Следствие

Николай Васильевич Успенский

Следствие

В один зимний вечер при оглушительном лае собак к завалившейся избе подъехал судебный следователь на паре обывательских лошадей. Пока хозяйка дома с длинной хворостиной в руках бегала за остервенившимися собаками с угрожавшими возгласами, а ее муж в нагольном тулупе украдкой выглядывал из сеней, следователя встречал местный старшина таким известием:

– Вашему высокоблагородию отвели квартиру у отца дьякона, а доктору и становому у батюшки.

– Это для меня решительно все равно, – сказал следователь и торопливо устремился в свою квартиру, освещенную единственной сальной свечкой, нагоревшей до того, что портреты духовных лиц и военные герои, висевшие на стенах, казались как живыми, шевелясь в волнообразной борьбе света с тьмою. Между прочим, следователь при входе в избу немало был изумлен писком и грохотом крыс, бросившихся по щелям, лишь только хлопнула дверь.

Пока готовился самовар, гость завязал разговор с хозяином, стоявшим у самой двери и, по-видимому, готовившимся исчезнуть с быстротою молнии; однако первый осмелился начать речь следующим замечанием:

– Холодненько сегодня. – При этом он запахнулся, осторожно вздохнул и посмотрел на потолок.

– Ваша правда; холод изрядный…

– Не прикажете ли ваше одеяние развесить на печке… мы сегодня нарочно топили для вашего приезда… так ежели что посушить… оно за ночь-то провянет за первый сорт!

– Прикажите из калош снег выбить… давеча мы сбились с дороги… Я слез, да и увяз в снегу чуть не по колена.

– Очень хорошо!

Хозяин отворил дверь и крикнул: «Эй! Алешка!» Явился в одной рубашке, босиком мальчик лет двенадцати.

– Бери калоши, осторожно вытряси снег… да того… поставь их посушить на печку… понимаешь?

– Понимаю.

– Да чтоб завтра до свету были вычищены.

Мальчик схватил калоши и опрометью бросился вон, закричав: «Самовар ушел! самовар ушел!..» За этим возгласом последовала беготня в сенях и женские крики: «Скорей! ушел! ушел! давайте крышку! где конфорка?»

– Велико ваше семейство? – спросил следователь хозяина, который глубоко вздохнул и отвечал:

– Как песок морской… Истинно, не лгу!..

В это время девушка лет двадцати внесла огромный самовар и, держа голову набок, поставила его на дубовый стол.

Затем она скромно отошла к стене и начала обдергивать свой фартук.

– Чайник позвольте, – сказал гость.

– Чайник! – грозно крикнул хозяин.

Девушка, исполнив требование, снова стала к стене. – Стаканы или чашки позвольте, – сказал следователь.

– Стаканы! – повторил хозяин.

Девушка полезла в шкаф, а хозяин шепотом говорил ей:

– Экая ты! неужели сама не догадаешься?..

– Оставьте! без вас знаю! – в свою очередь прошептала девица. Поставив стаканы на стол, она вышла.

– Прошу покорно чайку попить, – предложил гость.

– Чувствительно вас благодарю, – подходя к столу, сказал хозяин, – я, признаться, чай люблю; но сахару весьма мало употребляю. По мне, его хоть не будь.

– Водочки не угодно ли?

– Вот это пользительно – особенно после трудов… нынче целый день молотили…

– Сейчас прикажете налить?

– Да! уж перед чаем!.. оно как будто тверже… Будьте здоровы! это, должно быть, не простая?

– Бархатная! прямо с завода…

– Я уж чувствую…

– Не прикажете ли еще?

– Если милость ваша будет, позвольте.

Хозяин выпил вторично и видимо приободрился. Даже голос вдруг сделался громче, из нежного тенора перешел в густую октаву, от которой дрожали стекла. Расположение духа также изменилось: отхлебнув глоток чаю, хозяин воскликнул:

– Скажу вам… люблю я от всей моей души образованных людей… Клянусь господом богом! Подумаешь: сколько?.. Гмм… да нет! уж лучше не говорить!

– Не восторгайтесь образованными людьми, а вы мне лучше вот что скажите…

– Ах, нет! не говорите… Как это можно?..

– Я приехал сюда, вы знаете, по делу…

– Знаю, ваше высокоблагородие: насчет мужика, что удавился.

– Ну да! вы знавали его?

– Помилуйте! наш гражданин, да не знать…

– Каков он был человек?

– То есть который удавился-то?

– Да! не можете ли вы мне что-нибудь сказать об нем?

– Отличный был человек! вот вам Христос! Конечно, уж теперь бог ему судья; жалко, что погубил свою душу; только человек был степенный, работящий и к церкви прилежен.

– Вы никого не подозреваете в его смерти?

– Никого-с!.. – Хозяин подумал и сказал: – Да позвольте: кто согласится, к примеру будем говорить… Ну, кто согласится удавить его? Что у него есть? богатство, что ли, какое?

– А он беден был?

Хозяин на этот вопрос так решительно махнул рукой, что едва не уронил стакан.

– Одно слово: голь была непокрытая… Всю жизнь боролся с бедностью… то дом в третьем году сгорел, то лошади пали… а тут как пошли неурожаи. Эх! ваше высокоблагородие! ведь человек не камень… камень и тот от жару трескается…

– Позвольте вас поблагодарить за то, что вы мне сообщили про покойника…

– Помилуйте? За что же?

– Нет, видите, в чем дело: человек вы, как я вижу, откровенный, простой: каждое ваше слово для меня дорого: теперь для меня все ясно… Не лучше ли, однако, нам выпить да подумать об ужине?

– Прекрасно!

– За ваше здоровье! – сказал гость.

– Об ужине вы не беспокойтесь: изготовим все, что только вам будет угодно.

Хозяин выпил и отправился в другую половину своего дома. Вскоре он явился с известием:

– Ваше высокоблагородие! что будет угодно? Яичницу с ветчиной, или прикажете убить курицу?

В это время под окнами раздался колоколец, и в избу вошли доктор и становой.

– Вы вот где? – закричал доктор, снимая с себя шубу. – А мы, батюшка, плутали, плутали с Антоном Прохоровичем… насилу доехали!

– Вам, господа, отведена квартира в доме священника, – сказал следователь. – Впрочем, если угодно, ночуем все здесь.

– Ничего! разберемся! – сказал доктор. – А вот у вас чай и водка – это кстати! Ну уж и буря поднялась! свету божьего не видно!

– Представьте! – заговорил становой, – поехали мы на деревню Круговертовку… оттуда надо держать на Волчий Верх… ведь вы знаете? Что ж? каких-нибудь версты три, не больше! Хорошо!.. выехали мы, уж начало смеркаться; вдруг кучер остановился: что такое значит? Смотрим: лошади стоят под крутым обрывом…

– Это вы, вероятно, взяли ниже… там дорога сбивчивая, – сказал хозяин…

– Уж я знаю эти места: ночью непременно собьешься… особливо во время метели… Ну, да что толковать! надо деребнуть хорошенько.

– Не наводили справки? – спросил доктор следователя.

– Когда же было наводить? Я сам сейчас только приехал…

В избу вошел фельдшер с ящиком и портфелью…

– Иван! – обратился к нему доктор, – завтра чем свет будь готов… поточи скальпель, пилу… одним словом, чтобы все было в порядке… На-ка выпей с морозу-то! Да отправляйся к священнику. Скажи, что мы сейчас придем, только выпьем по стакану чаю.

– Кто у вас тут удавил мужика? – спросил хозяина становой.

– Почему же мы знаем, ваше благородие? – Ведь мы с ним не в одном доме жили.

– Наделал он нам хлопот!..

– Сколько этих следственных дел! Ужас, ужас! вот надо еще ехать в деревню Мухортовку – там грабеж какой-то случился…

– А вы слышали, какой тиф свирепствует в наших краях? – сказал доктор.

– Разве тиф бывает зимою?

– Отчего же нет? В деревнях бывает. А уж о скорбутах, лихорадках, водянках и говорить нечего! Крестьянские дети мрут как мухи… Впрочем, что ж? просторней жить будет…

– Все дело рук божиих, – заметил хозяин.

– Разумеется…

– Сказано: без воли моей влас главы не погибнет… Явилась работница священника и объявила:

– Батюшка вас просит на чашку чаю.

– Ну, прощайте! Завтра пораньше вставайте, да и за дело…

Становой и доктор отправились в свою квартиру.

Следователю принесла хозяйская дочь ужин. Она как

вкопанная стала у двери вместе с своим родителем.

– Позвольте ложку, – сказал гость.

– Ложку! – подтвердил хозяин.

Девушка отправилась в другую половину и принесла деревянную ложку.

– Ножик и вилку одолжите…

– Ножик и вилку!

Исполнив требуемое, девушка стала к стене.

– Соли! – сказал следователь.

– Неужели ты этого не понимаешь? – прошептал хозяин дочери.

– Что вы пристали? – заметила девушка, – понимаем тоже кое-что без вас.

– Не угодно ли со мною поужинать? – предложил следователь хозяину.

– Нет-с, мы этого не потребляем… сегодня постный день.

– Я и забыл… извините.

– Мы соблюдаем устав…