Быть Вселенной в голове у каждого

— Извини, что спрашиваю, но почему ты сейчас не со своими друзьями? — вырвался у меня нетактичный вопрос. — Извини, можешь не отвечать.

— Даже если бы ты не спросил, я бы почувствовал, что тебе это интересно, помнишь? А насчет друзей я примерно такой же, как ты. Кому не с кем общаться, тот ко мне. Когда мне не с кем общаться, тоже кто–нибудь найдется. А так, чтобы вдвоем–втроем и только так — этого давно не бывало.

— И вправду, как я. Ну что, друг мой воображаемый, мне уроки делать надо. Тебя чем занять?

— Я бы ваш Интернет изучил… — застенчиво попросил историк и поэт.

— Без вопросов. Показать, где что?

— У тебя в мозгах все записано. Даже рефлексы, куда нажимать. Хотя я, пожалуй, подключусь напрямую к процессору, клавиатура ваша мне не с руки.

— А ты сможешь? — удивился я.

— Не сложнее, чем с тобой связь устанавливать. — Подтверждая свои слова, Ратор включил мой компьютер, вошел в «контакт», поставил статус «Пришелец у компа» (большая часть моих друзей — одноклассники, так что уже в курсе, остальные примут за прикол) и затеял переписку с каким–то блоггером.

Запись шестая.

Где–то через пару часов, сделав все уроки и почитав не особо интересную книгу, я решил проведать, чем там занимается Ратор. Да и что греха таить — я зависим от Интернета, как и миллионы подростков до и после меня.

Монитор светился, и на нем появлялся какой–то текст. Я «заглянул через плечо»:

«В том мире люди умели читать мысли друг друга настолько давно, что это уже не воспринималось ни чудом, ни несвободой. Может быть, от начала веков была у них эта способность. Как же они ее использовали? Как жили с ней?

Нет, они не были одним большим организмом без собственных мыслей и секретов. У каждого был участок мозга, мысли в котором было видно всем, и другой, скрытый участок, где изначально производились только расчеты и планы, но со временем мысли, которые не очень хотелось кому–либо показывать, переместились туда же.

Поскольку часть мозга человека видели все, в ходу были разного рода метки, которыми обитатели того мира клеймили чужие мысли. Были метки наподобие нестираемых штампов в паспорте, были разные шутки и даже оскорбления (мира, где люд любят друг друга, не существует!), а были и клейма, присваиваемые за нарушения закона. И никакой человек не мог сам стереть эти метки.

Иногда рождались люди без «перегородки» в мозгу. Это было нормальным явлением и нисколько не препятствовало их развитию. Такие люди были честными, открытыми и дружелюбными.

Правда, были еще и те, у кого весь мозг был скрыт от окружающих. Таких людей недолюбливали и боялись, поэтому из них часто вырастали преступники.

Однажды в том мире родился очень странный мальчик. Его мозг не то чтобы не имел перегородки: у него было много секций мозга, и все они постоянно обновлялись и перезаписывались. Нельзя было наверняка сказать, что он на следующий день покажет, а что скроет. Все метки–наказания (которых с детства было немало) сходили с него, как с гуся вода. Более того, он каким–то образом научился трансформировать чужие мозги под стать своему. Когда у него появилась первая сотня последователей, Бог того мира понял: грядут перемены…».

— И что дальше?! — вырвалось у меня. Ничего себе рассказик! Чем–то похож на то, что я писал года полтора назад, но я ведь давно уже ничем таким не баловался. И у меня всегда получалось хуже.

— Отставить самокритику! — отозвался Ратор. — Дальше — ничего, это конец.

— И что это такое получилось?

— Одна из сказок нашего народа. Возможно, сложена под влиянием твоих опусов.

Он отдает команду компьютеру, и я вижу, как прочитанная мной история отправляется прямиком в мой заброшенный блог.

— Не думаю, что кто–нибудь прочитает, — озвучиваю я свои соображения. — Полгода ничего не трогал, да и не умел я никогда привлекать аудиторию.

— Это не беда, я же круче любого хакера! — напоминает Ратор. — Сейчас быстренько начнут читать.

— Страницу не «морозить» и без накруток, пожалуйста. — Мои собственные методы еще свежи в памяти.

— Зачем накрутки? — удивляется Ратор. — Там ссылочка мелькнет, сям перепост сделают. На несколько минут максимум, никому никакого вреда, а люди увидят. Даже адресом компьютера светиться не буду.

— Ну, в добрый путь! — Я, признаться, не очень себе представляю, как он это будет делать.

— Кстати, компьютер можешь спокойно занимать, — отвечает «серенький» на неозвученный вопрос. — Я вроде как напрямую к Сети подключился. Не спрашивай, как.

Я надеваю наушники, включаю любимых в последнее время The Streetlight Manifesto и смотрю, как неторопливо, но все же в сотни раз быстрее моего обычного темпа, растет число подписчиков.

— О, у тебя еще и постоянный блог есть! — «удивляется» Ратор, когда я в пятый раз проверяю статистику страницы со своими мыслями (которые постоянно вырождаются в какую–то ерунду, но все же кому–то нравятся). — Раскручу–ка я его тоже!

— Только ты как–нибудь обойди пользователей, которые все мне загадят своими перепалками, ладно? — Я не жду, что он правда это сделает, а просто высказываю свою мечту.

— Да как два пальца об извилину! — отзывается он. — В смысле, об асфальт. Житье в чужом мозгу иногда сказывается.

Зима, темнеет быстро. Мы еще обсуждаем последние предложения очередного поста в моем блоге, когда в форточку влезает заснеженная и пестрая вереница человечков.

— Круто у вас на Земле, но пора на боковую, — произносит Анхварт. — Лишней подушки для нас не найдется?

Нахожу требуемое, и вся честная компания (кроме Ратора) заваливается спать, а мне в мозг поступают их радостные эмоции от прошедшего дня.

Меня охватывает сильное желание тоже подышать свежим воздухом. Гляжу на часы: восемь с лишним.

— Ну что, Ратор, кто быстрее до леса? — произношу я, отправляя готовую статью.

— Родители отпустят? — интересуется он скорее для проформы.

— Да кто их спросит? — отвечаю с той же целью. На самом–то деле, я всегда спрашиваю их, можно ли куда–то уйти, но то ли они считают, что я уже самостоятельный, то ли им немножко все равно. Я не люблю думать, какой из вариантов более правильный.

— Я подышать! — бросаю, закрывая дверь. Ратор сидит у меня на плече.

— Хорошо, иди аккуратнее и вернись к одиннадцати, — летит в ответ дежурная фраза.

— Пока, вернусь, — отвечаю им так же дежурно.

Вроде бы, никакого конфликта поколений, но как подумаю об этом, на душе как–то противно.

— Не засоряй себе голову неизбежным негативом, — советует Ратор.

— Не буду. Пошли мерзнуть!

— Пошли. Хотя я питаюсь от живой энергии, поэтому мерзнуть не могу.

— И снежками с тобой не покидаться…

— И снежками со мной не покидаться. Зато в прятки — самое то. В темноте особенно.

Запись седьмая.

Я лежу в темноте, водя глазами по потолку, наслаждаясь жизнью и даже не думая, сколько времени до будильника. Даже мысли, что все произошедшее — сон, не возникает. Слишком уж я выспался. Впервые за несколько лет. И настроение уж очень хорошее, какое давно уже не продиралось через подростковую депрессию. С тех пор, как… Не буду об этом, сами что–нибудь вставьте. Скажу только, что никто не умирал и «отношения» здесь тоже ни при чем. Хотя я уже упоминал, что их у меня не было.

Ну вот, извечная проблема человека, записывающего мысли и идеи, которые уже перестали быть просто шутками. Пока напишешь что–то, такая грусть начнется… Интересно, обитатели моей головы сильно натерпелись от моих постоянных депресняков? И сейчас им, наверно, не очень–то по нраву это слушать.

— Да нормально все, — приходит мысль Ратора. — Нам все равно, какую энергию потреблять, только от разрушительной нас малость колбасит. А твои перепады настроения толкали нашу эволюцию, так что не приспособить их себе на пользу было бы неправильно. Хотя лучше бы тебе, конечно, без них. Ну да перерастешь еще.

— А у вашего народа нет такой вот ерунды?

— Я ж говорил, — удивляется Ратор. — Детей маленьких не бывает, а сформированные личности не занимаются саморазрушением. Извини, не хотел тебя обидеть.

— На правду не обижаются, — отвечаю ему прописной истиной. — Это когда подписчики блога начинают удивляться, что я такой молодой и так зрело пишу, раздражает. А быть маленьким, незрелым и безответственным даже круто.

— Кстати, о блоге, — вспоминает Ратор. Я чувствую какой–то особенный щелчок: он мысленно подключается к сети. — Если ты про свой основной сейчас, а не про мой, то там сейчас семнадцать с небольшим тысяч подписчиков. И активность дикая.

— Небось, загадили… — уныло протягиваю я.

— Обижаешь! — В телепатическом виде шуточная обида звучит интересно. — Сам же просил умных людей подогнать. Ну да что я тебе говорить буду? Лови!

В мою голову перетекает поток комментариев к одному из постов. Читаю. Господи, мечты сбываются! Сплошные аргументированные дискуссии. Отмечаю пару новых названий книг, даже несколько новых точек зрения на проблемы, не говоря уже о скрытых смыслах моих постов. Ну ничего ж себе! Никогда не верил, что так получится.

Хочется как–нибудь отблагодарить Ратора. Но что я могу для него сделать? Ничего практически. Материальные ценности этот народ не интересуют, да я и не имею к ним доступа, доступ к духовным сейчас открытый, я же как человек мало что собой представляю.

В голову залезает глупый вопрос, который я просто должен озвучить:

— А какую энергию ваша братия любит больше всего?

— Вот эту самую, — отвечает Ратор. Недоуменно на него кошусь. — Которая от тебя волнами пошла, когда ты комментарии читал.

Наконец звенит совсем позабытый будильник. Встаю, ни во что не врезаясь и без проблем открывая глаза. Какой же это кайф! Судя по лицам моих квартирантов, я опять излучаю благодарность. Чую, хороший у нас симбиоз получится. И мне хорошо, и им сытно.

Наблюдаю, как Анхварт строит своих подданных в какую–то местную разновидность известных «трех шеренг». Ратор стоит в сторонке:

— Я лучше с Игорем поезжу, — говорит он Анхварту. — Ты ведь не против?

Давно уже мою компанию так явно не предпочитали чьей–то другой. Обычно общаться приходится с теми, чьи друзья болеют, гуляют или не желают продолжать общение. Поэтому моя физиономия говорит сама за себя, а «серенький» пеняет:

— Эй, мы тоже толстеем! Хватит меня сладким закармливать!

— По дороге расскажешь, что у вас используют, чтобы сбросить вес, — советую ему я. — А то ментальные подтягивания сложно себе представить.

Ратор так громко хохочет, что я боюсь, как бы он не разбудил родителей:

— Извини, просто это действительно смешно звучит, — говорит он.

— Как и все представления о том, чего мы не знаем, для знатоков, — отзываюсь я, в который раз ловя себя на привычке говорить «умные вещи». Погружаюсь в самокопание. Ратор карабкается мне на плечо и дергает за ухо:

— Эй, там, на корабле! Выше нос! Поехали!

Запись восьмая.

Вчера никаких уроков толком не получилось, и сегодня класс предвкушает продолжение банкета. Поэтому мой рюкзак сразу окружен пристальным вниманием и перерыт раз пять.

— Эй, а где? — спрашивает Лена. — Я слишком закомплексованная, чтобы начать тебя обыскивать. Олег, не окажешь услугу?

— Веселый народец отправился в свет, — спешу я их разочаровать.

— Ну–у–у… — Если вы школьник, то не хуже меня знаете, как звучит этот разочарованный вой, раздающийся каждый раз, когда учитель возвестит о чем–то сложном.

«Спасибо, — приходит от Ратора, который отсиживается за воротом свитера. — Не люблю внимание к своей персоне».

«Знаю, сам такой».

Дальше все, как обычно: болтаем с Олегом о разных хороших группах, переглядываемся с Леной, у парты постоянно возникают охотники что–нибудь списать, отшиваю их свежевыдуманными ругательствами. Я говорю мало, больше слушаю музыку, как обычно. Только в этот раз вместе со мной ее слушает еще и Ратор — да–да, прямо через мою голову. И, пожалуй, впервые можно выбирать любые песни без оглядки на второго слушателя (которым обычно оказывался Олег, недолюбливающий русский рок; в последнее время мы с ним находим все меньше общей музыки, и не то чтобы меня это радует, потому что с музыкой пропадают и темы для разговоров). Извини, серый, не хотел тебя обидеть. Это скорее положительное качество.

Где–то к концу рабочего дня Ратор начинает сильно ерзать, а потом и вовсе собирается вылезти.

— Куда это ты, друг?

— Знаешь, Игорь, я, кажется, начинаю подслушивать чужие мысли. И кое–кому сейчас может понадобиться поглотитель отрицательной энергии.

— В добрый путь тогда. Расскажешь потом, если не сильно тайное дело окажется.

— Насколько я чую, это касается тебя.

Ратор вылезает из–под свитера, сбегает по моим ногам и устремляется на другой конец класса. Там сидят еще две гордости класса (в женском роде) — Саша и Настя. С Настей мы не особо общаемся, с Сашей преимущественно кидаемся музыкой. Еще была традиция обмениваться стихами, но потом я подхватил депрессию и впал в заумь, и переписка постепенно заглохла. Сейчас перебросимся иногда репликами — вот и все общение. Иногда задумываюсь: интересный, вроде, человек, а я ее совсем не знаю. И вот теперь от нее исходит отрицательная энергия, судя по реакции Ратора, даже посильнее моей. Да еще и со мной связано…

«Тебе надо это увидеть!» — раздается по нашей ментальной связи удивленный вопль Ратора, и в мой мозг врывается поток образов и картинок.

Вбираю в себя информацию, отвешиваю челюсть, беру рюкзак и иду к центру событий. Там я нужен больше.

Запись девятая.

В мыслях Саши не просто «я мелькал». Я там обосновался в каждом предложении. Причем энергия каждый раз шла такая, что я удивляюсь, как Ратор не пресытился. Похоже, кое–кого угораздило влюбиться в чудака на букву «м». Классическая ситуация, казалось бы, только в роли этого чудака я, а бедная Саша не осознает, как она попала.

Поэтому я покинул Олега с Леной, у которых много общих тем, при обсуждении которых я лишний (вы только не подумайте чего), и подошел к Саше:

— Я не буду лишним?

Сейчас французский, а Настя «немка» (как вы догадались, это немудрящее сокращение для изучающих немецкий), так что я пришел вовремя.

— Всегда пожалуйста, — отвечает Саша. — Только, боюсь, тебе первому надоест. — А я‑то думал, это у меня самокритика выше крыши.

Связываюсь со своим «ангелом–хранителем»: