Помоги проекту - поделись книгой:
Все чаще наша хозяйка сидела одна и не посещала восточные музыкальные вечера, оставаясь в своей комнате во мраке, с завывающим ветром. И мы видели, как она тает на глазах, словно теперь она превращалась в фарфоровую куклу с белой прозрачной кожей и горящим стеклянным взглядом, устремленным куда-то далеко.
Однажды ночью я услышала странный шум. Мы с Мишей встрепенулись и даже привстали посмотреть, что происходит с ней. Она лежала бледная и что-то нашептывала. Это был глубокий сон, поселивший тревогу и какую-то черную безысходность в сердце нашей хозяйки и сделавший печальными нас, ее друзей.
Сон для кукол — это обычное состояние. Точнее, это и есть наша жизнь — сон, который никогда не заканчивается, а мы, обездвиженные, лишь наблюдаем за ходом времени, не в силах прервать его. Поэтому мне не стоило большого труда проникнуть в ее тревожные сновидения. Миша тоже последовал за мною в тягостный и тяжелый, словно туман, мучительный сон.
Мы оказались в темном лесу. Все было неясным и каким-то странно обездвиженным. Словно время остановилось, и перестали шелестеть деревья, не капала вода, не пели птицы, даже облака, темные и грозные, застряли на месте.
Сны порой сильно отличаются от реальности, в зависимости от воображения и настроения сновидящего. Но бывают такие сны, над которыми мы не властны; они реальнее, чем жизнь, реальнее, чем сама реальность. Каждая деталь воспринимается ярче и сильнее. И если это плохой сон, то он может убить хозяина своей безысходностью и неумолимостью плохого конца. Простая жизненная преграда может восприняться как непреодолимая и последняя, отчего больше не захочется просыпаться.
Таким был и этот сон, сон застрявшего и потерянного времени. И мы с Мишей, взявшись за руки, во что бы то ни стало решили двинуться вперед в поисках хозяйки. Возможно, это было бы последним нашим путешествием.
Сон, словно туман, окутывал нас, и если мы могли бы чувствовать, как люди, мы бы ощутили холод и зловещий озноб от этого марева. Через некоторое время я уже не видела ничего вокруг, кроме белой стены. И только надежная лапа друга держала меня и тянула вперед.
Все-таки Миша появился не зря и, наверное, в самый трудный момент моей жизни. Если бы не он, возможно, я бы никогда не решилась идти вперед и действовать. А я ясно ощущала, что мне надо помочь своей хозяйке, пусть я даже тряпичная кукла. Здесь, во сне я была активным персонажем; кому как не мне были понятны эти странные сны без начала и без логического продолжения.
И только я так подумала, как туман начал рассеиваться, а через некоторое время и вовсе его не стало. Зато мы увидели нашу хозяйку. Она стояла неподвижно, ее белое одеяние истрепалось от ходьбы, босые ноги были исколоты и испачканы. Она стояла и смотрела на странный темный домик, который вдруг возник из неоткуда в этом мрачном тихом лесу.
Домик мог бы показаться даже симпатичным — милые окошки с резным крылечком, — если бы не холод и темнота, которые исходили от него. Заброшенность домика навевала грустные мысли о чем-то прошедшем и безвозвратно потерянном.
Наконец хозяйка двинулась к нему и решительно открыла дверь. Мы последовали за ней, готовые в любой момент помочь, чем только можем.
Домик оказался построен удивительным образом: в нем был большой длинный коридор, полный дверей, которые уходили направо и налево. Она включила свет, как будто бы бывала в этом месте не раз, и стало очевидным, что кроме коридора и дверей в домике и вовсе ничего не было. Кто же мог жить в одних коридорах?
Наша бедная хозяйка, бледная от предчувствий и грустных переживаний, приоткрыла первую дверь.
В комнате было темно, поэтому человек, который сидел на стуле, тотчас закрыл лицо руками от яркого света. Сразу бросилось в глаза, что, кроме этого молодого человека и его стула, больше ничего не было — ни мебели, ни окон, ни дверей.
Хозяйка остановилась в немом удивлении, и молодой человек тоже был весьма удивлен. Но уже через некоторое время они побежали навстречу друг другу и крепко обнялись. Она плакала беззвучно, он сдерживал слезы. Вся сила переживаний была видна в крепком объятии, как будто после долгой разлуки. Мы стояли с Мишей в ожидании.
Через некоторое время наша хозяйка начала что-то нашептывать молодому человеку, он молча стоял, склонив голову. Она говорила и говорила. Он только молча соглашался. Через некоторое время он снял со своих плеч ее руки и сказал, что ей надо уходить. Решительность и горечь были на его лице. Она хотела вновь его обнять, но он отошел, и вновь сел на свой стул, и вновь опустил голову, как тогда, когда она только открыла дверь. Она плакала, и крупные слезы катились по ее лицу и падали на пол. Затем она тяжелой походкой пошла к двери, последний раз взглянула на опущенные плечи своего знакомого и тихонько прикрыла дверь за собой.
В этот момент, возможно, впервые за мою долгую жизнь, я не пожалела, что я кукла. Сонная бесчувственная кукла. И пусть. Если человеческая жизнь — это череда расставаний и встреч, за которыми вновь идут расставания, я предпочитаю быть куклой, чья жизнь проходит размеренно и чье сердце не разрывается на части от человеческих страстей и ожиданий. Лучше лежать в коробке и сквозь туман видеть проплывающие события, столетия и лица, чем каждый раз умирать и вновь собирать силы на возрождение. Это невыносимые страдания.
Вторую дверь хозяйка открывала осторожно. За ней тоже оказалась комната, где тоже сидел молодой человек, смотревший в окно на темный лес. Он тоже обернулся на свет, и лицо его было радостным. Хозяйка вбежала в комнату и по-дружески и тепло обняла этого радостного от встречи молодого человека. Она плакала, но слезы, тем не менее, не стирали улыбки. Она стала нашептывать ему что-то на ухо, обнимая его. Он похлопал ее по плечу и сказал, что ему здесь достаточно хорошо и что он видел ее, когда она входила, и был рад ее приходу. Он гладил ее по плечу, и они долго смотрели друг другу в глаза. Тихая печаль повисла в этом долгом взгляде. Наконец он забрал свою руку и сказал, что ей пора уходить и чтобы она была спокойна за него: у него все хорошо. Лес не всегда бывает таким мрачным, за окном порой бывают рассветы и закаты, за которыми он любит наблюдать. Она ласково провела по его лицу рукой и грустно пошла к двери, закрыв ее за собой.
С тяжелым вдохом она открывала следующую дверь. Там была старинная железная кровать с пирамидой подушек в кружевах, которых уже сейчас не вяжут. Другой мебели не было. На кровати сидели два старика. Увидев их, наша хозяйка бросилась к ним в ноги и громко-громко заплакала, что-то нашептывая в плаче. Бабушка тоже плакала, а дедушка, закрыв глаза, нежно гладил нашу хозяйку по голове. Они сидели так долго-долго, потом стали нежно обниматься, и она тоже села вместе с ними на кровать и положила голову на плечо старой женщине. Женщина осторожно и ласково расправляла растрепанные волосы и вытирала намокшее от слез лицо.
Эти картинки и сейчас стоят у меня перед глазами. Наверное, было бы легче встретить страшных монстров и каких-то отвратительных чудовищ в этом доме, чем увидеть то, от чего твое сердце разрывается на части.
Все знали, что и здесь наступит время расставания. И старики осторожно снимали с себя ее руки и отстранялись от объятий, которых искала и искала наша хозяйка. Наконец она начала сильно плакать, не готовая уходить из этой комнаты. Но старики, преодолевая себя, нежно и крепко отстраняли ее к двери, пока она, упавшая в слезах, не осталась в том странном коридоре с захлопнутой перед собой дверью.
Она долго так сидела, не в силах даже встать, с красным от слез лицом и вздетыми к потолку глазами, с мольбой о силах. Наконец она взяла себя в руки и поднялась. Пришлось взяться за ручку еще одной двери, не зная или зная, что ждет ее за ней.
Эта была самая темная комната, и в ней не было окон, лишь книги, разбросанные вдоль стен, много книг. На полу сидел человек с седыми волосами, и мне показалось, что среди прочих этот мне знаком. Яркий свет привлек его внимание, и он поднял лицо. Это оказался тот самый коллекционер ценностей из лавки старины.
Она упала от неожиданности и пронзительной боли, сердце ее почти разбилось в этот момент; я почувствовала это, словно это мое картонное сердце перестало биться и сжалось в комок.
Она упала и заплакала, даже не в силах двинуться к этому странному человеку у среди разбросанных книг. Лишь только белые руки потянулись к нему, призывая его. Но он сидел молчаливый и грустный, и крупные слезы падали с его почти бесцветных глаз. Он не хотел ни приближаться, ни двигаться к ней. Он не хотел ничего. Лишь слезы выдавали бушующие в нем чувства.
Мы с Мишей видели, как наша хозяйка стала таять на глазах, словно тот белый туман, более не выдерживая испытаний этого коридора, этих комнат и этого дома. Ее безжизненная фигура с распростертыми вперед руками стала растворяться и становиться все тоньше. В этот момент Миша разжал свою лапу и выпустил мою тряпичную руку.
Я глубоко вздохнула и поняла, что, возможно, именно сейчас, во сне, где я чувствую себя полноправной хозяйкой, у меня есть шанс помочь моей хозяйке. В реальности я бы не смогла сделать для нее того, что могу сделать здесь. Я стала увеличиваться и становиться большой, большой, до тех пор, пока моя хозяйка, теперь словно кукла, не поместилась у меня в руках. И тогда я нежно взяла ее, легкую и бездыханную, на руки и вынесла из этой комнаты. «Позаботьтесь о ней», — сказал нам с Мишей этот странный собиратель книг и древностей. Мы кивнули, и Миша закрыл дверь.
Мы вышли из этого домика, полного воспоминаний и слез, и стали двигаться туда, откуда пришли. Уходя, мы заметили, что во многих комнатах зажегся свет, и увидели радостные лица, провожающие огромную тряпичную куклу, держащую на руках спящую женскую фигуру, а рядом вышагивал бордового цвета медведь в кружевном жабо и с одним ухом.
Мое картонное сердце было полно печали, но билось спокойно и равномерно. Своими неуклюжими пластиковыми ручками я расправила слипшиеся от слез волосы, погладила по голове свою хозяйку, и мне захотелось сказать ей, пусть даже она спала и не слышала меня: «Вот теперь все будет хорошо, дорогая».
Глава Пятая
Жизнь в тумане
Мы наконец вернулись домой. В шкафчиках и на полочках нас ждали наши друзья: книги и куклы, мишки и игрушки, любимая ваза и знакомый вид из окна. Дом наполнился друзьями, весельем и шампанским, громкими разговорами, расспросами и полуночными чаепитиями с задушевными откровениями. Казалось, что весь этот год был просто сном, порой дурным и удушливым, порой радостным и веселым, как любой удивительный сон. Моя хозяйка охотно рассказывала о наших путешествиях, и мы с Мишей были тому свидетелями.
Лишь последние месяцы, связанные с болезнью, она опускала в своих рассказах. Да и зачем нужно нагружать друзей лишними скучными подробностями? Жизнь легка и проста, будь то жизнь куклы или человека. И если видеть в ней только хорошее, в памяти и останется только хорошее. А слезы и тяжелые воспоминания придают лишь горький привкус, за который мы порой цепляемся даже больше, чем за всё то хорошее, что произошло.
Поэтому я тоже старалась не вспоминать ту страшную ночь и видела лишь улыбки и веселье в глазах хозяйки. Странно, но каждый вечер она ложилась спать и подолгу смотрела на меня в темноте. Смотрела и засыпала. Я не решалась тревожить ее сны.
