Помоги проекту - поделись книгой:
Слова и образы
Сами посудите, что подспудно сообщает ребенку взрослый, внушая ему мысль о «жестокости мира» и необходимости «пробиваться с
боем»? — Ребенок начинает чувствовать себя во вражьем стане. А поскольку мир большой, а ребенок маленький, он не чувствует и не может чувствовать в себе сил победить весь мир. Поэтому у одних детей развиваются страхи, а у других — агрессивность, в глубине которой скрывается все тот же страх.
Для нормального развития ребенку совершенно необходимо верить, что мир добр. Да, в нем могут встречаться отдельные вкрапления зла, но именно вкрапления, редкие и непременно побеждаемые добром. Иначе страх парализует ребенка, затормозит его интеллектуальное и эмоциональное развитие. Недаром даже дети, пережившие сущий ад: войну, стихийные бедствия, утрату близких, — подсознательно стремятся забыть, вытеснить кошмарные переживания. И действительно, очень многое со временем забывают, переключаясь на более радостные, светлые впечатления. Иначе у них не будет сил жить.
А тут не кто-нибудь, а собственные родители, чье слово весит для маленького ребенка гораздо больше слов всех остальных людей, выбивают из-под него опору, подрывают его представления о доброте и справедливости окружающего мира. Вместо того, чтобы защитить сына от обидчиков, отец, с одной стороны, нагнетает в нем страхи, а с другой, лишает малыша самоуважения, называя его слюнтяем. После этого довольно наивно ждать каких-либо положительных сдвигов в поведении робкого ребенка.
Защищать, пока не сможет защитить себя сам
Защищать детей нужно обязательно! Конечно, не стоит уподобляться склочникам, которые по любому поводу бегут «качать права» в школу, садик, во двор. Но оставлять ребенка беззащитным (да еще попрекать его тем, что он не может постоять за себя сам!) взрослые просто не имеют права. Ведь это самое натуральное предательство.
Поверьте, если бы ребенок мог расправиться с обидчиками без посторонних, он бы с удовольствием это сделал. Никому не хочется чувствовать себя слабаком и трусом. Как только он соберется с силами, ваша помощь станет ему не нужна. А пока этого не произошло, долг родителей — обеспечивать ему надежную защиту.
В конце концов, мы ведь тоже не всегда справляемся со своими обидчиками сами, а в каких-то случаях прибегаем к помощи милиции. Как бы вы посмотрели на милиционеров, которые на просьбу защитить вас от распоясавшихся бандитов, ответили бы:
— А кулаки у вас на что? Сами защищайтесь, как можете. Человек должен уметь сам за себя постоять.
Вам кажется неправомерным сравнивать маленьких распоясавшихся хулиганов с большими? Но ваш ребенок-то тоже маленький. И для него Петька с Колькой, терроризирующие двор, такие же страшные, как для вас — настоящие террористы.
Изъять из травмирующей среды
Если сына или дочь регулярно обижают в детском садике, необходимо поговорить с воспитательницами. Сперва, конечно, лучше по-хорошему (оно всегда предпочтительней). А не получится — тогда и по-плохому. Помните: администрация детского учреждения, которое посещает ваш ребенок, по закону отвечает за его физическое и психическое здоровье. Поэтому воспитатели обязаны следить за психологическим климатом в группе, унимать драчунов, не позволять одним детям дразнить других.
Вы скажете: «Да сейчас все дети ужасно агрессивные. Везде одно и то же, везде дерутся».
Позволю себе с вами не согласиться. Все зависит от взрослых. Если взрослые дают детям распоясываться, те, разумеется, будут стоять на голове. Если нет, то любые, даже самые невоспитанные мальчишки, в конце концов, научатся обходиться без драк и оскорблений.
К нам на занятия часто приходят заикающиеся мальчики и девочки, но другие ребята никогда их не дразнят. Почему? Разве дети со сложностями поведения проявляют большую чуткость и благородство? — Нет, конечно. Наоборот, они чаще задираются, меньше сочувствуют друг другу. Просто мы не позволяем им дразниться. В самом начале, при первом же поползновении, детям дается понять, что такое поведение тут не пройдет. И проблем не бывает. А если бы мы в первый, второй, третий раз пропустили бы дразнилки мимо ушей, забияки решили бы, что мы даем им отмашку. И не преминули бы этим воспользоваться.
