Зеленая революция

Если в 1950-е гг. одна корова давала около 640 л молока в год, то к 2011 г. средний удой составлял уже 8173 л, а у чемпионок — до 10 000 л и больше. Это в среднем 30 л в день, что до крайности истощает организм животного. Пастбищный выгон сегодня исключение, подавляющее большинство более чем 4 млн молочных коров в Германии живут в стойлах для беспривязного содержания, не на траве — на бетоне. И их все время «улучшают» для максимальной продуктивности. Но за это нужно платить: у животных падает иммунитет, рождаемость, они раньше умирают. Из-за хронического воспаления вымени четверть коров преждевременно забивают. Среднестатистическая корова живет не больше 5 лет. Два года их растят, затем они приносят в среднем трех телят, после чего теряют все силы и отправляются на бойню. Современный коровник на 1000 животных — это более-менее автоматизированная фабрика. Доением занимаются роботы, наблюдают за коровами сенсоры и видеокамеры. В курятники сегодня набивают до 100 000 птиц, свиньи содержатся в мегахлевах на несколько десятков тысяч животных. Случись неполадки с вентиляционной системой, погибнут почти все. Во избежание эпидемий в корма подмешивают антибиотики. При разведении несушек в год «устраняют» до 50 млн цыплят мужского пола. На роль цыплят-бройлеров несушки не годятся, поскольку у них слабо развита мышечная ткань[215].

Более ста лет назад Эптон Синклер в своем знаменитом романе «Джунгли» описал чикагские бойни. Тогда на конвейерах Мясного Городка производилось не меньше 80 % потреблявшегося в Америке мяса. В этом земном аду работало 25 000 человек. В 1920-е гг. в Чикаго забивали 13 млн свиней и коров в год. Из мяса делали консервы или в рефрижераторных вагонах развозили его по всей стране. Скотоводство, мясоперерабатывающая отрасль и потребление четко разделялись. Можно было полакомиться отбивной или солониной, не задумываясь о том, как содержат, перевозят и забивают скотину. За прошедшее время ужесточились нормы гигиены и появились хоть какие-то стандарты содержания скота. Но принципиальных изменений в мясной отрасли не произошло. Животные превратились в чистый фактор производства, который при минимальных затратах должен приносить максимальный доход. Было бы, правда, лицемерием обвинять в этом только мясную промышленность. Ее тайный сообщник — потребитель. Тот, кто желает часто ставить на стол много дешевого мяса и колбасы, не имеет права сетовать на условия массового содержания скота. А как иначе обеспечить миллиарды горожан, которые не могут обходиться без курочек гриль, гамбургеров и стейков? Тот, кто признает, что у животных тоже есть достоинство, обязан изменить свое питание. Из этого не следует, что нужно непременно отказаться от всех продуктов животного происхождения. Если животных содержат в неплохих условиях и с ними прилично обращаются, их можно употреблять в пищу. Но тогда ассортимент мяса и колбасы будет более скудный, а сами продукты дороже.

В целом питание, ориентированное на злаки, бобовые, овощи и фрукты, принесет много пользы. Оно способствует продовольственной безопасности в развивающихся странах, помогает сдерживать изменение климата, щадит почву и позволяет содержать животных в приличных условиях. Редко изменение нашего повседневного поведения имеет столь серьезные последствия. При этом меньшее потребление мяса — не просто акт любви к меньшим братьям, нам это тоже полезно. В Америке и Европе избыточное потребление мяса стало медицинской проблемой номер один. Научные исследования связывают с чрезмерным потреблением мяса и колбасы такие заболевания цивилизации, как рак, диабет, инфаркт. И в самом деле: меньше значит больше. Растущее число людей уже не разделяют утверждение Бертольта Брехта о том, что морализаторством сыт не будешь. Мы можем себе позволить во время еды не забывать о морали.

Экскурс: витамины для бедных

С учетом растущих требований к сельскому хозяйству как к поставщику продуктов питания, аграрного сырья и энергетических культур Совет по биоэкономике при правительстве ФРГ рекомендует в первую очередь повышать именно продуктивность этой отрасли. К инновациям, на которые возлагаются надежды, относится «выведение более продуктивность сортов растений и видов животных, обладающих специфическими свойствами, в том числе веществами, способствующими здоровому питанию». Под этим понимается выведение сортов растений с повышенным содержанием протеинов, витаминов и микроэлементов (например, железа и цинка), а также обогащение продуктов питания в ходе производственного процесса. Благодаря этому предполагается улучшить качество питания 3 млрд человек, которые сегодня страдают от хронического голода или недоедания. Однако голодают эти люди не из-за абсолютной нехватки продовольствия, а из-за бедности. Они, как правило, просто не могут пользоваться достижениями промышленных продовольственных технологий. Рынок сбыта обогащенных йогуртов, соков и т. д. — это не фавелы, бидонвили и шанхайчики этого мира, а более или менее богатые кварталы. Во исправление подобного несправедливого распределения социально мыслящий финансист Мухаммад Юнус, получивший известность благодаря своему банку микрокредитования и ставший лауреатом Нобелевской премии мира, вместе с французским продовольственным гигантом Danone основал совместное предприятие. Усилиями компаньонов был разработан недорогой йогурт с добавлением железа, витаминов, кальция, йода и цинка. Это должно было помочь детям Бангладеша, половина которых страдает от недоедания. Вот что писал об этом журнал Wirtschaftswoche: «Gremeen Danone построила фабрику в Богре к северо-западу от Дакки, организовала сеть распространения и обучила продавщиц, которые с йогуртом „Шокти Дои“ ходили по домам. И сначала все шло хорошо. Но когда в 2006 г. взлетели цены на молоко, проектные расчеты затрещали по швам. Юнус настоял на повышении цен: в конечном счете социальное предприятие не благотворительная организация. В результате число продаж резко упало, в сельской местности — до 80 %. Там Gremeen Danone понизил цены, но уменьшил объем упаковки. Сегодня — спустя 4 года — совместное предприятие стоит на пороге безубыточности»[216]. Чему нас это учит? Даже общественно полезные предприятия, инвестирующие прибыли в расширение или усовершенствование продукции, неизбежно страдают от несовершенства мирового рынка. В конце концов, они непременно переложат повысившуюся стоимость аграрного сырья и энергии на потребителя. И все же такая предпринимательская модель предоставляет шанс дать работу бедным, повысить качество их питания, а также ради снижения цены сократить расходы на упаковку, рекламу, распространение, долю прибыли совладельцев. Социальные предприятия и товарищества — одно из средств борьбы с недоеданием.

Воды, воды!

В ближайшие десятилетия серьезнейшей проблемой сельского хозяйства станет нехватка воды. Сельскому хозяйству требуется много воды, а интенсивному сельскому хозяйству — еще больше. В засушливых регионах повышение урожаев связано с искусственным орошением. А нередко экологические перегрузки опускают уровень грунтовых вод. Солидный научный журнал Nature писал об одном проекте, исследовавшем 800 мест залегания грунтовых вод, 20 % из них уже истощены. К неблагополучным регионам относятся дельта Нила, Северная Индия, Пакистан, Калифорния[217]. Вследствие сокращения запасов воды над 1,7 млрд человек нависла серьезная угроза. Изменение климата только обострит эту проблему. Распространяются аридность и засуха. США получили звонок из будущего летом 2012 г., когда были отмечены самые высокие температуры за историю наблюдений начиная с 1895 г. В злаковой полосе Среднего Запада урожай погиб в рекордные сроки. Особенно в экстремальных погодных условиях страдают монокультуры. Потери в США, которые стремятся поставлять на мировой рынок четверть общемирового экспорта злаков, привели к беспримерному подъему цен на пшеницу — с 5,60 доллара за бушель (около 36 л) в мае до 8,60 доллара в июле. Для миллионов людей это означает сокращение рациона питания.

Будущее повышение производительности сельского хозяйства просто не может сопровождаться пропорциональным увеличением потребления воды. Нам не хватит ресурсов, тем более что сельское хозяйство конкурирует с растущим потреблением воды в энергетическом секторе. Это означает, что в сельском хозяйстве нужно намного эффективнее использовать воду. 1 м3 свежей воды должно хватать на более значительный выход продукции. Эрнст Ульрих фон Вайцзеккер и его соавторы рассказывают о множестве способов радикального, на 50–80 %, снижения потребления свежей воды: эффективная технология орошения, аккумулирование дождевой воды при помощи дренажа, очищение и повторное использование технической воды — только некоторые из них[218]. По данным Всемирного фонда дикой природы, в Индии в рамках пилотных проектов с участием нескольких тысяч крестьян потребление воды было сокращено вполовину[219].

Согласно исследованию, проведенному Продовольственной и сельскохозяйственной организацией Объединенных Наций и Организацией экономического сотрудничества и развития, лидером экономии воды в засушливых регионах посредством новых технологий является Израиль. Еще 30 лет назад на израильское сельское хозяйство приходилось 70 % всей используемой в мире воды. Сегодня показатель составляет 52 %, причем с учетом роста продуктивности. Во многом это стало возможным благодаря использованию очищенной технической воды. Создателем одной из самых эффективных технологий орошения, распространенной сегодня во всем мире, стал инженер Симхи Бласс: как-то он обратил внимание на дерево в пустыне Негев, которое было мощнее соседних. Пытаясь понять, в чем дело, инженер установил, что корневая система дерева по каплям получает воду из проходящей рядом подземной водопроводной трубы, имеющей протечку. Сегодня фирма Netafim, основанная в 1965 г. с целью реализации этого наблюдения на практике, является мировым лидером капельного орошения. Ее персонал составляет 2400 человек, она обслуживает оросительные системы в 112 странах. Это классический пример экологического и экономического успеха[220]. Капельное орошение сокращает потери воды от испарения и просачивания в землю, одновременно препятствуя вымыванию питательных веществ из почвы. Практика показывает, что таким способом потребление воды можно сократить на 30–70 %, а урожай повысить на 90 %. Существуют два варианта этой технологии: дорогой, с дистанционным компьютерным управлением и дешевый, сконструированный из простейших элементов и доступный небогатым крестьянам в развивающихся странах. Парадоксальным образом практикуемое во многих странах субсидирование цен на воду противится внедрению подобных водосберегающих технологий. Чтобы сделать необходимые инвестиции рентабельными, нужно приблизить цены на воду к ее реальной стоимости и ввести прогрессивную шкалу, что, кстати, уже делается в Израиле. Только тогда экономное пользование дефицитной водой станет привлекательным, что будет еще одним примером того, насколько эффективность ресурсопотребления зависит от политических и экономических условий[221].

Рекультивация

По сравнению с миллиардами, инвестируемыми в выведение более урожайных сортов растений, почвоведение пока отстает. При этом прогрессирующее сокращение пахотных земель, как и угроза нехватки воды, представляет собой серьезнейшую опасность для глобальной продовольственной стабильности. И напротив, мелиорация почвы дает большие возможности для повышения урожаев. Пахотная земля в полном смысле слова — основа человеческой цивилизации. Ее плодородие в значительной степени зависит от содержащихся в почве (лат. humus) органических веществ. В Конвенции ООН по борьбе с опустыниванием (United Nations Convention to Combat Desertification, UNCCD) указывается, что ежегодное сокращение пахотных земель составляет около 24 млрд т, 12 млн га подвергаются опустыниванию. Это непосредственная угроза для жизни 1,5 млрд человек. Сокращение пахотных земель происходит прежде всего по трем причинам: из-за стремительной урбанизации, засоления почв вследствие искусственного орошения и ползучей эрозии под воздействием интенсивной машинной обработки земли. С учетом быстро растущей потребности в аграрной продукции недостаточно просто остановить потери. Цель — возврат (рекультивация) пахотных и пастбищных земель, а также повышение качества обрабатываемых площадей с целью увеличения урожаев. Регенерация биологически активного гумусного слоя также вносит решающий вклад в дело борьбы с изменением климата: по мнению Фримана Дайсона, дополнительный миллиметр гумусного слоя свяжет в три раза больше CO₂, чем за весь 2010 г. было выброшено в атмосферу человеком[222].

Ключевую роль в рекультивации земель играет восстановление лесов. Деревья бесценны для планеты. Они связывают углекислый газ, производят кислород, накапливают дождевую воду, противодействуют эрозии почв и дают натуральные удобрения для образования гумуса. Вместе с тем деревья являются важнейшим экономическим фактором. Древесина — ценный энергоноситель, кроме того, деревья являются источником строительного материала, пробки, смолы, плодов[223]. В одном исследовании об «экологических услугах», оказываемых европейскими лесами, утверждается, что в год они связывают около 870 млн т двуокиси углерода, что соответствует 10 % выбросов парниковых газов совокупными усилиями европейских государств. Только в 2010 г. леса дали 578 млн м3 древесины на сумму 21,1 млрд евро[224].

Агролесоводство, т. е. сочетание лесоводства и сельского хозяйства, — перспективный путь для улучшения качества почв. В тропиках широко распространено многоэтажное сельское хозяйство — травянистые многолетники, кустарники, деревья. Сегодня его осваивают и фермеры Германии. Древесные насаждения посреди поля служат препятствием для ветра, задерживают воду, привлекают птиц, жуков и микроорганизмов, дают тень, плоды и древесину. Осенью падающая листва удобряет землю[225]. В Сахеле вернулись к массовым посадкам традиционного африканского «дерева-удобрения» (faidherbia albida), в листьях которого содержится очень много азота. Его корни длиной более 20 м забирают питательные вещества и воду с большой глубины. «Дерево-удобрение» способствовало увеличению сельскохозяйственных площадей в одном только Нигере примерно на 250 000 га в год. За последние 20 лет лесонасаждения увеличились на 5 млн га. Тони Ринодо, эксперт по вопросам сельского хозяйства организации World Vision, отмечает, что «это самый крупный (позитивный) экологический сдвиг в Западной Африке, а возможно, и на всем континенте»[226]. Деревья могут заменить минеральные удобрения, которые не по карману многим мелким фермерам, они улучшают плодородие почвы и повышают урожаи. Поэтому Международный лесоводческо-сельскохозяйственный центр в Найроби предлагает обучающие программы в Малави, Танзании, Мозамбике, Зимбабве и Замбии, в которых участвуют 400 000 крестьян. Оправдали себя и посадки деревьев на кофейных плантациях, в животноводстве наличие деревьев повышает надои коров.

Способ обработки почвы также может содействовать или препятствовать эрозии. Особенно резкой критике подвергается глубокая вспашка, при которой верхний слой почвы переворачивается и сильно разрыхляется, а остатки растений и сорняков уходят на глубину до 25 см. Перепаханная таким образом земля быстрее высыхает, подвергается эрозии, а органических веществ в ней со временем становится меньше. Альтернативой может служить консервирующая обработка почвы. При таком методе землю не пашут, а лишь разрыхляют, а при так называемом прямом посеве отказываются и от разрыхления. Специальные сеялки лишь слегка надрезают землю, высевая семена на глубине нескольких сантиметров[227]. Многолетние измерения на опытных полях свидетельствуют, что при таком методе 1 га почвы обогащается углеродом на 1 т в год. Иными словами, такой способ дополнительно помогает связывать CO₂ в почве. Безошибочный признак высокого качества почвы — большое количество дождевых червей. На вспаханных полях их насчитывается 30–40 на 1 м2, при прямом посеве — до 200. Дождевые черви перемешивают растительные остатки в подпочве, способствуют равномерному увлажнению и обеспечивают более высокую плотность микроорганизмов. На глубине до 2 м они прокладывают систему ходов, благодаря чему вода лучше впитывается в почву. Корни растений проникают глубже в землю, получая доступ к воде, находящейся на большей глубине, что повышает их засухоустойчивость. Более высокая биологическая активность почвы увеличивает шансы на высокие урожаи. В Германии консервирующая обработка почвы пока медленно пробивает себе дорогу, здесь лидирует Бразилия. Там сегодня почти на половине пахотных земель применяется метод прямого посева, остальное обрабатывается при помощи культиваторов и других консервирующих методов[228]. Выращивание многолетних растений также повышает биологическую активность почвы, обогащая ее азотом и углеродом. Правда, потребуются еще годы интенсивных исследований, пока мы получим многолетние сорта злаков.

Другая возможность повысить плодородие почвы — применение в качестве удобрений органических отходов. Особенно интересный вариант — «черная земля» (terra preta). Так когда-то называли богатые гумусом земли Амазонки, наследие ранней индейской культуры. Древние индейцы смешивали биологические отходы, экскременты, кости, другие органические вещества с древесным углем, помещали смесь в глиняные сосуды, для брожения добавляя молочнокислые бактерии. Так образовалась самая плодородная почва на Земле. Если удастся наладить производство такого удобрения современными способами, можно создать крайне богатые гумусом почвы, рекультивировать выщелоченные земли и добиться значительно более высоких урожаев. Материалом для terra preta могут служить органические отходы сектора общественного питания, продовольственной отрасли и домохозяйств. Таким образом, «черную землю» можно было бы производить недалеко от городов и использовать на фермах и огородах городских предместий — заманчивая перспектива для urban farming, которое развивается во всем мире.

Агропарки

Параллельно развивается новый вид промышленно организованного сельского хозяйства. Ключевые слова здесь — агропарк и пищевые кластеры в мегаполисах (metropolitan food cluster), организация которых предполагает интеграцию широкого ассортимента сельскохозяйственной продукции в агроиндустриальных центрах вокруг городов. Цель — максимальное достижение эффекта синергии и минимизация транспортных издержек. Пространственное и функциональное сочетание растение-, садо- и животноводства и перерабатывающей отрасли сопровождается сокращением площадей и вредных выбросов, потребления воды и энергии. Появляется возможность разорвать порочный круг, когда промышленное сельское хозяйство неизбежно связано с увеличением экологической нагрузки. Агропарки создаются сегодня во всем мире и прежде всего в развивающихся странах, где стремительно растут города, которые необходимо как можно эффективнее обеспечить сельскохозяйственными продуктами. В рамках крупного проекта по созданию портовой и промышленной инфраструктуры в китайском Каофейдяне запланирован агроцентр, где предусмотрено занять до 10 000 человек, а также объединить теплицы, скотоводческие, молочные фермы, рыбные хозяйства, перерабатывающие предприятия и логистические цепи и научные и образовательные центры[229].

Преимущества объединения животноводства, растениеводства и рыболовства налицо: использование отходов в качестве удобрений и для производства биоэнергии, комплексное энерго- и водоснабжение, промышленная переработка сточных вод, концентрация и маркетинг, сокращение транспортных путей. Повышается и квалификация рабочей силы — помимо работников, занятых необходимым физическим трудом, появляется нужда в технологах, инженерах, биологах, ветеринарах, экономистах. С повышением квалификации и заработков растет также престиж работы в сельскохозяйственной отрасли. Плотность агропромышленных центров ослабляет потребность в площадях по сравнению с традиционным сельским хозяйством. Так можно сохранить (или вновь создать) естественные ландшафты, где не столь заметны следы человеческой деятельности. Концентрация позволяет получать более высокие урожаи на единицу площади; это еще одна возможность повысить продуктивность сельского хозяйства, не перепахивая последние не потревоженные человеком гектары.

Теплицы — традиционная форма выращивания овощей и фруктов без привязки к определенному месту. В Голландии тепличное производство уже давно поставлено на промышленную основу. У экологов теплицы до сих пор пользовались плохой репутацией, считаясь олицетворением энергоемкого сельского хозяйства. Но технологические возможности нового поколения теплиц как раз дают пример эффективного пользования ресурсами. В них налажены замкнутые циклы. Техническая вода очищается и используется вторично. Температуру и влажность регулируют компьютеры. Избыточная солнечная энергия аккумулируется в почве и зимой используется для отопления. Ископаемое топливо заменяют термическая солнечная энергия и внутреннее тепло Земли. Иными словами, новые способы производства значительно эффективнее. Если взять, к примеру, выращивание помидоров, то в Испании в полях на 1 кг помидоров требуется около 60 л воды, а в современных голландских теплицах с замкнутым водным и энергетическим циклом — 3–4 л[230].

Urban farming

В здании бывшего чикагского мясоперерабатывающего завода Джон Идел с группой энтузиастов, работающих в основном на общественных началах, пытается осуществить несколько футуристический проект: производство биопродуктов в центре города. Цель проекта «Завод» (The Plant) — углеродно нейтральное производство свежих овощей и фруктов. Не на дачном участке, не в теплице, которая стоит в чистом поле, а в четырехэтажном здании завода. The Plant — лишь один из проектов, цель которых создание «вертикального сельского хозяйства» (vertical farming). Vertical farming и означает расположение сельхозпроизводства по вертикали. Так что в будущем нас ожидают не только многоэтажные офисы и жилые дома, но и небоскребы, где будут производить продукты питания и разводить рыбу. Мы привыкли к тому, что для производства продуктов питания необходима земля. На самом деле растениям нужны всего три элемента: вода, свет и питательные вещества. Если использовать воду в качестве проводника питательных веществ, грунт становится излишним. Растения пускают корни в субстрат из натурального или искусственного материала, по возможности длительного и многократного использования, который обеспечивает циркуляцию воды и воздуха и здоровый рост корней.

Научное название растениеводства без земли — гидропоника, это метод выращивания овощей, при котором растения не пускают корни в землю, проводником питательных веществ является неорганический субстрат. Преимущества метода налицо: гидропонические системы позволяют контролировать количество поступающих питательных веществ и воды, оптимально регулировать температуру и освещение. Вегетационный период сокращается, в сезон можно снимать по несколько урожаев. Отпадает необходимость в пестицидах и гербицидах, органические отходы тут же могут использоваться в качестве удобрений и для производства энергии[231]. Потребление воды сокращается в 10 и более раз, техническая вода используется в замкнутых циклах и подвергается очищению. Близость к потребителю экономит энергию и расходы. Производство не зависит от метеорологических условий; засуха, непогода уже не представляют опасности. В теплицах можно выращивать растения и собирать урожай вне зависимости от времени года; растения плодоносят не раз в год, а постоянно. В итоге продуктивность на единицу площади резко возрастает. Землепользование растущего городского населения ради удовлетворения продуктовых потребностей понижается. Диксон Депомье, профессор по вопросам здравоохранения Колумбийского университета в Нью-Йорке и автор книги «Вертикальная ферма», утверждает, что с одного акра (0,4 га) теплицы можно собрать в 30 раз больше клубники, чем с поля[232].

Экскурс: рыба-помидор

Удачный пример использования синергетических эффектов при комбинировании различных процессов дает проект «Рыба-помидор». Исследовательская группа при берлинском Институте гидроэкологии и речного рыболовства им. В. Лейбница разработала установку, где в комплексном замкнутом биоцикле разводят тиляпию и выращивают помидоры. Научное название такого метода — аквапоника (от «аквакультура» (рыбоводство) и «гидропоника»). Самое привлекательное в нем — существенное повышение эффективности ресурсопотребления. Вода из рыбного садка одновременно служит для полива растений, и наоборот, пар, возникающий в теплицах, конденсируется и возвращается в бассейн к рыбам. Экономия воды поразительная: в традиционном рыболовстве на 1 кг рыбы предусматривается 1000 л воды; простая гидропоническая система требует 600 л воды на 1 кг помидоров. Установка «рыба-помидор» обходится 220 л на 1 кг рыбы и 1,6 кг помидоров — экономия почти 90 %. Каждый день нужно добавлять всего 3 л свежей воды, 97 % используется вторично как техническая вода. Продукты жизнедеятельности рыб попадают не в коммунальную очистительную систему, а служат удобрением с богатым содержанием фосфатов. Углекислый газ, выделяемый рыбами, кусты томатов преобразуют в кислород. Сооружение функционирует без выбросов, энергией его снабжают фотогальваническая и биогазовая установки[233]. Еще одно преимущество системы в том, что производство можно наладить везде, где достаточно пространства для размещения довольно большой теплицы. Это позволяет выращивать овощи и разводить рыбу в непосредственной близости от потребителя и прекрасно вписывается в новое направление urban farming. Одна небольшая демонстрационная установка уже работает в Берлине на территории Malzfabrik (Солодовенного завода), в планах — поставить еще две крупные установки, в частности, ферму на крыше площадью 7000 м2[234].

До сих пор традиционное сельское хозяйство дешевле, чем соответствующие установки в помещениях, прежде всего потому, что пахотные земли стоят меньше, чем городские площади. При составлении сметы учитывается также, что солнечный свет частично приходится заменять искусственным освещением. Однако чем эффективнее удастся использовать на таких городских фермах солнечную энергию и наладить замкнутые циклы, тем выше будет их экономичность и экологичность. Перспективная идея — плавающие теплицы на озерах и реках вблизи городов. Огороды на крышах жилых зданий, где растут огурцы и помидоры, уже никого не удивляют. Следующий шаг — размещение теплиц и огородов на крышах супермаркетов и офисных зданий. Их обогрев можно обеспечить за счет тепла, которое отдает само здание, система позволяет использовать для полива сточные воды и улавливать максимум солнечной энергии. В Германии, по данным Технологического института по вопросам экологии, безопасности и энергетики им. Фраунгофера, насчитывается около 1200 млн м2 плоских крыш, не считая жилых зданий. На четверти этой площади могут произрастать травы и овощи. Тогда растения будут связывать примерно 20 млн т CO₂. Это 80 % (!) углеродных выбросов промышленных предприятий Германии[235]. В соответствии с этими принципами во всем мире интенсивно проводятся исследования по проблеме строительства агронебоскребов, оснащенных всеми новинками современных энергетических, строительных и гидротехнологий. Полезные площади в таких зданиях, а в зависимости от высоты они могут доходить до нескольких гектаров, позволяют выращивать овощи в немалых количествах, причем урожаи с единицы площади в несколько раз выше, чем в традиционном сельском хозяйстве[236].

До сих пор экологи не возражают. Красный флажок появляется тогда, когда на вертикальных фермах предполагается разводить кур и свиней — идея, которую отстаивает специалист по агропаркам Петер Смеетс[237]. Аргументация Смеетса с точки зрения голландской сельскохозяйственной индустрии последовательна: если уже сегодня экспортируется 80 % свинины и спрос растет, почему бы откорм свиней не сконцентрировать в агроиндустриальных комплексах недалеко от портов? Там можно сразу помещать импортируемые корма в силосные сооружения, а животных забивать на месте и грузить на рефрижераторные судна. Тем самым живое существо окончательно превращается в чистое сырье для мясной отрасли. Конечно, извращение, но в русле повсеместно растущего потребления мяса вполне логично, поскольку достойное содержание животных возможно, только если мы будем есть меньше мяса. Ежедневное употребление мясо и чистая совесть несовместимы.

Кстати сказать, urban farming подразумевает не аграризацию города, а урбанизацию деревни. Это открывает новые перспективы самообеспечения крупных городов свежими продуктами питания. Можно рассуждать о том, в каком объеме городские фермы заменят традиционное сельское хозяйство. Но чем выше будет самообеспечение городов, тем меньше будут требования к сельскому хозяйству любой ценой увеличивать площади и любыми средствами повышать урожаи. Попутно это создает рабочие места и обеспечивает доходы растущему городскому населению. Зелень на крышах улучшает микроклимат и связывает углерод. Овощи и фрукты не нужно «настраивать» под долгое хранение и перевозки, они будут свежими попадать на стол. Не в последнюю очередь аграрные кооперативы, огородные товарищества и локальные рынки способствуют укреплению социальных связей в городах.

Предварительные итоги

Готового ответа на вопрос о типе продовольствия XXI в. не существует, лишь разные пересекающиеся возможности. Сельское хозяйство будет и дальше диверсифицироваться в рамках широкого спектра, включающего в себя мелкие крестьянские хозяйства, агропромышленные центры, экологическое земледелие и городскую агрикультуру. Изменится и биологическое сельское хозяйство, которое вовсе не отказывается от достижений современных аграрных технологий, биологии растений и почвоведения, напротив, намерено оптимально использовать продуктивность природы. Это предполагает постоянное углубление наших знаний о биологических процессах. Сельское хозяйство — прямой взаимообмен между человеком и природой. Чем больше мы знаем о жизнедеятельности почвы и биологическом обмене веществ, тем более устойчивое взаимодействие с природой можем организовать. В этом смысле научный подход к производству продовольственной продукции, начало которого было заложено возделыванием полей, огораживанием пастбищ и разведением скота, выращиванием растений, сохраняется. Мы всегда стремились культивировать природу. В числе прочего это означало пошаговую эмансипацию от первозданной природы — посредством искусственного орошения, террасирования ландшафтов, повышения плодородия почвы, выращивания высокоурожайных растений и разведения полезных животных. Речь здесь идет об осознанном формировании природы. В XXI в. это развитие с учетом невиданного размаха и глубины аграрных исследований ускорится.

Было бы, однако, неверно считать панацеей исключительно высокую продуктивность сельского хозяйства. Подавляющее большинство производителей сельхозпродуктов в мире — мелкие крестьяне; 75 % владеют в лучшем случае 2 га земли. Поэтому в целях продовольственной безопасности развивающихся стран важнее всего повышать урожаи мелких крестьянских хозяйств. И здесь право на землю, транспортная инфраструктура, склады, выгодные кредиты, гарантированное энергообеспечение играют такую же большую роль, как и усовершенствование методов земледелия. Как раз для мелких крестьян образование и квалификация — ключ к повышению урожаев и улучшению жизни. Во всех сегментах сельского хозяйства возрастает значение прикладной науки для удовлетворения растущей потребности в разного рода аграрной продукции.

7. Революция в энергетике

В июне 1993 г. немецкие электрические концерны пророчили в газетах: «В будущем солнце, вода и ветер смогут покрыть нашу потребность в электричестве не более чем на 4 %». Не прошло и 10 лет, как в Германии четверть всего объема электричества уже поставляли возобновляемые источники энергии. Мы уже вступили в эпоху энергетической революции. Стартовый выстрел дал Закон о возобновляемых источниках энергии красно-зеленой правительственной коалиции, вступивший в силу в начале 2000 г. Он основывался на двух гарантиях, послуживших действенным стимулом к началу энергетической революции: во-первых, на 20 лет гарантировался сбыт зеленого электричества, а во-вторых, при закупках электричества электросети отныне должны были отдавать предпочтение возобновляемым источникам энергии. Дополнительные расходы были включены в цену на электричество. Это дало возможность косвенного увеличения финансовой нагрузки на ТЭС и АЭС, а не на оборудование, производящее регенеративное электричество. Закон обеспечил длительную стабильность доходов инвесторов, что привело к настоящему инвестиционному буму. Германия стала лидером ветровой и солнечной энергетики. В пяти землях ФРГ доля возобновляемых источников уже перешагнула отметку 35 %. Лидирует Мекленбург — Передняя Померания (84 %), вплотную за ней Шлезвиг-Голштейн и Бранденбург (около 75 %). Эти регионы Германии, где сконцентрированы ветровые электростанции, в недалеком будущем полностью покроют свою потребность в электричестве из экологически чистых источников[238].

Распространение возобновляемых источников энергии стало стимулом для создания рабочих мест: согласно исследованию Федерального министерства по охране окружающей среды, в 2011 г. в сфере электричества и отопления работало около 380 000 человек, что в два раза больше, чем 7 лет назад. Примерно три четверти этих рабочих мест появилось благодаря Закону о возобновляемых источниках энергии. Больше всего человек было занято в солнечной энергетике (125 000, включая работников физического труда), чуть меньше — в био- и ветроэнергетике[239]. Правда, по данным Федерального союза солярной энергетики, в 2012 г. занятость в немецкой солярной отрасли резко сократилась — на 30 000 рабочих мест. Причиной тому общемировой избыток мощностей, понижение цен и неслыханно дешевые предложения китайских производителей, которым государство помогает беспроцентными кредитами и другими льготами. Пока зарубежные солярные предприятия, пользуясь Законом о возобновляемых источниках энергии, получают прибыль, наращивая экспорт в Германию, Китай целенаправленно поддерживает свою промышленность. Всего 15 % солнечных батарей, установленных на крышах Германии, немецкого производства, 60 % — китайского[240]. Участие немецких фирм на мировом рынке сократилось с 20 до 6 %. Доля солярных модулей составляет 9 %, инверторов — 35 %. За 6 лет (с 2006 по 2012 г.) цены на оборудование упали на баснословные 64 %. Правда, нельзя утверждать, что немецкая солярная энергетика неповинна в постигшем ее кризисе. По данным Федерального министерства экономики, ее расходы на научные исследования и опытно-конструкторские разработки составляют 2,5 % оборота (по состоянию на 2009 г.). Это с учетом юного возраста отрасли, имеющей высокий инновационный потенциал и сильных конкурентов на мировом рынке, с позволения сказать, до смешного мало. Для сравнения: в немецкой автомобильной промышленности эта цифра составляет 6 %, в электротехнике — 7 %, в фармацевтике — 9 %.

Взвинчивание цен или модель успеха?

Несмотря на некоторый спад, Закон о возобновляемых источниках энергии до сих пор можно считать подлинной историей успеха. Долгие годы он практически не подвергался критике предпринимателей и политиков. Множество стран скопировало немецкую модель. В последнее время стали раздаваться призывы замедлить развитие солнечной и ветровой энергетики. Очевидно, что происходит это из-за растущих цен на электричество, чему способствует распространение возобновляемых источников энергии. Предполагалось, что в 2013 г. в результате применения Закона о возобновляемых источниках энергии цена на электричество повысится на 5,27 цента за кВт·ч, т. е. по сравнению с предыдущим годом на 47 %. Для домохозяйств, расходующих 3500 кВт·ч, затраты тем самым возрастут со 125 до почти 185 евро в год[241]. За этим прежде всего стоит быстрое развитие фотогальваники. Оно требует повышения в общей сумме доли, закрепленной в Законе о возобновляемых источниках энергии, хотя фиксированные цены на солнечную энергию были резко понижены[242]. Значит, упрек в том, что распространение солнечной и ветровой энергии взвинчивает цены на электричество, справедлив? Возражаю, ваша честь! Если присмотреться, картина куда более пестрая. С 2000 г., когда вступил в силу Закон о возобновляемых источниках энергии, по 2012 г. тариф на электричество для физических лиц вырос с 14 до почти 26 центов. Согласно Закону, в эту сумму не включили всего 3,59 цента, что составляет менее трети общих затрат. За повышением цен на электричество стоит прежде всего рост расходов на традиционные энергоносители — уголь и газ. Без растущего ассортимента зеленого электричества он бы еще сильнее ударил по тарифам. Ценам на Лейпцигской энергетической бирже не дает подняться главным образом распространение фотогальваники. Подобный эффект разгрузки позволяет понизить плату за электричество почти на 1 цент за 1 кВт·ч, что выгодно в первую очередь энергоемким предприятиям.

В целом у промышленности нет никаких оснований обвинять Закон о возобновляемых источниках энергии в повышении тарифов на электричество. Еще красно-зеленое федеральное правительство по большей части освободило укрепившиеся на мировых рынках энергоемкие предприятия от соблюдения Закона. Они платят лишь 10 % полной цены. Это было не самое простое решение, поскольку нагрузки распределились еще более неравномерно, и все же с индустриально-политической точки зрения правильное: нужно не изгонять из страны предприятия с большими счетами на электричество, а поддерживать их на пути максимальной экономии энергии при выборе способа производства. На базе комплексной индустрии, производящей сталь, алюминий, химическое сырье, в Германии может развиваться машиностроение. Правда, консервативно-либеральная коалиция существенно расширила круг компаний, получающих льготы[243]. В противном случае надбавка, предусмотренная Законом о возобновляемых видах энергии, была бы ниже почти на 1 цент. Кроме того, промышленные предприятия платят меньше налогов на электричество, у них значительно более низкие тарифы на пользование Интернетом и электричеством. Таким образом, основные финансовые тяготы энергетической революции несут домохозяйства и мелкие предприятия. Чтобы не порождать недовольство переменами в энергетике, эту вилку необходимо сузить.

То, что отдельные сегменты экономики пытаются сегодня вставлять палки в колеса энергетической революции, неудивительно. До сих пор они распрекрасно пользовались энергией, подлинная стоимость которой была распределена на всех. Цены на электричество, производимое угольными электростанциями, отнюдь не покрывают расходы, связанные с загрязнением воздуха и изменением климата. И атомную промышленность сперва подкармливали высокими государственными субсидиями. До сих пор экономика не очень-то скорбела по поводу такого рода дотаций; они были ей даже выгодны. Понятно, что крупные электрические концерны не в восторге от Закона о возобновляемых источниках энергии: их участие на рынке сокращается. Поскольку с появлением солнечного и ветрового электричества радикально изменилась сама структура промышленного сегмента: владельцами фотогальванических установок и ветрогенераторов в основном являются граждане, крестьяне, которые либо эксплуатируют их самостоятельно, либо вступают в соответствующие фонды. Предпринимательская модель бывших монополистов эродировала. В 2010 г. во владении «большой четверки» (Eon, RWE, Vattenfall и EnBW) находилось лишь 6,5 % оборудования по производству регенеративного электричества в ФРГ.

То, что критики Закона о возобновляемых источниках энергии, преследуя весьма прозрачные интересы, порой впадают в истерику, не означает, однако, что все может остаться по-прежнему. Необходимо реформировать принцип расширения сети возобновляемых источников, а также реорганизовать весь рынок электричества, причем именно потому, что Закон о возобновляемых источниках энергии оказался таким удачным. Он преследовал цель разнообразить рынок электричества и дать толчок использованию альтернативных источников энергии. И то и другое сработало, как и ожидали авторы Закона. Возобновляемые источники энергии прочно укрепились на рынке атомно-ископаемого электричества. Сегодня, когда их доля составляет 25 %, а к 2030 г. должна повыситься по меньшей мере до 40 %, нам нужна новая структура рынка энергии[244]. Концепция базисной электрической нагрузки, хребет которой составляли атомные и угольные станции, устарела. Последние атомные реакторы должны исчезнуть к 2022 г., значимость угля по экономическим и климатическим причинам снижается. Уже сегодня в солнечные и ветреные дни возобновляемые источники полностью удовлетворяют потребность в электричестве. Если его производство повысится, мощность угольных ТЭС придется либо краткосрочно сокращать (для этого они недостаточно мобильны), либо экспортировать их электричество по ценам, не покрывающим издержки. Бывают дни, когда на Лейпцигской энергетической бирже даже отмечаются «негативные цены», т. е. производители вынуждены платить за сбыт покупателям. В таких условиях невыгодно строить даже современные газовые станции, которые позволяют легко регулировать подачу электричества. Поскольку возобновляемые источники энергии еще далеки от того, чтобы 365 дней в году круглые сутки надежно обеспечивать нас электричеством, в ближайшем будущем нам еще понадобится мобильный резерв электростанций. В настоящее время в рамках темы «Рынки мощностей» обсуждается, как организовать систему, распределяющую аккумулированное электричество. Объем этих запасов зависит не только от энергосодержания возобновляемых источников. Не менее важен прогресс и в сфере потребления: увеличение производства энергии из возобновляемых источников и понижение энергопотребления — это две стороны одной медали. Пока все-таки дешевле экономить каждый киловатт электричества: негаватт вместо мегаватта[245].

Новый мир энергии

Энергетическая революция должна охватить и производство, и потребление. «Умное» энергопотребление — тоже ответ на повышение цен: более высокие цены на электричество, нефть или газ не должны приводить к увеличению счетов на энергию, а скорее должны компенсироваться за счет повышения эффективности. Это касается и электричества, и транспорта, и температурного режима в помещениях. Менее энергоемкие механизмы и здания, оптимальное удовлетворение спроса компенсируют инвестиции в дорогие электростанции. Энергообеспечение, базирующееся на возобновляемых источниках, можно сравнить с пазлом, отдельные фрагменты которого должны в точности совпадать друг с другом.

Многообразие мощностей для производства регенеративного электричества как в части источников энергии и технологий, так и регионального распределения.

Мобильное управление резервными электростанциями, причем предпочтение должно отдаваться децентрализованным блочным тепловым электростанциям.

Расширение и модернизация электросети с целью включения центральных ветряных и солнечных электростанций в крупные потребительские сети и минимизации транспортных издержек. Надрегиональные электросети сокращают потребность в дорогих аккумулирующих мощностях.

Электрические аккумуляторы, которые накапливают колеблющееся ветровое и солнечное электричество и при необходимости его отдают. Излишки для покрытия пиковых нагрузок можно депонировать, к примеру, на «промежуточных складах» — в децентрализованных системах батарей или на наносных гидроаккумулирующих станциях. Можно также преобразовывать электричество в метан или водород.

Оптимальная синхронизация спроса и предложения как следствие разумно организованных электросетей, которые собирают данные производителей и потребителей в реальном времени и дают возможность наилучшего контроля. Энергосети и базы данных объединяются в одну суперструктуру — «умную сеть» (smart grid).

Более тесное взаимодействие трех крупных энергетических секторов — электричества, тепла и транспорта. Электропоезда становятся частью регулирования электрической нагрузки; излишки ветрового электричества можно преобразовывать в водород или метан, из которых затем при необходимости можно производить тепло, топливо или электричество.

Общеевропейская интеграция возобновляемых источников энергии в одну сеть — от ветреных побережий Северной Европы до солнечного пояса Средиземноморья. Обширная сеть множества источников энергии и электростанций дает возможность наладить стабильное энергообеспечение, что позволит сократить количество аккумуляторов и резервных мощностей. Давний конфликт «централизованный или децентрализованный» устарел. Тому, кто желает добывать 100 % энергии из возобновляемых источников, придется комбинировать: по возможности децентрализованно, по необходимости централизованно.

Время, когда солнечное и ветровое электричество могло одержать победу без соблюдения вышеперечисленных условий, подходит к концу. Необходимо координировать производство, сетевое регулирование и спрос. Поскольку речь идет о долгосрочных вложениях, нужно обеспечить надежность планирования. Это вовсе не означает возврат к государственному планированию в энергетике. Чтобы удержать в узде цены и форсировать инновации, нам и в будущем потребуется сочетать политические решения, общественную инфраструктуру и частную конкуренцию. Реформированная система распределения электричества из возобновляемых источников должна убить нескольких зайцев одновременно: гарантировать необходимые инвестиции для более активного использования возобновляемых источников энергии, содействовать инновационному соревнованию и регулировать продажи, исходя прежде всего из ситуации на рынке. Это обеспечит комбинацию фиксированных базисных цен и сегмента, ориентированного на спрос[246]. Такая система устранит избыточное накопление солнечного электричества в дневное время и будет способствовать развитию технологий его аккумулирования.

Параллельно необходимо усиливать интеграцию европейских рынков электричества на базе возобновляемых источников энергии. Для этого нужно прежде всего уравнять системы субсидий и создать общеевропейские сети[247]. В долгосрочной перспективе энергетическая революция не будет иметь в Германии успеха, если мы будем проводить ее в гордом одиночестве. Нельзя по высокой цене аккумулировать каждый киловатт солнечного электричества, который мы можем экспортировать. И наоборот, транснациональная сеть избавит нас от необходимости содержать дорогостоящие резервные электростанции. В конце концов, закон о сравнительных преимуществах распространяется и на возобновляемые источники энергии: инвестиции в ветровую, солнечную и геотермальную энергетику должны в первую очередь использоваться там, где они, за вычетом транспортных издержек, дадут наибольший эффект. Это предполагает наличие функционирующего европейского внутреннего рынка возобновляемых источников энергии, включая соответствующую сетевую инфраструктуру.

Ставить целью национальную энергетическую автаркию неразумно ни с экономической, ни с политической точки зрения. Надгосударственная сеть возобновляемых источников энергии не должна также обрываться на границах Евросоюза. Это касается как кооперации с нашими восточными соседями, так и установлению связей с Северной Африкой и Ближним Востоком. Пионером такого сотрудничества Европы с Северной Африкой стал проект «Дезертек» по производству солнечного и ветрового электричества в североафриканской пустыне[248]. Потенциал ее огромен. Исследование Германского центра по освоению воздушного и безвоздушного пространства показало, что электричество из североафриканской пустыни может удовлетворить до 15 % потребности Европы в энергии. Для этого требуются инвестиции в размере 400 млрд евро. Останется ли «Дезертек» миражем в пустыне или выльется в конкретные проекты, вопрос не столько технологический, сколько политический. Проще построить солнечные термические электростанции и проложить кабель под Средиземным морем, чем объединить множество действующих лиц для организации подобного мультилатерального проекта. Первые фирмы уже вышли из консорциума. И все же идея «Дезертека» по-прежнему вызывает восхищение. Она открывает перспективу создания рабочих мест и получения доходов на месте, профессиональной квалификации молодежи, производства экологического электричества для развития сельского хозяйства и промышленности в регионе, а также содействует энергетической революции в Европе. Как раз в ситуации серьезнейших перемен, происходящих сегодня в арабском мире, «Дезертек» играет огромную политическую роль: этот проект открывает североафриканским странам перспективу устойчивого развития и укрепляет связи региона с Европой. Кстати сказать, солнечный свет, который за 6 часов одного-единственного дня падает на Землю в пустыне, соответствует примерно общемировому годовому потреблению электричества.

Экскурс: Европейский союз за возобновляемые источники энергии

Евросоюз должен поставить перед собой масштабную цель: к 2050 г. полностью перевести энергоснабжение на возобновляемые источники энергии. Это был бы сигнал мировой климатической политике. Одновременно энергетическая революция подтолкнет европейскую экономику к созданию миллионов рабочих мест. Это был бы ответ на глубокий экономический кризис, который сегодня шествует по континенту, — проект, который вызвал бы энтузиазм всей Европы, мобилизовал инвесторов и дал новый стимул европейской интеграции.

В начале 2007 г. главы ряда европейских правительств приняли решение к 2020 г. понизить выбросы CO₂ в Евросоюзе на 20 % и повысить долю возобновляемых источников энергии на 20 %. Это лишь первый шаг. У Европы есть природный и промышленный потенциал, чтобы в основном удовлетворять свою потребность в электричестве энергией ветра, солнца, биомассы, теплом земли и воды.

Пока о европейской энергетической политике, ориентированной на будущее, говорить не приходится. К атомной энергии члены ЕС относятся по-разному. Расходится их политика и в отношении угля, но самое главное, они все еще борются за поставки российского газа. С точки зрения энергетической политики в ЕС сегодня сплошная неразбериха. Чтобы расширить пользование возобновляемыми источниками энергии в общеевропейском масштабе и укрепить кооперацию в рамках ЕС, нам нужны новые инструменты. Одним из таких инструментов могло бы стать создание европейского объединения возобновляемых источников энергии[249].

У истоков европейской интеграции стояло Европейское объединение угля и стали. За ним в 1957 г. последовал Евратом (Европейское сообщество по атомной энергии). Оно было призвано способствовать использованию атомной энергии и тем самым понизить зависимость Европы от импорта энергии. За минувшее время эта якобы индустрия будущего зашла в тупик: слишком опасно, слишком дорого, несовместимо с растущей долей возобновляемых источников энергии. Европейское объединение возобновляемых источников энергии должно пойти по другому пути, который сделает Европу первопроходцем энергоснабжения XXI в.

Чтобы решить эту задачу, новый институт должен: содействовать европейским исследованиям в области возобновляемых источников энергии, а учитывая средства, вложенные в атомные исследования и термоядерный синтез, здесь предстоит наверстывать упущенное; поддерживать инновационные технологии, устанавливая экспериментальное оборудование; развивать общеевропейскую сеть, которая объединила бы разные возобновляемые источники энергии во многих странах; синхронизировать программы по поддержке производства зеленого электричества; обеспечить условия честной конкуренции; поддерживать совместные проекты с соседями — восточными и южными странами ЕС.

Убийца климата: уголь

В борьбе с изменением климата энергетический сектор играет ключевую роль. Именно здесь более чем где-либо решается, удастся ли распрощаться с ископаемой индустриальной эрой и войти в устойчивое будущее. Два важнейших аспекта направления развития — повышение эффективности энергопользования и переход к возобновляемым источникам энергии. Даже для ФРГ это крайне нелегко, а еще сложнее для поднимающихся стран, которые как раз вступили в фазу стремительного роста. В аналитической записке Международного энергетического агентства World Energy Outlook 2012 высказывается предположение, что к 2035 г. мировое энергопотребление увеличится более чем на треть[250]. Причем 60 % приходится на экономики Китая, Индии и Ближнего Востока, рост которых в большой степени базируется на ископаемом топливе. Продолжающееся доминирование угля и нефти в мировой энергетической системе не в последнюю очередь объясняется масштабными государственными субсидиями. Агентство называет точную сумму, которая только в 2011 г. была израсходована на удешевление ископаемой энергии для индустрии и потребителя, — 523 млн долларов. Внедрение возобновляемых источников энергии пока продвигается не столь быстро, чтобы вытеснить ископаемые энергоносители, тем более что потенциал аккумуляции при помощи более эффективных энергетических и строительных технологий используется пока не полностью. Если эта тенденция сохранится, мы, по оценкам агентства, придем к долгосрочному глобальному потеплению в среднем на 3,6 °C (а по другим прогнозам, гораздо выше).

Убежденным экологам ближе мысль о создании общества, которое полностью удовлетворяло бы свою потребность в энергии из возобновляемых источников энергии. И ничто им так не портит настроение, как угольная перспектива, поскольку, помимо нефти, основным источником накопления в атмосфере углекислого газа является уголь — после преобразования в электричество и энергию процесса. Несмотря на это, мы переживаем сегодня угольный ренессанс, в первую очередь благодаря энергетическому голоду пороговых стран. Уголь по-прежнему самое дешевое и доступное топливо. В 2010 г. он дал около 30 % первичной энергии, чуть меньше, чем нефть (34 %). При производстве электричества уголь с отрывом стал главным энергоносителем (40 %)[251]. В последние 10 лет почти половина общемирового прироста энергопотребления покрывалась углем; потребление его росло даже быстрее, чем производство электричества из возобновляемых источников энергии[252]. Экономический подъем Китая стимулируют прежде всего угольные ТЭС. В 2007 г. их доля в новых производственных мощностях составила 81 %. На сегодня эта цифра снизилась до 65 %. Но даже с учетом серьезных намерений китайского правительства стимулировать использование альтернативных источников энергии (включая атом) доля угля в производстве электричества в Китае до 2030 г. едва ли составит менее 50 %, тем более что запланированный срок эксплуатации новых электростанций составляет 40 лет. Такая же ситуация сложилась и в Индии. Только на две эти страны приходится около 75 % роста спроса на уголь.

По оценкам Международного энергетического агентства, без проведения серьезнейшей корректировки к 2035 г. потребление угля в новых промышленных странах (не присоединившихся к ОЭСР) почти удвоится. Соответствующее увеличение выбросов CO₂ станет для климата тяжелым ударом. Остается надеяться, что этот сценарий не воплотится в жизнь и сообществу государств удастся-таки прийти к глобальному климатическому соглашению. Кроме того, агентство недооценивает рост конкурентоспособности возобновляемых источников энергии. Но пока растущее потребление угля в Азии остается важнейшей причиной увеличения общемировых выбросов CO₂. Поэтому, чтобы понизить «угольные» выбросы CO₂, нужно делать все для внедрения возобновляемых источников энергии и повышения эффективности энергопотребления в строительном секторе. Для этого недостаточно наклеить этикетку «чистый уголь» (clean coal), которая только сбивает с толку. Уголь был и есть грязный. Но существует немало возможностей понизить экологическую нагрузку, связанную с эксплуатацией угольных ТЭС, и с точки зрения климатической политики было бы легкомысленно их не использовать. Это в первую очередь соответствующее оснащение уже действующих станций. Довольно простые меры, такие как усовершенствование эксплуатационных процессов или замена лопастей турбин, уже могут дать значительный эффект. Каждый процент повышения эффективности в производстве электричества сокращает выбросы углекислого газа на 2–3 %.

В этом смысле активно пропагандируемый геологический секвестр углерода (CCS) не самая разумная альтернатива. Это вопрос не веры, а трезвой оценки данной технологии. CCS понижает степень эффективности угольных ТЭС на 20–25 %. Соответственно повышаются цены на топливо. Растет и уровень потребления первичной энергии для производства равного количества электричества. Не решен также вопрос о местах захоронения для огромных масс углекислого газа, выделяемого при преобразовании угля в электричество. Поэтому в любом случае выгоднее инвестировать в экономию энергии и ее возобновляемые источники. В отличие от угольных технологий инвестиции в регенеративное электричество в долгосрочной перспективе понижаются. Прежде всего это относится к солнечной энергии. В то время как цены на уголь на мировом рынке будут только повышаться, стоимость топлива для производства энергии из возобновляемых источников стремится к нулю. Тот, кто умеет считать, не станет вкладывать свои деньги на 30–40 лет вперед в комбинацию «уголь + CCS». За эти годы в развитии производства альтернативной энергии произойдет качественный скачок, и угольные ТЭС безнадежно устареют. Совершенно другой вопрос, будет ли применяться технология CCS на электростанциях, работающих на биомассе, для очищения атмосферы от углекислого газа в будущем. Все указывает на то, что будущим поколениям, дабы связывать CO₂, придется сочетать лесоводство, рекультивацию земель и соответствующие технологии. Но это другая история.

Действенное средство как можно быстрее распроститься с углем — договоры по охране климата, которые установят дифференцированные пределы выброса CO₂ для промышленных и развивающихся стран. Участие пороговых стран в торговле выбросами CO₂ также может стать эффективным инструментом на пути отказа от роста, основанного на интенсивном потреблении угля. Налог на CO₂ также способствует достижению указанной цели. Если цена на выбросы углекислого газа будет постепенно повышаться, повысится и конкурентоспособность возобновляемых источников энергии. Если выбросы станут стоить дорого, выгодно будет оптимизировать существующие электростанции. Напротив, порог рентабельности строительства новых угольных станций повысится. И наконец, индустриальные страны должны подать пример полной переориентации энергоснабжения современного общества на возобновляемые источники энергии. В конце концов, радикальный переход на регенеративные источники энергии должен стать не просто экологически правильной, но и экономически выгодной альтернативой. Поэтому Германия обязана сделать все, чтобы энергетическая революция имела успех.

8. Постископаемый город

Город — одно из крупнейших достижений человеческой цивилизации. Именно в городах зародились идеи самоуправления, публичности и демократии. Города стали инкубаторами для развития науки, искусства, культуры; они являются лабораторией технических инноваций; здесь находят приют беженцы и маргиналы; здесь происходили крупные политические перемены. И тем не менее нынешние города, с их огромным потреблением энергии, сырья, земли, с высоким уровнем выбросов вредных веществ, транспортными лавинами, потоками сточных вод и горами мусора, стали экологическими чудищами. В начале экологического движения городские метрополии считались олицетворением отрыва человека от природы. Желающие вести альтернативный образ жизни переезжали в сельскую местность, подальше от пороков общества потребления и городских скоростей. Между тем сегодня маятник качнулся в другую сторону. Города — это эпицентр экологических и социальных кризисов и вместе с тем авангард перемен. Они находятся в центре проблем и одновременно, будучи плотными человеческими конгломератами со всем их социальным и культурным многообразием, богатыми знаниями, демократической публичностью, креативностью и способностью к инновациям, несут в себе все необходимые элементы для их разрешения[253].

Идея дробления крупных городов на децентрализованные поселения не просто противоречит реальным тенденциям развития, свидетельствующим о стремительной урбанизации мира. Связанное с ним землепользование стало бы экологической катастрофой. Сегодня впервые в истории более половины населения Земли живет в городах. Прогнозируемый прирост мирового населения в ближайшие десятилетия практически полностью придется на города. К 2050 г. в городах будет жить около 80 % населения Земли. Азия, Африка, Латинская Америка как раз переживают интенсивнейшую урбанизацию. Новые города-милионники возникают за считаные дни, мегагорода с населением более 10 млн человек искажают привычный облик европейского города. Они предоставляют трамплин для социального роста, демонстрируют чудеса гражданской ответственности и частной инициативы, но вместе с тем погружают немалое количество людей в ад нищеты, преступности, наркомании и насилия. В то время как в Старой Европе речь идет в основном о переустройстве городов, стремительный рост городов в развивающихся странах необходимо направить в устойчивое русло. Экологическое переустройство городов открывает широкие перспективы для промышленности, ремесел и сферы услуг. Оно может стать катализатором новой городской культуры грюндерства, которая привлечет таланты со всего мира. Для создания благоприятной инновационной атмосферы и увеличения шансов молодых поколений (особенно молодых иммигрантов) решающее значение имеют инновации в образование и науку.

Вместе с тем муниципальные власти должны задуматься, как остановить процесс социальной сегрегации и пространственной сегментации, ведущий к смерти городских сообществ. Общественные учреждения, пространства и площади играют ключевую роль в процессе складывания городского «мы»: товарищеские детские сады и школы, библиотеки, культурные центры, общественный транспорт, рынки, парки, аллеи, спортивные сооружения — именно здесь встречаются люди разного происхождения и социального положения. Невозможно переоценить значение этого общественного достояния для социального сплочения городов.

Рост мирового населения до 9 млрд человек, помноженный на жилые помещения, рабочие места, мобильность, коммуникации, продукты питания, воду, всевозможные товары потребления, означает огромное испытание для и без того истощенной экологической системы. Унаследованные конструкции, энергетическая и транспортная системы с этими вызовами не справляются. Города будущего будут отличаться от нынешних не только количеством. Им предстоят крупные структурные перемены во всех сферах городской жизни — в жилье и работе, энергии и транспорте, коммуникациях и культуре.

Архитектура и градостроительство всегда относились к космополитической сфере. Еще в античности строители и ремесленники путешествовали из страны в страну, а в начале Нового времени европейские города вели интенсивный экономический и культурный обмен. Сегодня города всего мира связаны друг с другом. Они одновременно конкуренты и партнеры, когда речь заходит о привлечении инвестиций и талантов со всего мира. И даже если городская реальность Старой Европы во многом отличается от реальности Азии и Латинской Америки, городам разных континентов есть чему друг у друга поучиться. Вместе с тем города — самостоятельный политический субъект на глобальной арене. В самое крупное международное объединение городов «Муниципалитеты за устойчивость» (Local Governments for Sustainability, ICLEI) входят более 1200 членов из 70 стран. Объединение представляют около 570 млн городских жителей. ICLEI предлагает консультации, тренинги и информационный обмен по всем вопросам устойчивого развития городов, поддерживает совместные проекты своих членов и на международных правительственных встречах объединяет отдельные голоса городов в слаженный хор[254]. С учетом беспомощности международной климатической политики коммунам выпадает особо важная роль. Это показала, в частности, юбилейная конференция «Рио плюс 20» в начале 2012 г. Пока правительственные делегации утопали в бесплодных обсуждениях компромиссных формулировок, параллельно проходила Глобальная конференция ратуш (Global Town Hall Meeting), собравшая более 5000 делегатов от городов. Докладчики рассказывали о конкретных проектах и далекоидущих планах. Большинство городов опережает климатическую политику своих государств.

Зеленый, городской

Города Земли заново обретают себя. Они лидируют в деле понижения уровня выбросов парниковых газов, переходят на возобновляемые источники энергии, модернизируют системы общественного транспорта и возвращаются к древнейшему принципу устройства города — с короткими расстояниями, в котором перемешаны жилые дома, предприятия, магазины, школы, детские сады, культурные и медицинские учреждения, административные здания, площади, рестораны, парки. Принятая на Международном конгрессе 1933 г. «Афинская хартия» Ле Корбюзье, кажется, наконец-то перекочевала в музей архитектуры — это самая неудачная градостроительная доктрина Модерна. Преследуя цель гуманизации городов, после Второй мировой войны она превратилась в программы по их разрушению. Центральной идеей хартии явилось функционально-пространственное разделение рабочего, жилого, торгового и культурного секторов. В итоге возникли широкие транспортные трассы, перерезавшие городское пространство, по которым мимо монотонных жилых кварталов, вбитых в ландшафты промышленных районов и стерильных центров циркулировали огромные массы людей. Разрушения, причиненные Второй мировой войной старой, плотно застроенной Германии, предоставили сторонникам доктрины функционально расчлененного города идеальное поле деятельности для завершения разрушительного процесса.

Энергетическая база также сказывается на городской инфраструктуре. В этом смысле план широко простирающегося, разуплотненного и рассчитанного на автомобили города в точности соответствует эпохе якобы вечно доступной и дешевой нефти. Электричество, производимое на гигантских угольных ТЭС, позволило вести энергоемкий образ жизни, превратив в крупных городах ночь в день. Электрические лифты, освещение, климатизация дали возможность строить высотные дома. Сначала появились средства общественного транспорта, приводимые в движение электричеством, — трамваи, метро, электрички, время их расцвета пришлось на 1920–1930-е гг. В 1950-е гг. настал черед автомобиля. Дешевая нефть стала тем смазочным материалом автомобильной революции, который самым драматическим образом изменил городское пространство. Частный автомобиль способствовал субурбанизации, разрастанию пригородов в чистом поле, что создало дополнительные транспортные потоки. Тем самым увеличивается время, которое человек проводит в дороге, уплотняются пробки, в общественном пространстве начинает доминировать автомобильное движение. То, что задумывалось как повышение качества жизни, обернулось потерей. Пространственное разделение жизненных сфер разрушает специфику города, возникающую только вследствие функционального смешения, существования шумных кварталов и оживленных пешеходами публичных мест. Возникшие в 1960–1970-е гг. спальные районы — бетонный реликт подобного антиурбанистического мышления. Это касается и не менее стерильных районов с домами на одну семью, куда бежали средние слои, не говоря уже о пустынных промышленных территориях на городских окраинах.

Предстоящее качественное изменение города, который будет эффективно расходовать ресурсы и получать энергию из возобновляемых источников, в очередной раз изменит его структуру[255]. Город будущего более компактен; в нем снова будет соединено то, что с функциональной точки зрения составляет один комплекс; снова повысится значимость публичного пространства; транспортная система такого города будет представлять собой тесно переплетенную сеть, включающую в себя общественный транспорт, электромобили и велосипеды. Наиболее энергоемкие формы жилья, например столь популярный прежде дом на одну семью, постепенно исчезнут. Энергоснабжение станет децентрализованным, объединив множество солнечных батарей, блочные тепловые электростанции и расположенные на крышах ветрогенераторы в одну внутреннюю сеть, связанную с общеевропейской сетью регенеративного электричества.

Говоря об экологизации города, мы не имеем в виду его превращение в деревню. Как раз наоборот, экологическая организация города усиливает его урбанистический характер. Зеленые города очень привлекательны: компактный город, где соседствуют жилые дома, офисные здания, школы, детские сады, заведения общественного питания, предприятия, оказывающие различные услуги, и мелкая торговля, притягивает квалифицированных работников и молодые семьи, которые ценят разгруженные от транспортных потоков районы и хорошо организованный общественный транспорт. Высокая доля возобновляемых видов энергии, сады, парки обеспечивают не только чистый воздух, но и позитивный имидж города; охрана зеленых ландшафтов в пригородах улучшает микроклимат и открывает более широкие возможности для проведения досуга.

Структурные перемены в городской экономике также говорят в пользу возврата к компактному, смешанному городу. Эра дымящихся труб подходит к концу — не потому, что исчезает промышленность, а потому, что в дальнейшем эксплуатацию заводов можно сделать углеродно нейтральной. Одновременно меняется структура энергопроизводства; гигантским угольным ТЭС придут на смену экологически чистые газотурбинные электростанции и производство энергии из возобновляемых источников. Вместе с солнечной энергией и децентрализованными блочными тепловыми электростанциями производство энергии вернется обратно в город. Расстояния между работой и домом сократятся. Старые промышленные, портовые районы, транспортные магистрали будут преобразованы в городские кварталы. Заново обретающий себя город соответствует новой «креативной экономике». Дизайнерские бюро, медийные, компьютерные и консалтинговые фирмы, галереи, студии моды, организаторы культурных мероприятий, финансовые консультанты, научно-исследовательские институты — всем им требуется коммуникативная среда. Учреждения культуры, образования, детские сады, рестораны и магазины, предлагающие экологически чистые продукты, по соседству станут важным территориальным фактором. Для нового поколения — молодых специалистов-горожан (young urban professionals) — машина уже не символ статуса. Не обязательно иметь лимузин с огромным количеством лошадиных сил. Годится и гибридный автомобиль или электромобиль, который оплачивается исключительно за наезженные километры. Вместо дорогого драндулета сегодня можно позволить себе отличный велосипед плюс членство в организации каршеринга плюс проездной билет на все виды пригородного транспорта.

Большая культурная и политическая роль, которую в городах играет экологически просвещенная интеллигенция[256], и вернувшаяся любовь платежеспособных высококлассных профессионалов к городской жизни имеют и оборотную сторону. Во всех бурно развивающихся городах горячей темой стала «джентрификация». Это понятие означает захват заброшенных жилых кварталов «креативным классом», вследствие чего растут арендные цены и потихоньку вытесняются местные жители. Даже экологические городские проекты, например преобразование промышленного квартала в парк, могут привести к коммерциализации округи. Предвестниками социоэкономических перемен часто становятся художники, студенты, разработчики альтернативных проектов, в поисках дешевых квартир, мастерских и офисов заселяющие кварталы, которые до сих пор ускользали от внимания маклеров по недвижимости. За ними последовали представители вольных профессий и молодые интеллектуалы, открылись кафе и ателье. Один за другим реставрируются кварталы, приводятся в порядок парки и игровые площадки, озеленяются крыши, оборудуются велосипедные стояночные места, цены на недвижимость ползут вверх, верхушка средних слоев дышит в спину.

В Берлине можно наблюдать, как эта тенденция постепенно распространяется на центральные кварталы. С одной стороны, зарождается новая жизнь: проводится санация запущенных зданий, сектор общественного питания и творческая сфера притягивают инвестиции и потенциальных покупателей, создают рабочие места. Район становится привлекательным для все большего числа молодых семей, прогуливаются туристы со всего мира, городская экономика обретает новое дыхание. После десятилетий разъедающей эрозии строительного фонда и общественной инфраструктуры началась модернизация этой части города. Но уже нельзя не видеть и ее негативных последствий: санация и строительство ведутся только в верхнем ценовом сегменте, дешевого жилья почти не остается, креативное смешение уступает место новому единообразию, расстилается ухоженная скука. Никаких тебе ремесленников, вольные художники, люди с не самыми высокими доходами, вытесняются на окраины.

И все же немного странно, что о «джентрификации» рассуждают в категориях «наплыва чужеродных элементов». Крупные города — это динамичные организмы, их демографическая, социальная, архитектурная структура постоянно меняется. Желание законсервировать небогатые кварталы в их нынешнем состоянии чревато регрессом. Школы чахнут, специализированные магазины сменяются дешевыми лавками, все, кто может, уезжают. Во избежание спада нужны частные инвестиции, предпринимательский дух и определенная доля высокооплачиваемого населения. Это не означает следования логике денег. Муниципальные органы обязаны отстаивать культурную и социальную дифференциацию: поддерживать строительство социального жилья, товарищества, открывать школы для учащихся с ограниченными возможностями, вести земельную политику, которая обеспечила бы площадями некоммерческие проекты.

В последние годы в условиях недофинансирования многие города в значительной степени лишились возможности проводить преобразования. Эту тенденцию необходимо свернуть, для чего нужно решительно приостановить вытеснение недорогих квартир, мелких предприятий и магазинов. Строительное и земельное право дают для этого достаточно возможностей. Заполнение городских центров огромными торговыми комплексами не закон природы. Если как следует присмотреться к улицам Барселоны или Рима, можно с удивлением заметить, что в самом центре сохранились самые разные жилые дома, магазинчики, ресторанчики. Это свидетельство политической воли городов, которой так часто не хватает в Германии. Поэтому экологическое переустройство городов и комплексная социальная городская политика не исключают друг друга, это две стороны одной медали.

Экогорода

Все больше городов приходят сегодня к пониманию, что устойчивое развитие не только экологический императив, но и несомненное конкурентное преимущество. Между тем уже можно говорить о настоящей борьбе за звание самой зеленой метрополии. Информативный обзор дают «Десять тезисов о городе будущего» Фридриха фон Борриса[257].

Ванкувер планирует в ближайшем будущем так перестроить все общественные здания, чтобы их эксплуатация была углеродно нейтральной; Лондон намерен стать «самым чистым и зеленым городом мира», Париж — «самой устойчивой метрополией», а Копенгаген к 2025 г. — первой углеродно нейтральной столицей: цель, подкрепленная конкретным планом мероприятий; Нью-Йорк также выбрал зеленый курс. Официальный план «Нью-Йорк 2030» (NYC 2030) предусматривает инвестиции в размере 50 млрд долларов только в модернизацию общественного транспорта. Здания должны стать энергоэффективными, новые высотные дома возводиться в соответствии со стандартом «Первенство в энергетике и экологическом дизайне» (Leadership in Energy and Environmental Design, LEED). Большие инвестиции — это хорошо вложенные деньги. Эксплуатация сертифицированных экологических зданий дешевле, и их арендная и продажная стоимость выше. Улучшенный микроклимат помещений, приятное освещение, отказ от потенциально вредных строительных материалов повышают мотивацию сотрудников, понижают уровень заболеваемости[258].

На пути к устойчивому городу подстерегают три серьезные проблемы. Во-первых, необходимо преодолевать зависимость от ископаемых источников энергии, повышать энергоэффективность и добирать необходимый объем электричества, тепла и транспортной энергии из возобновляемых источников. Во-вторых, нужно отвоевать публичное пространство у автомобильного движения. Это также и экономический вопрос: средства, сэкономленные на техническом обслуживании непропорционально большой уличной сети, можно вложить в развитие общественного пригородного транспорта и устройство велосипедных дорожек. И в-третьих, ориентированное на будущее планирование города должно учитывать запрограммированное изменение климата. Главную роль при этом играет расширение и продуманная комбинация зеленых насаждений: парки, огороды на крышах, уличные аллеи, озелененные пешеходные и велосипедные дорожки, водоемы и городские сады сбивают температуру, связывают осадки, обеспечивают свежий воздух, предоставляют жизненное пространство множеству растений, животных и птиц.

Парки служат не только для отдыха от повседневного стресса городской жизни; они создают общность и идентификацию. Центральный парк такой же символ Нью-Йорка, как Бродвей или Музей современных искусств. Любой уважающий себя город будет защищать свои зеленые легкие от всякого давления инвесторов, которые зарятся на площади в центре. В Нью-Йорке новые зеленые насаждения призваны дать возможность каждому жителю за десять минут пешком добраться до того или иного парка. Международную известность приобрел парк Хай-Лайн в Манхэттене, где бывшая надземная железная дорога, пролегающая высоко над улицами квартала, была перестроена в публичный зеленый сквер. За состоянием парка следит гражданская инициатива «Друзья Хай-Лайн» (Friends of the High Line), что так типично для Америки[259]. Сейчас идет дискуссия о том, в какой степени проект, который поначалу вызывал бурные восторги, стал катализатором «суперджентрификации»[260]. Утверждают, что парк бумерангом ударил по жителям района и открыл ворота инвесторам, которые не прочь полностью перекроить западную часть Манхэттена. Из 3,7 млн человек, которые в 2010 г. прогулялись по Хай-Лайн, местные жители составили лишь половину. «Туристы как наказание» — такие жалобы раздаются и в Кройцберге[261]. Очевидно, менталитет «оставьте наш биотоп в покое» существует и в «Большом яблоке», этом крупнейшем магните, притягивающем людей со всего мира.

Муниципалитет Нью-Йорка развернул кампанию «Миллион деревьев» (One Million Trees Campaign), которая призвана пробудить интерес у жителей к посадке деревьев и уходу за ними. Кроме того, был составлен городской продовольственный план (New York Urban Food Plan), согласно которому развернуто производство продуктов питания на крышах и открытых площадках. Городская агрикультура — новый тренд. Диапазон простирается от огородных товариществ до перестройки старых заводов в растение- и рыбоводческие фермы. В нью-йоркском квартале Бруклин на крыше одного бывшего склада строят теплицу невиданных для направления «земледелие на крыше» (roof top farming) размеров. На площади около 9000 м2 запланировано выращивать овощи и салат для снабжения 5000 человек в год[262]. В Европе переустройство публичного пространства также привлекает к себе пристальное внимание. Постепенно точку зрения, согласно которой красивые парки, набережные пригородные зоны отдыха входят в число «конкурентных преимуществ», повышающих привлекательность города, начинают разделять и в кругах людей, принимающих экономические решения.

Все это в русле тенденции, которую фон Боррис называет «стратегией урбанизации будущего»[263] и которая разрешает извечную проблему «город — природа». При этом речь не идет о возврате к старой концепции города-сада с неплотной застройкой и просторными площадками для зеленых насаждений. Идеальным представляется компактный город, имеющий плотную сеть парков, огородов, садов на крышах, теплиц, зеленых фасадов и уличных аллей. Это радует не только живущего в городских условиях человека: города часто недооценивают как жизненное пространство для растений, животных и птиц. Во многих городах наблюдается большее разнообразие видов, чем в сельской местности, где интенсивное сельское хозяйство основательно вычистило округу. Биолог Йозеф Райххольф называет Берлин «городом с самым большим разнообразием видов в Германии». В городской черте видели даже бобров, журавлей, орланов-белохвостов (!) и воронов[264].

Экологическое строительство

Тому, кто хочет потягаться с изменением климата, придется заняться строительной деятельностью человека. Энергопотребление и выбросы CO₂ наших построек выше, чем в промышленности и транспорте вместе взятых. В высокоразвитых странах около 40 % выбросов парниковых газов приходится на здания. Из них менее 10 % — на стройматериалы, а более 90 % — результат эксплуатации. В этом состоит огромный потенциал экономии. Исследования, а также опыт эксплуатации уже существующих зданий говорят о том, что потребление энергии в данном сегменте можно понизить на 50–80 %. В сочетании с возобновляемыми источниками выбросы можно свести к нулю: дома становятся электростанциями, подающими избыточное электричество в сеть. Если в Европе с учетом демографических перемен преимущество отдается экологической модернизации старых зданий, в других регионах мира как из-под земли возникают новые города-милионники. Крупные города стремительно расширяются; в кратчайшие сроки застраиваются целые городские кварталы. Ввиду глобального урбанистического тренда, с учетом изменения климата и ресурсопотребления вопрос ставится: как строить эти города. Это касается не только инфраструктуры — транспорта, энерго- и водоснабжения, — но и зданий, в которых живут и работают люди.

Сегодня повсюду можно встретить инновационные примеры зеленых зданий (green buildings), которые обходятся собственной энергией и в которых минимизировано потребление воды.

Образцовым примером экологического строительства является Техническая ратуша (Council House II) Мельбурна. По сравнению со старой ратушей она потребляет на 82 % меньше энергии, на 72 % меньше свежей воды и выделяет на 13 % меньше парниковых газов[265].

Второй пилотный проект — Перл Ривер Тауэр (Pearl River Tower) в Гуанчжоу (ранее Кантон, Китай), небоскреб высотой 310 м, имеющий 210 000 м2 полезной площади, который был введен в эксплуатацию в 2012 г. после шестилетнего строительства. Изначально он был задуман как высотный дом с нулевыми выбросами, однако в ходе строительства по экономическим причинам, а также по соображениям законности и техники безопасности от некоторых пунктов амбициозного плана пришлось отказаться. Тем не менее образцово-показательный проект экологического дизайна был реализован. Конструкция базируется на четырех взаимосвязанных принципах: максимальное сокращение потребления энергии и воды, в том числе за счет внутренней вентиляции и фасада, окон с двойными и тройными стеклами, комбинации пассивной и активной вентиляции, а также системы эксплуатации здания, реагирующей на перемену освещения и температуры; абсорбция поступающей извне энергии, прежде всего при помощи интегрированных в фасад фотогальванических элементов, а также ветротурбин с горизонтальной осью вращения; повторное использование циркулирующей по зданию энергии и воды, например, для охлаждения или нагревания поступающего с улицы воздуха; производство необходимой дополнительной энергии при помощи микротурбин, эффективность которых достигает 80 % и которые могут работать на различном топливе (биогаз, метан, дизель). Турбины охлаждаются воздухом, возникающее при этом тепло может быть использовано для охлаждения или отопления. От этого четвертого компонента из-за сопротивления местного энергопроизводителя пришлось отказаться, он оказался не готов к нерегулярному приему излишков энергии — доказательство того, насколько для распространения возобновляемых источников энергии важны вопросы организации[266].

Третье, о чем необходимо вкратце сказать, это небоскреб с садами и парками «Башня — городской лес» (Urban Forest Tower), спроектированная пекинской студией MAD для центра Чунцина: комплекс на грани фантастики из 70 этажей разной формы, смещенных относительно центральной оси, складывающихся в башню высотой 385 м. В здании множество садов, деревьев, скверов: прямо-таки вертикальный лес, призванный компенсировать потери пейзажа в ходе урбанизации. Если речь, как утверждают проектировщики, идет о том, чтобы интегрировать природу в небоскреб, то это насквозь искусственная природа, обустроенная человеком. Но вместе с тем и захватывающий пример возможностей зеленой архитектуры в эпоху Гипермодерна, тем более что здание напичкано всем, что могут предложить экологические технологии[267].

То, что современная солярная архитектура сулит перспективы и при перестройке старых зданий, демонстрирует цюрихский пример. В ходе ремонта двух высотных домов на 170 квартир фасады были оборудованы солнечными модулями. Таким образом, появилась солнечная батарея на 98 кВт, которая в состоянии если и не полностью, то все-таки на треть удовлетворить потребность в электричестве 500 жителей. Благодаря использованию тонкопленочных модулей, которые в состоянии преобразовывать солнечный свет в электричество в отсутствие прямого солнечного излучения, в производстве электричества принимают участие и северные фасады[268].

Новые материалы, технологии и конструктивные методы дают возможность сочетать в архитектуре функциональность, эстетику и экологию. Хрестоматийный принцип «Баухауса» «form follows function» (форма следует за функцией) сменяется новым — «form follows energy» (форма следует за энергией). Главная изюминка данной концепции в том, что фасады и крыши становятся плоскостями, улавливающими энергию. С учетом повышающейся эффективности и понижающейся стоимости солнечных батарей речь в первую очередь идет не о минимизации энергетических потерь за счет компактности здания, а скорее о том, как добиться максимального извлечения энергии. Для этого форма постройки должна отвечать требованиям наиболее полного использования солярного и геотермального потенциала. Это изменит язык архитектурных форм XXI в., которые будут в большей степени учитывать местные условия и климатические особенности: в Мадриде нужно строить иначе, чем в Берлине или Хельсинки[269].

Экологическое строительство соединяет различные компоненты в целостную продуманную систему: фасады зданий производят солнечное электричество и регулируют температуру, на крышах устанавливаются ветрогенераторы с горизонтальной осью вращения, децентрализованные системы на базе комбинированного производства электроэнергии и тепла удовлетворяют остаточную потребность в энергии, избыточное тепло аккумулируется в земле, встроенные в наружные конструкции здания вертикальные сады служат тепловым буфером и улучшают внутренний климат, очищаемые в пределах замкнутых циклов сточные воды сокращают потребление свежей воды, климатизация и освещение помещений регулируются в зависимости от времени суток и расположения здания, все использованные при строительстве материалы подлежат вторичной переработке. Это не утопия, а уровень современных технологий. Но без государственной поддержки потребуются еще десятилетия, прежде чем подобную передовую технику можно будет внедрить повсеместно, что в значительной степени зависит от длительных циклов эксплуатации и сноса зданий. Соответственно, в строительном секторе невелика и скорость внедрения инноваций. А ведь именно старые постройки обладают невероятным потенциалом экономии тепла[270]. Вместе с тем экологическая санация зданий является малозатратной программой для создания рабочих мест, которая может принести большую пользу местному населению. Теплоизоляция, обновление отопительного оборудования, установка водяных насосов — все это ручной труд, который нельзя перевести в страны с низкими заработными платами. Пока экономическая привлекательность проведения санации старых зданий невелика. Подешевевших займов Банка развития для этого, по-видимому, недостаточно. В энергетике стимулом для структурных перемен стал Закон о возобновляемых источниках энергии, гарантирующий сбыт. Для экологического переустройства городов аналогичный инструмент пока не найден. Поэтому Фонд им. Генриха Бёлля опубликовал исследование о том, как можно при помощи начального финансирования мобилизовать масштабные частные инвестиции. Многообещающей видится система, предусматривающая премию за серьезные инвестиции в экономию энергии. Финансирование по аналогии с Законом о возобновляемых источниках энергии должно производиться из отчислений за использование ископаемых энергоносителей (нефти, газа)[271].

Технологии и финансирование — два главных фактора на пути к углеродно нейтральному городу. Но в конечном счете экологическая строительная культура зависит от субъектов, взаимодействие которых формирует облик города, — инвесторов, архитекторов, строителей, гражданских инициатив, планировщиков и политиков, определяющих условия работы на местах. Долгое время энергоэффективность и устойчивость не играли большой роли в строительных профессиях. Все изменилось. Сегодня уже считается хорошим тоном разбираться в энергобалансе и экологических стройматериалах. В 2009 г. Союз немецких архитекторов передал федеральному министру строительства подписанный архитекторами, инженерами, специалистами по ландшафтному дизайну манифест «Это нужно миру», который представляет собой своего рода перечень добровольных обязательств специалистов по устойчивому планированию и строительству[272]. Речь при этом идет не просто об оптимизации того или иного строительного объекта, но об изменении городских ландшафтов и перестройке инфраструктуры, требующих дальновидной политики, экономической привлекательности, законодательных актов и ясных приоритетов в сфере градостроительства.

Город для всех

Современные крупные города — слишком сложные образования, чтобы централизованно контролировать их «сверху вниз». Это особенно касается мегагородов в Азии, Африке и Латинской Америке. Разумеется, комплексное планирование строительства, транспорта, водо- и энергоснабжения, школьной системы и социальных услуг необходимо. Но оно невозможно без участия граждан на всех этапах планирования и принятия решений. В этом смысле особенно показателен был «Штутгарт XXI»[273]. Граждане обретают уверенность в себе; гражданские инициативы действуют на том же (а зачастую и на более высоком) профессиональном уровне, что и администрация. Интернет расширяет возможности митинговой демократии, задавая новый формат получения информации и ведения дискуссий по вопросам общественного значения. Планы застройки, транспортные проекты, решения по эксплуатации частных домов можно выложить в Сеть и заранее обсудить. Официальные планы должны оставлять место самоуправлению, инициативе снизу и принципу конкурентности при принятии решений.

Самый мощный потенциал города — здоровое гражданское общество: гражданские инициативы, фонды, проекты по переустройству городских кварталов, самоуправляемые социальные и культурные учреждения, объединения, группы самопомощи, товарищества и инициируемые ими проекты. Они образуют социальный и культурный капитал, который не менее важен для процветающих городов, чем инвестиции в основной капитал. Речь, если хотите, и о том, чтобы превратить предприятия в корпоративные гражданства (corporate citizens), которые уделяли бы внимание вопросам общественного значения — не только как спонсоры, но и как партнеры школ, университетов, театров, культурных центров, социальных проектов и спортивных объединений.

Экологическое обновление городов едва ли станет возможным, если не будет связано с преодолением социальной пропасти, которая становится все шире. Когда город распадается на пространственно разделенные островки благосостояния и зоны бедности, это сказывается даже на транспортной структуре: в условиях обострения социальных противоречий, понижения уровня безопасности состоятельные граждане укрываются в своих лимузинах. Политическая опора финансирования общественного транспорта ослабевает, его качество понижается, от пользования автобусами и трамваями отказываются и другие пассажиры. В проблемных районах арендодатели не спешат инвестировать в недвижимость. Начинается регресс. Постепенно деградирует публичное пространство. Чтобы остановить эту тенденцию, необходимы концентрированные усилия ведомств и граждан. Стабилизации могут способствовать улучшенная застройка, товарищеские инициативы, огороды во дворах городских домов, спортивные объединения, культурные проекты, мелкие предприятия, последовательные меры, предпринимаемые против насилия и вандализма. Но выход заключается в образовании и повышении профессиональной квалификации — только это в долгосрочной перспективе может вывести из нищеты и тупика. Экологическое переустройство городов требует больших усилий, создавая множество рабочих мест и в сфере средней квалификации: строители, монтажники, мастера по обслуживанию энергетического и эксплуатационного оборудования, озеленители и т. д. Даже если сторонники зеленого города, как правило, относятся к средним слоям, это не значит, что проект преследует интересы сытых за счет голодных. Как раз люди с невысокими заработками не могут позволить себе жить в домах с некачественной теплоизоляцией и высокими счетами за отопление. Приоритет общественных институтов — от городских детских садов до доступных и разветвленных сетей общественного транспорта — в интересах именно людей со скромным достатком.