«Я убит подо Ржевом». Трагедия Мончаловского «котла»

Генерал-майор В. С. Поленов. Декабрь 1941 г. Фото Б. Е. Вдовенко

Вспомним, что 21 января В. С. Поленов был направлен «на 369 сд», бывший командир дивизии полковник Г. И. Фисенко стал его заместителем. Командиром оперативной группы генерал-майор В. С. Поленов, вероятно, выбран был не случайно. К этому времени за ним закрепилась слава человека, умело и результативно управляющего войсками в критических ситуациях. В октябре 1941 г. оперативная группа, которой он командовал, на несколько дней смогла задержать войска вермахта в районе Сычевки. В ноябре 1941 г. созданная северо-восточнее поселка Селижарово оперативная группа под командованием генерал-майора Поленова также смогла остановить наступление немецких войск. В упоминавшемся уже разговоре 21 января Конева и Леонова командующий фронтом, критикуя генерал Швецова, говорил: «С посылкой туда [в 29-ю армию. – С.Г.] Поленова надо приглядеться. Может быть, Поленова и назначить командармом…» Теперь, 30 января 1942 г., на умение генерала Поленова опять возлагались большие надежды.

Из «Ведомости боевого и численного состава частей Калининского фронта на 31 января 1942 г.» видно, что численность дивизий и 29-й, и 30-й армий была невелика (см. Приложения). В. И. Швецов вечером 31 января просил подчинить ему также южную группу 178-й стрелковой дивизии, сражающую в окружении в районе Дядино, Быстрики, Мал. и Бол. Барсуки, о которой говорилось выше. К 12 часам 31 января созданная оперативная группа Поленова все еще «заканчивала подготовку к наступлению в направлении Малахово, Соколово, Бродниково». Вероятно, вошедшие в группу дивизии были немного пополнены за счет внутренних резервов армии и самих соединений.

Интересный факт: в этот день в оперативной сводке 381-й стрелковой дивизии появилась запись, в которой присутствует название высоты, ставшее популярным в послевоенное время благодаря песне «На безымянной высоте»: «При очередном налете на оборону 3/1263 сп на Безымянной высоте, что в 1 км западнее Бочарово, убит командир 3/1263 капитан Шубладзе». Таких безымянных высот, где будут гибнуть советские воины, за годы войны будет еще много, но это упоминание, вероятно, одно из первых.

Обескровленные дивизии 30-й армии продолжали попытки наступать на юг, пробить немецкий коридор и соединиться с частями 29-й армии. 30 января армия добилась небольшого успеха: ведя наступательные бои, «овладела Клепенино и частью сил вела уличные бои в Гусево, Соломино. Группа наших танков прорвалась в Тимонцево, Ножкино. Частями армии отбита контратака противника с южн. окр. Клепенино, в результате которой им оставлено на поле боя до 200 трупов из состава полка СС «Фюрер».

Об отчаянных, в основном не подготовленных атаках частей 30-й армии в некоторой степени дают представление воспоминания Ф. С. Иванова – бойца 149-го отдельного лыжного батальона: «Нам, необстрелянным 18–19-летним юнцам, первые шаги к фронту психологически были тяжелыми.

На всю жизнь запомнился такой эпизод. Мы уже были в полосе фронта. Устроились на привал перед последним марш-броском. С опушки леса просматривалось большое поле, сплошь усеянное непонятными для нас предметами, припорошенными снегом. «Что это?» – вопрошали одни. «Да это же льняное поле, а на нем неубранные снопы», – предполагали другие. Решили проверить. А когда узнали, что это трупы, чувство страха овладело нами. Позабыв об усталости, мы тут же снялись с привала, двинулись к намеченной цели…

Прямо с марша залегли мы на льду Волги, напротив деревни Гусево, а вскоре последовал приказ: деревню взять штурмом. Без разведки и артподготовки рванулись мы тогда вперед на немецкие пулеметы, и атака захлебнулась в крови сибирских мальчишек, так и не успевших перевести дух после изнурительного перехода. Деревню мы не взяли, и почти весь батальон полег в этом неравном бою. Вооружены мы тогда были плохо. Ротные минометы, да на десять человек одна винтовка, то есть минометные расчеты были без личного оружия. Мы, оставшиеся в живых, в дальнейшем сами стали добывать себе оружие, так как усвоили истину войны, что солдату надо стрелять и убивать, чтобы самому остаться в живых».