Два садика или две школы, расположенные через дорогу друг от друга, могут отличаться, как небо и земля. В «нулевке» мой младший сын попал в обстановку постоянных драк. Первое время он вообще не понимал, что происходит. В классе отчаянно дрались не только мальчики, но и девочки. Придя как-то за Феликсом, я увидела в раздевалке сцену из боевика. Толстая девчонка приемами карате загнала какого-то, тоже довольно упитанного мальчика в угол и грозно размахивала ногой перед его носом. Мальчишка в ужасе вжимался в стену. Воспитательница, которой все это было прекрасно видно, невозмутимо беседовала с нянечкой.
Потом мне было сказано, что ребенок у меня какой-то не такой, малообщительный, чуть ли не аутичный: все дерутся — а он книжку читает.
—Да вы радоваться должны, что у вас хотя бы один человек не дерется, — возмутилась я.
— Нет, — неодобрительно нахмурилась «педагог». — Все равно это непорядок. Другие дети разряжаются, энергию сбрасывают, а ваш в сторонке сидит.
Признаться, мы были в затруднении. Школа вроде бы была на хорошем счету, и тут вдруг — такое. По вечерам сын твердил, что больше туда не пойдет, потому что там все дураки и бойцовые петухи. И хотя его не обижали (муж строго поговорил с забияками и их родителями), ему все равно было там ужасно неуютно. Феликс с детства был очень общительным, хорошо ладил с детьми разных возрастов, но к «общению» посредством кулаков как-то не привык. А у одноклассников это действительно была такая форма общения.
Поняв, что на учителей рассчитывать не приходится, и будучи еще морально не готовы сменить школу, мы ломали голову в поисках выхода. Неожиданно выход нашел сам ребенок. Собственно говоря, он сделал то, что вообще-то должны были сделать умные педагоги: превратил драку в игру. От отчаяния людям порой приходят в голову гениальные мысли. В какой-то момент, не в силах больше выносить тупость этих каждодневных побоищ, Феликс предложил:
— Давайте вы будете боксеры на ринге, а я — рефери.
Они опешили и... согласились. Игра понравилась. Феликс повеселел, хотя школу по-прежнему ненавидел.
Потом мы все-таки перевели его в другую. И хотя она находится в двух остановках от предыдущей, порядки тут диаметрально противоположные. В этой новой школе ценится, когда ребенок любит читать. А еще тут никто ни с кем не дерется.
— Попробовали бы у нас кто-нибудь затеять драку! Сразу же отправился бы в кабинет к завучу, — усмехается Феликс. А завуч, между прочим, очень миловидная, интеллигентная женщина. Совсем не держиморда. Но драться не позволяет.
А если травят везде?
Зачастую бывает достаточно сменить сад или школу, и вопрос, как защититься от обидчиков, снимается сам собой. Но если ребенок везде, куда бы ни попадал, оказывается жертвой драчунов, значит, дело не только в коллективе. Скорее всего, в нем самом есть нечто, провоцирующее обидчиков.
Родители склонны считать, что он всех боится, а дети, как собаки, чуют запах страха. И, естественно, атакуют слабого.
По моим наблюдениям, это не так. Слабых, но тихих, неконфликтных детей обычно не обижают. Устойчивую агрессию провоцируют «занозистые» дети. Такие, которые сами задираются, а потом бегут жаловаться. И учить их надо не столько давать сдачи, сколько ладить с окружающими: не завидовать, не обижаться, не претендовать на постоянное лидерство, относиться к ребятам доброжелательно, не ехидничать и т. п.
Как раз сейчас, когда я пишу эту книгу, мы с Ириной Медведевой работаем с четырнадцатилетним мальчиком, у которого именно такой, можно сказать, классический рисунок поведения. На первую консультацию мама пришла без него, и когда мы потом увидели Андрея на занятии, у нас сложилось впечатление, что речь шла совершенно о другом человеке. В описании мамы Андрей был невинной жертвой, затравленной одноклассниками и абсолютно не умеющей постоять за себя. На занятиях же перед нашими глазами разворачивалась совсем иная картина. Да, Андрей действительно не был храбрецом. Он легко пасовал и, как улитка, прятался в свою раковину. Даже голову в плечи вжимал, чтобы казаться меньше и незаметней. Но, чуть осмелев, эта «невинная жертва» начала, будто репей, цепляться к ребятам. В прищуренных глазках загорелись недобрые огоньки, и он принялся с азартом подкалывать, подначивать, изводить ребят, безошибочно выбрав из них самых уязвимых. Развернуться в полную мощь мы ему, конечно, не дали, но ребятам и увиденного хватило, чтобы на него ополчиться.
Все было как на ладони. Оставалось самое трудное: изменить стереотипы Андрюшиного поведения и его взаимоотношения с детьми. Не буду подробно описывать ход нашей работы, это тема отдельного разговора. Скажу только, что мы, во-первых, много сделали, чтобы помочь мальчику раскрепоститься. Он действительно был очень зажат, не верил в свои силы. А с другой стороны, нам пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы изменить в лучшую сторону его отношение к людям. Мамин взгляд на сына как на жертву несправедливости сослужил ему очень дурную службу. За свои четырнадцать лет Андрюша успел увериться в том, что он самый несчастный человек на свете. А раз так, то с какой стати ему кого-то жалеть, кому-то сочувствовать?
Пока наша работа еще не закончена. Андрей распрямился, лицо его просветлело, глаза уже не похожи на щелочки и смотрят не зло, хотя и немного настороженно. С ребятами у него перемирие, однако в компанию его приглашать не торопятся. Ему еще многое предстоит понять, чтобы окончательно изжить в себе комплекс жертвы.
Победа над страхом
Но как же все-таки побороть страх перед обидчиками? Ведь одно дело, когда человек не дает сдачи из благородства, а другое — когда он просто трусит. Трусость, конечно, надо преодолевать.
Мой опыт общения с детьми показывает, что страх преодолевается легче, если ребенок дает отпор врагу не ради себя самого, а защищая кого-то слабого. Это более действенный стимул, поскольку чувство сострадания заглушает страх. Ребенок отвлекается от своих переживаний, и ему становится легче преодолеть себя. Работая по нашей методике, мы сначала даем детям возможность пережить победу над обидчиком в театральных этюдах. Проигрывая их, ребенок учится оказывать сопротивление нападающим, и эта мысленная тренировка затем пригождается ему в жизни. Чаще всего, повторяю, он защищает в этюдах не самого себя, а какого-нибудь малыша, новенького, впервые пришедшего в детский сад, или девочку, которую обижают озорные мальчишки. Однако затем мы все равно выводим ребенка на мирное разрешение конфликта, стараемся постепенно пробудить в нем симпатию, интерес, и, главное, жалость к противнику.
Жалость — вообще самое надежное оружие в борьбе со страхом. Невозможно бояться тех, кого ты жалеешь. Ведь для того, чтобы пожалеть, надо почувствовать себя очень сильным. Люди жалеют только более слабых, более уязвимых. Именно поэтому нам порой бывает так трудно пожалеть и простить своих родителей: даже старенькие и немощные, они по-прежнему имеют над нами власть, кажутся нам сильнее нас. Именно поэтому Христос жалел всех, даже тех, кто Его распинал. Он был духовно самым сильным Человеком на земле, Богочеловеком.
Так что если вы хотите, чтобы ребенок умел давать отпор обидчикам, развивайте в нем чувство сострадания. Это гораздо важнее, чем учить его чуть что — сразу бить промеж глаз.
Хотя приемы борьбы тоже не мешает освоить. Только не дошколятам. Они все равно еще неспособны к настоящей самообороне, и занятие у-шу и проч. лишь подогреет в них агрессивность. А вот в подростковом возрасте — это уже насущная необходимость. Мало ли в какую переделку может попасть парень? Мы же не будем водить его всю жизнь за руку.
И вот тут-то, по-моему, наблюдается сильный перекос. Детской самообороной больше всего озабочены родители дошкольников и младших школьников. А к старшему школьному возрасту острота проблемы вроде бы сглаживается: ребята мало-помалу отучаются решать споры кулаками, обиженные перестают жаловаться, и родителям кажется, что все утряслось.
Но в действительности коллизия углубляется. Именно в подростковом возрасте, когда ребенок психологически дозревает до преодоления своей трусости (и даже жаждет испытать себя, доказать всем, что он не слабак), взрослые начинают усиленно сеять в нем страхи, запугивая его армией. В результате многие парни боятся ее, как огня. Наркоманами стать не боятся (и становятся!), а попасть в армию — боятся. Хотя наркоманов погибает гораздо больше, чем солдат.
Получается, что в том возрасте, когда многие дети еще физически и психологически не способны себя защитить, мы не защищаем их, говоря, что они должны это делать сами. Когда же они становятся готовы к самостоятельным действиям, снова лишаем их способности к сопротивлению, не давая им необходимых умений и навыков. Но как можно серьезно говорить о том, что юноша способен постоять за себя, если он даже стрелять не умеет? Ведь взрослая жизнь порой и впрямь бывает жесткой. Это не детский сад, где отделаешься максимум парой синяков.
Мой отец вспоминает, как они с мамой в юности были в почвенной экспедиции в Туве. Там, куда в большом количестве ссылали зэков. И вот однажды возле дома, где жили отец с матерью, раздался подозрительный шум. Выглянув в окно, папа увидел несколько человек, внешность и повадки которых явно не предвещали ничего хорошего. Обрывки доносившихся фраз подтвердили его подозрения. Бывшие зэки решили грабануть москвичей, рассчитывая, что «городские» отпора не дадут.
— Их было человек семь, — говорит отец, — а я один, остальные женщины. Но что мне оставалось делать? Я схватил ружье, висевшее на стене, выбежал на крыльцо и выстрелил в воздух. Любителей чужого добра как ветром сдуло. Второго залпа они предпочли не дожидаться.
Неужели кто-то думает, что сейчас у нас обстановка спокойней, чем в середине пятидесятых? А ведь для того, чтобы выскочить на крыльцо с ружьем, нужно, как минимум, знать, где у ружья курок. Знать не понаслышке, не в «компьютерном варианте». Ну и, конечно, руки от страха дрожать не должны.
Глава 8. О смешном всерьез: развитие чувства юмора у детей
За годы работы с «трудными» детьми у меня накопилась большая стопка анкет, заполненных взрослыми и детьми. В каждой из них есть вопрос: «Часто ли у вас в семье шутят и смеются? »
В большинстве случаев родители отвечают «да», но потом заглядываешь в анкету, заполненную их ребенком, и видишь, что на вопрос: «Кто из взрослых рассказывает тебе что-нибудь смешное?» мальчик или девочка отвечают: «Никто». Или: «Гости». А преобладающее мамино настроение определяют как «грустное», «серьезное» или даже «сердитое».
Насторожившись, начинаешь внимательно наблюдать за родителями, и хмурое, напряженное выражение их лиц говорит об обстановке в семье красноречивее всяких слов!
Почему уныние - грех?
Особенно часто слышишь такие возражения от родителей болезненного ребенка или ребенка с тяжелым характером. И вроде бы все логично. Действительно, с какой стати людям радоваться, когда на их долю выпали такие серьезные испытания? До веселья ли тут?
Но, встав на такую позицию, семья загоняет себя в замкнутый круг, ведь мрачность и уныние только усугубляют ситуацию. Точно так же, как зло порождает зло. Признаться, я долго не понимала, почему в христианстве уныние считается смертным грехом. Зависть — понятно, злоба — безусловно. Но уныние?
Однако теперь, воочию убедившись, как тяжко приходится детям в семьях, куда юмору вход воспрещен, я прекрасно это понимаю. У унылого человека нет сил ни на что. В ТОМ ЧИСЛЕ И НА БОРЬБУ СО ЗЛОМ. Поэтому в унылой, мрачной атмосфере пышным цветом расцветают гнев и зависть, ревность, обиды и многое-многое другое.
А ведь дети самой природой созданы для радости! Их ничего не стоит рассмешить, и сколько раз бывало, что даже законченные маленькие меланхолики, попадая в компанию, где царило доброжелательное веселье, на глазах расцветали и становились гораздо общительней и открытей. Смеясь, детям гораздо легче расстаться и со своими обидами, и со страхами, и с капризами. Смех защищает человека, делает его сильнее и неуязвимее. Особенно это важно сейчас, когда так возросли детские неврозы, а значит, малыши особенно нуждаются в психологической поддержке.
А если ребенок не понимает шуток?
- Не знаем, не знаем, — наверное, скажут чьи-то родители. — С нашими детьми особенно не повеселишься. Мой — так просто не выносит шуток в свой адрес!
Самое забавное, что частенько это слышишь от людей повышенно обидчивых, в беседе с которыми приходится чрезвычайно осторожно выбирать слова, дабы ненароком их не задеть. А уж о шутках в адрес таких «юмористов» и помыслить нельзя! Но почему-то от детей они требуют самокритичности и «высшего пилотажа» — умения настолько возвыситься над своими недостатками, чтобы можно было над ними посмеяться, не боясь потерять авторитет в глазах окружающих. Впрочем, взрослые нередко требуют от детей того, чего им не достает самим...
Не надо приучать ребенка смеяться над собой. Неужели нельзя подыскать какой-нибудь другой, более безобидный повод для веселья? Лучше побольше фиксируйтесь на достоинствах и хороших поступках детей, повышая их самооценку, вселяя в них уверенность. И когда дети психологически укрепятся, они сами дозреют до того, чтобы посмеяться над своими промахами.
Скорее всего, поначалу это будет что-то несущественное, какой-то пустяк, но не следует торопить события. Положитесь на детское чутье: ребята лучше вас знают, где у них «больные мозоли», и если не хотят, чтобы на них наступали, значит, время еще не пришло.
Скажем, ребенок страшно застенчив и при встрече с чужими совершенно теряется. Ну, сами посудите, какой смысл над этим смеяться? Малыш и так переживает из-за своей робости, а вы еще подливаете масла в огонь. Вы сперва помогите ему избавиться от застенчивости (естественно, не шутками, которые он справедливо воспринимает как издевательство!), а потом, когда ребенок станет общительней, можно будет и подтрунить над его былым недостатком. Но опять же не просто так, «из любви к искусству», а возвышая ребенка в собственных глазах. Подчеркивайте важность того, что ему удалось-таки себя преодолеть, не уставайте повторять, что это удается далеко не каждому.
Ни в коем случае не следует подтрунивать над внешностью детей. Неудачная шутка может запасть человеку в душу и ранить его навсегда. Сколько женщин изнуряет себя разрушительными диетами, расшатывая свои нервы и портя жизнь окружающим только потому, что в детстве кто-то посмеялся над их полнотой и неуклюжестью!
Болезненнее всего человек воспринимает шутки в адрес своего лица. И это неспроста, ведь «лицо» и «личность» — слова одного и того же корня. Лицо — зеркало, отражение личности. Вопреки распространенному мнению, внешность совсем не обманчива. Просто не все люди умеют читать по лицам, и еще меньше людей доверяет своей интуиции, своему чутью. Разумеется, самые «говорящие» лица — это лица стариков. Благообразный лик старца, живущего в мире со своей душой и с другими людьми. И помятое, искаженное, часто как будто почерневшее изнутри лицо старика, одержимого какими-нибудь пороками: пьянством, злобой, безудержной жадностью и т. п. Оно и на человеческое лицо-то уже мало похоже, а вызывает больше аналогий с мордой животного.
Детские лица тоже очень ярко отражают состояние души. Но в отличие от взрослых дети гораздо быстрее и легче меняются в лучшую сторону, их недостатки еще не укоренились, не стали характерным свойством личности. Поэтому и на лицах нет трудноизгладимой печати зла. Хотя все равно на занятиях в нашем психологическом театре, когда ребенок научается справляться со своими трудностями и обретает гармонию, его лицо преображается, становится каким-то удивительно милым, открытым, светлым. Особенно это заметно на подростках. Приходишь первый раз в группу: сидят набыченные амбалы, взрослые, колючие, озлобленные. А через пять-шесть занятий маска цинизма слетает, и оказывается, что это совсем еще дети. И лица у них уже совершенно другие.
Но если выражение лица, прическа или одежда — дело поправимое, то с курносым носом, обилием веснушек или оттопыренными ушами следует обращаться крайне осторожно, чтобы не породить у ребенка трудно искоренимых комплексов. Физические недостатки устранить сложно, часто невозможно, и смеяться над ними — самая настоящая подлость. Строго следите за тем, чтобы в вашей семье никто не позволял себе потешаться над внешностью друг друга. Особенно чувствительны к своей внешности подростки. Скольких несчастий (в том числе и государственного масштаба) можно было бы избежать, если бы их виновники в детстве не чувствовали себя посмешищем и в результате не затаили бы в душе злобу на весь мир. Тем более, что дети, над которыми смеются дома, не преминут отыграться на ком-нибудь, кого они считают более слабым. Например, на младшем брате или на девочке-заике из детсадовской группы.
Чувство юмора развивается постепенно
У взрослых и у детей разные представления о смешном. Из-за чего порой и происходят недоразумения. Вы обращали внимание, над чем обычно смеются дети, когда смотрят мультфильмы? Персонаж мультика упал в лужу, сел мимо стула, врезался в фонарный столб и расплющился в лепешку... Взрослые досадливо морщатся, слыша детский смех в этих, по сути, малоприятных моментах, а некоторые мамы даже упрекают свое чадо в жестокости. Но в действительности это проявление не жестокости, а неразвитости чувства юмора: детей смешит неожиданность ситуаций. Сострадать же другим они еще не научились. Поэтому задача взрослых — научить детей отграничивать просто смешное от смешного с привкусом садизма.
В сущности, мы, взрослые, смеемся над такими же недоразумениями, только они облечены в более сложную форму. Скажем, мы не будем смеяться над тем, что два героя пятятся по сцене, якобы не замечая один другого, и в конце концов сталкиваются спинами. Но ситуация, когда герой, зайдя по ошибке в чужую квартиру, укладывается в чужую постель, где его впоследствии обнаруживает хозяйка (сюжет кинофильма «Ирония судьбы»), вот уже много лет подряд вызывает смех и у нас. А вспомните всемирно знаменитые фильмы Чарли Чаплина! Разве забавные эпизоды из «комедий положений» чем-то принципиально отличаются от пресловутого падения в лужу? При чтении книжек дети тоже частенько пропускают мимо ушей пассажи, которые вызывают улыбку у взрослых, и покатываются со смеху, когда литературный герой допускает в речи оговорки или неправильно произносит какие-либо слова. Да неужели вас самих в детстве не смешили «фыфки» и «хыхки» из рассказа В. Драгунского? Хотя, если посмотреть со взрослой колокольни, что уж тут такого смешного? Ну, нет у детей передних зубов, вот они и не выговаривают слово «шишки». Эка невидаль!
А теперь задумаемся, что собой представляет «игра слов», на которой построено множество смешных каламбуров, литературных эпиграмм, анекдотов и проч. Что это, как не те же «фыфки», только для взрослых?!
Вообще, чувство юмора формируется у детей довольно поздно. И его, как и многое другое (например, эстетический вкус или грамотность), нужно развивать. Вы, наверное, обращали внимание на то, что так называемые «детские анекдоты» обычно кажутся взрослым глупыми. И наоборот, наши шутки зачастую вызывают у детей недоумение. Это обусловлено и различиями жизненного опыта, и возрастными особенностями, от которых во многом зависят наше мышление и эмоции. Отчасти поэтому родителям и детям не очень легко бывает найти общую почву для шуток. Но искать необходимо, иначе общение вырождается в нудные нотации, которые быстро приедаются, и ребенок привыкает от них мысленно отгораживаться.
Культура комиксов
Развитие чувства юмора во многом зависит от уровня культуры в обществе. Если в нем верхом остроумия считаются комиксы и примитивные сценки, когда за кадром в нужных местах звучит дружный смех — чтобы даже идиоту было понятно, что автор сценария сострил — то вполне может статься, ребенок не продвинется дальше первой ступеньки. И, повзрослев, будет заливисто смеяться, глядя, как оператор прокручивает назад кино- или видеопленку, и люди на экране пятятся задом. Помнится, путешествуя по Германии, мы с моей коллегой впервые столкнулись с такой реакцией взрослых людей с научными степенями и высоким социальным статусом. Поначалу это нас ошарашило и даже шокировало. Но потом, увидев, что так по-детски реагируют на перемотку пленки не только немцы, но и многие другие граждане «цивилизованного мира», мы привыкли и больше не удивлялись.
А собственно, чему тут удивляться, если в Европе и Америке уже несколько поколений вырастает на комиксах? Есть серии, которые издаются без перерыва на протяжении 80 лет! Знаменитая серия «Супермен» не так давно отпраздновала шестидесятилетие своего непрерывного издания. Это как бесконечный телесериал «Санта-Барбара», с которым зрители растут, мужают, стареют и не расстаются вплоть до могилы. Люди Запада (не все, конечно, но многие) настолько привыкают к героям, что не могут без них существовать. Перед второй мировой войной в Нью-Йорке проходила забастовка типографских рабочих, и комиксы стали поступать в киоски с перебоями. В городе начались волнения, и мэр, чтобы успокоить горожан, несколько дней подряд лично зачитывал свежие комиксы по радио. Иначе волнения грозили перерасти в настоящий бунт.
И даже во время второй мировой войны средний читатель-американец, купив газету, сперва прочитывал комиксы, а лишь затем — сводку с линии фронта.
Вряд ли кто-нибудь будет спорить, доказывая, что комиксы представляют собой верх интеллектуализма и остроумия. И ничего удивительного, что у людей, сроднившихся с персонажами и стилистикой комиксов, представления о смешном остаются на примитивном уровне.
В последние годы наши дети, зачастую воспитывающиеся на том же материале — западных мультфильмах, фильмах, телепередачах — что и их западные сверстники, тоже подотстали в плане развития чувства юмора по сравнению со школьниками 80-х. Но пока, по-моему, мы еще не догнали «цивилизованный мир». В целом чувство юмора у нас пока не отбито. Яркое тому доказательство — остроумные анекдоты про «новых русских» и непопулярность комиксов, даже среди маленьких детей. В начале перестройки, когда все дружно навалились на все заграничное, казалось, что комиксы — это золотая жила. Но потом у издателей наступило разочарование: популярность комиксов резко пошла на убыль. Наши дети и родители по-прежнему предпочитают книги, хотя читают меньше, чем раньше.
О«черном» и «белом» юморе
Очень пагубно сказывается на детях и увлечение «черным юмором», который теснейшим образом связан с «культурой комиксов». Сейчас это довольно распространено, и, к сожалению, иные первоклашки легче и охотнее заучивают что-нибудь типа «Девочка в поле нашла пулемет, больше в деревне никто не живет», чем стихи Пушкина или Барто. А родители поощряют это увлечение, покупая детям соответствующие сборники анекдотов и прочую «методическую литературу». Да что родители! Даже школьные педагоги, которым, казалось бы, по роду занятий положено разбираться в особенностях детской психологии, подчас активно поощряют «черный юмор».
Как вам такие задачки для первоклашек? «В Вадика влюбилось восемь девочек. Ответить взаимностью всем он не смог, и потому две отравились, а три утопились. Сколько девочек удостоились внимания Вадика?»
Или: «Петя торопился в школьный буфет. Пробегая по коридору, он толкнул трех второклассников, сбил с ног четырех первоклассников и получил затрещину от одного десятиклассника. Сколько человек попалось ему по дороге? »
Наверно, составители задачника (я нарочно не называю их по именам, потому что дело не в конкретных людях, подобных «воспитательных пособий» сейчас довольно много) покатывались со смеху, придумывая такие «приколы». И, наверно, совсем не задумывались, какой станет наша жизнь, если дети, вдохновленные примером персонажей, начнут вести себя соответственно. Вы скажете:
— Но это же просто шутка! И дураку понятно, что так поступать не следует.
Насчет дурака не знаю, хотя думаю, тут тоже не все обстоит столь радужно, иначе у нас не было бы столько правонарушителей, и тюрьмы давно позакрывали бы за ненадобностью. А вот насчет детей знаю наверняка: «что такое хорошо и что такое плохо» понятно в детской среде далеко не всем. И даже среди тех, кому это очевидно, бывают такие, которых тянет к плохому, а не к хорошему. Поэтому задача взрослых как раз и состоит в том, чтобы дать мальчикам и девочкам правильные ориентиры, отвадить от плохого и пристрастить к хорошему.
«Черный» юмор — особенно санкционированный авторитетными взрослыми: родителями и учителями — размывает границы добра и зла. Смех, как уже не раз говорилось, имеет свойство заглушать страх. Да, в каких-то случаях это бывает полезно. Но далеко не всегда. Если садизм, хулиганство, издевательства перестают казаться страшными и даже приобретают, благодаря смеху, ореол привлекательности, можно с уверенностью сказать, что смех сослужил нам плохую службу. А именно это происходит, когда ребенок напитывается «черным» юмором.
Смех сквозь слезы
В начале главы я написала, что в семьях довольно часто царит атмосфера мрачности и уныния. Но бывает и наоборот. Порой взрослые общаются с ребенком исключительно в юмористическом, ироническом ключе. Чаще всего такое встречается в семьях либеральной интеллигенции, среди людей, которым близок постмодернизм. Причем ирония вовсе необязательно бывает обидной для ребенка. Нет, просто в кругу, в котором вращаются эти люди, принято над всем подтрунивать. И родители переносят взрослый стиль общения на ребенка, позабыв о том, что ирония — штука сложная, совсем не детская.
И вот малыш, который, естественно, копирует поведение папы и мамы, с пеленок привыкает к тому, что ни о чем на свете не стоит говорить всерьез. Но поскольку, повторяю, тонкая ирония почти никому из детей недоступна просто в силу их возраста, то она вырождается у них в демонстративность, ерничанье, а порой и в откровенную дурашливость.
В результате у ребенка куча проблем в школе, он превращается в шута, на которого все показывают пальцем. А родители, не понимая, что они сами все это спровоцировали, разводят руками: дескать, в кого он у нас такой? «Достучаться» до вечно ерничающего человека бывает чрезвычайно трудно, ибо приходится ломать стереотипы, усвоенные чуть ли не с пеленок и потому накрепко впечатавшиеся в подсознание.
Когда к нам на занятия попадают такие дети, они обычно говорят за ширмой ненатуральными, «петрушечьими» голосами, словно балаганные персонажи. Это у них такая патологическая психологическая защита, и, если не снять ее, если ребенок не начнет говорить нормально, по-человечески, эффекта от занятий не будет. Когда все не всерьез, человека ничто не может пронять, у него нет глубоких чувств, он отгораживается от переживаний — как от чужих, так и от своих. Совсем отгородиться ему, конечно, не удается — он же все-таки человек, а не кукла Петрушка — и запертые внутри эмоции начинают бурлить. А поскольку они как следует не осмыслены, не отрефлексированы, в душе поселяется хаос. Человек перестает понимать сам себя, невротизируется и от страха ерничает еще больше. Понаблюдайте за такими «петрушками». Они обычно дерганые, суетливые, нервные. Вроде бы веселятся, дурачатся, а взгляд — в те минуты, когда с глаз как бы спадает пелена, вдруг становится беспомощным и затравленным.
Однажды мне довелось работать с целым семейством таких вечных ерников. Молодые отец и мать явно подражали героям американских кинокомедий, десятилетний Витя — родителям. У них даже интонации были не русские, а английские: голос то и дело стремился вверх. Кукол для театральных этюдов они приносили каких-то карикатурных, свои взаимоотношения и отношения с окружающими тоже изображали карикатурно. И ладно бы это еще хоть немного соответствовало реальности. Скажем, человек утрированно изображает свои недостатки или, наоборот, сильные стороны.
Но члены Витиного семейства вообще не соотносили себя настоящих с персонажами, названными их именами. Это были две параллельные, не пересекающиеся реальности. Одна — психологически очень яркая: мама, склонная к пессимизму и истерикам, полностью подавленный ею муж и вспыльчивый, неуравновешенный мальчик, за внешней агрессивностью которого быстро проступили множественные затоплявшие его душу страхи. Это была реальность истинная. А выдавалось за истину нечто абсолютно бесцветное, не отягченное никакими эмоциями, кроме уныло-дежурного шутовства.
И до тех пор, пока мама, навязавшая семье эту манеру общения, не отказалась от иронического тона в разговорах с ребенком, в поведении Вити не происходило никаких подвижек к лучшему. Когда же стереотипы были сломаны, вдруг выяснилось, что мальчик безумно изголодался по родительской нежности. На какое-то время он даже будто бы впал в младенчество: в сценках принимался сюсюкать, как маленький, показывал себя куклой-малышом, а, выйдя из-за ширмы, жался к матери и норовил усесться к ней на колени. Видя это, мать наконец прочувствовала, как она обделила ребенка, раньше времени навязав ему взрослый стиль общения и недодав тепла, без которого невозможно нормальное психическое развитие человека.
Пробуждать в детях чувство юмора, конечно, надо, и для этого вовсе не обязательно штудировать сборники анекдотов.
Вполне достаточно обычных детских мультфильмов и юмористической классики для детей: рассказов Носова, Драгунского, повестей Линдгрен и т. п.
Но, на мой взгляд, в дошкольном и младшем школьном возрасте гораздо важнее другое. Важно не задавить природную жизнерадостность, в той или иной степени присущую каждому малышу. А для этого необходимо прежде всего следить за своим выражением лица и тоном. Чем «труднее», чем болезненнее ребенок, тем больше в его квартире должно звучать смеха и веселых голосов, ибо для него это самое лучшее лекарство. Очень советую вам прочесть книгу американской писательницы Э. Портер «Полианна», в которой рассказывается об удивительной маленькой девочке, умевшей даже в самом неприятном и горестном находить какие-то хорошие стороны. Полианна называла это «игрой в радость». Попробуйте поиграть в нее и вы: учите ребенка радоваться жизни, и вы будете изумлены тому, как быстро она (то есть ваша жизнь) изменится к лучшему.
Глава 9. Поиски «золотой середины», или проблемы с дисциплиной
«Сын (дочь) ни в какую не желает убирать свои игрушки. Это у нас камень преткновения. Не проходит и дня, чтобы из-за уборки не было скандала. Пожалуйста, подскажите, как быть?»
Подобные жалобы психологам приходится слышать сплошь и рядом. Порой борьба за дисциплину настолько выматывает обе стороны, что у детей развиваются неврозы, а для родителей бытовые конфликты выходят на первый план, и о ни о каком полноценном духовном общении с ребенком речи уже не идет.
Что тут можно посоветовать?
Спокойствие, только спокойствие!
Поделиться книгой: