Мститель

– Полагаю, миледи, следующий, Стоун-Хаус.

Она снова улыбнулась своей снисходительной улыбкой. Время от времени она встречалась с прославленным доктором Форманом, но никогда до сегодняшнего дня у нее не было причин прибегать к его услугам и тем более посещать его на дому. Однако среди ее подруг, придворных дам, его магические фокусы, а также услуги интимного свойства пользовались большой популярностью. Она кивнула, и кучер постучал рукояткой кнута в дубовую дверь.

Отобедав, Саймон Форман в третий раз за этот день уединился в спальне со своей новой возлюбленной Эннис Ноук. Он называл это приятное занятие словом «хейлик», поскольку вел записи дневных дел о своих занятиях алхимией и экспериментах при помощи шифра, чтобы никто не смог украсть его секреты или идеи. Выдуманное им слово «хейлик» казалось ему самым подходящим шифром для обозначения совокупления и появлялось в его записях много раз.

Лежа на нем и в блаженстве закрыв глаза, госпожа Ноук вдруг закричала в возбуждении, а он воспользовался этим мгновением, дабы получить свою порцию удовольствия. Подрагивая и тяжело дыша, она лежала на его волосатой груди, покрывая поцелуями его рыжеватую бороду и веснушчатое лицо. Госпожа Ноук обхватила его своими блестящими от пота бедрами, вжимаясь в его тело, и ее снова охватила дрожь. Она удовлетворенно улыбнулась этому странному коренастому и волосатому человеку. Он знал, что его искусство доставлять удовольствие было даром свыше, которым он с радостью делился с любой женщиной, желающей прежде смерти познать, что такое рай.

В дверь громко постучали. Поцеловав госпожу Ноук, он высвободился из ее объятий, свесил ноги с кровати, почесал в паху и встал. Ужасные язвы не проходили: изобретенная им травяная настойка не помогала от гонореи. Не переставая почесываться, он неспешно подошел к окну, затем прижался всем своим обнаженным телом к стеклу, чтобы получше разглядеть, что там на улице. В этот момент горничная из дома напротив подняла взор и отчетливо увидела его уменьшающееся, но все еще приличных размеров мужское достоинство. Форман весело помахал ей, а она одарила его весьма нескромным взглядом. Очень скоро и она заглянет к нему на огонек. Он перевел взгляд с горничной на улицу, где увидел даму с аккуратно уложенными белыми вьющимися волосами и немедленно узнал гостью.

– Силы небесные, да это ж дочь Волчицы! – произнес он. – И черномазый с ней. Что она здесь делает? Одевайтесь, госпожа Ноук.

Поспешно подхватив рубаху и короткие штаны, он заковылял вниз к входной двери, по пути застегивая крючки и затягивая завязки. Только он, неуклюже взмахнув рукой, распахнул дверь, дама скользнула мимо него в переднюю. На мгновение она остановилась и огляделась. Леди Пенелопа Рич. Самая красивая молодая женщина Англии; супруга сказочно богатого Роберта, третьего лорда Рича; сестра знаменитого графа Эссекса; дочь Летиции Ноллис; падчерица великого Роберта Дадли, графа Лестера; многие считали ее праправнучкой Генриха VIII по линии сестры Анны Болейн, Мэри.

– Так, доктор Форман, – похоже, я застала вас в дезабилье[3], если не in flagrante delicto![4]

Он низко поклонился, а затем с беспокойством взглянул на ее слугу.

– Тысяча извинений, миледи. Я лишь прикорнул, дабы отдохнуть от полуденного солнца. Такая неожиданность, что вы пришли.

– Что значит «прикорнул», доктор Форман?

– Прилег на короткий послеобеденный сон, миледи.

– Ах! Что ж, конечно, вы меня не ждали, ибо это бы испортило сюрприз. Доктор Форман, мне захотелось увидеть, как вы живете. И вот теперь я это знаю. У меня есть подруги, леди по рождению, которые весьма высоко отзывались о вашем… мастерстве.

– Миледи?

– Но я здесь по другой причине, доктор Форман. Я хочу, чтобы вы составили для меня гороскоп.

– Ах, диаграмму, миледи, – растягивая слова, произнес Форман своим уилтширским акцентом. – Диаграмма – вещь опасная. Но, пока мы обсуждаем это дело, я, с вашего позволения, попрошу приготовить для нас угощение. – Он хлопнул в ладоши. – Госпожа Ноук, подойдите, пожалуйста. У нас благородная гостья.

У подножия лестницы появилась Эннис Ноук, бросила взгляд на Пенелопу Рич и присела в низком реверансе, словно кающаяся грешница у святыни.

– Госпожа Ноук, пожалуйста, принесите бутыль нашего лучшего кларета и немного эля для слуги.

Форман сопроводил Пенелопу наверх, провел через свои комнаты в зал, где занимался алхимией. Там царил хаос из книг и бумаг, диаграмм и инструментов, стеклянных пробирок и порошков – тот странный хаос, что присутствует в комнате алхимика и астролога.

– Мой скромный кабинет, миледи. Пожалуйста, располагайтесь на скамье. Так приятно, что вы зашли ко мне. Право, я очень рад. Принести подушки?

Пенелопа Рич не стала садиться.

– Так вот где вы работаете, доктор Форман. Значит, здесь вы и колдуете. – Ее взгляд привлекла пентаграмма, начерченная на пергаменте, что был приколот к стене над сундуком.

– Миледи, я не занимаюсь колдовством. Я имею дело лишь с древними и уважаемыми науками – астрологией и алхимией.

– Прошу вас, расскажите, над чем вы сейчас работаете?

– Над лекарством от чумы. Очень скоро оно многим понадобится, и я разбогатею. Ну и спасу много добрых христианских жизней, конечно.

– А диаграммы?

– С диаграммами нужно быть очень осторожным, миледи. Добра от них ждать не приходится.

– Но я знаю, что вы составляете астрологические диаграммы, доктор Форман. И уверена, что сможете составить диаграмму и для меня.

Он поклонился. Никто не смел отказать дочери Волчицы.

– Как пожелаете, миледи. Мне, конечно же, понадобятся подробности. Если позволите, я кое-что запишу. – Из кипы книг и бумаг он выудил перо и заострил конец, затем пошарил рукой в поисках чернильницы. Наконец Форман макнул кончик пера в чернила и заискивающе улыбнулся своей высокородной посетительнице.

– Это новорожденный, миледи? Вы не назовете дату рождения?

– Седьмое сентября, доктор Форман.

– А год?

– Тысяча пятьсот тридцать третий.

Форман снова посмотрел на Пенелопу. На этот раз на его морщинистом челе отразилось любопытство пополам со страхом.

– Миледи, вы знаете, что это за дата?

– Да, доктор Форман, знаю. Именно для этой даты мне нужен гороскоп. Еще я могу назвать вам время рождения – несколько минут четвертого часа пополудни. Уверена, вам понадобится и место рождения, это произошло в Гринвиче.

– Миледи, я не смогу этого для вас сделать.

– Не сможете, доктор Форман? Вы говорите, что не сможете?

– Я хотел сказать, что мне бы не хотелось этого делать.

– А если я буду настаивать?

– Тогда это обойдется вам в круглую сумму. За составление подобного гороскопа можно лишиться свободы, даже жизни.

– Что если мы предложим три золотых соверена, доктор Форман?

Форман почесал горло под своей рыжей, кустистой бородой и изобразил на лице гримасу.

– Да, но как же моя шея, моя голова… Так и чувствую острое лезвие топора и грубую веревку. Для тех, кто хочет спокойно спать в своих постелях, подобная перспектива – не самое лучшее снотворное.

– Доктор Форман, мне известно, что вы и так мало спите. Мне рассказывали о бурных ночах с легкомысленными забавами.

– Миледи, вы мне льстите. В наши неспокойные дни ходит много слухов и сплетен. В этих газетных листках одна клевета.

Пенелопа запрокинула свою белокурую голову и громко расхохоталась.

– Это не из газетных листков, сэр, мне рассказали подруги. Предлагаю пять соверенов, и покончим с этим. Вы примете это предложение, или вам нанесет визит шериф с обвинением в некромантии.

– Конечно, миледи, конечно. Я составлю нужный вам гороскоп.

– Хотите, чтобы я назвала имя персоны?

– Миледи, я бы очень хотел, чтобы вы не произносили этого имени. Это может сильно повредить моему здоровью.

Пенелопа снова расхохоталась.

– Вы смешной маленький человек, доктор Форман, и, по правде говоря, вы мне очень нравитесь. Быть может, в другой раз вы продемонстрируете мне что-нибудь из ваших знаменитых фокусов.

Глава 8

– Господин Шекспир, скажите, – произнес Сесил, – зачем, по-вашему, я пригласил вас сюда, в Теобальдс, и доверил вам сведения касательно милорда Эссекса?

Шекспир глотнул вина. Ему было явно не по себе.

– Сэр Роберт, – наконец сказал он, – признаюсь, я не знаю, что вам ответить.

Сесил холодно посмотрел на него.

– Господин Шекспир, вам, конечно, известно, что сэр Френсис Уолсингем был вынужден отказаться от ваших услуг из-за вашей женитьбы, но незадолго до смерти он признался мне, что сожалеет об этом. Он говорил, что это была его лучшая тайная операция. Вот как высоко он вас ценил. В то время вы были необходимы Англии, и сейчас она снова в вас нуждается.

– Вы мне льстите, сэр Роберт.

– Я здесь не для того, чтобы льстить. Возникла пустота, господин Шекспир. Если, как нас учили, природе претит пустота, то представьте себе, как она противна миру тайн. Если я не заполню возникшую пустоту, то это сделают другие, менее щепетильные.

Хотя Шекспир больше и не принадлежал миру тайных агентов, он, как никто другой, понимал, что Сесил прав.

– Для этой цели мне нужны вы. Не много найдется равных вам. Да, тайных агентов много, таких, кому можно поручить что-либо, соблазнив золотом, но можно ли им доверять? Может ли кто-либо из них провести расследование, спланировать все и добиться результата так, как, полагаю, умеете вы? С такими талантами на вас всегда будет спрос. Опасность сейчас повсюду – такие времена.

Шекспир кивнул. После мрачных дней армады наступившее время стало самым неспокойным для Англии – в водах Канала медленно фланировали сто тридцать военных кораблей, груженных тяжелыми пушками, кулевринами и тридцатью тысячами закаленных в битвах испанских солдат, жаждущих огнем и мечом покорить Англию.

– Да, уверен, что король Филипп сгорает от желания отомстить, – согласился он.

Сесил слабо улыбнулся.

– Хорошо. Хорошо, что вы понимаете. У меня надежные сведения, что в портах Испании строятся сорок больших галеонов – сорок боевых кораблей, каждый из которых превосходит лучшие военные суда из тех, что Филипп уже посылал к нашим берегам. Он укрепляет свои порты, он снова готовится напасть. Вероятность того, что к нашим берегам будет послана вторая армада, весьма велика, господин Шекспир. Словно пес из своры, Филипп только и ждет от Англии признаков упадка. Когда он поймет, что мы измождены, больны или разделены, он вцепится нам в горло.

– Но на море мы сильны.

– Не так, как прежде. Военная казна пуста. Многие из крупных кораблей стоят в порту в плачевном состоянии и требуют переоснастки, на других или ловят рыбу, или используют как торговые суда. Страна слабеет: неурожай, подступает чума, по стране скитаются армии бродяг, держа в страхе деревни и города.

Все это Шекспиру было известно. Но он знал, что и в Испании не все спокойно. Бесконечная война в испанских Нидерландах истощила казну Филиппа. Да и сами испанцы еще не оправились от разгрома армады. Но для подобных доводов сейчас было не время.

– Самое неприятное, господин Шекспир, – это непрекращающиеся спекуляции по поводу наследования трона. Именно это более всего ослабляет нас. Придворные и послы только об этом и беседуют, встречаясь на приемах или во время званого обеда. Фрейлины болтают и сплетничают, следят, не появились ли на лице королевы морщинки, не выпадают ли у нее волосы, здоровы ли зубы, ища любые признаки слабости здоровья, которые могут означать, что конец близок. Что, размышляют они, станет с ними, когда ее заберет Господь? Страх распространяется, словно заразная болезнь. Король Филипп понимает это и думает о том, как этим можно воспользоваться.

