Путешественница. Книга 2. В плену стихий

Я чувствовала тот душевный подъем, который ощущает любой врач, узнающий по описанию симптомов болезнь, уточняющий диагноз и ищущий пути лечения. Труба звала меня на подвиги, истинно!

– Разумеется, я не смогу сказать наверняка, не видя больных…

– Жена желает вам помочь и, несомненно, сделает это, но на борт вашего корабля она не поднимется, – заверил Джейми.

– Но… – В голосе Леонарда слышалось отчаяние. – Неужели миссис Малкольм не сможет…

– Нет, капитан, она не сможет, – отрезал Джейми, но одновременно с ним я твердо произнесла:

– Конечно, я смогу.

Джейми извинился, встал и вывел меня за руку в проход, откуда начинался кормовой трюм.

– Послушай, ты что, спятила? Кем нужно быть, чтобы выдумать эту прогулку на чумной корабль! И это когда мы ищем Эуона! Англичаночка, ты сумасшедшая – ставишь на карту жизни стольких людей по глупой прихоти! Пускай эти проклятые англичане передохнут – тебе какое до них дело?

– Корабль не чумной, – в свою очередь прошипела я, высвобождая руку из цепкой хватки Джейми. – Со мной будет все в порядке. Эй, шотландец, да отпусти же!

Джейми послушался, но стоял в проходе, раздувая ноздри.

– Он не чумной, у чумы другие симптомы. Похоже на брюшной тиф. Значит, мне ничего не грозит, я ведь вакцинирована от тифа. Помнишь, я говорила тебе о прививках?

Джейми засомневался в правдивости моих слов. То, что я спасла его после выстрела Лаогеры с помощью пенициллина, не убедило его в силе новейшей медицины, – он объяснял свое поистине чудесное спасение исключительно моим колдовским даром и применением познаний из области черной магии.

– Ну… Знаешь ли…

– Джейми! Я врач и всегда остаюсь им, чтобы я ни делала. Если люди попали в беду и если я могу помочь им, почему бы не воспользоваться этой возможностью? Кроме меня, им некому прийти на помощь. Я обязана отправиться на «Дельфин»!

Джейми вопросительно посмотрел на меня, призывая продолжить мою пламенную речь.

Я вдохнула свежий морской воздух, еще не отравленный смертоносными бациллами. Любой настоящий врач понял бы меня, но он не был врачом. Фрэнк с грехом пополам еще мог понять, что у меня существует потребность исцелять больных и спасать жизни людям, если их еще можно спасти, но попытаться это сделать, даже когда нельзя ничего предпринять. Джейми тоже должен был понять, но как сказать об этом?

– Когда я начала учиться, я поклялась…

Он вытаращился на меня.

– Какую еще клятву? О чем ты, англичаночка?

Вслух я произносила клятву Гиппократа только раз, но она всегда висела в рамочке в моем кабинете. Фрэнк подарил мне красивую рамочку, заключавшую священный для медика текст, когда я окончила медицинскую школу.

Сглотнув слюну и закрыв глаза, я принялась слово за словом произносить текст клятвы:

– «Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигиеей и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство… Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла… Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство… В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».

Закончив говорить, я открыла глаза и увидела внимательный взгляд Джейми.

– Часть клятвы, например, обращение к богам и все такое, произносят по традиции, – вяло оправдалась я, не зная, как скрыть смущение и что следует сказать еще.

Джейми на миг свел брови.

– Я понял, что клятва очень древняя, языческая. Здорово сказано, что ты воздержишься от любовных дел, – заметил Джейми.

– О чем бы ты еще упомянул. Не думай, что я мечтаю совратить капитана Леонарда, поэтому готова заболеть ради него.

Он резко выдохнул и провел рукой по волосам.

– Выходит, это должен сказать каждый врач, если хочет врачевать? Вы хотите помогать всем, даже врагам?

– Именно так, всем, даже врагам. Если они заболели или если даже ранены в бою или в плену, – честно сказала я, надеясь, что Джейми поймет меня.

– Ясно… – задумчиво протянул он. – Я знаю, что такое клятвы, и помню, каково это – держать слово во что бы то ни стало.

Джейми пробежал пальцами мне по руке и остановился на кольце – то была моя правая рука с обручальным кольцом.

– Есть и непреложные обеты. – Он посмотрел мне в глаза, держа пальцы на кольце.

Солнце располагалось за головой мужа, очертив его силуэт и позолотив его кожу. Когда оно вспыхнуло на серебре кольца, я тихо проговорила:

– Да, это так. – Вторую руку я положила Джейми на грудь. – Если ты придерживаешься одной клятвы, приходится нарушать другую.

Джейми поцеловал меня со вздохом.

– Да, ты права. Ты должна держать все свои клятвы. – Отпустив меня, он не сдержался, чтобы не уточнить: – Так что ты говоришь, прививки – это стоящая вещь? – с сомнением в голове уточнил он.

– Ну конечно, раз я так говорю, – улыбнулась я.

– Возможно, не следовало бы отпускать тебя одну?

– Нет, не беспокойся, я отлично справлюсь сама, а ты не привит и можешь заразиться.

– Но ты ведь не видела больных, а уже делаешь такие далеко идущие выводы.

– Потому я хочу попасть на корабль. Теперь ты понимаешь?

Меня доставили на «Дельфин» с помощью подвесной люльки, обычно используемой боцманом. Она жутко раскачивалась над морскими водами, и я не раз закрывала глаза от жути, уже потеряв надежду попасть на борт хоть какого-нибудь корабля, но смогла по достоинству оценить, сколь серьезен военный корабль по сравнению с «Артемидой»: последняя казалась внушительной, только если стоять на ее палубе, а так я имела возможность сравнить. Гибралтарская скала и утлая лодочка – так соотносились «Дельфин» и «Артемида».

С собой принесла медицинский саквояж, но его на время пришлось отдать гардемарину: я хотела заколоть волосы, растрепанные ветром.

– Отведите меня к больным, – перво-наперво приказала я.

Ветер был и вправду силен, значит, оба корабля не смогут долго стоять борт к борту. Света было очень мало: от масляных ламп было мало толку, к тому же они качались в такт кораблю. Подвесные койки тоже раскачивались. Все утопало во мраке, и больные казались мне китами, которых выбросила на берег безжалостная стихия, или ищущих помощи морских животных, все еще надеющихся в одиночку противостоять буре.

Внизу было еще хуже – там невыносимо смердело. Вентиляционные отверстия не пропускали сюда надлежащее количество воздуха, и людям приходилось несладко. Здоровым, поскольку больным было уже все равно.

Главной проблемой было то, что кроме пота смердело рвотой и поносом, неизбывными при брюшном тифе, но здесь дело усугублялось тем, что многие больные были слишком слабы и не успевали дотянуться до тех немногих горшков, которые стояли под гамаками, поэтому вся палуба была запятнана жидкими фекалиями. Разумеется, моя обувь очень быстро набрала на себя приличное количество этой зловонной смеси и теперь отвратительно чавкала при ходьбе.

– Дайте больше свету! – Тот же гардемарин, которому я дала чемоданчик, должен был выполнить новый приказ, чему он явно не был рад.

Замотанный шарфом, над которым виднелись перепуганные глаза, он выглядел очень жалко, но был вынужден повиноваться мне, что и сделал, попытавшись подойти ко мне с фонарем поближе.

Матрос, чей гамак был ближе всего к нам, отвернулся и застонал, завидев свет. Я потрогала его – он был горяч от мучившего его жара, а живот у него раздулся и затвердел. Пальпация, во время которой он извивался подобно червю, причинила ему лишь новые мучения.

– Я помогу вам, ничего не бойтесь, – проникновенно пообещала я. – Но прежде можно я посмотрю ваши глаза? Я врач.

На свету зрачок сузился, а веки стали красными, когда я оттянула их.

– Нет, убирайтесь и уберите фонарь! – завопил человек. – Вы смерти моей хотите, в глаза светите! Голова пухнет от вас!

Все сходится: жар, рвота, спазматические боли в животе и головные боли.

– Вас знобит? – Я показала сопровождающему, чтобы спрятал свет.

По стону я поняла, что не стоило и спрашивать.

Лежавшие в гамаках были укутаны в одеяла, что никак не было сопоставимо с жарой, царившей здесь. Все свидетельствовало о болезни, но какой?

Похоже на гастроэнтерит, конечно, но он, во-первых, не косит так массово, а во-вторых, среди его симптоматики нет головных болей. На отравление это тоже не похоже, вне сомнений. И на малярию: та приходит с Карибских островов в Европу. Все указывает на брюшной тиф. Заразиться им очень легко, ведь переносят его вши, а скопление людей в скученном пространстве только на руку этой хвори.

Единственное, что заставляло меня сомневаться в правильности поставленного диагноза, так это то, что не у всех моряков была сыпь, естественная при этом виде тифа. Я обнаружила ее только у третьего осмотренного больного. Кожа его была белой и липкой, а розетковидные пятна на ней – розовыми, исчезавшими при надавливании. Вернувшись к трапу и увидев там капитана Леонарда, я назвала ему диагноз:

– Брюшной тиф. – Как жаль, что я не могла проанализировать бактериальный посев под микроскопом! Однако и в этих условиях я была уверена в правильности своего вердикта.

– Ох… – Капитан явно был напуган этими страшными словами и не ждал ничего хорошего от продолжения диалога со мной. – Миссис Малкольм, мы можем как-то спасти команду? С вашей помощью, разумеется.

– Попытаемся. Я сделаю все, что в моих силах, но вы тоже должны постараться. Заболевших матросов нужно будет перенести, чтобы они могли спокойно дышать свежим воздухом, а не ютиться там, где они спят сейчас. Их нужно кормить жидкой едой, что тоже очень важно, иначе они умрут. Давайте им пить кипяченую воду и постоянно производите обтирания, чтобы остановить жар. Для того чтобы тиф не распространялся дальше, вы должны…

– Мы должны сделать это вместе. Я распоряжусь, чтобы здоровые матросы помогали вам во всем.

– Договорились. – Мне не очень понравились слова молодого капитана. – Я дам кое-какие наставления вашим матросам, чтобы они смогли продолжать уже без меня. Работать придется очень много и долго, и я не смогу долго быть с вами: капитан «Артемиды» и мой муж имеют неотложные дела.

– Миссис Малкольм, любая ваша помощь необходима нам как воздух и, возможно, спасет команду. Мы тоже очень спешим – нас ждут на Ямайке, но если мы не победим или хотя бы не остановим тиф, то мы не сможем прибыть туда.

Юный капитан говорил воодушевленно и серьезно, и у меня не было причин не доверять ему. Ситуация, заложником которой он был, и значимость задачи, которую он взвалил на себя, вызывали жалость.

– Тогда дайте мне с десяток матросов, и я посмотрю, что можно сделать, – согласилась я.

Я влезла на шканцы и послала рукой приветственный жест Джейми с борта «Дельфина». Он стоял у руля нашего корабля и выглядел озабоченным и недоумевающим, но улыбнулся, когда увидел меня.

– Спускаешься к нам? – Он сложил руки рупором, чтобы я лучше расслышала его.

– Нет еще! Часа через два!

Я на всякий случай показала «викторию» – вдруг Джейми не понял, сколько времени мне требуется, – и увидела, что он перестал улыбаться.

Больных к тому времени вынесли на корму, раздели и начали мыть морской водой. Следовало дать необходимые наставления и коку, и я отправилась на камбуз. Общаясь с ним и с его помощниками, я почувствовала, что корабль движется, и это движение не было похоже на естественное колыхание на волнах при удерживании судна, как это было до сих пор.

Кок не глядя выбросил руку, закрывая задвижку буфета, находящегося позади него, затем схватил кастрюлю, не давая ей упасть с полки, захлопнул крышкой дымивший котел на очаге и, наконец, в мгновение ока спрятал окорок на вертеле.

Я уже знала, что корабельные рыцари кухни проделывают и не такое: Мерфи, например, когда «Артемида» меняла курс или срывалась с места…

– Какого лешего… – Не договорив, я бросилась назад, на шканцы.

«Дельфин» почувствовал попутный ветер и теперь дрожал в предвкушении отплытия от парусов до киля.

Да, все паруса были подняты и раздувались на ветру. «Дельфин» резко повернул в сторону, и этот крен позволил ему покинуть «Артемиду». У руля находился незнакомый мне моряк, а рядом стоял капитан Леонард, командуя матросам, ставившими снасти.

– Что это значит? Червяк, у вас еще молоко на губах не обсохло! Что вы себе позволяете?

Капитан смутился, услышав мои вопли, но собрался с духом:

– Мы обязаны быть на Ямайке как можно скорее. – На его щеках заходили желваки. – Простите, миссис Малкольм, но я…

– Какие, к черту, «но»! Немедленно бросайте якорь! Я не могу плыть с вами! Вы что, не понимаете?

– Сожалею, мадам, – не поддавался Леонард, – но у меня нет другого выхода. Нам позарез нужен корабельный хирург. Не убивайтесь. – Он хотел было похлопать меня по плечу, но не посмел. – Я говорил вашему мужу, что вы будете в безопасности ожидать «Артемиду» на Ямайке.

Видимо, у меня было такое свирепое выражение лица, что Леонард с испугом отпрянул, и недаром: я действительно в тот момент могла ударить его.

– Вы… говорили моему мужу? Что же вы ему говорили? Я не верю, что Дж… мистер Малкольм согласился позволить вам увезти меня, – в бешенстве прошипела я.

– Ммм… не совсем так. – Капитан Леонард утерся грязнейшим носовым платком. – Ваш муж не согласился.

– Прекрасно! Ну а я, почему я ничего не знаю? – Мне очень хотелось попасть каблуком по ноге Леонарда, но он увернулся. – Это форменное похищение! И после этого вы воображаете, что я буду вашим врачом, не так ли?

Он спрятал платок в карман и гордо поднял голову с сознанием своей правоты.

– Миссис Малкольм, я уже говорил вашему мужу, что над «Артемидой» реял флаг Франции и у вас были французские документы, в то время как команда состояла преимущественно из англичан и шотландцев. Я мог бы – имел на то полное право – призвать ваших людей на службу, пользуясь теми исключительными обстоятельствами, в которые попал «Дельфин». Но поскольку врач нужен был нам еще больше, я согласился взять только вас вместо десятков матросов.

– То есть служить британской короне вместо них буду я. Что ж, я польщена. А что мой муж, он… обделал это дельце?

– Нет, я не сумел убедить вашего мужа, но капитан Рейнс счел мои аргументы удовлетворительными, – выудила я из Леонарда это скупое признание.

Он, с болтавшимся мундиром на тощем теле и с воспаленными глазами, представлял жалкое зрелище, но в то же время этот мальчик был способен на отчаянные поступки.

– Простите меня, миссис, я правда вас похитил, но это вынужденное похищение, если можно так выразиться, не по злому умыслу. Думаю, вы понимаете, что вы были единственным шансом для спасения «Дельфина», которым я не мог не воспользоваться.

Здесь мне следовало бы сказать что-нибудь нелицеприятное, но какой смысл был язвить в сложившейся ситуации? Я попала в ловушку, но Леонард не был разбойником и не хотел причинить мне вреда. Конечно, я гневалась из-за того, что мои планы нарушились, и нервничала, потому что меня разлучили с Джейми и, возможно, разлучили надолго, однако к капитану Леонарду я отнеслась сочувственно. В самом деле, что же ему оставалось? Я не великий врачеватель и вряд ли смогу спасти всю команду, но кое-что сделать вполне в моих силах.

– Ну хорошо… – Я в последний раз взглянула на паруса «Артемиды», прежде чем приступить к обязанностям на новом корабле. Джейми остался там… При этой мысли я почувствовала, как в животе у меня холодеет, как при морской болезни. – Раз уж я на борту вашего корабля, выделите мне людей, чтобы они выдраили палубу. Дайте столько, сколько можете. И еще: на корабле есть алкоголь?

Капитан поневоле вскинул брови:

– Разумеется. Ром для грога – его пьют матросы – и вино для кают-компании. А зачем вам такие сведения?

– Это нужно для дела. Пить я у вас не собираюсь, не думайте. Отведите меня к эконому. – Я мало-помалу начинала мыслить рационально и пыталась не поддаваться обуревавшим меня чувствам.

Юный англичанин пошел было впереди меня по трапу, но остановился, понимая, что в таком случае увидит мои нижние юбки, и, еще более смутившись, махнул рукой, пропуская меня вперед. Это неуместное проявление учтивости разозлило и одновременно рассмешило меня, но оно же оказалось очень кстати. Спустившись, я услышала, что наверху происходит такой диалог:

– Капитану не до тебя, у него много дел. Потом придешь. Да что за такое неотложное дело?