Не плачь, Джульетта! [Феллини]

Журналист: — Иногда она взбрыкивала, но никогда не оставляла тебя без своей поддержки. Как эта маленькая, деликатная женщина умело вела твои дела! Как мужественно держалась, как тонко обхаживала нужных людей. Тебе было так удобно за ее спиной — бескомпромиссный, резкий, не лебезивший ни перед кем, пренебрегающий связями и общественным мнением маэстро. С каким придыханием писали восхищенные критики: «он никогда не ходит на коктейли, званые обеды и ужины, не участвует ни в каких приемах, которые непрерывно устраивают в Риме кинематографисты. Быть может, он — наименее заботящийся о своей общественной карьере, наименее честолюбивый и наименее пробивной художник на свете». Джульетта дала тебе возможность быть таким: не изменяя себе, оставаться на плаву. Она пробивала твои фильмы, не пробивной художник.

Феллини:(в постели): — Боже, разве я спорю? Я молюсь на нее, хотя и не выставляю свои откровения напоказ. Джульетта — сильная женщина и абсолютно надежный партнер. Джульетта — часть меня. Благодаря ей я могу делать единственное, что мне дано свыше: рассказывать свои истории. Рассказывать — вот, по–моему, единственная игра, в которую стоит играть.

Съемочная площадка. Журналист вывешивает таблицу «Чинечитта» Павильон№ 5»

Объявляет: — Знаете что это? Храм Феллини.

«Для меня идеальное место — это павильон № 5 в Чинечитта, когда он пуст. Всепоглощающее, вызывающее дрожь, приводящее в экстаз чувство — видеть перед собой пустой съемочный павильон — пространство, которое надо заполнить, мир который нужно создать»… Этому убеждению он не изменял никогда.

Феллини за столиком под зонтиком с надписью «Сладкая жизнь» пьет кофе с бутербродом и думает о своем. Перед Джульеттой стоит стакан сока, она вяжет на спицах, вытягивая нитку из сумочки. Рядом возвышается секретарша Фьяметта Профили с несколькими листками. (показывает на, стоящего в стороне смирно стоит странная компания — гротескная толстуха, какие–то нелепые типы во главе со стариком с физиономией Эйнштейна).

Фьяметта (читает список):

— Журнал мод просит коротенькое интервью об изменении в силуэте мужских брюк.

— Французский музей обуви спрашивает, не можешь ли ты прислать хоть один твой ботинок для пополнения экспозиции.

Феллини (не выходя из задумчивости): — Отправь один.

Фьяметта: — Просят прислать какую–нибудь твою вещь на благотворительный аукцион.

Феллини: — Пошли второй ботинок.

Фьяметта: — Написать небольшую заметку о лошадях для одноименного журнала

Феллини: — Отправь рецепты блюд из лошадиного мяса.

Фьяметта: — Пришло письмо от какого–то француза. Он пишет, что раз уж ты специалист по карликам, ему хотелось бы задать тебе пару вопросиков.

Феллини: — Пошли его подальше.

Фьяметта: — Автор книги о колдунах просит, что бы ты, поскольку эта тема тебе близка, поставил свой автограф на нескольких тысячах экземплярах,

Феллини: — Увеличив таким образом, их стоимость. И этого туда же.

Фьяметта: — Некая австрийская скульпторша хотела бы снять маску с твоего лица…

Феллини (теряя терпение): — Еще чего! Снять маску? — Совершенно обезумели. Хватит, хватит, Фьяметта. Я вижу у тебя там еще целых два листа.

Джульетта (Фьяметте): — Оставь список мне, просмотрю, что можно сделать. Нельзя же совершенно пренебрегать общественным мнением. Ты ведь знаешь, милая, вряд ли можно найти менее склонного к публичным реверансам человека, чем наш Фе Фе. (Федерико) Вот оно, милый мой, сладкое бремя славы. (берет часть листков читает):

Тебя просят написать предисловия к следующим изданиям:

— фотоальбому о пляжах.

— к книге о романьольской кухне.

— к книге о белой магии.

— к книге о черной магии.

— к альбому эротических фотографий.

— к книге о Риме

— к книге о Венеции

— к нескольким альбомам комиксов.

Боже, надо иметь целый издательский дом! У тебя громадный авторитет, маэстро и, видимо, энциклопедические знания.

Феллини: (отбирает листки, рвет, выбрасывает): — Все хотят получше заработать. Заработать на моем имени. Только и всего.

Фьяметта: — Приятно знать, что твое имя дорого стоит! Вот здесь, Федерико, нечто более интересное. Американский научный журнал просит тебя написать небольшую статью на тему «Каково значение программы освоения космоса и в каком направлении ее следует развивать». Не слабо, а? Может, попросить нашего дворника Анцифо? У него сын кончает школу. Отличник по физике. Или вон того «ученого» (показывает на старика с физиономией Эйнштейна)

Старик «ученый», заметив, что на него обратили внимание, бросается к Феллини: — Хоть какую–нибудь роль, док! Дайте мне хоть немного подзаработать!

Джульетта: — У тебя здесь целый балаган. Эти бедолаги следуют за тобой постоянно. (дает старику деньги.) По улицам Чинечитта за тобой всегда следует толпа каких–то калек, полубезумных стариков. Странная причуда.

Феллини: — Это моя армия. Мой рабочий материал, который всегда должен быть под рукой.

Старик: — Там еще Фабрицио и Роза — они пришли к вам, дотторе!

Феллини: — Ну что ж, надо повидаться с друзьями (Уходит со стариком)

Фьяметта Джульетте: — Феллини строг с ними. Он гонит их проч. Но они липнут как мухи — что поделаешь — они его дети и он должен их содержать. Чаще всего маэстро просто дает им немного денег.

Джульетта: — Немного! Думаю, большая часть заработка Федерико уходит на поддержание жизни этих «обрезков» прежних работ. Как бережно хранит он их фотографии! Перебирает, испытывая чувство вины, словно отец, увиливающий от алиментов. А частенько обещает снять «невинный фильм». Так он называет дешевый фильм с двумя–тремя актерами. После которого не остается «детей».

(Обе женщины смеются)

Феллини: (Компания оборванцев, благодарно кланяясь Феллини, уходит. Он возвращается, обращается к секретарше: — Мы закончили с твоим списком, Фьяметта?

Фьяметта: — Джульетта просмотрит основное. Думаю, она лучше тебя ответит на вопросы немецкого «Космополитена». Немцы хотят узнать, «что думает Феллини о гомоэротических импровизациях? Какое впечатление он производит на женщин? О каком актере и какой актрисе может сказать, что он обладает эротической притягательностью и почему?»

Джульетта: — Вот уж точно — не обо мне. Обо мне ФеФе такого не скажет. Поразительно — столько лет вместе и никаких гомоэротических импровизаций. Самый выдающийся экземпляр по части эротической притягательности — Анита. Анита Экберг. Ну и, само собой — Анна Маньяни.

Феллини: — Анита — притягательный центр фильма. Светлый луч, живой источник…В ней основная сладость моего погребального ритуала… Должна быть некая акция ее совокупления с Римом. Некий эпизод… А что если ее искупать в фонтане? Такую великолепную, притягательную… Как ты думаешь?

Джульетта: — Чуть пьяненькую, в черном вечернем платье с обнаженными плечами. Да, непременно с обнаженными!

Фьяметта: — Я больше не нужна? Мне надо дозвониться Лангетти. (уходит)

Феллини: — А знаешь что, Джульетта, давай вечерком проедемся по нашему любимому маршруту и обговорим завтрашний эпизоде с Анитой. Идет? (сжимает ее руку со спицей)

Джульетта: — Еще как идет! До чего ж я люблю этот твой «кабинет» на колесах! Именно там, в автомобиле происходят самые интересные обсуждения задуманного фильма. Там замысел созревает, наливается соком… Особенно хорош вечером мост Милано и дорога Фламиния. Тот участок, что соединяет ее с Кассиевой дорогой. Лента шоссе, летящая в свете фар среди погруженных в темноту таинственных лугов… Роскошная Анита, римская ночь… Темные улицы, молчаливые статуи…

Феллини: — И фонтан Треви! Она будет стоять под струями Треви, а Марчелло… Марчелло совсем опьянел от этой телесной роскоши, от заговора красоты, ночи, молодых желаний…

Джульетта: — Да ведь и ты здорово опьянел, дорогой. Но ведь если не обезумеешь сам, просто невозможно снять так, что бы обезумели другие. Каждая женщина должна воображать себя хоть на мгновение Анитой, а мужчина — Марчелло. Вернее тобой, Федерико. Ведь Марчелло играет тебя. И знаешь, очень похоже. До мурашек… у меня иногда аж сердце обрывается.

Фьяметта приводит девочку: — Вот тоже притягательный объект. По объявлению для фильма «Рим». Давно ждет маэстро.

Феллини: девочке: — Покажи нам, что ты умеешь?

Худенькая, черненькая, маленькая, но уже испорченная девочка лет 10 поет тонким пронзительным голосом:(из фильма «Рим»)

Эй ты, огарок свечки! Что б утонул ты в речке.

Эй ты, засаленная шляпа! Что б помер ты и твой папа.

Эй ты, огрызок пиццы! Чтоб помер ты и твоя сестрица.

Эй ты, обмылок какашки! Чтоб дед твой помер от кондрашки.

Эй, вонючие объедки, что б сдохли вы и ваши предки.

Фьяметта: — Как мило! Она сама сочиняет.

Феллини: девочке: — Спасибо, детка. (к Фьяметте) — Покорми ее в пиццерии, Фьяметта. (секретарша уводит девочку)

Джульетта Феллини: — Ты вставишь эту злючку в фильм? Когда я вижу таких детей, то меньше жалею о нашем первенце. Может, это была и девочка. Дернуло меня полезть на стремянку за книгой!

Феллини: — Кажется, мы ждали гостей… Твоя тетя имела огромный круг богемных друзей, да и малышка Мазина в 18 лет уже была знаменитостью… Мы о чем–то поспорили и ты полезла за словарем…Чертова лестница! От грохота сбежалась вся прислуга…

Джульетта: — Беременность три недели, говорят, на этом сроке часто бывают выкидыши. Потом я долго болела, а ты все торопил меня: «вставай, малышка, пора устроить вечеринку!»

Феллини: — Я был худ, лохмат, глазаст и для интересности любил одеваться в черное.

Джульетта: — И этот неизменный шарф… Интересно, такого рода привязанности передаются по наследству?

Феллини: — Стоп, Джульетта! Никаких разговоров о сыне! Это выбивает тебя из колеи. А нам надо поговорить о завтрашнем эпизоде. Марчелло сыграет все, что я ему скажу. Это идеальный актер — словно создан по моим меркам. Никогда ничего не спрашивает и совершенно не спорит!

Джульетта: — Наш второй ребенок — Пьетро Федерико — прожил только 14 дней. Жуткий март 1945 года…

Феллини: — Врачи сразу сказали, что мальчик не жилец, ты зря так к нему привязалась.

Джульетта: — Я молилась и надеялась… Разве можно поверить в то, что крошки не будет? И больше никто никогда не позовет тебя «мама»!

Феллини: — Джульетта! Ты сегодня в миноре. Посмотри же — все идет отлично: я с тобой!

Джульетта: — Тогда ты так и сказал мне: — «Не плачь, Джульетта, у тебя есть я!»

Феллини: — И, думаю, этого совершенно достаточно. Ты — мама, учительница, менеджер, критик. Советчик, финансист, специалист по связям с общественностью… Ты необходима мне каждую минуту! Ведь растяпа ФеФе — этот витающий в фантазиях гений, даже не знает, как сварить яйцо!

Джульетта: — Ты все умеешь. А я плохой финансист — так и не накопила на домик в пригороде. Иногда хочется посидеть на травке. Просыпаешься утром — кругом цветы в росе и щебечут птицы… Так невинно и беззаботно… Веет раем. Бедняга ФеФе, ты совершенно равнодушен к природе.

Феллини: — Зато у меня есть Рим, великолепный гардероб и фантастические автомобили, к которым я питаю порочную страсть… Самые красивые, самые дорогие, самые экстравагантные машины. Помнишь студебеккер небесного цвета, напоминавший космический корабль? В селениях вокруг Рима местные жители снимали шляпы, когда видели его. Многие даже бухались на колени.

Джульетта: — А потом вы с Мастрояни состязались в покупке новых машин: он купил «ягуар», а ты «триумф», он тоже «триумф», а ты «порш»!

Феллини: — Больше всего я любил «альфа–ромео 1900». А как великолепны были «мерседес–пагода» и «ланча–фламиния» — эдакая каравелла! Когда я ее вел, мне казалось, что я шофер какого–нибудь министра!

Джульетта: — И все же я мечтаю о загородном доме! Когда мы бываем в гостях у твоих друзей, я тихо завидую и думаю: у нас будет еще лучше! Конечно, Альберто Сорди с его поместьем, бассейнами и фонтанами нам не переплюнуть. Но лужайка с цветами и завтрак на веранде не помешали бы, верно?

Феллини: — Глупости. Это иллюзии, насчет травки и птичек. На самом деле тебе тоже больше подходит Рим. Каждое лето, когда мы проводим отпуск в Римини, ты болеешь.

Джульетта: — Вот именно — в Римини! Там жуткий климат. Ты сам всегда болеешь! А потом еще два месяца не можешь прийти в себя… Ходишь бледный, много работаешь по ночам… Хм… Признайся честно… вопрос «Космополитена» насчет оргий не случаен? Вы сняли эпизоды патрицианских развлечений и журналюки оживились. Еще бы «Сладкая жизнь» пахнет жареным. Они это здорово чуют!

Феллини: — Жареным!? О чем ты! Скучнейшая оргия импотентов! Людей, не способных возбудиться от жизни, от ее живой крови. Утехи мумий, придумывающих идиотские развлечения и умирающих от скуки! Это паноптикум, Джульетта! От их сладкой жизни хочется блевать.

Джульетта (снова берясь за вязание): — Болтают, что Линда Стейнбек неспроста крутится здесь.

Феллини:: — Линда? Остроумная голландка. Хочет написать книгу обо мне. Флиртует с Моравиа.

Джульетта: — И с тобой. Болтают, что вы устраиваете вечеринки на троих.

Феллини: — Что за чушь, Джульетта! Фу! Как ты можешь даже повторять такое! Всем известно, чего стоят киносплетни. (обиженно) Честное слово, ты меня иногда удивляешь…

К столику подходит молодая, красивая, экстравагантная женщина. Чмокает Джульетту и Феллини:

Джульетта: — Привет, Линда. Легка на помине.

Линда: — Забежала на минутку сказать, что вечером вы приглашены на встречу с европейской прессой. И со мной, как ее лучшим представителем, в том числе!

Джульетта: — Страшно интересно! Но мы с Федерико как раз хотели проехаться и поговорить о фильме… Ты же знаешь, он вдохновляется во время езды.

Линда: — Маэстро водит машину мистически! Полное впечатление, что она парит над землей… Твой муж факир, Джулия… Тогда до завтра. Чао, влюбленные!

Феллини: — Постой, Линда! Ужин с европейской прессой — это довольно интересно. (жене) Джульетта, в чем дело, ты же сама меня постоянно упрекаешь в нежелании поддерживать нужные связи!

Джульетта: — Еще как упрекаю! Обязательно поезжай на ужин с прессой! Я посижу дома. Такая путаница со студийными счетами и оплатой актеров — надо разобраться. Ты тогда сказал очень верно. Да, Федерико — у меня есть ты. И это иногда очень и даже слишком много.

Феллини: — Жаль, что ты не в настроении, милая. Ну что ж, бывает. Отдохни, расслабься. Пойдем, Линда.

Линда, чмокая Джульетту: — Я за ним присмотрю.

Феллини: издали: — Джульетта, я вернусь поздно.

Джульетта (бормочет): — Кто тебе сказал, что ты вообще должен возвращаться?

(На экране КАДРЫ В ФОНТАНЕ из «Сладкой жизни», на их фоне слова Журналиста.

Журналист: — Он всегда возвращался. И она принимала его со всеми покаяниями и клятвами «никогда впредь…» Она ублажала его друзей и коллег, утверждала актеров. Ездила выбирать натуру и сопровождала мужа во всех съемочных экспедициях. Ее усилиями устраивались проблемы финансирования, отзывы прессы. Эх, чудо–женщина — Джульетта! Да она не могла быть иной — ведь у нее был Феллини! Эта глыбища, этот властитель миллионов умов ХХ века, великий магистр киноимперии. Ее муж, ее режиссер, ее судьба…

СНОВА высвечиваются две Кровати по краям сцены. Перекрестный диалог с присутствием Журналиста.

Феллини в своей палате как бы отвечает на последнюю реплику Журналиста: — Как можно считаться, кто для кого и что сделал в союзе двух любящих?! «Семья» — это понятие не для нас. Узко, тесно. Мы ведь не только муж и жена — это слишком просто. Не маэстро и муза — звучит слишком абстрактно и выспренно. Но и не деловые партнеры — уж очень цинично. У нас особый тип единения. Мы — единый организм. Одна кровеносная система, одно дело, одни мысли, одна боль.