– Сэр Роберт, но при чем здесь милорд Эссекс?

– Позвольте мне рассказать вам немного о Роберте Деверё, графе Эссексе. Это сильный человек, храбрый воин, грозный дуэлянт, обаятельный и веселый. За это королева его и любит. По той же причине вокруг него вьется так много разных людей. Когда во времена, подобные этим, появляется такой влиятельный и преуспевающий человек, он становится магнитом, который притягивает тех, кто послабее. Особенно в таких случаях, как в прошлом году во Франции, когда он лично посвятил в рыцари двадцать четыре человека из своего окружения, к большому беспокойству и гневу государыни. Для чего еще он это сделал, как не для того, чтобы создать себе мощную поддержку из людей, которые обязаны ему буквально всем?

– Но он не королевских кровей, – отметил Шекспир. – Вне всякого сомнения, шотландский король Иаков VI имеет на трон прав больше остальных. Юная леди Арабелла Стюарт тоже. Даже графиня Дерби или ее сын лорд Стрэндж…

Сесил прервал его:

– Многие не хотят видеть своим королем шотландца. Графиня Дерби уже стара, и ее мало кто поддержит. Ее сын запятнал репутацию подозрениями в симпатии католикам. Есть, конечно, и те, кто считает, что претенденткой на престол должна стать Арабелла. Она англичанка по рождению, молода, некоторые считают ее красивой.

– Тогда Арабелла – ближайшая претендентка.

– А что вы скажете, если узнаете, что Эссекс тайно оказывает ей знаки внимания?

– Я скажу, что у милорда Эссекса есть супруга. Он женат на Френсис, дочери сэра Френсиса Уолсингема и вдове сэра Филиппа Сидни.

Сесил встал и жестом дал знак лакею забрать их пустые бокалы. Он пошел дальше, наслаждаясь пятнистой тенью от деревьев и теплым воздухом. Шекспир последовал за ним. Ни разу со времен его службы у Уолсингема он не встречался с человеком, настолько владеющим собой и своим окружением, как Сесил. Казалось, он даже не моргнет, не взвесив прежде все последствия. К этому человеку сложно питать теплые чувства, но он сразу вызывает уважение.

– Вы не так уж и невинны, господин Шекспир. Вы девять лет прослужили у господина секретаря и наверняка уяснили себе кое-что о темных сторонах человеческой натуры. Вы действительно считаете, что семейство Деверё из тех, кого волнует соблюдение брачного контракта? Когда мать Эссекса, Летиция, вышла замуж за Лестера, разве он не был женат на леди Дугласс Шеффилд? Он попытался заявить, что это был фальшивый брак, но этому никто не поверил. А как насчет бедняжки Эми Робсарт, первой супруги Лестера, которая очень неудачно – но весьма кстати – упала с лестницы и разбилась насмерть, пока ее супруг обхаживал королеву, надеясь, что она станет его женой? Что значит чья-то жизнь против великой цели? Всего лишь падение с лестницы. Это положило конец всем болезням бедной Эми Робсарт, а Лестер смог бы заполучить корону. Думаете, графине Эссекс повезет больше?

Мысли завертелись в голове у Шекспира. Он был удивлен, что Сесил вот так запросто раскрыл ему свои подозрения.

– Для подобных людей, господин Шекспир, такая мелочь, как супруга, – лишь небольшое неудобство. – Лицо Сесила снова приобрело серьезное выражение. Он не шутил. – Позвольте мне рассказать вам о милорде Эссексе еще кое-что.

Они подошли к деревянной скамье под персиковым деревом у стены особняка. Сесил жестом пригласил Шекспира сесть. Из-за его плеча блеснул солнечный луч. Сесил присел на подлокотник скамьи, одной ногой касаясь земли.

– Я знаю милорда Эссекса с детства, – начал Сесил. – Мой отец стал его опекуном после смерти его отца. Мы вместе росли и учились, но никогда не испытывали симпатии друг к другу. Несмотря на то что я на три года старше, он всегда был выше меня и успешней во многих занятиях. На теннисном корте Эссекс был лучшим в том, что касалось ловкости и умения, я же мог только смотреть и удивляться. И конечно же он насмехался надо мной за мою физическую немощь, как обычно это делают все мальчишки.

Но я знал, что у меня есть и преимущества. Он всегда уступал мне в том, что касалось классических языков, языков наших соседей на континенте, изучения законов и власти. Ему не хватало твердости. Когда мне было четырнадцать, а ему одиннадцать, Эссекс вызвал меня на поединок. Он сделал гадкое замечание по поводу моего горба, сказав, что это результат того, что моя мать зачала меня в период своего месячного очищения, а я ответил, что она хотя бы не отравила моего отца. Мне не следовало говорить Эссексу подобные вещи, но это было сказано в пылу гнева. Я пытался отшутиться от его вызова, но он настаивал и сказал, что дает мне право выбора оружия и места поединка. Тогда я ответил: «Раз так, то оружием я выбираю шахматы, а местом поединка – шахматную доску». Эссекс разозлился, сильно разозлился, и сказал, что я трус. Я ответил, что это он боится принять мой вызов, и отправился за шахматами и доской. Мы начали играть, и очень скоро у меня оказалось большое преимущество в партии. Вдруг Эссекс сказал, что скоро вернется, и ушел. Когда же он снова появился, в руках у него был моргенштерн. Господин Шекспир, вы знаете, что такое моргенштерн?

– Конечно, знаю, но никогда не видел.

– Это булава, вид оружия, получивший большое распространение среди габсбургского войска. Слово «моргенштерн» означает «утренняя звезда» из-за утыканного шипами тяжелого железного наконечника. Милорд Эссекс со всей силой обрушил моргенштерн на привезенную когда-то из Вероны мраморную шахматную доску, которая, к слову сказать, была настоящим произведением искусства. Доска разлетелась на кусочки, как и большинство шахматных фигур. Затем он расшвырял обломки ногой и произнес: «Шах и мат. Однажды и с тобой я сделаю то же самое, Робин Горбун».

Сесил выдержал театральную паузу. Шекспир знал, что между этими людьми никогда не было любви, но понятия не имел о том, что причиной их неприязни стала эта ссора.

– В тот день я кое-что заметил в милорде Эссексе, некое мрачное честолюбие, которого он сам не сознавал, не говоря уже о стремлении к власти.

И снова Шекспир промолчал.

– Господин Шекспир, мой отец тоже это заметил. Однако королева этого не видит. Внимание милорда Эссекса доставляет ей удовольствие, она приятно проводит с ним время. Он впадает в экстаз, изображая лебединую преданность своей даме сердца, своей королеве. Поэтому мы должны защитить государыню, однако так, чтобы она об этом не узнала.

– Защитить от чего?

– От его темного желания. Милорд Эссекс хочет стать королем. А все те, кто его окружает – его семья, его друзья, – короновать его. Арабелла, сама того не сознавая, стала путем, его ключом к трону.

– У вас есть сведения?

Сесил замолчал.

– Господин Шекспир, пожалуйста, – невозмутимо произнес он, – не просите меня раскрыть вам мой источник. Если я расскажу вам, то как вы сможете доверять мне?

Это Шекспиру понравилось. Но у Сесила явно есть осведомитель среди приближенных Эссекса. Шекспир попытался припомнить все, что знал об Арабелле Стюарт, принцессе, на хрупкие плечи которой давило будущее Англии. Праправнучка старшей сестры Генриха VIII, Маргарет, она появилась на свет в результате скандальной женитьбы молодого Чарльза Стюарта и Элизабет Кавендиш (ему было девятнадцать, а ей – двадцать); брак был незаконным, потому что королева не дала на него разрешение, и, узнав о нем, она разразилась привычным гневом. Чарльз находился в ряду претендентов на трон как по шотландской, так и по английской линии и не мог жениться без одобрения государыни.

Арабеллу с рождения сопровождали злоключения, преследуя ее, словно голодный пес. Ее отец умер от чахотки в первый год ее жизни, а мать – пять лет спустя от внезапной болезни, оставив маленькую девочку сиротой. Ее бабушка по матери, графиня Шрусбери – известная как Бесс Хардвик, – взяла на себя заботу о шестилетней внучке. Она воспитала ее как принцессу, настаивая на том, чтобы слуги преклоняли перед ней колено и обращались к ней «Ваше высочество».