Вечером 31 января появилась жесткая директива Ставки ВГК: «Противник своим вторжением к западу от Ржева между войсками 30-й и 29-й армий отрезал войска 29-й и 39-й армий от их путей подвоза, ввиду чего приходится снабжать их по воздуху, и это в тот момент, когда враг разбит и почти окружен.

Неповоротливость и халатность 29-й, а отчасти уже и 30-й армий в деле ликвидации этого противника и попустительство этому со стороны командования Калининского фронта является позором для нас.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Командующему Калининским фронтом немедленно выехать на место и лично руководить делом ликвидации прорыва.

2. Для выполнения указанной задачи привлечь 30-ю армию для удара с севера и не менее трех дивизий 29-й армии для встречного удара с юга.

3. Ликвидацию прорыва закончить не позднее 3 февраля и к этому же сроку восстановить общий фронт 39-й и 29-й армий с войсками 30-й армии, открыть для них пути подвоза и организовать нормальное снабжение по грунту.

4. Об исполнении донести.

Ставка Верховного Главнокомандования: И. Сталин, Б. Шапошников».

Документ свидетельствует о том, что Ставка ВГК неадекватно оценивала сложившееся к концу января положение, не видела изменений по сравнению с днями начала наступления на Ржев. По ее мнению, «враг разбит и почти окружен», что, как уже говорилось выше, не соответствовало действительности. Да и сама формулировка странная: если враг разбит, то зачем его окружать? На самом деле войска вермахта на центральном, в том числе на ржевском направлении, получили резервы из Европы, а отступив и высвободив некоторые части и соединения, уплотнили свою оборону.

Явно неадекватно оценивалось и состояние войск армий Калининского фронта, если от них требовалось ликвидировать прорыв без усиления их резервами. Вспомним, что к началу операции они и так были не полного состава и испытывали острейший недостаток в оснащении оружием и боеприпасами. За почти месяц боев их потребности в личном составе и материальном обеспечении еще более увеличились, особенно в южной группе 29-й армии. Отрезанные от основного фронта дивизии практически не имели боеприпасов. В Приложениях приводится «Ведомость соотношения сил на фронте 29-й армии по состоянию на 1 февраля 1942 г.». Представленные в ней цифры о противнике неполные и вряд ли соответствовали реальным. К этому времени против армии действовали части не только указанных в «Ведомости…» немецких соединений. Включение в документ данных по 220-й стрелковой дивизии, воевавшей на стороне основного фронта, делает его не всегда понятным. Возникают вопросы и по другим положениям документа. Но все-таки имеющиеся в нем данные вместе с цифрами из «Ведомости боевого и численного состава частей Калининского фронта на 31 января 1942 г.», достоверность которых также вызывает сомнение, подтверждают утверждения о малочисленном составе армий, а также о крайней скудости материального обеспечения соединений 29-й армии.

Схема 11. Фрагмент отчетной карты 29-й армии. 20.01–4.02.1942 г.

Странно, что Ставка приказала привлечь для ликвидации прорыва те силы, что фронт и так уже использовал. Вместо выделения резервов Ставка применяла метод давления на командующего фронтом, которого, безусловно, трудно обвинить в «попустительстве» прорыву противника. А вот критика Ставкой командования 29-й армии явно опиралась на слова командующего Калининским фронтом.

Пристальное внимание Ставки к действиям 30-й армии выявило необходимость иметь представление о них в штабе фронта круглосуточно. В 10 часов вечера 31 января командующий фронтом И. С. Конев выехал на КП генерала Лелюшенко, куда приказал прибыть к своему приезду и генерал-майору Шарапову. Генерал Захаров в этот же день приказал начальнику оперативного отдела 30-й армии предоставлять информацию о положении войск армии в следующие сроки: 6.00, 8.00, 10.00, 12.00, 14.00, 18.00, 20.00, 23.00; оперативные сводки – в 4.00 и 16.00; боевые донесения – в 21.30. Таким образом, «незакрытыми» оставались только самые «глухие» часы ночи: с 23 до 4 часов, когда оперативные работники могли хотя бы поспать.

На следующий день, 1 февраля, «ввиду общности задач Западного и Калининского фронтов» директивой Ставки ВГК было восстановлено главнокомандование Западным направлением, главкомом которого был назначен генерал армии Г. К. Жуков. Задачей ближайших дней направления наряду с занятием г. Вязьмы приказано было считать «окружение и пленение ржевско-сычевской группы противника или в случае отказа сдаться – истребление этой группы». Удивительное нежелание видеть и признавать реальность!

В этой директиве Ставки ВГК было уделено внимание организации авиационного снабжения отрезанных 39-й и 29-й армий. Так, для 39-й армии приказано было выделить несколько авиационных полков. Из гражданского флота для транспортировки грузов передавались 10 транспортных самолетов. В директиве говорилось: «Командующему ВВС КА принимаемые от ГВФ 10 транспортных самолетов и переданные ранее Калининскому фронту 5 транспортных самолетов использовать для переброски 29-й и 39-й армии боеприпасов и горючего, по указаниям командующего [войсками] Калининского фронта. Обязать летный состав этих самолетов сдавать груз с обязательной посадкой самолетов в районе этих армий. Обратные рейсы транспортных самолетов обязательно использовать для эвакуации из армий раненых. Летный состав, не выполнивший этих требований, немедленно привлекать к ответственности как за невыполнение боевого приказа».

Есть смысл воспользоваться этим распоряжением Ставки, чтобы рассказать здесь об участии авиации в помощи войскам, отрезанным от основного фронта.

Действия авиации по поддержке отрезанных и окруженных войск

Поддержку наступающим и помощь отрезанным, а затем окруженным войскам 29-й, 39-й армий и 11-му кавалерийскому корпусу оказывали ВВС Калининского фронта и общевойсковых армий. В январе 1942 г. ВВС фронта командовал генерал-майор авиации С. И. Руденко, с середины февраля его сменил на этом посту Герой Советского Союза комбриг М. М. Громов. На поддержку наступательных действий 29-й и 39-й армий вылетали летчики 5-го гвардейского и 193-го истребительных, 569-го штурмового и других авиационных полков. В снабжении отрезанных, а затем окруженных частей участвовали летчики 10-й особой авиагруппы ГВФ, позднее преобразованной во 2-й отдельный, 105-й отдельный гвардейский авиаполк ГВФ, командиром которого был майор Г. Т. Клуссон. Всего для помощи отрезанным, а потом окруженным войскам было выделено шесть авиационных полков, на вооружении которых были самолеты Ли-2, ТБ-3, Р-5, По-2 и транспортные самолеты ПС-84.

Вместе с ВВС общевойсковых армий они осуществляли воздушную разведку, бомбардировки, штурмовые действия по войскам противника, прикрытие своих войск. Транспортные самолеты доставляли войскам боеприпасы и продовольствие. Здесь огромную помощь оказали самолеты «малой» авиации, главным представителем которой оказался самолет По-2, которого в годы войны называли и «огородником», и «кукурузником», и «ночником».

Генерал-майор авиации С. И. Руденко – командующий ВВС Калининского фронта в январе – феврале 1942 г.

Всего авиацией Калининского фронта было доставлено и сброшено на парашютах войскам 29-й и 39-й армий, а также 11-го кавалерийского корпуса 101 т продуктов, 8 429 снарядов 76-мм калибра, 496 снарядов 122-мм калибра, 153 снаряда 152-мм калибра, 1860 осколочных снарядов, 47 т горючего, 3240 кг медикаментов, 1763 кг писем и газет. Было вывезено из окружения 432 раненых. На Калининском фронте была и отдельная транспортная группа (санитарные самолеты По-2), предназначенная для транспортировки грузов и раненых. Летчики этой группы совершили 364 самолето-вылета (105 днем и 259 ночью).

В снабжении отрезанных и окруженных частей Калининского фронта участвовали также авиаторы Московской авиагруппы особого назначения ГВФ (МАОН). В истории последней, преобразованной позднее в 10-ю гвардейскую авиационную транспортную дивизию ГВФ, среди особо отличившихся в операции по полетам к войскам генералов Швецова и Масленникова назван летчик П. И. Колесников: «Колесников вернулся глубокой ночью из полета в тыл противника, когда его вызвал к себе пилот Семенков, заменявший в то время командира эскадрильи.

Е. Т. Клуссон, командир 105-го особого гвардейского авиационного полка. 1943–1944 гг.

– Одно из наших воинских соединений, – сказал Семенков, – окружено противником. Кольцо окружения имеет диаметр 7 километров и простреливается со всех сторон. Бойцы не жгут костров, чтобы не привлечь внимания противника. Наши самолеты не могли прорваться в район цели – сильный зенитный огонь. Один самолет подбит. Положение серьезное! Командование решило поручить вам разыскать эту часть, пробиться к ней, установить связь и начать выброску боеприпасов и продовольствия.

– Постараюсь выполнить задание! – коротко ответил Колесников.

В ту же ночь отважный патриот вылетел в район окружения. Густой мрак скрывал ориентиры, лес слился с землей. Только за линией фронта Колесников увидел беспорядочно разбросанные огни костров. Но они были растянуты полукругом, и летчик понял, что это немецкие посты на границах расположения нашей группировки.

Зайдя с северо-западной стороны, Колесников бреющим полетом устремился в район охвата. Юго-восточнее цели вспыхнули прожектора, и лучи тревожно зашарили по верхушкам деревьев. Немцы зашевелились, в воздухе разорвались первые снаряды.

На лесном аэродроме. Калининский фронт, начало 1942 г. Фото Б. Вдовенко

Три раза Колесников безуспешно пытался обнаружить нашу часть. В четвертый раз он включил фары и, освещая землю, бреющим направился к цели. Лучи фар высветили из мрака фигуры наших бойцов. Вспыхнул и погас неяркий огонек условного сигнала. Колесников сбросил свой груз в центр окружения и скрылся за лесом.

Когда на следующую ночь Колесников снова прилетел в окруженную часть, то он увидел, что немцы поставили еще одну группу прожекторов и зениток на путях его вчерашнего маршрута. Двадцать прожекторов покрыли небо тесным сплетением своих лучей. Колесников нащупал наименее освещенное место и оттуда пошел на цель. В момент выброски груза световой удар поразил пилота. Колесников умелым маневром прикрылся плоскостью от луча прожектора и успешно завершил операцию.

Получают задание. Калининский фронт, начало 1942 г. Фото Б. Вдовенко

В последующие ночи эта часть с боями уходила все дальше в глубь леса, и каждый раз Колесников умело находил ее. Экипаж отважного летчика-большевика стал боевым спутником и помощником этого соединения. В течение 10 суток Колесников сделал 30 боевых вылетов, непрерывно доставляя продовольствие и боеприпасы, и закончил свои полеты лишь тогда, когда соединение вышло из вражеского кольца».

Всего за февраль – март 1942 г. в районы расположения войск генералов Масленникова и Швецова самолетами Московской авиационной группы особого назначения было совершено 268 ночных вылетов, доставлено 512 т боеприпасов и снаряжения.

Приведенная статистика совершенных вылетов и сброшенных грузов впечатляет. Летчики, помогавшие окруженным войскам, рисковали жизнью ежедневно и еженощно. Но в выполнении заданий им мешали и погодные условия, и вражеские зенитки, и выложенные врагом ложные условные знаки, и малые площади для сброса грузов, и ошибочные маршруты полетов, и многое другое. Факты свидетельствуют, что результативность помощи не была высокой. Сбрасывание грузов происходило нерегулярно, к тому же не все сброшенные грузы попадали по назначению, а оказывались в расположении врага. В «Кратком отчете о боевых действиях 29-й армии» говорится: «Самолетами сбрасывалось не каждодневно в среднем 50 штук снарядов в сутки, до 100 мин и достаточное количество винпатронов… Значительная часть грузов попадала в руки противника. Зафиксировано 2 случая сбрасывания огнеприпасов и продовольствия в дневное время в расположение противника у Чертолино и Ботвиньино». Отмечались и факты неточного бомбометания: «8.2.42 года командарм [командующий 29-й армией. – С.Г.] сообщил, что два наших бомбардировщика ошибочно бомбили 381 сд, а груз сбросили противнику».

Подготовка и погрузка грузов. МАОН, начало 1942 г.

В исследовательской и мемуарной литературе используется рассказ Маршала Советского Союза А. М. Василевского, записанный и опубликованный писателем К. Симоновым: «Видел Сталина в гневе, в раздражении, даже в исступлении. Ругаться он умел, беспощадным быть тоже. Помню историю… в сорок втором году зимой, когда дивизия [правильно: армия. – С.Г.] Масленникова попала в окружение и осталась на голодном пайке. Мне как начальнику Генерального штаба было поручено организовать ее снабжение по воздуху. Непосредственно как авиатор занимался этим делом Жигарев [генерал-полковник авиации П. Ф. Жигарев был в этот период командующим ВВС РККА. – С.Г.]. И вот случись же так, что целый отряд транспортных самолетов, который сбрасывал провиант, промахнулся, и весь груз сбросил на глазах у дивизии Масленникова немцам. Масленников, видя это, дает отчаянную радиограмму: «Мы подыхаем с голоду, а вы кормите немцев!» Радиограмма попала к Сталину. Сталин вызвал меня и Жигарева и был во время этого разговора настолько вне себя, что я один момент боялся, что он своими руками расстреляет Жигарева тут же, у себя в кабинете».

Летчик Паршин. 10-я особая авиагруппа ГВФ. 1942 г.

П. И. Колесников, летчик Московской авиагруппы особого назначения ГВФ. 1942 г.

Для приемки грузов в армиях, в том числе в 29-й, были созданы особые группы, существовала договоренность об условных сигналах. Например, 7 февраля начальник оперативного отдела опергруппы штарма 29 Вишневский сообщал начальнику штаба армии Шарапову: «Сигналы для самолетов: посадка «У-2» – три костра в ряд и помахивание факелом – район Гончары; там же для сбрасывания грузов – треугольник из костров вершиной на север и помахивание факелом».

Конкретные факты взаимодействия окруженных частей и авиации представим ниже по документам 29-й армии.

* * *

С утра 1 февраля 1942 г. дивизии группы генерал-майора Поленова перешли в наступление. К середине дня они вели бои на рубеже в 150 метрах южнее Малахово и в 300 метрах южнее Соколово. Их наступление продолжалось и в ночь с 1 на 2 февраля, но успеха не имело.

С восточной стороны на ржевском направлении сдерживали наступление противника части 381, 185, 183-й стрелковых дивизий, с запада позиции армии «прикрывались» 81-м и 87-м лыжными батальонами и стрелковым батальоном полка 365-й стрелковой дивизии. Немецкие войска теснили советские части. Причины этого в некоторой степени можно понять из приказа войскам 29-й армии о недостатках обороны в 183-й и 369-й стрелковых дивизиях. Констатирующую часть этого документа приводим почти полностью, так как она – свидетельство реальной обстановки в дивизиях и полках. В документе говорилось, что проверкой обороны 183-й и 369-й стрелковых дивизий, проведенной 31 января 1942 г., было установлено:

«1. Районы обороны на главных направлениях (Перхурово и вдоль железной дороги) не имеют достаточной глубины, в инженерном отношении слабо оборудованы, отрывка окопов выполнена лишь на 30–40 %, постройка ДЗОТ и блиндажей не закончена. НП недостаточно оборудованы. Имеющаяся в Перхурово колючая проволока – не использована. Отрывкой окопов занимаются саперы, в то время как стрелки отдыхают (295 сп 183 сд).

2. Огневая система – не продумана. Огонь с соседними районами не увязан. Фланкирующие пулеметы хотя частично и врыты в землю, но оборудование точек не закончено. Кругового обстрела нет (1225 сп), нет глубокого расположения пулеметов, не организован пулеметный огонь подразделений вторых эшелонов и резервов в интервалы и с запасных ОП (1225 сп, 295 сп).

3. Противотанковая оборона основных узлов сопротивления (Перхурово) достаточно насыщена артиллерией, однако не предусмотрено использование истребителей танков, не отрыты на всю глубину окопы для них, не увязано взаимодействие ПТ орудий, истребителей и инженерных средств. Командиры стрелковых полков не имеют четкой схемы всей противотанковой обороны и не продумали конкретный план боя (295 сп, 1225 сп).

4. Стыки между 369 и 183 сд прикрыты слабо. Нет огневого взаимодействия между соседними ротами (3 р. 1225 сп), не продуман совместный маневр на стыке дивизий, не организовано наблюдение за стыком.

5. Боевая задача не доведена до бойца. Приказ на оборону хотя и отдан командирам сп, даже письменно, однако командирам батальонов, рот и взводов не отдавался. Отсюда границы ротных районов и окопы фланговых отделений перепутаны (295 сп). В отделениях и взводах нет пулеметных и стрелковых … [написано неразборчиво. – С.Г.], люди не знают конкретных задач.

6. Разведка «на себя» командирами полков, батальонов и рот – не ведется. Командиры не знают силы, состав, группировку и нумерацию частей, а также системы обороны противника в непосредственной близости от своего боевого порядка, а отсюда приходят к совершенно неправильным выводам, явно недооценивая или переоценивая противника (295 сп 183 сд – командир полка майор Панин).

7. Связь с поддерживающей артиллерией организована удовлетворительно, однако не продумано дублирование ее, не установлены сигналы вызова НЗО. НП командира полка и командира поддерживающего артдивизиона удалены друг от друга, не установлены общие ориентиры для пехоты и артиллерии.

8. Оборона ведется пассивно. Непрерывного наблюдения за противником и огневого воздействия пехотного оружия нет. Отсюда противник одиночками и мелкими группами совершенно открыто ходит в непосредственной близости от боевых порядков нашей пехоты совершенно безнаказанно. Снайпера не используются, и инициатива огня не захвачена».

Был сделан вывод, что «оборона не отвечает требованиям создавшейся обстановки», и было приказано превратить ее в противотанковую, круговую, «противосамолетную», «многоэшелонную».

Вряд ли в условиях полуокружения, суровой многоснежной зимы, малочисленности частей с измотанными людьми можно было выстроить требуемую оборону, но приказ еще раз привлек внимание командиров к необходимости ее укрепления. Тем более что 2 февраля части вермахта активизировали наступательные действия.

Е. Ржевская, переводчица штаба 30-й армии. 1944–1945 гг.

Положение южной группы 29-й армии осложнялось тем, что на территории, которую она обороняла, остались раненые 39-й армии, воевавшей южнее. 1 февраля в 13.35 в штаб фронта ушло сообщение «Ведем бой за Малахово. Тяжелое положение, хлебом, солью, медикаментами. Скопилось 1000 раненых Масленникова, кормить нечем. Масленников все раздал частям. Посланные подводы 3 дня назад не вернулись». Телеграмма была вручена командующему фронтом, который в этот день находился в 30-й армии. «Грузы в течение ночи для армии не сбрасывались», – сообщал в этот день начальник оперативного отдела опергруппы штарма 29 Вишневский.

Разведкой была получена информация о готовящемся возобновлении немецкого наступления. Е. Ржевская, которая, напомним, в те дни была переводчицей в штабе 30-й армии, в повести «Февраль – кривые дороги» рассказывала об одном из эпизодов тех дней. Для того чтобы уточнить сведения о готовящемся наступлении противника, на фланг одной из дивизий была направлена группа разведчиков, чтобы взять «языка», на другой, чтобы отвлечь немцев, – группа из разведотдела, в составе которой была и переводчица.

«Передовая линия! Но это всего-навсего узкий окоп, вихляющий так, что не видно, что там, в десяти шагах, за поворотом. Дремал сползший на дно траншеи, присыпанный снегом боец с задранными вверх, как оглобли, острыми коленями. Он подобрался, пропуская нас. Другой боец, придерживая в обхват винтовку, ударял кресалом по кремню, стараясь высечь огонь.

Сержант в перепоясанном ремнями ватнике… живо повел нас, сказав, что чуть подальше будет поудобнее место. Он шел то в рост, то пригибался, когда траншея становилась мельче, мы тоже пригибались, спотыкаясь о чьи-то ноги. Тот боец, что хотел добыть из кремня огонь, увязался за нами. Под ногами была мерзлая глина вперемешку с исхоженным обледенелым снегом. Дальше было что-то вроде отростка от траншеи – выдвинутый вперед окоп и пулемет, установленный в нем. Агашин согласился с сержантом, что отсюда, пожалуй, получше им будет слышно… Агашин… отдал мне рупор:

– Ну, начинай! Покричи им!..