Путешественница. Книга 2. В плену стихий

Матросы говорили о Мушуаре, но я, конечно, не могла знать, что это и каким образом это название откроет мне путь с корабля на сушу.

Аннеке быстро-быстро закивала, думая, что я поняла, чего она хочет, и подчеркнула свои рисунки волнистой линией.

– Эспаньола[9]. Санто-Доминго. Много кораблей, порт, большой остров. Города.

Я посмотрела так, что ее пыл угас. Нужно было искать другие пути, чтобы объяснить мне, и Аннеке не растерялась. Она встала, отряхнула юбку от песка и заставила меня собирать ракушки, сама же принесла небольшой таз и набрала в него морской воды. Со стороны это выглядело так, что молодые женщины развлекаются. Дальше женщина бросила собранные мной ракушки в тазик и начала взбивать пальцем воду, чтобы возник водоворот. Подозвав меня к себе, она выдернула нитку из кромки своей юбки и бросила в таз. Вода подхватила инородное тело и принялась кружить его. Аннеке указала на нить:

– Ты! Тебя нести водой.

Подойдя к чертежу, она нарисовала новый треугольник: «Дельфин» проходил пролив Мушуар, следуя курсу, указанному изогнутой линией, следовавшей влево. Нить, то есть я, была помещена вначале возле корабля, а затем перемещена к побережью острова Эспаньола. Способ перемещения Аннеке объяснила просто:

– Прыгай.

– Да ты что! С ума сошла! – возмутилась я.

Шведка довольно захихикала и указала на пролив, ведущий к Эспаньоле, мешая воду пальцем.

– Вода тебя нести, все будет хорошо.

Глядя, как вода в тазике какое-то время еще движется, а затем успокаивается, мы молчали.

Аннеке скосила на меня глаза.

– Не утони. Ладно?

Я обещала ей это, убирая волосы с лица.

– Ладно-ладно, постараюсь.

Глава 50

Встреча со священником

Тропическому морю, теплому, ласкающему, было не сравниться с шотландскими ледяными водами, но оно, похожее на роскошную ванну, было таким же мокрым, как и любое море. Я была привязана к паре пустых бочек, но тело онемело уже через несколько часов пребывания в воде.

Аннеке не обманула, – я боялась этого и молилась, чтобы увидеть остров, – остров Эспаньола, или же Гаити, вырисовывался на фоне моря, а с «Дельфина» он был виден всего лишь как темное пятно. Сейчас же я четко видела его холмы, поросшие деревьями.

Часов у меня, конечно, не было, но на кораблях – и на «Артемиде», и на «Дельфине – отбивают склянки, поэтому внимательные пассажиры со временем начинают чувствовать течение времени. С «Дельфина» я спрыгнула где-то около полуночи. Поскольку я плыла уже около трех часов, можно было предположить, что сейчас четыре утра. До берега оставалась миля: вода несла меня небыстро.

Все это время я бодрствовала, но потом мне непреодолимо захотелось спать, и я намотала веревку на запястье, чтобы удержаться на бочках, если усну слишком крепко. Под плеск волн и запах рома, исходивший от бочонка, я уснула крепким сном.

Что-то твердое и надежное, бывшее под ногами, не похожее на зыбь воды, заставило меня проснуться. Море сливалось с небом, составляя опаловую зарю, – это было первое, что я увидела. Ноги были вымазаны в мокром песке, а прибой подталкивал бочки еще ближе к берегу. Отвязав себя там, где это было возможно, и выскользнув там, где веревки были связаны намертво, я отпустила свое транспортное средство.

Физические ощущения давали знать о длительном путешествии в неподвижном состоянии, к тому же в соленой воде: толстая веревка, державшая меня, пока я спала, стерла запястье до крови, остальные веревки оставили красные борозды на плечах, ноги были резиновыми и страшно хотелось пить.

А вот морально я была удовлетворена: «Дельфин» скрылся из виду, шлюпок, ищущих меня, тоже не было.

Оставалось добраться до человеческого жилища, попросить воды и спросить дорогу на Ямайку – это казалось само собой разумеющимся. На Ямайке я должна была опередить королевский флот, который хочет захватить Джейми.

В первое время я была твердо убеждена, что мне удастся это сделать, и не видела препятствий на своем пути, но все оказалось иначе. Я, воспитанная на открытках, изображавших песчаные пляжи с белейшим песком и лазурную чистоту лагун, составила себе неправильное представление о Карибских островах и теперь жестоко поплатилась за это.

Всюду, сколько я видела, были густые заросли, не очень приятные на вид. Я сразу окрестила их мангровыми, потому что другой растительности, произрастающей в здешних местах, не знала. Они росли прямо из клейкой грязи, и было непонятно, что вызывает большую неприязнь – почва, поросль или то, что растения тянутся вдоль берега и что я должна буду пробраться сквозь них. Начав свое путешествие сквозь кусты, я прокляла все на свете: корни торчали из грязи и образовывали петли и воротца, куда мои ноги так и норовили попасть, а сучки спускались с деревьев и хватали меня за волосы.

Грязь засасывала меня с чавкающим звуком, от которого я морщилась и ступала еще быстрее, чтобы быть еще глубже поглощаемой. С удивлением я отметила, что есть существа, которым нравится жить здесь, – это были маленькие крабы, с ужасом убегавшие от гигантской тетки, всячески пытавшейся лишить их крова. Спустя некоторое время я завернула туфли в подол одной из юбок, тоже насквозь промокшей, и вынула рыбацкий нож, любезно прикрепленный Аннеке к моему платью так, чтобы он не потерялся в превратностях путешествия. С ножом было комфортнее.

Рассветное солнышко стало ласкать меня своими лучами, и я обрадовалась, что можно будет обсушиться, но и это тепло было с подвохом: чем выше поднималось солнце, тем жарче мне было. Моя кожа покрылась пóтом, а поскольку она была еще и грязна, я чувствовала, как ее стягивает и сушит. Отчаянно хотелось пить. Все деревья с их корнями и ветвями намного превышали мой рост, так что я не видела, имеет ли конец этот мангровый лес. Серо-зеленые листья тянулись вдоль всего острова.

– Ну что же это такое, – шипела я, ковыляя под палящим солнцем. – Все на свете имеет свой конец, значит, и лес тоже должен кончиться. Где же здесь нормальная земля, хотела бы я знать?

Земля и вода, а то морской я нахлебалась вдоволь.

Услышав гулкий звук, похожий на пушечный выстрел, я испугалась и оттого разжала руку с ножом. Пока я лихорадочно искала оружие и выуживала его из грязи, надо мной что-то пронеслось.

– Квак?

– Простите, что?

Я покрепче сжала нож и быстро утерла глаза, чтобы лучше видеть, кто со мной говорит.

Это была птица. Она сидела в шести футах от меня, блестя черными перьями и неодобрительно косясь на меня.

Гостья сунула клюв в перья и намекнула мне, что я, замурзанная и мокрая, выгляжу хуже ее.

– Ну да, кабы у меня были крылья, я бы тоже уселась на веточку, – упрекнула я птицу.

Она перестала чистить перья и поглазела на меня, а затем и ответила, набрав воздуха в грудь и раздув красный кожаный мешок на шее:

– Бум!

Звук напоминал выстрел мортиры.

– Чего ухаешь?

Птица проигнорировала мой вопрос и, захлопав крыльями, снова выстрелила своим «бум».

Сверху кто-то закричал, и на ветку спикировали еще две такие птицы, усевшись рядом с первой.

Тогда первая птица, обрадовавшись публике, закатила концерт, ухая изо всех сил и надувая свой мешок. В небе показались еще две такие же птицы.

Концерт можно было послушать еще, но я не была уверена, что они не обсуждают, когда лучше меня съесть и кому какой кусок достанется. На стервятников они не были похожи, но все же я сочла нужным убраться подальше. Нужно было идти как можно дольше и найти место, пригодное для ночевки. А если где-то неподалеку был Джейми? Это нужно было проверить, ведь чем раньше я найду его, тем лучше будет.

Однако мангровые заросли ни в какую не желали отпускать меня: птицы все еще ухали неподалеку от меня, а прошло уже около получаса! Я опустилась на самый толстый корень.

Воды не было нигде. Пресной – вокруг плескался океан, из которого я не могла напиться. Я не ушла ни от него, ни от прилива, ласкавшего мои ноги и через корни зарослей. Казалось, что я иду сколько себя помню, а прошло всего несколько часов. Мысль о необходимости напиться заставила меня забыть даже о Джейми.

– Водой залейся, а пить не моги… – Птиц я уже не видела, поэтому выплескивала свое раздражение разговорами с самой собой.

В грязи у моих ног что-то копошилось, и я вгляделась пристальнее. То были какие-то очень странные рыбки; таких мне никогда не приходилось видеть. Они не бились, как обычно делают рыбы, выброшенные на берег, а преспокойно сидели, опираясь на грудные плавники.

Не поверив своим глазам, я наклонилась к самой грязи. Да, рыбины не прятались, не зарывались в грязь (парочка все же отошла на плавниках в сторону), а тоже наблюдали меня. Их глаза тоже были очень странными: у рыб было по две пары глаз.

Я ощутила, что вспотела еще больше.

– И кто здесь галлюцинирует?

Ответа не последовало, но одна из рыбин вскочила в воздух и приземлилась на ветке, торчавшей над грязью.

Пока я хватала ртом воздух подобно настоящей рыбе, пытаясь объяснить себе это фантастическое явление или греша на свое психофизическое состояние, волна омыла мои ноги, смешавшись с грязью и спугнув рыб.

Почувствовать сейчас воду было приятно, тем более что солнце исчезло и с ним убралась изнуряющая жара. Но радоваться было рано: все изменилось в худшую сторону.

Ветви мангровых деревьев затрещали от ветра, и все животные – пурпурные крабы, странные рыбы и прочие козявки – исчезли. «Не к добру», – подумалось мне. Ох, как же я была права!

Солнце исчезло, потому что его скрыло облако, да не одно, а целая облачная армия, клубившаяся и наползавшая на светило, теснившая свет, грозившая своим пурпуром и мне.

Волны набегали одна за другой, и каждая была выше предыдущей и дольше откатывалась назад. Надвигается гроза – это было очевидно, тропическая гроза, несущая… Что она несла, мне только предстояло узнать, а пока я искала себе убежище и, разумеется, не находила его, стоя посреди мангровых зарослей. Мне даже хотелось ощутить дождь на своих губах, потрескавшихся от жары и жажды.

Третья волна дала понять, что не стоит обольщаться: вид высохших водорослей на деревьях над уровнем моей головы говорил о том, что подступающая вода зальет все вокруг и поглотит меня.

Паниковать, как бы страшно ни было, не следовало, ведь это означало верную гибель, а нужно было бороться сколько было сил.

– Спокойно, Бошан.

Припомнился юмористический совет времен интернатуры: если имеешь дело с остановкой сердца, нужно проверить свой пульс, а там уже оказывать врачебную помощь.

Это помогло сохранить самообладание. Мой пульс радовал силой, хоть и был учащенным.

Все, что виднелось над деревьями, – это была гора. К ней я и направилась, хотя легко сказать «направилась»: юбка рвалась, кусты царапали руки, вода подталкивала меня вперед и угрожала вот-вот захлестнуть. Ветер, нагонявший воду, сдувал волосы мне на лицо, мешая видеть и усложняя и без того сложную задачу продвижения вперед. Я ругалась, хрипя и радуясь тому, что еще могу говорить.

Пояс уже не сдерживал меня в талии, ткань выбилась из-под него, туфли потерялись в пене, выскользнув из юбок. Вода поднялась уже выше колен. Нужно было идти, и я шла.

Волны еще не поднялись на высоту, отмеченную сухими водорослями на дереве, когда хлынул дождь. Ветер еще рвал листья, но я уже не слышала этого: все заглушили капли, падавшие в воду и мгновенно вымочившие меня. По глупости я пыталась ловить воду ртом, но потом сообразила, что теряю время и верчусь на месте, чтобы поймать струю, потому стянула косынку, намочила ее и выжала, чтобы сошла соль. Мокрая ткань подарила мне несколько приятных минут несмотря на то, что соль все равно чувствовалась на губах, а сама косынка пахла потом и водорослями.

Мангровые деревья теперь должны были помочь мне: я цеплялась за них и таким образом продвигалась вперед. Вода достигала моего пояса и затрудняла движение.

Молния и гром сопровождали мой путь. Волны подталкивали меня вперед, но они же пытались и оттащить назад, так что я держалась за ветви, пока очередная волна откатывалась обратно.

Я уже было пожалела, что покинула «Дельфин». Как-то там капитан Леонард? Дождь стал более мелким и сыпал мне в лицо, я почти ничего не видела. Согласно матросским поверьям, каждая седьмая волна выше остальных, но меня сбила с ног девятая (обреченная, я принялась считать их), когда я не успела удержаться за дерево.

Барахтаясь в мутной от грязи и песчаной взвеси воде, я ждала, пока схлынет вода, и пыталась удержаться, чтобы не быть оттащенной назад. Почувствовав, что под ногами есть какая-никакая земля, я встала на корточки и увидела, что горы больше нет передо мной: меня отнесло в сторону к огромному дереву.

Добраться до него мне удалось только через четыре волны, норовившие оттащить меня, так же как и предыдущие. Оно росло на берегу заливчика. Я поползла туда, шатаясь и скользя.

Дерево возвышалось над водой футов на двенадцать, и я кое-как влезла на ветку, взгромоздившись на нее, словно неуклюжая птица. Отсюда можно было видеть печальную картину, заставившую вновь пожалеть о надежной палубе «Дельфина».

Дела в прибрежных водах обстояли так: вода клокотала и о нее ударялись молнии, тогда как ветер рвал волны, не желавшие отступать, и продувал мой насест насквозь. В проливе был сущий девятый вал.

Молнии и громы не прекращались.

«Дельфин» давно миновал этот грозовой фронт, но я отчаянно надеялась, что «Артемида» как менее быстроходное судно далека от него.

Мангровый лес остался в сотне футов от меня. Там вода набегала на темные стебли и снова открывала мутную прибрежную грязь. Обхватив руками дерево, я принялась молиться за всех людей, кто был важен для меня сейчас: Джейми и «Артемида», Аннеке Йохансен, Том Леонард, губернатор Грей. А для себя я просила спасения.

Я проснулась уже днем от того, что застрявшая между ветками нога болела. Едва выбравшись из расщелины, я плюхнулась в воду заливчика. Она была уже не настолько солона, но пить ее не стоило.

Платье мое было мокрым, но мне очень хотелось пить. О промчавшейся буре не напоминало ничего, кроме мокрых мангровых деревьев. Тишину нарушали только птичьи крики.

Дерево находилось в заливе, подальше от моря, следовательно, можно было рассчитывать на достаточное количество пресной воды поблизости. Здесь начиналась суша, и я направила свои грязные стопы туда. Мангровых зарослей становилось все меньше, зато появлялись новые растения и прежде всего настоящая трава, довольно густая, и донный мох, не менее сочный. Идти было легче, но я слишком устала для этого и поминутно садилась отдохнуть. Рыбы, те самые, со странными глазами, смотрели на меня, когда я уселась возле них.

– Ну что ты таращишься? Думаешь, что выглядишь как-то лучше? – устало спросила я.

– Вы англичанка? – задала она встречный вопрос.

Неужели я попала в Страну чудес? Тогда рыба – это… Отмахнувшись от глупой мысли, я вскинула голову, понимая, что рыбы, пусть и такие странные, все же не могут говорить.

За мангровым стволом стоял человек, задавший этот вопрос. Он был загорел, темен и курчав.

Мужчина внушал доверие своим добродушным лицом и широкими плечами. На поясе его висела фляга, а на плече – холщовая сумка, и смотрел он настороженно.

– Vous êtes Anglaise? Comment ça va? – спросил он уже по-французски, поскольку я не ответила на первый вопрос.

– Англичанка я, англичанка. Пожалуйста, дайте мне флягу.

Он удивился, распахнув светло-ореховые глаза, но отстегнул флягу. Завидев его, я взялась за нож, который сейчас положила на колено, и с благодарностью припала к воде.

– Не пейте очень быстро, так нельзя. Делайте маленькие глотки, так безопаснее, – советовал он.

– Спасибо, я знаю, – оторвалась я от фляги. – Я доктор, так что такие вещи мне известны.

На этот раз я пила помедленнее.

Мужчина смотрел на меня со смесью удивления и насмешки. Воображаю, что он себе подумал: выпачканная в грязи, вонючая и просоленная девка с облезшей от соли и солнца кожей и со сбитыми колтуном волосами – какой же это доктор? Побирушка в лучшем случае, а в худшем – полоумная.

– Вы доктор? – Вопрос, заданный по-английски, убедил меня в том, что я угадала. Его взгляд был похож на взгляд той ухающей птицы, разве что он «бумкал» на моем родном языке. – Простите, доктор чего?

– Медицины.

Он недоуменно вскинул брови.

– Даже так? – помолчав, переспросил он.

– Даже так, – я подделалась под его тон.

– Тогда честь имею: Лоренц Штерн, доктор натуральной философии, Gesellschaft von Naturwissenschaft Philosophieren, München[10].

Вот это встреча… Фантастика какая-то.

Увидев мое беспомощное хлопанье глазами, он объяснил, ткнув пальцем в котомку:

– Я натуралист, изучаю животных. Пришел сюда понаблюдать за птицами-фрегатами – здесь у них гнездовье, – думал увидеть, как они спариваются, а взамен услышал, как вы… гм…