Однако после всех этих путешествий, после всех этих странных событий со мною стало происходить что-то необъяснимое: я все чаще прислушивалась к разговору людей, мне становилось смешно от их шуток, любопытно от ярких подробностей, грустно от чьей-то тоски. Если бы я только могла, я бы прыснула от смеха или всплакнула с ними. Такого еще не происходило со мною.
А еще в моем картонном сердце с той ночи поселились тревога и какие-то предчувствия, хотя всё вернулось на круги своя — жизнь старой итальянской куклы в городской квартире одинокой молодой женщины, страстно увлеченной куклами и путешествиями. Но мое сердце не успокаивалось, и если кто-нибудь захотел бы приблизиться к моей груди в этот момент, он бы явственно почувствовал стук. Настоящее чудо! Стук живого человеческого сердца.
Чего я боялась? Я боялась снов и того леса с непроницаемо белым, пропитанным неизвестностью туманом. Я знала, что мне предстоит туда вернуться, и как бы я этого ни хотела избежать, он звал меня. Это было началом новой истории.
Этот стук вновь вернул меня из жизни кукол в реальность. Я сидела в красивом кресле на своем вечном посту у кровати хозяйки. Была ночь, гости разошлись. Она опять не ложилась. В тишине ночи ее горящий взгляд был устремлен на меня или сквозь меня. Я тоже посмотрела на нее. Именно, впервые в жизни, посмотрела: внимательно, словно видела кого-то другого, смутные далекие воспоминания. И тогда она закрыла глаза, откинулась на подушки и уснула.
Мое сердце, сначала медленно, но потом всё быстрее, стало отбивать незнакомые мне тревожные ритмы, пока этот звук и вовсе не превратился в бой курантов. Я не могла остановить этот бег и этот звон, который взбудоражил мое тихое кукольное существование. И бы я не страшилась, я знала, что мне предстоит вернуться туда. Все эти дьявольские загадки, пугающие секреты и тайны хранил тот лес. И несмотря на то, что больше всего я боялась этой встречи, этого непроницаемо белого, пропитанного неизвестностью тумана, я закрыла глаза, зная, что тотчас же окажусь именно там, словно погружаясь в белую трясину сновидений, сотканную из сомнений, страхов и ужасов. Моих ужасов.
Окунуться в сны очень легко: перестаньте думать, разгоните свои мысли, словно они — бегущие по небу облака, закройте глаза; а теперь сделайте глубокий вдох и откройте их там, в мире ваших фантазий.
Лес накрыл знакомый густой туман. Он струился из земли, окутывал стволы деревьев, раскачивая воздух во все стороны, словно был живой. Всюду мне мерещились какие-то смутные тени, безмолвные, но страшные в своем молчании: огромные слоновьи головы, пасти гигантских тигров, зверские обезьяньи ухмылки. Однако при приближении все эти привидения оказывались всего лишь кронами высоких деревьев, которые моя фантазия превращала в зловещих монстров.
Возможно, из-за того что это было со мною не в первый раз, я доверилась этому лесу и туману. И тут же мне даже показалось, что он встретил меня, как хорошего знакомого, и его рука незримо ведет меня куда-то, чтобы обязательно показать мне что-то.
Однако страхи мгновенно рассеялись, как только я увидела подол платья убегающей прочь хозяйки. Мне захотелось двинуться, рвануть вслед за ней, уцепиться за быстро исчезающий в тумане край платья, как вдруг сильный ветер откинул меня в обратную сторону. Кто-то другой пробежал мимо, отчего эта ветряная воронка закружила меня. Я не успела прийти в чувство и машинально схватила кусок ткани, пролетающей мимо, и весь этот стремительный бег утянул меня за собой. Лишь потом я поняла, что меня уносит в противоположную сторону, всё дальше от моей хозяйки, а она всё больше исчезает в глубине туманного таинственного леса.
Я ухватила подол молодой женщины, которая еще долго бежала, словно скрываясь от кого-то. Резкие движения и неровный бег, прерывистое дыхание выдавали сильный страх перед преследованием.
Это была совсем молодая женщина. Несмотря на ожесточенный вид и полный страха взгляд, а также бледность и усталость, ее можно было бы назвать даже красивой. Светлые волосы от бега сделались мокрыми и прилипали к лицу, под глазами обозначились глубокие круги, продольные морщины делали лицо остервенелым и даже суровым. Мне захотелось узнать, что или кто гнал ее по этому и без того полного чертовщины лесу.
Она бежала долго, чаща мелькала перед моими глазами. Наконец она выдохлась и упала без чувств. Прошло еще какое-то время. Отойдя от обморока, она подняла голову и сразу же стала хищно всматриваться в след, видимо, выискивая признаки погони, но никого не было.
Наконец она увидела меня. Я не хотела пугать ее: говорящие куклы вряд ли успокаивают и без того расшатанные нервы. Но мне не удалось ни успокоить, ни напугать ее, так как внезапно мы услышали человеческие голоса: с разных сторон Лес стал наполняться людьми. Это было так удивительно, что каждая из нас немного забыла про свои огорчения.
Белые одежды, развевающиеся на ветру шифоновые и шелковые шарфики, узорчатые зонтики, морские пилотки — это были люди из моей эпохи: дамы в нарядных длинных платьях с оборками, в шляпках, с изящными бантами и рюшками; мужчины, поддерживающие их под локоть, в белых льняных костюмах с бабочками и соломенных шляпах.
Да, Лес мог не только пугать, но и удивлять. Вот бы разгадать его загадки!
Они всё шли и наполняли собою видимое пространство, занятые своими разговорами и прогулкой, гудящим весельем. Лес стал белым от их присутствия.
Молодая женщина поднялась, вслед за ней встала и я, всё еще держа в своих пластиковых ручках ее подол. Компания в белых одеждах не замечала нашего присутствия, а мы, наоборот, разглядывали их с большим интересом. Я и не знала, что в Лесу бывает так много людей и что он, Лес, бывает таким разным.
Моя новая знакомая, окончательно придя в себя, стояла в нерешительности на месте. Где она? Кто эти люди? Что теперь делать? Я и вовсе не знала, что теперь думать, а так как привыкла повсюду следовать за людьми, решила тоже стоять и ждать. Пауза затянулась, но ненадолго: я почувствовала трепет в руках и, посмотрев вверх, увидела сильную перемену в лице новой знакомой. Она опять побледнела, стала раскачиваться, вновь метаться, как бы не находя себе места, отчего и меня, державшую ее платье, стало трясти. Я посмотрела в ту сторону, куда она так напряженно всматривалась, и ужаснулась.
В Лесу, среди всей этой беззаботной компании в белом, с пикником и играми на свежем воздухе, среди смеха и громких разговоров, из глубокого черного покрова стали проглядывать, словно миражи, тигриные и львиные морды. Это было сверхъестественно и привело меня в такое изумление, что я не сразу вспомнила: я нахожусь всего лишь во сне, где можно встретить и увидеть невероятное.
Оцепенение сковало всё ее существо, и только этот горящий взгляд, в котором отражались гигантские опасные воплощения всех ее страхов, которые настигли ее сразу и вместе.
Однако моему удивлению не было предела, когда я заметила, что двигающиеся фигуры зверей вовсе не пугали всю эту компанию: те по-прежнему смеялись и громко разговаривали, порой уступая дорогу тигру или обходя огромного хохлатого льва. Звери тоже не особо обращали на них внимание. Две реальности, соприкасаясь, двигались по своим траекториям, не мешая друг другу. И чем больше они приближались, тем отчетливее я стала понимать, зачем они пришли. А точнее, кого они искали.
Моя новая знакомая больше не шевелилась, она, казалось, наоборот превратилась в статую. На лице отобразился такой ужас, что оно стало не просто бледным, а белым, как тот туман, что столкнул нас. Мне кажется, если бы она сейчас упала, она разбилась бы на осколки, словно мраморное изваяние.
Животные при приближении к нам тоже изменялись: шерсть их становилась дыбом, хвосты выкручивали нервные зигзаги. Глаза хищников становились черными и приобретали странный гипнотический блеск, устремляясь все в одном направлении, сосредотачиваясь на одной точке. В этих агатовых блестящих шарах я увидела бледную тонкую женскую фигуру, застывшую в оцепенении, и маленькую желтую куклу, ухватившуюся за ее юбку. Люди в белых одеждах будто не замечали происходящего; более того, они стали удаляться в глубь Леса и, словно призраки, на глазах таяли в воздухе.
Новые гости всё еще прибывали, становясь во второй круг цепи. Снизу мне было трудно сосчитать, сколько их, я видела только стену из разномастных шкур. Огромные косматые головы открывали свои страшные пасти в реве и рыке.
Молодая женщина более не двигалась. Безысходность сковала всё ее существо, и только этот горящий взгляд выдавал признаки жизни, в котором отражались опасные гигантские воплощения всех ее страхов, которые настигли ее вместе и сразу.
Наконец мы были полностью оцеплены разношерстными представителями семейства кошачьих: африканскими и азиатскими львами, бенгальскими и гималайскими тиграми всех мастей, черными пантерами и прочими.
И теперь ей уже было не убежать. Это было понятно по довольным кивкам гривами и реву ожидающих расправы хищников. Я смотрела на нее и не знала, чем помочь. Секунды становились невыносимо долгими, минуты были похожи на вечность. Эта остановка времени уже была мне знакома, и чей-то неожиданный рык повис в воздухе.
Я закрыла глаза и подумала: что могло бы спасти нас сейчас? Было бы здорово, если бы мы были какими-нибудь волшебными героями или имели магические талисманы: один взмах руки смел бы сильным ветром этих диких кошек. Но вряд ли у меня или у моей испуганной спутницы были подобные палочки-выручалочки.
Было бы верным перестать бояться и источать этот сладкий вкус добычи, на который нацелились животные. Но вряд ли этот совет был уместным сейчас, за минуту до расправы.
В голове крутились другие идеи, я открыла глаза и увидела, что моя новая знакомая, нервно ломая руки, тоже ищет выход. Однако в голову не приходило ничего дельного; в такой безвыходной и безнадежной ситуации ей еще не доводилось бывать. Отчаяние охватило ее, и всё, что я, пожалуй, могла сделать, — это обнять ее за ногу. Она почувствовала мое прикосновение, быстро взяла меня на руки, зажмурила глаза и крепко обняла. Так обнимают в самые отчаянные минуты своих мам, сестер, подруг или любимых кукол.
Я читала ее мысли: она уже видела, как несколько самых крупных полосатых гигантов в прыжке разрывают ее на куски, и страшная картина полностью сковала ее сердце, от чего оно перестало биться. Не в силах более изменить ничего, она замерла на последней мысли в воспаленном сознании: «Пусть это случится побыстрее».
Больше не хотелось ни прятаться, ни бежать, ни бороться, ни защищаться, ни думать, ни двигаться. Захотелось вновь обернуться маленькой девочкой, которую обязательно возьмут на руки и спасут от ужасных страшилищ мама или папа.
Всё.
Казалось, прошла вечность без движения. Но что-то случилось, воздух как будто качнуло. И я, всё еще прижатая к ее груди, почувствовала новый стук. Четкий. Звонкий. И только она так подумала, и только ее сердце забилось в новом звонком ритме — животные сделали движение вперед, и жаркое дыхание обдало нас горечью мускуса кошачьего тела, тронув жестким мехом.
Монстры пронеслись мимо. Их морды поскучнели, потеряв к нам всякий интерес, и вместо рева мы услышали позевывание уставших кошек, разбредающихся в стороны. Они больше не смотрели на нас, часть из них и вовсе уселась рядом и облокотилась своими пушистыми формами о бедную тонкую фигуру моей несчастной знакомой, словно поддерживая и согревая ее своими телами.
Она еще долго так стояла, напряженная и нервная, с широко открытыми глазами, сильно прижимая меня к себе.
Глава Шестая
Война Долли
Однажды к нам в гости заглянула одна пожилая и на вид очень больная женщина. Узнав, что моя хозяйка коллекционирует кукол, она решила подарить ей свою коллекцию, которую бережно собирала и хранила в течение пятидесяти лет. Ее век подходил к концу, и она не знала, кому передать свое сокровище. Детям и внукам куклы были не нужны.
