Мститель

– Черт возьми, тогда я сам переверну карту, и будь я проклят. – Саутгемптон перевернул карту, которая оказалась королем. – Ага, твоя карета теперь моя, Роджер. Девица тебе не помогла.

Шекспир вышел из комнаты. Однажды он слышал, что в Париже Саутгемптон проиграл в теннис пять тысяч фунтов. Говорили, что ему не было жаль денег, больше всего Саутгемптона огорчил тот факт, что его обыграл француз. Бесцельно глядя по сторонам, Шекспир, словно пьяный, споткнулся о дверной порог в дальнем конце залы, когда брал бокал вина с подноса слуги. Тот даже внимания не обратил на очередного пьяного гостя. Выйдя из залы, Шекспир еще раз осмотрелся. У подножия лестницы стоял богато украшенный дубовый сундук, на крышке которого стоял подсвечник с мерцающей свечой. Поставив свой бокал с вином на сундук, Шекспир взял свечу, прикрыл ладонью пламя, чтобы не погасло, и неслышно поднялся по узкой винтовой каменной лестнице. Он был в квадратной башне, где находилась комната, в которой он встретил Фелиппеса, Миллза и Грегори. Несмотря на то что никто не видел, как он сюда поднялся, Шекспир решил на мгновение затаиться, дабы убедиться, что за ним не следят, а затем скользнул в хранилище тайн и секретов.

Среди такого сонма документов и бумаг Шекспиру вряд ли быстро удастся найти то, что ему нужно. Он искал документы, в которых мог оказаться план этого дома и где указывалось бы возможное расположение необходимых ему сведений. Он знал, что у Уолсингема были обширные досье как на Арабеллу Стюарт, так и на графа Эссекса. Нужно было сузить поиски. Если он будет знать, где искать, он сможет вернуться сюда позже.

У Шекспира еще оставались сомнения, когда Сесил дал ему это поручение, но после посещения пирушки в доме Эссекса от них не осталось и следа. Во всем этом было что-то гнилое, какое-то бесстыдное презрение к установленному порядку. Ни Эссекс, ни его высокомерная матушка Летиция, а также их окружение даже не волновались о том, что об этой пирушке станет известно. Высокомерные, они были уверены в своем положении и считали, что законы им не указ. Этот двор королевы Летиции действительно походил на настоящий королевский двор.

Шекспир поставил свечу на стол. Очень быстро одну за другой он принялся осматривать полки и груды бумаг, время от времени Шекспир вытаскивал какой-нибудь документ, проглядывал его на предмет важности и возвращал на место. Скоро он понял, что все здесь расположено в определенном порядке. Касающиеся Рима документы и корреспонденция были собраны вместе, как и перехваченные письма из Мадрида, Парижа и Нидерландов.

Ему были нужны документы, имеющие отношение к этому дому. Только в них – если вообще где-либо – он мог найти то, что ему было нужно. Слева от высокого окна в нише, в восточной части комнаты располагался стол, устеленный картами и схемами. Еще левее, прислоненные друг к другу, стояли огромные книги в кожаных переплетах. Над ними висело несколько полок. Он протянул руку и наугад вытащил небольшую пачку бумаг. Шекспир быстро просмотрел их. Это были давние донесения от старых тайных агентов Уолсингема. Шекспир узнал имена: Поули, Берден, бедняга Гарри Слайд, которому перерезали горло в публичном доме в Саутуарке. Шекспир вздрогнул при воспоминании об этом и положил пачку с документами на место. С полки, что была выше, он вытащил еще одну связку. Это было уже кое-что: донесение от графа Шрусбери касательно повседневного распорядка Марии, королевы Шотландии. Письмо было датировано декабрем 1586 года, за два месяца до ее казни. Шрусбери, который умер в 1590 году, спустя несколько месяцев после кончины Уолсингема, был супругом Бесс Хардвик, с которой они жили раздельно.

Шекспир быстро прочел письмо. Шрусбери предостерегал Уолсингема об амбициях своей супруги касательно ее внучки Арабеллы. «Боюсь, Фрэнк, что эта девочка навлечет на нашу семью немало неприятностей. Она сделает из девочки такую же мегеру, как и сама».

Он услышал слабый шум. Кто-то тихо поднимался по лестнице, приближаясь к комнате. Шекспир спешно положил связку документов обратно на полку и задул свечу. Было очень темно, но он знал, куда идти. Взяв подсвечник, Шекспир направился левее, туда, где находилась дверь в соседнюю комнату. Дверь была приоткрыта, и Джон скользнул внутрь. Его чутье в темноте только обострилось. Сердце бешено колотилось, но Шекспир был невероятно спокоен.

Пригнувшись, словно кошка на охоте, Шекспир протиснулся в небольшое пространство между холодной каменной стеной и скамьей. Шекспир был высоким мужчиной, но теперь его, сжавшегося и готового к атаке, было почти не видно.

Шаги доносились уже из главной комнаты башни. Через слегка приоткрытую дверь он заметил мерцание. Шекспир услышал, как кто-то принюхался; кто бы там ни был, он мог учуять запах свечи. Однако у него или у нее тоже была свеча, и трудно определить, угасающее пламя чьей свечи он или она учуяли.

Мгновение все было тихо. Тот, кто вошел в комнату, замер, стараясь услышать чужое дыхание или какой-нибудь шум. Шекспир тоже оставался неподвижным, но каждый его мускул пребывал в напряжении. Мерцающий свет переместился ближе к дверному проему, затем остановился. Было что-то мрачное и странное во всем этом. Почему этот мужчина – теперь он был уверен, что это мужчина, – не крикнул «Кто здесь?», как любой нормальный караульный? Зачем сохранять эту таинственную тишину?

Теперь свечу внесли в комнату. Из укрытия Шекспир смог разглядеть лишь смутные очертания и тени, когда этот человек шел по комнате. Это был слуга Макганна, Слайгафф, худощавый, в темной одежде. В одной руке он нес свечу, которая отбрасывала причудливые тени, а в другой держал короткий меч. На плече Слайгаффа висел моток тонкой веревки. Он постоял, оглядывая комнату, и снова принюхался.

Снизу из сада доносились смех, музыка и громкая болтовня, но здесь казалось, что время и сама жизнь замерли. Ни вздоха или движения от «охотника» и его «дичи». Сколько он еще простоит вот так? Минуту? Пять? Вдруг Слайгафф развернулся и направился к двери, что вела в главную комнату. Шекспир слушал звук его тихих шагов и принялся считать их, когда тот вышел на лестницу. Затем зашуршала одежда и послышалось журчание, словно кто-то мочился.

Шекспир начал мысленно считать секунды. Он досчитал до трехсот, затем снова прислушался к тишине. Он еще раз досчитал до трехсот, после чего вылез из укрытия и выпрямился. Ногу свело судорогой, но, не обращая на это внимания, он боком направился к двери, держа руку на рукоятке кинжала на поясе.

Его глаза привыкли к темноте. Через эркерные окна в комнату проникал свет растущей луны, освещая ему путь на лестницу. Большая дубовая дверь была приоткрыта, и он мог легко проскользнуть в нее, не касаясь. Но что – а верней, кого – он обнаружит с той стороны? Шекспир вытащил кинжал из ножен, выставил перед собой и вышел из комнаты. За дверью никого не было, только лужа мочи. Он позволил себе глубоко вздохнуть.

Спустившись по лестнице, Шекспир не пошел ко входу главной залы, а направился к саду обходным путем. Когда ему попадался слуга или гость, он прикидывался пьяным. В одном из гостей, с которым он столкнулся в укромном уголке, он сразу же узнал Френсиса Бэкона: его штаны были спущены, а прямо перед ним стоял человек, в котором Шекспир с трудом признал прославленного ученого Генри Каффа. Бэкон обернулся, его вечно встревоженный и честолюбивый взгляд встретился с глазами Шекспира, но он так и не сообразил, кто перед ним. Бэкон закрыл глаза и, обняв Каффа, сосредоточился на удовольствии.

Шекспир вышел в сад и вдохнул благоухающий вечерний воздух, но его сердце продолжало бешено колотиться. Самое время подозвать лодочника у небольшого причала на реке и отправиться домой. Но сначала ему нужно было выпить. У обслуживающего гостей лакея Шекспир взял бокал и залпом выпил. Вокруг раздавался громкий смех. В темноте из самых укромных уголков большого сада доносились звуки суеты и хихиканье.

Перед ним выросла фигура запыхавшегося Макганна, его рот скривился в ехидной улыбке.

– Все еще здесь, Шекспир? – Его взгляд был трезв, а голос деловит. – Где вы были? Я вас искал.

– Не могу сказать, господин Макганн, – ответил Шекспир, словно пьяный растягивая слова. – Я джентльмен да к тому же женат.

– Резвились с кем-нибудь, а?

– Не могу сказать.

Макганн отвел назад кулак, словно собираясь ударить. Шекспир инстинктивно отпрянул. Кулак завис в воздухе, затем Макганн опустил руку.

– Будьте осторожны. Сегодня они веселятся, но скоро им, как и мне, понадобятся результаты ваших трудов. Помните, вы здесь с одной целью – найти Элеонору Дэйр.

Подозревал ли его Макганн? Послал ли он Слайгаффа проследить за ним? Нет, иначе Слайгафф не покинул бы комнату в башне так быстро, зная, что Шекспир там.

– Вы понимаете?

Шекспир сдержал гнев.

– Да, я понимаю.

– Хорошо, тогда проспитесь, а завтра отправляйтесь на поиски. – Он еще раз сурово взглянул на Шекспира, затем зашагал в дом.

Когда он смотрел вслед удаляющемуся Макганну, Шекспир почувствовал, как по его талии скользнули чьи-то ладони и повеяло сладким ароматом шиповника. Мягкие женские губы коснулись его шеи. Он мгновенно понял, кто это, даже не видя ее лица и не слыша ее голоса.

– Господин Шекспир, похоже, вы совершенно один.

Пенелопа замерла на несколько мгновений, затем убрала руки.

– Я собирался позвать лодочника, леди Рич.

– Так рано. Куда вы собрались посреди ночи, в чью постель?

– В свою собственную.

– Ах, как бессмысленно-трагично. – Шекспир промолчал. – Знаете, господин Шекспир, – продолжала Пенелопа, – моему брату нужен такой человек, как вы.

– Он меня уже нанял, миледи.

– Нет, не только для поисков одной из пропавших колонистов. Есть дела и поважней.

– Миледи?

– Всему свое время, господин Шекспир. – Она улыбнулась и коснулась его лица кончиками пальцев. – Сегодня мы веселимся.

– Лучшего способа праздно проводить время и придумать нельзя…

Она запрокинула голову и рассмеялась.

– Господин Шекспир, вы должны знать, что я замужняя дама, и мне известно, что вы – женатый человек.

– Миледи, могу я вас спросить, почему вас назвали «праздной девицей»?

– Господин Шекспир, это придумала моя матушка. Она в шутку называет меня так в письмах к моему брату, а он пускает слух среди своих друзей. Но я считаю, что это правда; я – праздная девица. Я никогда в жизни не доила корову и не чистила кухонные горшки и полагаю, что никогда не буду этим заниматься.

– К большому разочарованию горшков и коров, миледи.

– Мой супруг часто говорит, что от меня не больше пользы, чем от работницы на ферме, что я всегда воспринимала, как серьезное оскорбление по отношению к сельским работницам.

– Ваш супруг?

– Не бойтесь, лорда Рича здесь нет. Он скорее умрет, чем будет танцевать и веселиться. Он развлекает компанию своих богобоязненных дружков в нашем доме в Лиз, пока я порхаю словно пчела, поедая нектар из цветов. Вы слышали о моем браке, господин Шекспир? Поучительная история.

До него доходили слухи. Невозможно жить в пределах городских стен и ничего не слышать. Когда ей было всего восемнадцать, ее насильно выдали за лорда Рича. На этом браке настаивали не только ее родители, это был приказ королевы. Она не спорила, не кричала, не топала ногами, ибо была не так воспитана, она выражала свои чувства предельно ясно, даже когда высказывала свои возражения в церкви, прежде чем сдаться и произнести слова, что свяжут ее с аскетом, к которому она ничего не чувствовала.

– Но не будем об этом сегодня. Есть еще кое-что, о чем я хотела бы вам сообщить. – Она заговорила тише. – Генри – граф Саутгемптон – попросил меня поговорить с вами, поскольку знает, что вы питаете особый интерес к одному из его друзей.

– Вы имеете в виду моего брата?

– Нет, отца Роберта Саутвелла, недавно схваченного персевантами Ее величества и в настоящее время пребывающего в милой комнатке удовольствий господина Топклиффа. Я знаю, что могу говорить с вами об этом свободно, господин Шекспир, потому что мне известны предпочтения вашей супруги. Дело в том, что до недавнего времени отец Саутвелл проживал в Саутгемптон-Хаус, в Холборне.

– Я знаю этот дом, миледи.

