Аномалия души

— Ну, где же ты? — громко, но беззлобно крикнул я. — Выходи, не бойся!

Но мальчик не появлялся.

Нигер из своей будки настороженно наблюдал за мной.

— Где твой друг? — обратился к нему я. — Где он прячется?

Пёс тихо заскулил.

Я озадаченно оглянулся вокруг и поспешил обратно в дом.

— Фу-у-у! — выдохнул я, войдя в прихожую. — Промок до нитки, но его так и не нашёл. Куда же он мог подеваться?

— Кто? — глухо спросила моя курортная знакомая.

— Как кто? — недоумённо вскинул брови я. — Твой сын.

Наталья как-то странно посмотрела на меня. С её лица не сходила мертвенная бледность.

Я перестал стряхивать воду с рук и вопросительно воззрился на неё.

— Разве это написал не он?

Хозяйка помотала головой.

— А кто?

Наталья попыталась усмехнуться, но её натянутая усмешка тут же сменилась гримасой полубезумного напряжения.

Во мне заиграло негодование.

— У кого хватило подлости так злобно подшутить?

Наталья пожала плечами. Я воинственно упёр руки в боки.

— Эх, попадись мне эта сволочь! Ну что за народ!

Моя курортная знакомая поднялась со стула, но, не сделав и трёх шагов, стала беспомощно оседать на пол. Я едва успел её подхватить.

Уложив хозяйку на диван, я сходил в ванную и принёс оттуда полотенце, смоченное холодной водой.

— Спасибо, — слабо улыбнулась Наталья, приложив его ко лбу. — Что-то мне нехорошо. Что-то я немного расклеилась.

Я ободряюще улыбнулся.

— Ничего страшного. Скорее всего, это просто запоздалая реакция на шок.

Я, конечно, не был специалистом в области психиатрии. Но я знал, что такое не редкость. Что болезненная реакция человеческого организма на сильный нервный стресс может проявиться не сразу. Что естественная природная эмоциональная защита какое-то время удерживает её от полного выплеска наружу. Но эта защита очень хрупка. Достаточно одного мало-мальски серьёзного удара, чтобы она раскололась, как яичная скорлупа.

— Тебе лучше сегодня никуда не выходить, — порекомендовал я, с ненавистью думая о том злыдне, у которого хватило скотства на такой выкрутас.

— Нет, нет, — обеспокоенно возразила моя курортная знакомая. — Я сейчас немного полежу и пойду. В этой милиции и не почешутся, если их не пнуть.

Во мне вспыхнул рыцарский огонь.

— Ты останешься дома. А в милицию схожу я. И, уж поверь, пну их не хуже тебя. А может, даже и лучше.

— Не вздумай! — запротестовала Наталья.

Моя инициатива почему-то её обеспокоила. Она пробовала меня отговорить, но я был непреклонен.

— Я пойду, а ты останешься здесь.

— Ладно, — наконец сдалась она. — Только ты не мог бы в дополнение к этому сделать ещё одно важное дело?

— Какое?

— Загляни в магазин, забери у Карасёвой выручку и узнай про товарные остатки. Но много с ней не болтай. Она баба любопытная, сплетничная. Что ни скажешь — сразу разлетится по городу. Нечего всем всё про нас знать.

— Хорошо, — пообещал я и, наскоро одевшись, выбежал из дома.

Дождь стих. Яростно зашвырнув носком ботинка в траву валявшийся на крыльце кусок верёвки, я стёр подошвой введшую меня в заблуждение надпись и направился к калитке.

— Размазня ты, а не сторож! — бросил я, проходя мимо будки, Нигеру. — Проворонил ночью чужого!

Пёс поднял голову и посмотрел на меня. В его глазах светилась такая выразительная боль, что моё сердце сжалось. Мне стало неловко от своего выпада. Я остановился и присел на корточки.

— Ну что же ты, дружище? — мягко проговорил я. — Совсем сдал? Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Нам всем сейчас тяжело. Но нельзя же так падать духом. Жить-то надо. Почему ты ничего не ешь? Голодая, ты теряешь силы. Так и до смерти недалеко.

Нигер чуть приподнялся. Его уши навострились. Он словно внимал моим словам.

— Нужно собраться, — продолжал я. — Слышишь? Собраться. Вместо того, чтобы предаваться страданиям, лучше помог бы в поисках своего друга. Кто его найдёт, если не ты? Ведь ты же породистый пёс. У тебя должен быть первоклассный нюх. А ты расклеился, как сопливая болонка. Негоже так, негоже. Стыдно.

Брови Нигера приподнялись. Его голова наклонилась вбок. Видя, что он настроен по отношению ко мне миролюбиво, я встал, подошёл к будке, придвинул миску, наполненную какой-то едой, и ласково потрепал пса по холке.

— Ну, давай, поешь.

Нигер, не отрываясь, смотрел на меня. В его взгляде читался какой-то вопрос.

— Поешь, — глядя ему в глаза, повторил я. — Если ты собираешься искать своего друга, тебе нужны силы.

Я снова погладил его по макушке и продолжил свой путь.

Подходя к остановке, я нос к носу столкнулся с Зинкой. Той самой пьянчужкой, которую видел во время воскресной августовской прогулки по городу, бывшей одноклассницей Натальи. От неё воняло потом и перегаром. Запах был настолько ощутим, что я непроизвольно сморщился.

Узнав меня, Зинка расплылась в противной слащавой улыбке.

— Здрас-с-сьте!

Я, ничего не ответив, шагнул в сторону, описал полукруг и бросился к выруливающему из-за поворота автобусу.

Глава десятая

Навалинский РОВД встретил меня с суровой неприветливостью, которая обычно бывает свойственна подобным учреждениям.

Дежурный сержант, — толстый, конопатый «колобок» с маленьким, чуть искривленным вправо, ртом взирал на меня с царским превосходством и упорно бубнил, как заведённый.

— Мы не даем справок о ходе следствия.

Я, конечно, не рассчитывал, что он станет выслушивать меня с выражением эстетического наслаждения на лице, но и с рисовавшемся на нём снобизмом тоже мириться не собирался. Я настойчиво требовал встречи с начальником. Сержант повторил свой ответ раз пятнадцать, но я от него не отставал, и в конечном итоге всё же взял верх. Поняв, что от меня не отделаться, дежурный озабоченно крякнул и схватил телефонную трубку.

— Борис? Это Сушков. Слушай, кто у нас ведёт дело Буцынской?… Да, о пропавшем ребёнке… Ланько? Он сейчас на месте?… Скажи ему, чтобы спустился. Тут какой-то её представитель рвётся.

Закончив разговор, сержант исподлобья посмотрел на меня и буркнул.

— К вам сейчас выйдут.

Я отошёл к окну и стал готовиться ко второму раунду.

Следователь Ланько «выходил» не торопясь. Прошло долгих полчаса, прежде чем он, наконец, соизволил явить себя моему взору. Это был невысокий хмурый майор с настолько типичной и неприметной внешностью, что её трудно даже как-то описать. Единственной приметой, которая хоть чем-то выделяла его на общем фоне, была небольшая бородавка, выступавшая на правой скуле.

— Что вы хотели? — сухо спросил меня он.

— Я хотел бы выяснить, почему вы не ищете пропавшего мальчика, — бойко выпалил я.

На лице майора не дрогнул ни один мускул.

— Откуда у вас такая информация?

— Он до сих пор не найден.

— Не найден, — кивнул Ланько. — Но это не значит, что его никто не ищет. А вы, собственно, кто?

— Я пришёл сюда по просьбе его матери.

— Кем вы ей приходитесь?

Я замялся.

— М-м-м… Знакомый.

— Просто знакомый? — переспросил он. — Этого мало. Если мы начнём отчитываться перед всеми знакомыми, нам работать будет некогда.

— Я не просто знакомый, а близкий знакомый! — в запальчивости выкрикнул я.

Стоявшие у входа постовые прыснули. Я густо покраснел, сообразив, что сморозил лишнее. В глазах майора заиграли озорные огоньки.

— А-а-а, — иронично протянул он и с картинной угодливостью развёл руками. — Тогда другое дело. Тогда докладываю. Поиски ведутся. В них задействованы все силы, которые мы можем для этого направить. Передайте это своей близкой знакомой. У вас всё?

Постовые едва не сложились пополам от душившего их смеха. Я пылал. Сознавая глупость своего положения, в которое я сам себя же и поставил, я был готов провалиться сквозь землю.

Ланько с интересом наблюдал за мной.

— Давно вы знаете Буцынскую? — поинтересовался он.

— Не очень, — выдавил из себя я. — Месяца два-три. На курорте познакомились.

— Как бы вы охарактеризовали её отношение к сыну?

Я пожал плечами.

— Как обычное отношение матери к своему ребёнку.

Я поднял глаза. Майор продолжал изучающе смотреть на меня. Не знаю, что уж он там прочёл на моем лице, но только его взгляд несколько смягчился, а тон прибрёл доверительный оттенок.

— За эти два дня мы прочесали более тридцати километров, — сообщил он. — Задействовали собак. Но следов, увы, пока никаких. Точнее, они есть. Но они обрываются у Любавиной топи. Так что передайте гражданке Буцынской, что она напрасно подозревает нас в бездействии. Поиски идут каждый день. Областное УВД даже прислало на помощь вертолёт. Сыскная группа постоянно находится на прямой связи, но ничего обнадёживающего от неё пока не поступало. Если будет какая-нибудь информация, мы обязательно вам её сообщим.

Я смущённо кивнул и, раздираемый неловкостью, вышел на улицу.

Как только я вошел в магазин, передо мной, словно из пустоты, возникла Карасёва. Она затащила меня в подсобку, усадила на стул и, не переставая всплёскивать руками, закудахтала, точно наседка.

— Ах, какое несчастье! Какое несчастье! Да как же это так?! Такой милый мальчик! Какая трагедия! Какое горе! Мы все просто шокированы! Какой ужас! Какой кошмар! Да как же такое могло произойти?! Боже мой! Как там Наталья Михайловна? Бедненькая! Ей, наверное, сейчас нелегко.

— Нелегко, но она держится, — ответил я и, решительно прервав бурный поток «ахов» и «охов», перевёл разговор на причину своего визита. — Наталья Михайловна просила забрать выручку и данные по товарным остаткам.

— Ах, да, — спохватилась моя собеседница и подскочила к сейфу. — Вот, возьмите, — сказала она, вытащив из него солидную пачку купюр. — Это выручка за три дня. Здесь… тысяч рублей. Пересчитайте и, не сочтите за оскорбление, оформите, пожалуйста, расписку. Деньги есть деньги. Сами понимаете.

— Понимаю, понимаю, — отозвался я.

Убедившись, что переданная мне сумма соответствует названной, я написал требуемую бумажку и спрятал купюры в карман.

— А это товарные остатки, — проговорила товароведша, и протянула мне таблицу, отдельные строки которой были выделены жёлтым маркером.

— Позиции, требующие пополнения, — пояснила она и фальшиво вздохнула. — Вот только как с ними быть? Наталья Михайловна ехать на базу, наверное, сейчас не в состоянии. Оно и понятно. Такая беда! Может я съезжу вместо неё? Я в принципе готова. Если она, конечно, не против.

— Я спрошу, — пообещал я.

День, проведённый дома, пошел Наталье на пользу. Она немного ожила. И хотя её вид по-прежнему был осунувшимся, в её глазах уже не сквозила та беспросветная беспомощность, которую я наблюдал утром. В них снова играл огонь.

— Щас! — иронично воскликнула она, когда я рассказал ей об инициативе Карасёвой. — Разбежалась! В принципе она готова! Нет уж! Хватит с неё и того, что в магазине ворует. Её отправить — так половины денег не досчитаешься. Купит за рубль, а отчитается как за два.

— Но истраченную сумму можно ведь посмотреть по документам, — возразил я. — По чекам, по накладным.

— Серёжа, не будь ребёнком! Любые чеки и накладные можно изготовить на трассе. Это стоит пять процентов. Нет уж. Как мне ни тяжко, но лучше я поеду сама. Так будет надёжнее.