Почти библейская история

Никулин Игорь

Почти библейская история

1

Мерседес представительского класса мягко шуршал покрышками по асфальтовому полотну дороги, проезжая улицы в деловой части Москвы. За тонированным стеклом мелькали рекламные щиты, витрины модных бутиков с вывесками на иностранный манер и застывшими в различных позах манекенами, фешенебельные рестораны, куда вход открыт далеко не каждому, у кого в кармане звенела деньга; увеселительные и игорные заведения, где жизнь в этот ранний утренний час замирала, с тем, чтобы с новой силой вскипеть ближе к сумеркам, когда пустующие парковки заставят дорогие авто, а к крытым зеленым сукном столам, рулеткам и электронным Блэк-джекам соберутся любители тряхнуть мошной — деловая, криминальная и чиновничья элита столицы.

Лучи солнца, пробивая пышную листву, вспыхивали искрами в лобовом стекле, водитель морщился и, хотя половину его лица закрывали защитные очки, опустил козырек. Телохранитель по имени Миша, справа от него, поглядывал на часы, держа в свободной руке японскую рацию. Все его мысли были заняты безопасностью шефа, сидевшего сзади, и о том, что до офиса оставались минуты езды, и что за тем светофором надо будет известить о своем появлении охрану, чтобы организовали встречу.

Сергей Линьков был как раз той персоной, о которой пекся телохранитель. Молодой бизнесмен, которому весной исполнилось всего тридцать, глава крупного промышленного холдинга, чье название на слуху всякому мало-мальски сведущему в российской экономике, с задумчивым лицом сидел на кожаном сиденье, и мысли его были далеко отсюда, — от этого снабженного спецсигналами Мерседеса, мчащегося по забитому транспортом городу, от работы, куда его везли, от телохранителя Миши, отвечающего за его безопасность. Улыбнувшись чему-то приятному, известному одному ему, он достал из внутреннего кармана пиджака ювелирный футляр, отжал крошечную защелку, открывая женское золотое кольцо, усыпанное бриллиантами, лежащее на бархатной подушечке. Даже за тонированными стеклами, куда свет не проникал во всей своей силе, камешки ожили, зажглись тонкими гранями, заиграли в радужном ореоле…

— Второй первому! — нарушил сладкие грезы Линькова телохранитель, поднеся к губам рацию. — Мы подъезжаем. Как слышите меня?

Ему немедленно отозвались, рация с легким эфирным шумом выдала:

— Принял тебя! Ждем!

Мечтания, которые теснились в душе Сергея, упорхнули подобно бабочке, встревоженной нечаянным движением. Он вздохнул и убрал коробочку обратно в карман. Мерседес свернул с шумной магистрали в тенистый проулок и также мягко, как и ехал, затормозил у трехэтажного особняка под черепичной крышей с причудливыми башенками, огороженного от посторонних чугунной оградой с видеокамерами. У входа уже встречали несколько человек из охраны, все в черном и все, как на подбор, литые, крепкие парни. Миша выскочил из Мерседеса и услужливо распахнул перед Линьковым дверцу.

Сергей спустил ноги в лакированных узконосых туфлях на бетон, выпрямился — охранники на крыльце образовали живой коридор, по которому он поднимался к дверям. Следом шествовал телохранитель, закрывая своей неимоверно широкой спиной шефа от любой опасности, которая бы только могла его подстерегать. Но никакой реальной опасности ему не угрожало, и Линьков прекрасно знал об этом. Но, впрочем, при этом никогда не вмешивался в работу охраны, не раздражался ее излишней казалось бы навязчивостью, полностью доверяя и доверяясь профессионалам.

В холле, где царила прохлада от работающих кондиционеров, где росли экзотические деревья и кустарник, он привычно глянул на отливающий золотом логотип во всю стену — "Росбизнесцентр" на русском и, ниже, английском языках, ощущая гордость за свою фирму и за тот размах, которого удалось достичь. С этим чувством он поднимался по винтовой лестнице — шаги его скрадывал густой ворс ковровой дорожки; шел по просторному, разбитому на кабинки, со столами и компьютерами, залу, и служащие, уже приступившие к работе, вставали перед начальством, приветствуя его.

Бизнесмен вошел в свой кабинет и сразу опустился за компьютер, подключаясь к Интернету. После непродолжительного отвратительного писка модем связал его с сайтом фондовой биржи. Мгновенной преобразившись и стряхнув с себя недавний лирический настрой, он пробежался глазами по строчкам с показателями курса акций известнейших российских фирм, пока не нашел ту, что искал.

— Так, вот и "Минусинский никель", — пробормотал Сергей, впиваясь в мерцающую строчку. — Ну, что у нас тут?

Цифра, которую он увидел, была вполне ожидаема. Сергей восторжествовал и в удовлетворении откинулся на спинку.

— Есть! — не удержался он от возгласа и щелкнул по клавише, обрывая связь.

Все шло именно так, как о предполагал, а это в свою очередь значило, что игра его, вся выстроенная стратегия удалась. За последние три недели курс акций крупнейшего в Европе производителя высококачественного никеля упал на несколько пунктов, и хоть процент был не велик, главное, чего Линьков добивался — показать тенденцию крупным акционерам, давая понять, что не все на этом предприятии ладно, как пытается преподнести совет директоров. Оно хиреет, и благодаря бездумной политике управленцев, уже работает в убыток, вместо того, чтобы приносить прибыль.

Линьков имел к комбинату свой интерес. Аналитический отдел ему предоставил свои расчеты: "Минусинский никель" было не просто рентабельное предприятие, оно в состоянии в буквальном смысле обогатить хозяина, при условии, если он не будет как паук из мухи высасывать из него кровь, а произведет финансовые вливания, заменит устаревшее оборудование, поставит у кормила грамотных экономистов, которые будут думать не о сиюминутных сверхприбылях — а потом хоть трава не расти — а о будущем предприятия и о людях, что на нем работают, не допуская до пикетов и забастовок. Линьков вел тайную игру на искусственное занижение курса акций, и одновременно, переговоры с держателями крупных пакетов, убеждая продать ценные бумаги по сходной цене, пока она не упала еще ниже. С некоторыми договоренность была достигнута, других приходится дожимать. Но как бы там ни было, он надеялся в самое ближайшее время заполучить контрольный пакет, чтобы прийти на комбинат со своей командой.

Щелкнуло переговорное устройство.

— Кофе, Сергей Викторович? — спросила его секретарша.

— Да, Вика, пожалуйста, — ответил он, отжав нужную кнопку.

Дверь отворила миловидная девушка в белой блузке и красной юбке выше колен, цокая шпильками каблуков и покачивая бедрами прошла к журнальному столику и, наклонившись, продемонстрировав шефу прелести своей фигуры, поставила поднос с дымящейся чашкой кофе и свежими газетами.

— Что-то еще? — с улыбкой уточнила она, но Сергей сделал нетерпеливое движение, и Виктория вышла.

Он с удовольствием отпил крепкого, ароматного кофе и придвинул к себе фотографию в металлической рамочке, с которой на него смотрела, чуть сощурясь, девушка, которую он любил больше всего на свете и которой именно сегодня намеревался сделать предложение. С Ларисой он был знаком всего три месяца, но казалось, что со дня, когда он впервые зашел за теннисной ракеткой в спортивный магазин, где она работала, и где они познакомились, прошла целая вечность. Лариса была по настоящему красива, но его взяла не природной красотой и обаянием, а нечто другим, тем, что ее отличало от других женщин, которых Линьков за свою холостую жизнь знавал немало. Дочки из благородных семейств, чьи папаши слыли не последними людьми в столице, видели в нем прежде всего богатого жениха, обладающего завидным состоянием, за которым — пусть и скучная, но размеренная и привычная жизнь с загородным особняком, прислугой, личным тренером или массажистом, — он же любовник в отсутствие мужа. Наслушавшись советов мамаш и уже пристроенных замуж подруг, они пускались на любые ухищрения, чтобы захомутать его, тащили в постель в первый же день знакомства, капризничали, выпрашивали подарки, а когда все это доставало, устраивали дикие истерики и уходили из его жизни навсегда, со психу шарахнув дверью или устраивая в доме погром и битье посуды.

Лариса казалась из другой породы. Она избегала свиданий, которые он назначал; бывало, сбегала из магазина через черный ход, пока он в машине караулил ее снаружи, а сколько времени и убеждений он потратил, чтобы пригласить ее на вечер в ресторан, теперь без улыбки и не вспомнишь. Позже она объяснила в чем дело. Все новые русские, к которым Лариса не без оснований причислила Сергея, в ее представлении были наглецами с толстой цепью на шее, пивным брюхом, шестисотым Мерседесом и полным отсутствием мозгов. И хотя Линьков совершенно не подходил под эти параметры, она держала его на расстоянии, считая, что так будет лучше для всех.

Что касается Сергея, то строптивость девушки только разогревала его интерес, и ухаживания за ней были сравнимы с тщательно продуманной финансовой операцией, со своими стратегическими ходами. В итоге он добился своего, заполучив эту девушку, но в порыве борьбе не заметил, как перешагнул неприметную черту, отделявшую физическую увлеченность от более серьезного чувства. Теперь он и дня не мог обойтись без нее, без того, чтобы не увидеть или, когда не было возможности, хоть по телефону не услышать ее голос. Любовная трясина затянула его так, что выбраться из нее было уже невозможно, а мысль о женитьбе, однажды посетив Линькова, уже не покидала его.

Сергей допил остывающий кофе и набрал номер телефона. Когда ему отозвался девичий голос, сообщив, что он позвонил в салон "Евро-спорт", попросил позвать Ларису.

— В шесть я заеду за тобой, — обменявшись приветствиями, сказал он.

— Какие-то планы на вечер?

— Предлагаю посидеть в нашем ресторанчике.

Она засмеялась.

— А что на этот раз у нас за повод?

Это у нас относилось непосредственно к нему, Сергей вдруг смутился, он всегда смущался, когда она в насмешку называла его на вы, но справился с охватившим ни с того ни с сего волнением. А волноваться от чего было. Как ни крути, а замуж он еще никого и никогда не звал, и это дело для него было новое.

— Ты помнишь, какое сегодня число?

Стукнула мембрана, как если бы трубку отложили на прилавок, а через некоторое время он опять услышал Ларису.

— 12 июля. А что?

— Три месяца нашему знакомству. Как относишься к тому, чтобы отметить это событие?

Она не возражала, а Линьков напомнил еще раз, что не позднее шести вечера подъедет за ней к магазину и, с застучавшим сердцем, положил трубку.

Он поднялся из-за стола, повесил на кресло пиджак, и без которого было душновато, несмотря на работающий в полную мощность кондиционер. Выйдя на свободное место перед столом, сунул руки в карманы и уставился на обшитую гобеленном стену, где висел его портрет в массивной позолоченной рамке, написанный маслом. Это художество когда-то обошлось ему в копеечку, портрет писал модный нынче художник, к услугам которого прибегали многие известные бизнесмены, взять того же владельца "Ферейна" или главу Газпрома. На полотне, изображавшем Линькова в трудах праведных, запечатлен момент, будто он на секунду оторвался от важных бумаг, лицо его, обращенное к художнику, выглядело излишне суровым, как, впрочем, и полагается капиталисту. Портрет ему сразу не понравился; нарисованный Линьков меньше всего походил на настоящего. Складывалось впечатление, что художник больше внимания уделил не портретному сходству, а малеванью всяких мелочей, подчеркивающих состоятельность клиента — наручных часов "Роллекс", виднеющихся из-под манжета белой рубашки, платиновых запонок с камнями и канцелярского настольного прибора, купленного агентом на аукционе в Лондоне, который, по преданию, служил при жизни еще Наполеону. Передать взгляд — вот что удалось художнику, и только это обстоятельство заставило Линькова повесить картину в кабинете, а не велеть выбросить в подсобку. Глаза были написаны что надо; они смотрели на любого вошедшего в кабинет спокойно и в тоже время требовательно, давая с порога прочувствовать, кто тут хозяин…

— Вот так-то! — рассмеялся Сергей и подмигнул суровому рисованному Линькову. — Женюсь я, братец. Такие-то дела…

Включился динамик переговорного устройства, и Вика из приемной у него спросила:

— Сергей Викторович. К вам Юрий Петрович на прием… Пропустить его?

Юрий Петрович был главным бухгалтером и третьим человеком в компании после Линькова и его первого заместителя Григория Федорова. И хотя Сергей регулярно вызывал для отчета главбуха, и обычно отчет происходил по пятницам, а сегодня была только среда, он принял его, — для аудиенции наверняка имелась веская причина.

Юрий Петрович прошел усталой поступью пожилого человека к столу и выложил папку, с которой всегда являлся на доклад.

— С вашего позволения я сяду, — проговорил он и опустился на мягкий стул с выгнутой спинкой.

— Что-то случилось? — Сергей открыл папку, просматривая бухгалтерскую распечатку.

— Ну, это как на то посмотреть, — напустил еще больше туману Юрий Петрович, задрал на лысеющий лоб очки в тонкой оправе и потер пальцами две красные оставшиеся от них точки на переносице.

Он со значением посмотрел на Сергея.

— Давайте по существу. — Линьков сложил руки на столе. — Что у вас?

— Такое дело… — дернул выбритой щекой главбух, не зная, с какой стороны лучше преподнести начальству новость. — Мне кажется, кто-то втемную использует наши банковские счета.

— Кажется, или это так и есть на самом деле?

— Вот, пожалуйста, — бухгалтер привстал, покопался в папке и протянул ему бумагу. — Дело касается нашего резервного счета в Глобал-банке. На нем, как вам известно, лежат 28 миллионов долларов, и деньги эти неприкосновенны. Но вот интересно, — он повысил голос, — обратите внимание на пометку маркером. 8 февраля некто снял со счета 720 тысяч. Спустя шесть дней сумма восстановилась.

— Быть может, произошла ошибка? — поднял на него взгляд Сергей.

— Если бы… — вдохнул главбух. — Вот… дальше… Извольте видеть — он вручил Линькову другой лист. — 16 мая со счета исчез целый миллион! И через полторы недели, будьте любезны, все 28 миллионов на месте.

Сергей переводил глаза с одной распечатки на другую, на помеченные желтым цветом строки, думая обнаружить вкравшуюся неточность, но ошибки не было, и цифры говорили сами за себя.

— Почему вы только сейчас ставите меня в известность? — спросил он главного бухгалтера, в чьей обязанности было немедленно докладывать ему при обнаружении малейшей утечки со счетов.

— Да потому, что деньги всегда возвращались на место. Я проверял. И еще потому, что доступ к банковским счетам в компании имеют всего три человека — ваш покорный слуга, вы — как президент и ваш вице-, всеми уважаемый Григорий Родионович. Себя я, с вашего позволения, исключу. Не имею желания на старости лет пускаться в какие-то финансовые аферы. Сужу по вашей реакции — вы тоже до моего визита были в неведении о движении денег. Тогда остается один человек…

— Федоров? — переспросил Сергей, переваривая информацию.

— Вам виднее, — вздохнул Юрий Петрович, снимаясь со стула. — Не мое это дело, вмешиваться в ваши дела. Но я так считаю, что вы должны быть в курсе происходящего.

С его уходом Сергей погрузился в изучение бумаг, пересмотрел их еще несколько раз и в сердцах отодвинул папку от себя. Следующий звонок он делал в банк. Ему ответила секретарь управляющего, сказав:

— Отар Георгиевич занят, у него совещание.

— Это Линьков говорит! — сорвался на нее Сергей. — Соедините немедленно!

С управляющим московского филиала Глобал-банка Отаром Георгиевичем Шенгелия его связали спустя минуту. Иначе и быть не могло, холдинг Линькова был одним из крупнейших вкладчиков банка и его стратегическим партнером.

— Слушаю тебя, дорогой! — с заметным грузинским акцентом приветствовал Сергея банкир, которых связывали не только деловые, но и дружеские узы. — Что у тебя стряслось?

— Не совсем приятная ситуация, Отар, которую я хочу прояснить. Скажи мне, может кто из клиентов без твоего ведома снять со счетов солидную сумму или провести иные перечисления?

— Это исключено, дорогой! — уверил его Шенгелия. — Может быть где-то, но не в моем банке!

— А мой бухгалтер уверяет, что с нашего счета дважды неизвестно куда уходили деньги. Правда, сразу оговорюсь, потом туда же и возвращались. Как такое могло произойти, Отар?

— У меня перед тобой нет никаких тайн, Сережа, хотя я удивлен, что тебя не поставили в известность. Деньги снимал Григорий, но у него есть доступ к счету. Поэтому с нашей стороны никаких нарушений…

— Я тебя ни в чем и не обвиняю, — сбавил тон Линьков. — Григорий совладелец фирмы и имеет равные со мной права… Но ты не заметил ничего подозрительного? Он не говорил, для каких нужд ему сдались такие бабки?

— Мы не задаем клиентам лишних вопросов. В нашем банке вся информация строго конфедициальна, на том и держимся. Но как другу скажу: знаешь, что мне показалось странным? Зачем он забирал деньги наличкой? Большие деньги в наше время, сам знаешь, одни проблемы. Да и риск… Почему не отправить перечислением?..

— Ладно, Отар, извини, — сказал Сергей и оборвал связь.

"Ах, Гришка, черт побери! — думал он. — Неужели занялся за моей спиной какими-то левыми делишками? Сукин сын!"

Сергей утопил пальцем кнопку вызова на селекторе. Замигала красная лампочка, давая знать, что в кабинете вице-президента прибор включили. В динамике послышались и сразу же стихли чьи-то сдавленные смешки.

— Григорий, зайди ко мне! — попросил он.

Григорий Федоров, высокий, холеный, с влажными, зачесанными назад темными волосами, в костюме с иголочки, стоящем не меньше тысячи долларов, без стука ввалился к Линькову, захлопнул дверь и развалился, заложив ногу на ногу, на стуле, где еще недавно сидел главный бухгалтер, Карие глаза его без тени смущения уставились на Сергея.

— Я сам собирался к тебе. Есть классные новости, — он достал сигарету и, не спрашивая разрешения у Линькова, закурил. — Мои ребята дожали Спиридонова. Ну, помнишь, того жлоба из "Инвестлимитед", у которого еще десять процентов акций никеля. Ни в какую не хотел продавать. "Отдам, — говорит, — лучше трудовому коллективу, чем вам", словами обидными бросался. Пришлось прибегнуть к нетрадиционным способам. У Спиридонова вдруг машина сгорела. Так, ни с чего! — Григорий хохотнул и стукнул ухоженным ногтем по гильзе сигареты, стряхивая пепел прямо на пол. — Менты, конечно, дело возбудили. Поджог, мол. Но, сдается мне, скоро прикроют: искать некого, следов никаких. А Спиридонов сговорчивее стал, особенно после того, как ему прозрачно намекнули, что у него еще дача и квартира остались. Вчера вечером мне позвонил, голосок с перепугу дрожит: "Забира-айте, говорит, все! Только семью не троньте". — Федоров язвительно рассмеялся. — Ну мы же тоже не бандиты, имеем понятия. О цене сговорились, сделку можно оформлять хоть сегодня.

Сергей поморщился от сизого табачного дыма, повисшего в помещении; дышать было нечем. Но больше вонючего табака его недовольство вызывал Григорий со своими криминальными замашками. Сколько раз было говорено, что они ведут честный бизнес, где нет места нетрадиционным способам, о которых чуть не с восторгом толкует компаньон. Устроить ему разгона, да ссориться не хотелось. Да и вызвал Григория совсем по другому поводу:

— Ты мне можешь объяснить это? — он подал вице-президенту бухгалтерскую отчетность, а сам прошел к окну, отодвигая мешающие матерчатые жалюзи и открывая форточку.

Федоров бегло просмотрел бумаги и бросил их на стол.

— Ну и что? — с неприкрытым вызовом спросил он, доставая из пачки новую сигарету. — Да, я воспользовался счетом, но считаю, что имею на это право. В конце концов, мы их вместе заработали, эти деньги.

— Тебе никто об этом слова не сказал. Но ты мог поставить меня в известность?

Григорий ухмыльнулся, покачал головой, точно что-то хотел сказать, но передумал.

— А зачем? — чуть позже изрек он. — Я же не спрашиваю, на что ты тратишь свои деньги.

— Свои! — возмутился Сергей. — Вот именно, что свои, а не компании!

— А это не одно и тоже?

— Ну, знаешь! — не нашелся что сказать Линьков и встал напротив компаньона. — Тебе не хватает зарплаты? Тебе мало пяти штук баксов, которые я плачу тебе в месяц? Тебе хочется большего? Сколько, назови сумму: десять, пятнадцать тысяч?..

Федоров порывисто встал и смял в кулаке незажженную сигарету.

— Нет, ты постой! — Сергей был готов схватить его за грудки и как следует стряхнуть, чтобы выбить всякую дурь. — Ты скажи, для чего ты снимал деньги?!

— Купил себе кое-что, — отводя глаза, соврал Григорий.

— На лимон баксов? А потом опять вложил, будто ничего не было?..

— Ну, положим, подворачивались сделки, от которых грех было отказаться. Для фирмы никакого ущерба. Сам же видишь, все до цента вернул!

— Что же это были за сделки, на миллион? Ты не наркотой приторговывать начал, дружище?

— Да иди ты, чистоплюй хренов! — встрепенулся Федоров, чем невольно утвердил Сергея в его догадках. — Люди с нашим капиталом такие дела проворачивают, что нам и не снилось. А мы все в беленьких перчатках, боимся запачкаться. Всё на вы, да в рамках закона. Только не забудь, в какой стране мы живем… — он говорил все злее и злее, доказывая свою правоту, и, как показалось Линькову, не столько ему, сколь самому себе. — А настоящие деньги так не делаются! Тут рисковать надо, а не пузыри губами надувать!

— Ты не забывайся, кто ты есть. Не гангстер с большой дороги, которому плевать, чем зарабатывать. Ты второе лицо в компании, известной на всю страну. И ты лучше меня знаешь, чем она известна, и еще ни один конкурент не смел упрекнуть нас в нечистоплотности. Вспомни, с чего все начиналось…

Сергей подтолкнул его к фотографии на стене, на которой был запечатлен подвал жилого дома с прибитой вывеской: "Производственный кооператив ЗВЕЗДОЧКА", двое мужчин и рядом, сидящие на корточках, совсем молодые ребята, в которых легко узнавались нынешние, повзрослевшие руководители разросшейся с годами компании — Сергей и Григорий.

— Ты помнишь, с чего начинали наши отцы? С принципа, которым и мы не должны поступаться. Они вели свое дело правильно… Вспомни, даже джинсы, "пирамиды", которые шили в кооперативе, качеством были не хуже импортных. Каждый шов на прочность проверяли, каждую майку, чтобы — ни дай бог — она не полиняла под первым же дождем, или штаны через месяц не расползлись, как у других цеховиков.

— Ну да, — буркнул Федоров, но уже без прежнего льда. — Только чекухи под "фирму" лепили, чтобы брали дороже.

— Не важно! Прошло тринадцать лет, а мы по-прежнему на плаву! Сколько фирмачей, крутых и крученых, успели разориться, а ведь тоже мечтали жар голыми руками загребать, взять от жизни всё и сразу. Где сейчас они, эти фирмачи, и где мы? Мы выбились в лидеры, нас знают в лицо, репутация нашей компании безупречна. И не надо ее вываживать в грязи, каких бы барышей оно не стоило. Отмываться будет дороже.

— Убедил! — шутливо поднял ладони Григорий.

— Дай слово, что ничем таким больше заниматься не будешь.

— Да что мы, малые дети, что ли?!