– Полагаю, Топклифф знал, что он там, но был бессилен что-либо предпринять. Отец Саутвелл не просто прятался в доме, о нем заботились в благодарность за его добрые дела для бедных и за его поэтический дар, причем заботились о нем и многие из нас, не принадлежащих его вере, в том числе и я. Он – прекрасный человек, что бы вы ни думали о его религии, господин Шекспир, и поэт поразительного ума. Даже ваш брат встречался с ним и восторгался его работами. Топклифф дождался, когда отец Саутвелл покинет дом, и арестовал его. Для всех нас это стало мрачным известием.

Шекспир поднял ладонь, словно защищаясь.

– Миледи, тут я бессилен. Покинув службу у господина секретаря, я утратил все свое влияние. Королева может прислушаться только к вашему брату или к милорду Саутгемптону. Они наверняка смогут что-нибудь сделать.

Пенелопа покачала головой.

– К сожалению, господин Шекспир, именно они и не могут ему помочь, ибо им придется пойти на компромисс. Любое их вмешательство сыграет на руку их врагам. Таков уж королевский двор. Я обратилась к вам, потому что у вас с господином Топклиффом общее прошлое и все считают, что вы можете на него воздействовать, это все.

Шекспир попытался улыбнуться, но у него не получилось, а смех был больше похож на лай.

– Боюсь, миледи, что та сила убеждения, которую я однажды применил против Топклиффа, покинула меня вместе со смертью господина секретаря. Из-за господина Топклиффа я в такой же опасности, что и отец Саутвелл.

Глава 13

Погруженный в мысли Шекспир постучал в дверь дома проститутки Старлинг Дэй. Он размышлял о событиях вечера в Эссекс-Хаус. Там царила возбужденная атмосфера предательства, клубившаяся, словно темные облака приближающегося шторма. А это дерзкое шутовское представление театра масок, похоже, подтверждало все, что сэр Роберт Сесил говорил об Эссексе и его амбициях.

Но больше всего Шекспир беспокоился о графине Эссекс и ее странном расстройстве разума. Ее травили, он был в этом уверен. Но что значит одна ничтожная жизнь, когда на кону великая цель? Причина ее болезни, скорее всего, в том, чем ее потчуют, потеря ребенка тут ни при чем.

Когда дверь открылась, Шекспир попытался отогнать тревожные мысли. Он улыбнулся Старлинг Дэй, удивленный произошедшими в ней переменами. За прошедшее с их последней встречи время ее фигура приобрела округлые черты. Она заработала много денег и купила прекрасный дом в самом центре большого моста между Лондоном и Саутуарком. Старлинг с восторгом приветствовала Джона.

– Заходите и полюбуйтесь со мной видом из окон, господин Шекспир. Обожаю утреннее солнце. Смотреть, как птицы ныряют за рыбой, как горделивые суда поднимают паруса, чтобы отправиться к Островам специй. Могу простоять здесь целый день, просто смотреть и слушать. Временами мне кажется, что я слышу, как поскрипывают бревна и поют ванты.

– Ваша жизнь, Старлинг Дэй, определенно изменилась. – Он был поражен переменами в ее голосе. Где ее прежний ноттингэмпширский выговор, который трудно понять даже такому, как он, уроженцу центральных районов Англии? Теперь ее можно было принять за лондонскую леди. Почти, но не совсем.

– Господин Уоттс многому меня научил. Он объяснил, как правильно говорить, и даже обучает меня грамоте. Он обещал, что однажды, очень скоро, он представит меня ко двору. Да я готова умереть, только бы познакомиться с королевой! В самом деле, так прекрасно быть любовницей богатого торговца, господин Шекспир. Господин Уоттс очень хорошо обо мне заботится, а я всегда к его услугам, как и положено куртизанке. Теперь, господин Шекспир, я называюсь именно так, а не проституткой, как раньше. Вам нравится?

– Это слово вам очень подходит, госпожа Дэй.

– Господин Уоттс услышал его в Италии, где оно считается уважительным. – Она хлопнула в ладоши, и рядом с ней мгновенно оказалась горничная, миловидная девушка, быть может, лет на пять моложе своей госпожи. Сама Старлинг была одета в дорогое, стоимостью не меньше пятидесяти марок, платье из золотой с серебром ткани, с объемной подкладкой под юбку для пышности и глубоким вырезом, из которого выпирали ее большие, молочно-белые груди. Этот наряд, который, как она рассказала, сшил Треджер, портной из Чипсайда, предназначен для того, чтобы ее принимали за благородную даму, но, к сожалению, в этом платье она выглядела тем, кем она была в действительности, а именно безвкусно одетой проституткой, которой здорово подфартило.

– Винни, принеси нам мальвазии и булочек с шафраном.

Горничная поклонилась и вышла из комнаты. Комната была богато украшена гобеленами из Арраса и подушками из разноцветного индийского шелка. Такое убранство очень подходило живущей в достатке проститутке, которой покровительствовал богатый торговец, такой как Джон Уоттс, который нажил свое состояние пиратством.

– Чем могу вам помочь, господин Шекспир?

– Я пришел задать весьма странный вопрос, поскольку знаю, что у вас есть подруги в публичных домах Саутуарка.

– О боже, теперь я не так хорошо знакома с публичными домами, как раньше. После того как я приглянулась господину Уоттсу, я там больше не появляюсь, хотя я бы с радостью приняла вас в своей комнате, чтобы доставить вам удовольствие, господин Шекспир.

Шекспир ответил улыбкой на ее предложение, но покачал головой.

– Я ищу женщину по имени Элеонора Дэйр, урожденную Уайт, но весьма вероятно, что теперь она носит другое имя. На прошлой неделе ее видели возле загона для травли быков, там, где обычно прогуливаются «винчестерские гусыни» в ожидании клиентов. Говорят, на ней была одежда уличной проститутки, выставляющей напоказ свои прелести.

– Как она выглядит?

– Хорошенькая, как мне рассказывали. Стройная, со светлыми волосами и необычными пронзительными голубыми с серой каемкой глазами.

– Расскажите, зачем она вам.

– Это странная история. – Когда горничная вернулась с вином и булочками, Шекспир рассказал Старлинг историю Роанока и о том, что Элеонору видели в Саутуарке. – Это все так подозрительно, что мне не хотелось бы поднимать шум. Если эта Элеонора действительно в Англии – и если она узнает о том, что я ее ищу, – боюсь, она может исчезнуть.

– Тогда я постараюсь разузнать все по-тихому, господин Шекспир. Я дам вам знать, как только услышу что-нибудь интересное.

Шекспир попрощался со Старлинг Дэй и пешком отправился домой в Даугейт, чтобы взять лошадь. Он был уверен, что на протяжении всего пути за ним следят. Другой на его месте, может, и испугался бы, но невозможно работать в мире секретов и тревожиться из-за подобных пустяков. Шекспир знал, как опознать соглядатая, желающего остаться незамеченным: тень на стене, которая останавливается, когда останавливаетесь вы; фигура в толпе, которая движется вне людского потока; лицо, скрываемое капюшоном, несмотря на теплый день. Но главное – Шекспир знал, как избавиться от слежки, когда это будет необходимо.

В конюшне он приказал конюху Перкину Сайдсмэну подготовить его серую кобылу, затем отправился в дом, чтобы наскоро перекусить, взять сменную одежду и положить ее в подседельную сумку. Еще он встретился со своим помощником, Джорджем Джерико, и попросил его ненадолго принять на себя обязанности главы школы. Джерико оторопел и сильно разволновался, но Шекспир лишь пожал ему руку и поблагодарил за терпение.

– Господин Джерико, я прослежу, чтобы вам заплатили как положено, – сказал он, оставляя его наедине со своими новыми обязанностями и не дав Джерико шанса опротестовать его решение.

Проходя по внутреннему двору, он столкнулся с Рамси Блэйдом. На его узком лице играла насмешка.

– А-а, господин Шекспир, могу ли я с вами переговорить?

– Позже, – не останавливаясь, резко ответил Шекспир.

Блэйд ускорил шаг, чтобы не отстать.

– Я лишь хочу уведомить вас, что сегодня утром я отослал отчет епископу Айлмеру. Вас ждет самое суровое взыскание.

– Хорошего дня, господин Блэйд.

– Епископу все это очень не понравится, поэтому я посоветовал ему отозвать у вас школьную лицензию. Я уверен, он со вниманием отнесется к моему донесению, поскольку приходится мне родней.

Шекспир остановился. Он посмотрел Блэйду в глаза.

– Мне тоже есть что вам сообщить, сэр. Вы уволены. Вы сегодня же покинете стены школы и никогда больше сюда не вернетесь.

Узкое лицо Блэйда еще больше сморщилось: он не ожидал, что с ним будут разговаривать в таком тоне.

– Вы не можете так поступить, Шекспир.

Шекспир жестом подозвал слугу, который тащил к дому бочку с водой. Джек Батлер был гигантского роста, выше шести футов. Он поставил бочку и подошел к хозяину.

– Господин Батлер, проследите, чтобы господин Блэйд покинул расположение школы до заката.

Батлер поклонился.

– Как пожелаете, хозяин.