Она была очень богата, до последнего управляла фабриками и заводами, была одной из первых женщин-управляющих в свое время, хотя чисто внешне оставалась просто приятной пожилой дамой с умными грустными глазами. Куклы всегда сопровождали ее и никогда не покидали. У нее были личный музей и своя мастерская, откуда появлялись потрясающие красавицы в роскошных нарядах с царственным взглядом, которые могли бы служить украшениями любого королевского музея. Почти никто и никогда не видел ее потайной сокровищницы, этих залов с зеркальными и стеклянными шкафами, полных фантастических неземных созданий.
По ее словам, куклы живые, они умеют слушать и разговаривать, и иногда они звали ее. Каждый раз она оставляла свои дела и шла на этот зов, либо покупая понравившуюся куклу, либо выдумав ее в своей мастерской.
Моя хозяйка отказалась от такого подарка: к сожалению, подобная ноша как обогащает, так и становится невыносимо тяжелой для ее хозяина. Любая страсть поглощает, превращая обладателя сокровища или таланта в своего раба.
Дама взяла меня в руки и спросила цену. В этот момент меня словно ударило током, недавно проснувшееся сердце стало расти, и ему стало тяжело в этой пластмассовой клетке. Оно стало биться о стенки, сотрясая все мое существо. Сердце билось испуганной раненой птицей, ожесточенными ударами нанося травмы себе и кроша все вокруг. Мое маленькое тельце, внешне недвижимое, разрывалось внутри от возмущения и страданий. Моя хозяйка ничего не ответила. Ее взгляд был устремлен куда-то вовне.
Дама успокаивающе погладила меня по голове и сказала: «Я знаю, ты хочешь остаться с ней. Я не возьму тебя».
В этот момент все умолкло. Чувства покинули меня, и я провалилась во что-то темное и густое. Мысли вернулись так же быстро, как и пропали, но я оказалась уже совсем в другом месте, и это вновь был тот самый Лес. Жуткое разочарование и нехорошее предчувствие овладели моим кукольным тельцем, живущим и чувствующим, как человек. Слишком много слез и слишком много потрясений приносили мне эти встречи. И не оставалось надежд, что и в этот раз мне окажут теплый прием.
В этот раз Лес был неспокойным, чудовища, окутанные туманными тенями, со скрипом тянули ко мне свои пасти, запугивая яростными рыками; мощными хоботами они трубили проклятья, мерзким шипением предвещали несчастье.
И самое страшное, что я не могла повернуть назад, не могла выйти из Леса, не узнав, зачем он позвал меня.
По знакомой традиции я пошла вглубь, и чем дальше входила в его дебри, тем страшнее становилось. Странные звуки и шумы раздавались отовсюду. И чем глубже я входила, тем отчетливее слышала треск бьющегося стекла, скрежет металла, ужасные крики и стоны людей. И вот остался последний шаг перед тем как увидеть то, что приготовил мне сегодня Лес.
Я сделала глубокий вдох и двинулась туда, где шла война…
Это был настоящий кровавый бой. Дрались люди. Много людей. Мужчины и женщины. Молодые и старые. Я видела даже детей. А при большем внимании стали бросаться в глаза еще более странные картины: многие дрались, не имея противника, напротив них стояли огромные зеркала; порой это были огромные осколки в человеческий рост. Вот откуда был этот страшный треск! Осколки разлетались в разные стороны, но больше всего ранили того, кто стоял напротив. Наконец после долгой неподвижности я решилась двигаться вперед, в гущу сражений.
Это было жуткое зрелище. Ошеломленная увиденным, жестокостью побоища, я то и дело останавливалась. Женщины и мужчины истязали, пытали, избивали кнутами, наносили отчаянные удары и пощечины друг другу. При этом женщины ничуть не уступали мужчинам в силе и ожесточенности. Жуткие кровавые следы долгих упорных боев виднелись на коже, кровь брызгала в разные стороны, однако никто не сдавался и не просил помощи.
Я видела пару, где молодая рыдающая женщина цеплялась за уходящего мужчину с холодным взглядом, умоляя остаться, целуя ему ноги. Он же ударял ее, и чем больше она умоляла, тем злее и суровее становился он. Стоило ей упасть после очередного удара, замирая от боли, и он поворачивался к ней, его взгляд становился участливым, и он даже жалел ее, поглаживая. Но как только боль утихала и она приходила в чувство, снова поворачивалась к нему, начинала цепляться и умолять, он вновь превращался в жестокого и холодного, и чем сильнее она просила, тем сильнее он отталкивал ее.
И когда она опять начинала целовать его руки, корчась на коленях, цепляясь на штанину, он начинал бить ее. Медленно, беспощадно бил по лицу, отвечая на поцелуи ругательствами и криками. По его же лицу пробегали судороги ярости, оно серело и становилось нечеловеческим.
Я видела других людей и другие пары; между ними иногда становились дети, порой попадая под удары, и это тоже не останавливало бой. Некоторые пары держали в руках страшные осколки, где отражались их кривые от ярости лица, кровь текла по рукам, каждый удар мог стать последним. У многих на руках уже лежали мертвые, и страшный вой стоял вокруг, жуткий, пронизывающий, словно выли не люди, а волки. На это невозможно было смотреть. Даже мое пластмассовое тело холодело и чувствовало кошмар происходящего. Сердце сжималось от боли и теперь походило на бедную испуганную птичку, забившуюся в угол.
Одна картина также заставила меня остановиться. В воздухе очень высоко зависла тонкая фигура молодой женщины. Невидимые силы сжимали ей горло, от чего ее трясло во все стороны. А напротив нее завис огромный осколок зеркала, в котором отражалось какое-то чудовище с изрезанным лицом, жуткими кровоподтеками и отвратительными искаженными чертами. Сначала я даже не поняла, что именно происходит. Чем сильнее она пыталась освободиться, тем сильнее сжималось невидимое кольцо у нее на шее, тем страшнее кривилось чудовище в зеркале.
И вдруг я заметила, что девушка посмотрела на меня. Это было неожиданно и странно, ибо другие участники поля битвы не обращали на меня никакого внимания, хотя я и пробовала говорить с ними. Она посмотрела на меня с мольбой. Лицо ее становилось неестественно красным, шея начинала синеть. Мне очень захотелось дотронуться до нее, но она так высоко зависла в воздухе!.. Однако как только я об этом подумала, невидимый поток ветра подхватил меня и поднес к ней.
Она вновь посмотрела на отражение, и волна ненависти прокатилась по ее бедному лицу.
Я пригляделась к монстру напротив, и меня осенило: сквозь все эти порезы и раны ужасное чудовище оказалось израненным отражением этой бедной девушки. Присмотревшись ближе, я увидела, сколько боли от ран оно испытывает; ярость на лице была всего лишь реакцией на сильное жжение и муки.
Девушка с новой силой попыталась освободиться из удушающих оков, заболтала ногами и прорычала какое-то ругательство. Отражение ответило холодным взглядом, полным ненависти, и усилило хватку. И так по кругу. Эта история стала подходить к концу: девушка больше не смотрела на меня, дышать становилось всё сложнее, она билась в агонии. Лицо ее посинело, глаза стали выкатываться. Я приблизилась к ее лицу и сказала:
— Быстрый способ окончить войну — проиграть ее. Ты проиграла. Они выиграли. Всё.
В этот момент что-то случилось. Одно мгновение. Только один вдох. Только один выдох. Она посмотрела на меня, и по ее немому бордовому лицу потекли слезы, стирая красноту и синеву удушения. Она сказала, что ее обманули, жестоко предали, и она ненавидит. Я сказала, что, возможно, это так, и она проиграла, к сожалению. Она сказала, что над ней будут смеяться. Я сказала, что, возможно, это так, и она проиграла им и в этом, к сожалению. Она сказала, что ей стыдно за себя. Я сказала, что это пройдет.
Поделиться книгой: