Смех сквозь слезы

Больному

Есть горячее солнце, наивные дети,Драгоценная радость мелодий и книг.Если нет – то ведь были, ведь были на светеИ Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ…Есть незримое творчество в каждоммгновеньи —В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.Будь творцом! Созидай золотые мгновенья —В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…Бесконечно позорно в припадке печалиДобровольно исчезнуть, как тень на стекле.Разве Новые Встречи уже отсияли?Разве только собаки живут на земле?Если сам я угрюм, как голландская сажа(Улыбнись, улыбнись на сравненье мое!),Это черный румянец– налет от дренажа,Это Муза меня подняла на копье.Подожди! Я сживусь со своим новосельем —Как весенний скворец запою на копье!Оглушу твои уши цыганским весельем!Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…Оставайся! Лишь в них оправданье земли.Адресов я не знаю – ищи неизвестных,Как и ты неподвижно лежащих в пыли.Если лучшие будут бросаться в пролеты,Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!Полюби безотчетную радость полета…Разверни свою душу до полных границ.Будь женой или мужем, сестрой или братом,Акушеркой, художником, нянькой, врачом,Отдавай – и, дрожа, не тянись за возвратом:Все сердца открываются этим ключом.Есть еще острова одиночества мысли —Будь умен и не бойся на них отдыхать.Там обрывы над темной водою нависли —Можешь думать… и камешки в воду бросать…А вопросы… Вопросы не знают ответа —Налетят, разожгут и умчатся, как корь.Соломон нам оставил два мудрых совета:Убегай от тоски и с глупцами не спорь.

1910

Вид из окна

Захватанные копотью и пылью,Туманами, парами и дождем,Громады стен с утра влекут к бессилью,Твердя глазами: мы ничего не ждем…Упитанные голуби в карнизах,Забыв полет, в помете грузно спят.В холодных стеклах, матовых и сизых,Чужие тени холодно сквозят.Колонны труб и скат слинявшей крыши,Мостки для трубочиста, флюгераИ провода в мохнато-пыльной нише.Проходят дни, утра и вечера.Там где-то небо спит, аршином выше,А вниз сползает серый люк двора.

1910

Хмель

Нирвана

На сосне хлопочет дятел,У сорок дрожат хвосты…Толстый снег законопатилВсе овражки, все кусты.Чертов ветер с хриплым писком,Взбив до неба дымный прах,Мутно-белым василискомБьется в бешеных снегах.Смерть и холод! Хорошо быС диким визгом, взвиться ввысьИ упасть стремглав в сугробы,Как подстреленная рысь…И выглядывать оттуда,Превращаясь в снежный ком,С безразличием верблюда,Занесенного песком.А потом – весной лиловой —Вдруг растаять… закружить…И случайную коровуБеззаботно напоить.

1911

«Солнце жарит. Мол безлюден…»

Солнце жарит. Мол безлюден.Пряно пахнет пестрый груз.Под водой дрожат, как студень,Пять таинственных медуз.Волны пухнут…Стая рыб косым пятномЗатемнила зелень моря.В исступлении шальном,Воздух крыльями узоря,Вьются чайки.Молча, в позе Бонапарта,Даль пытаю на молу:Где недавний холод марта?Снежный вихрь, мутящий мглу?Зной и море!Отчего нельзя и мнеЖить, меняясь как природа,Чтоб усталость по веснеУнеслась, как время года?..Сколько чаек!Солнце жжет. Где холод буден?Темный сон случайных уз?В глубине дрожат, как студень,Семь божественных медуз.Волны пухнут…

1911

«Почти перед домом…»

Почти перед домомТропинка в зеленые горыКружится изломом,Смущает и радует взоры.Айда, без помехи,К покатой и тихой вершине,Где ясны, как вехи,Деревья в укрытой низине!..Дорогой – крапива,Фиалки и белые кашки,А в небе ленивоПлывут золотые барашки.Добрался с одышкой,Уселся на высшую точку.Газета под мышкой —Не знаю, прочту ли хоть строчку.Дома как игрушки,Румяное солнце играет,Сижу на макушке,И ветер меня продувает…

1913

У Нарвского залива

Я и девочки-эстонкиПритащили тростника.Средь прибрежного пескаВдруг дымок завился тонкий.Вал гудел, как сто фаготов,Ветер пел на все лады.Мы в жестянку из-под шпротовМолча налили воды.Ожидали не мигая,Замирая от тоски, —Вдруг в воде, шипя у края,Заплясали пузырьки!Почему событье этоТак обрадовало нас?Фея северного лета,Это, друг мой, суп для вас…Трясогузка по соседствуПо песку гуляла всласть.Разве можно здесь не впастьПод напевы моря в детство?

1914

Возвращение

Белеют хаты в молчаливо-бледном рассвете.Дорога мягко качает наш экипаж.Мы едем в город, вспоминая безмолвно о лете…Скрипят рессоры, и сонно бормочет багаж.Зеленый лес и тихие долы – не мифы:Мы бегали в рощах, лежали на влажной траве,На даль, залитую солнцем, с кургана,как скифы,Смотрели, вверяясь далекой, немой синеве…Мы едем в город. Опять углы и гардины,Снег за окном, книги и мутные дни —А здесьпо бокам дрожат вдоль плетней георгиныИ синие сливы тонут в зеленой тени…Мой друг, не вздыхайте, —здесь тоже не лучше зимою:Снега, почерневшие ивы, водка и сон.Никто не придет… Разве нищая баба с сумоюСпугнет у крыльца хоровод продрогших ворон.Скрипят рессоры… Качаются потные кони.Дорога и холм опускаются к сонной реке.Как сладко жить! Выходит солнце в короне,И тени листьев бегут по вашей руке.

1914

Сумерки

Хлопья, хлопья летят за окном,За спиной теплый сумрак усадьбы.Лыжи взять да к деревне удрать бы,Взбороздив пелену за гумном…Хлопья, хлопья… Все глуше покой,Снег ровняет бугры и ухабы.Островерхие ели – как бабы,Занесенные белой мукой.За спиною стреляют дрова,Пляшут тени… Мгновенья все дольше.Белых пчелок все больше и больше…На сугробы легла синева.Никуда, никуда не пойду…Буду долго стоять у окошкаИ смотреть, как за алой сторожкойРастворяется небо в саду.

1916

На замковой террасе

Наивная луна, кружок из белой жести,Над башней замка стынет.Деревья в парке свили тени вместе —Сейчас печаль нахлынет…На замковой террасе ночь и тьма.Гуляют бюргеры, студенты и бульдоги,Внизу мигают тихие дома,Искрятся улицы и теплятся дороги.Из ресторана ветер вдруг примчалПрозрачно-мягкую мелодию кларнета,И кто-то в сердце больно постучал,Но в темном сердце не было ответа.Невидимых цветов тяжелый, пряный яд,И взрывы хохота, и беспокойность мая,И фонари средь буковых аркад…Но Евы нет – и мрачны кущи Рая.

1907

Апельсин

Вы сидели в манто на скале,Обхвативши руками колена.А я – на земле,Там, где таяла пена, —Сидел совершенно одинИ чистил для вас апельсин.Оранжевый плод!Терпко-пахучий и плотный…Ты наливался дремотноПод солнцем где-то на югеИ должен сейчас отправиться в ротК моей серьезной подруге.Судьба!Пепельно-сизые финские волны!О чем она думает,Обхвативши руками коленаИ зарывшись глазами в шумящую даль?Принцесса! Подите сюда,Вы не поэт, к чему вам смотреть,Как ветер колотит воду по чреву?Вот ваш апельсин!И вот вы встали.Раскинув малиновый шарф,Отодвинули ветку сосныИ безмолвно пошли под смолистымнавесом.Я за вами – умильно и кротко.Ваш веер изящно бил комаров —На белой шее, щеках и ладонях.Один, как тигр, укусил вас в пробор,Вы вскрикнули, топнули гневно ногойИ спросили: «Где мой апельсин?»Увы, я молчал.Задумчивость, мать томно-сонной мечты,Подбила меня на ужасный поступок…Увы, я молчал!

1913

Тифлисская песня

Как лезгинская шашка твой стан,Рот – рубин раскаленный!Если б был я турецкий султан,Я бы взял тебя в жены…Под чинарой на пестром ковреМы играли бы в прятки.Я б, склонившись к лиловой чадре,Целовал твои пятки.Жемчуг вплел бы тебе я средь кос!Пусть завидуют люди…Свое сердце тебе б я поднесНа эмалевом блюде…Ты потупила взор, ты молчишь?Ты скребешь штукатурку?А зачем ты тихонько, как мышь,Ночью бегаешь к турку?Он проклятый мединский шакал!Он шайтан! Он невежа!Третий день я точу свой кинжал,На четвертый – зарррежу!..Искрошу его в мелкий шашлык…Кабардинцу дам шпоры —И на брови надвину башлык,И умчу тебя в горы.

1921

Ленивая любовь

Пчелы льнут к зеленому своду.На воде зеленые тени.Я смотрю не мигая на водуИз-за пазухи матери-лени.Почтальон прошел за решеткой, —Вялый взрыв дежурного лая.Сонный дворник, продушенный водкой,Ваш конверт принес мне, икая.Ничего не пойму в этом деле…Жить в одной и той же столицеИ писать два раза в неделюПо четыре огромных страницы.Лень вскрывать ваш конверт непорочный:Да, я раб, тупой и лукавый, —Соглашаюсь на все заочно.К сожаленью, вы вечно правы.То – нелепо, то – дико, то – узко…Вам направо? Мне, видно, налево…Между прочим, зеленая блузкаВам ужасно к лицу, королева.Нет, не стану читать, дорогая!..Вон плывут по воде ваши строки.Пусть утопленник встречный, зевая,Разбирает ваши упреки.Если ж вам надоест сердиться(Грех сердиться в такую погоду), —Приходите вместе ленитьсяИ смотреть не мигая на воду.

1922

Человек

Жаден дух мой! Я рад, что родилсяИ цвету на всемирном стволе.Может быть, на Марсе и лучше,Но ведь мы живем на Земле.Каждый ясный – брат мой и друг мой,Мысль и воля – мой щит против «всех»,Лес и небо – как нежная правда,А от боли лекарство – смех.Ведь могло быть гораздо хуже:Я бы мог родиться слепым,Или платным предателем лучших,Или просто камнем тупым…Все случайно. Приятно ль быть волком?О, какая глухая тоскаВыть от вечного голода ночьюПод дождем у опушки леска…Или быть безобразной жабой,Глупо хлопать глазами весь векИ любить только смрад трясины…Я доволен, что я человек.Лишь в одном я завидую жабе, —Умирать ей, должно быть, легко:Бессознательно вытянет лапки,Пробурчит и уснет глубоко.

1912

Из книги «Жажда»

Война

Песня войны

Прошло семь тысяч пестрых лет —Пускай прошло, ха-ха!Еще жирнее мой обед,Кровавая уха…Когда-то эти дуракиДубье пускали в ходИ, озверев, как мясники,Калечили свой род:Женщин в пламень,Младенцев о камень,Пленных на дно —Смешно!Теперь наука – мой мясник,Уже средь облаковПорой взлетает хриплый крикНад брызгами мозгов.Мильоны рук из года в годЛьют пушки и броню,И все плотней кровавый ледПлывет навстречу дню.Вопли прессы,Мессы, конгрессы,Жены – как ночь…Прочь!Кто всех сильнее, тот и прав,А нужно доказать, —Расправься с дерзким, как удав,Чтоб перестал дышать!Враг тот, кто рвет из пасти костьИль – у кого ты рвешь.Я на земле – бессменный гость,И мир – смешная ложь!Укладывай в гробПрикладами в лоб.Штыки в живот, —Вперед!

Между 1914 и 1917

Привал

У походной кухни лентой —Разбитная солдатня.Отогнув подол брезента,Кашевар поит коня…В крышке гречневая каша,В котелке дымятся щи.Небо – синенькая чаша,Над лозой гудят хрущи.Сдунешь к краю лист лавровый,Круглый перец сплюнешь вбок,Откроишь ломо́ть здоровый,Ешь и смотришь на восток.Спать? Не клонит… Лучше к речке —Гимнастерку простирать.Солнце пышет, как из печки.За прудом темнеет гать.Желтых тел густая каша,Копошась, гудит в воде…Ротный шут, ефрейтор Яша,Рака прячет в бороде.А у рощицы тенистойСел четвертый взвод в кружок.Русской песней голосистойЗахлебнулся бережок.Солнце выше, песня тише:«Таракан мой, таракан!»А басы ворчат всё тише:«Заполз Дуне в сарафан…»

Между 1914 и 1917

Письмо от сына

Хорунжий Львов принес листок,Измятый розовый клочок,И фыркнул: «Вот писака!»Среди листка кружок-пунктир,В кружке каракули: «Здесь мир»,А по бокам: «Здесь драка».В кружке царила тишина:Сияло солнце и луна,Средь роз гуляли пары,А по бокам толпа чертей,Зигзаги огненных плетейИ желтые пожары.Внизу, в полоске голубой:«Ты не ходи туда, где бой.Целую в глазки. Мишка».Вздохнул хорунжий, сплюнул вбокИ спрятал бережно листок:«Шесть лет. Чудак, мальчишка!..»

Между 1914 и 1917

В операционной

В коридоре длинный хвост носилок…Все глаза слились в тревожно-скорбныйвзгляд, —Там, за белой дверью, красный ад:Нож визжит по кости, как напилок, —Острый, жалкий и звериный крикВ сердце вдруг вонзается, как штык…За окном играет майский день.Хорошо б пожить на белом свете!Дома – поле, мать, жена и дети, —Все темней на бледных лицах тень.А там, за дверью, костлявый хирург,Забрызганный кровью, словно пятнистойвуалью,Засучив рукава,Взрезает острою стальюЗловонное мясо…Осколки костейДико и странно наружу торчат,Словно кричатОт боли.У сестры дрожит подбородок,Чад хлороформа – как сладкая водка;На столе неподвижно желтеетНесчастное тело.Пскович-санитар отвернулся,Голую ногу зажав неумело,И смотрит, как пьяный, на шкап…На полу безобразно алеетСвежим отрезом бедро.Полное крови и гноя ведро…За стеклами даль зеленеет,Чета голубейВоркует и ходит бочком вдоль карниза.Варшавское небо – прозрачная риза —Все голубей…Усталый хирургПодходит к окну, жадно дымит папироской,Вспоминает родной ПетербургИ хмуро трясет на лоб набежавшейпрической:Каторжный труд!Как дрова, их сегодня несут,Несут и несут без конца…

Между 1914 и 1917

На поправке

Одолела слабость алая,Ни подняться, ни вздохнуть:Девятнадцатого маяНа разведке ранен в грудь.Целый день сижу на лавкеУ отцовского крыльца.Утки плещутся в канавке,За плетнем кричит овца.Все не верится, что дома…Каждый камень – словно друг.Ключ бежит тропой знакомойЗа овраг в зеленый луг.Эй, Дуняша, королева,Глянь-ка, воду не пролей!Бедра вправо, ведра влево,Пятки сахара белей.Подсобить? Пустое дело!..Не удержишь, поплыла,Поплыла, как лебедь белый,Вдоль широкого села.Тишина. Поля глухие,За оврагом скрип колес…Эх, земля моя Россия,Да хранит тебя Христос!

1916

На Литве

«На миг забыть – и вновь ты дома…»

На миг забыть – и вновь ты дома:До неба – тучные скирды,У риги – пыльная солома,Дымятся дальние пруды;Снижаясь, аист тянет к лугу,Мужик коленом вздел подпругу, —Все до пастушьей бороды,Увы, так горестно знакомо!И бор, замкнувший круг небес,И за болотцем плеск речонки,И голосистые девчонки,С лукошком мчащиеся в лес…Ряд новых изб вдаль вывел срубы,Сады пестреют в тишине,Печеным хлебом дышат трубы,И Жучка дремлет на бревне.А там, под сливой, где белеютРубахи вздернутой бока, —Смотри, под мышками алеютДва кумачовых лоскутка!Но как забыть? На облучкеТрясется ксендз с бадьей в охапке;Перед крыльцом, склонясь к луке,Гарцует стражник в желтой шапке;Литовской речи плавный стройЗвенит забытою латынью…На перекрестке за горойХристос, распластанный над синью.А там, у дремлющей опушки,Крестов немецких белый ряд, —Здесь бой кипел, ревели пушки…Одни живут – другие спят.Очнись. Нет дома – ты один:Чужая девочка сквозь тынСмеется, хлопая в ладони.В возах – раскормленные кони,Пылят коровы, мчатся овцы,Проходят с песнями литовцы —И месяц, строгий и чужой,Встает над дальнею межой…

1920

Аисты

В воде декламирует жаба,Спят груши вдоль лона пруда.Над шапкой зеленого грабаТопорщатся прутья гнезда.Там аисты, милые птицы,Семейство серьезных жильцов…Торчат материнские спицы,И хохлятся спинки птенцов.С крыльца деревенского домаСмотрю – и как сон для меня:И грохот далекого грома,И перьев пушистых возня.И вот… От лугов у дороги,На фоне грозы, как гонец,Летит, распластав свои ноги,С лягушкою в клюве отец.Дождь схлынул. Замолкли перуны.На листьях – расплавленный блеск.Семейство, настроивши струны,Заводит неслыханный треск.Трещат про лягушек, про солнце,Про листья и серенький мох —Как будто в ведерное донцеБросают струею горох…В тумане дороги и цели,Жестокие черные дни…Хотя бы, хотя бы неделюПожить бы вот так, как они!

1922

Чужое солнце

«Сероглазый мальчик, радостная птица…»

Сероглазый мальчик, радостная птица,Посмотри в окошко на далекий склон:Полосой сбегает желтая пшеница,И леса под солнцем – как зеленый сон.Мы пойдем с тобою к ласковой вершинеИ орловской песней тишину вспугнем.Там холмы маячат полукругом синим,Там играют пчелы над горбатым пнем…Если я отравлен темным русским ядом,Ты, веселый мальчик, сероглазый гном…Свесим с камня ноги, бросим палки рядом,Будем долго думать каждый о своем.А потом свернем мы в чащу к букам серым,Сыроежек пестрых соберем в мешок.Ржавый лист сквозит там, словно мех пантеры,Белка нас увидит, вскочит на сучок.Все тебе скажу я, все, что сам я знаю:О грибах-горкушах, про житье ежей;Я тебе рябины пышной наломаю…Ты ее не помнишь у родных межей?А когда тумана мглистая одеждаВстанет за горой – мы вниз сбежим свистя.Зрей и подымайся, русская надежда,Сероглазый мальчик, ясное дитя!..

1921

Мираж

С девчонками Тосей и ИннойВ сиреневый утренний часМы вырыли в пляже пустынномКривой и глубокий баркас.Борта из песчаного крема.На скамьях пестрели кремни.Из ракушек гордое «Nemo»[2]Вдоль носа белело в тени.Мы влезли в корабль наш пузатый.Я взял капитанскую власть.Купальный костюм полосатыйНа палке зареял, как снасть.Так много чудес есть на свете!Земля – неизведанный сад…«На Яву?» Но странные детиШепнули, склонясь: «В Петроград».Кайма набежавшего валаДрожала, как зыбкий опал.Команда сурово молчала,И ветер косички трепал…По гребням запрыгали баки.Вдали над пустыней седойСияющей шапкой ИсаакийМиражем вставал над водой.Горели прибрежные мели,И кланялся низко камыш:Мы долго в тревоге смотрелиНа пятна синеющих крыш.И младшая робко сказала:«Причалим иль нет, капитан?»Склонившись над кругом штурвала,Назад повернул я в туман.

1923

Весна в Шарлоттенбурге