряд и прицеливается. Его пальцы сомкнулись вокруг веревки. С воплем, скорее напоминающим человеческий, чем крик животного, мул отпрянул, брыкнув подкованными копытами. Льюис увернулся от убийственного удара, и тут мул прыгнул. Казалось, на миг животное зависло в воздухе, а потом оно само и его тележка нырнули в зеленые воды залива. Лодки со шлюхами мигом отплыли в сторону. Священник видел, как мул пытается высунуть голову из воды, в его взгляде читалось безумие, он осознавал неминуемую кончину, а пена из пасти теперь окрасилась кровью. Тяжелая поклажа тянула вниз. Квинн видел, как колени взбивают воду, а потом животное исчезло. Пустые мешки из-под сахара всплывали один за другим по мере того, как их содержимое таяло, словно белые водяные цветы, которые распускаются по ночам.
– Ах, бедняжка.
Это было всего лишь животное, но, тем не менее, отец Льюис Квинн шепотом прочел молитву, а лейтенант, подоспевший к священнику, перекрестился.
– С вами все хорошо, святой отец?
– Я не пострадал.
Квинн заметил, что все собравшиеся на пристани: солдаты, рабы и даже проститутки, – повторили жест лейтенанта. Он не сомневался, что дело не только во внезапном приступе смертельного бешенства, но и в его одеянии. Подобное он наблюдал и во время медленного, спокойного, омраченного лишь цингой путешествия «Кристу Редентора» от устья реки Тежу[69]: бормотание, чертыханья, заклинания и молитвы. Священник, черный иезуит на борту. Удачи кораблю не будет.
– Да, я слышал о бешенстве.
– Сначала с ума сходят лошади, а потом и все остальные вьючные животные. Храни нас Господь от напасти.
Лейтенант сделал знак одному из своих солдат отнести сундук священника. Пока молодой офицер провождал его до здания таможни, Квинн во все глаза осматривал место, где только что высадился на берег. Он сразу заметил, что тут не было ни одного человека на лошади. Вообще никаких животных на широкой набережной под отвесной скалой, на которой стоял Сидаде-Альта[70], и на крутой ладейре[71], что поднималась по склону между верхним и нижним Салвадором. Этот город приводили в движение лишь человеческие руки. По мощеным дорожкам и набережным сновали рабы, толкавшие груженые тележки по железным рельсам, согнувшиеся под тяжестью поклажи, висевшей у них на спинах на перекинутых крест-накрест лямках, аккуратно пробирающиеся с носилками среди толпы черных и красных тел и тучных белых мешков с сахаром.
– Как и со всеми бедствиями, земля полнится слухами, – продолжал лейтенант. Солдат, потрепанный мамелуку[72] в сюртуке от униформы и в свободных парусиновых брюках, босой, как раб, следовал в шести шагах позади них. – Бешенство приходит от индейцев из самого сердца леса, это работа голландцев или испанцев, наказание Господне. Не позднее чем на прошлой неделе ангелов видели в Пелори-ньу[73]. Они дрались огромными мечами из света три ночи кряду. И это могут подтвердить лучшие жители Салвадора.
– Мы о таком и не слышали в Коимбре.
– Многое, что происходит в Бразилии, не достигает ушей Португалии. – Лейтенант остановился рядом с оживленным портиком таможни. – Ох, как я и боялся! Так всегда бывает, когда прибытие корабля совпадает с отплытием судов, перевозящих сахар. Сейчас в таможне беспросветная толчея. Не думаю, что вы сможете освободиться раньше, чем через несколько часов. Как офицер короны я имею право утвердить ваше разрешение на въезд в колонию.
– За небольшое вознаграждение, как я понимаю, – сказал Квинн.
– Всего лишь пустяковая пошлина.
– Я нахожусь в непосредственном подчинении архиепископа Бразилии, – Льюис говорил с легким акцентом. Владея сразу несколькими языками и будучи эрудированным человеком, он отлично понимал все те преимущества, которые придавал ему налет таинственности. Крупный мужчина с руками, похожими на лопаты, он беседовал не повышая голоса, как и положено людям его сложения.
– Конечно, святой отец, но в Бразилии все по-другому. Вы увидите: здесь редко что-то происходит без поощрения.
В Бразилии все по-другому. Сколько раз ему говорили эти слова все, начиная с отца Джеймса, его духовного наставника, когда тот поручал ему труднейшее задание, и заканчивая этим дерзким юнцом в парике и треуголке, украшенной перьями.
– Не думаю, что человеку в моем одеянии подобает пролезать вперед на глазах у всех. Нет, я подожду своей очереди в таможне, лейтенант. Когда Господь создал время, то он создал его в изобилии.
Офицер поклонился с кислой миной. Он увел с собой и своего носильщика.
«Я прошу дать мне самое трудное задание». В кабинетах и библиотеках коллегии Коимбры[74] просьба Квинна, которую он ежегодно озвучивал в день покровителя родной Ирландии своему духовному наставнику, была полна рвения и честности. Свечи и аскетичное убранство лишь еще больше его притворство. Каждый год в течение пяти лет он получал один и тот же ответ: «Как только потребуется». В этом году отец Джеймс, преподававший математику миссионерам, отправлявшимся в Китай, где к этой науке относились с особым восторгом, велел зайти к нему после вечернего богослужения.
Поделиться книгой: