Танцы на осколках

     - Не собирается он его отдавать. А я ни в жись не допущу, дабы эта проклятущий булыжник тут хранился. Вчерась собственными ушами слышал: решил наш барин у себя его оставить.

     Мне стало любопытно:

     - А что с ним не так-то?

    - Да все так, вроде: и жрет так же, и девок тайком водит после смерти баронессы, только хворать начал…

     - Да не-е, я про рубин, - я остановилась, переводя дыхание.

     - Чуйство у меня плохое, не добрый этот камень. – Домовой поправил сползающего мужика. - А этого на кой ляд с собой тащишь? Ты ведь так и не ответила.

     - Так он со мной, в доле, - прохрипела я, мысленно вознося молитвы, чтобы это нелепое путешествие наконец закончилось.

     - Чёй-то не верится, - пыхтел рядом дед.

     - Мы с ним еще до службы в замке сговорились. Всё. Больше не могу. – Я остановилась. Сил на сочинение правдивой истории не было, поэтому я просто сменила тему. – Далеко еще до выхода?

     Тут словно ангелы пропели в ответ, и я почувствовала, как потянуло свежестью. Еще один поворот туннеля и ночное небо затянутое низкими облаками обрушилось на меня свободой. Домовой рядом бубнил что-то про проклятья, потом про замковые дела, но я давно перестала его слушать. Свалив наемника, я блаженно выпрямилась, правда, тут же сморщившись от тупой боли в боку. Втянув тонкой струйкой воздух, огляделась кругом. Замковая стена виднелась неподалеку, но расстояние было достаточным, чтобы спокойно, без суеты уйти. Рядом виднелся лес. Сложив всю картину вместе, я решила, что все прошло довольно удачно. От мыслей меня отвлек сердитый голос:

     - Так ты отдашь платье или нет?

Я с удивлением обнаружила, что домовой все это время мне что-то рассказывал.

     - Платье служанки верни, казенное ведь, - опять потребовал домовой.

Я, ничуть не смутившись, кое-как стянула его через голову и протянула старику. Домовик схватил одежду и, бормоча, что-то о порванном подоле, повернул обратно.

     - Ты расскажешь обо мне кому-нибудь? – спросила я в удаляющуюся спину. Домовик повернулся и покачал головой:

     - Если найдут тебя, найдут и эту проклятую штуку, - он ткнул пальцем в выступающий под балахоном камень.  – Так что я – молчок. И еще. Совет один дам, по доброте душевной: коль и дальше этим лихим ремеслом промышлять будешь, то учись врать, чучундра.

Поворчав еще что-то про себя, старичок развернулся и растворился в темноте подземного хода.

     Я немного постояла, осмотревшись вокруг, поправила меч наемника, который все это время тащила на себе вместе с хозяином, и ухмыльнулась обстоятельствам. Все складывается как нельзя лучше. В краже рубина обвинят сбежавшего охранника. Про меня никто не вспомнит, так что можно будет задержаться  в этом городе еще на какое-то время, а этот меч продать барыге. Чуть ли не вприпрыжку от радости я, поправив лежащий за пазухой камень, направилась на восток в город, крыши которого уже начали освещать первые лучи восходящего солнца. Мой дальнейший путь лежал навстречу моему еще звенящему в чужом кармане, но уже такому родному золоту, вырученному за продажу камушка. Дальнейшая же судьба оставленного позади стражника меня не волновала.

375 год от наступления Тьмы

Месяц Хлеборост

7 день

Брест сидел за столом, положив голову на сжатые кулаки, и напряженно думал. Морщины на лбу сложились в глубокие ущелья, а желваки от напряжения готовы были прорвать натянутую кожу. Лешик молча наблюдал за состоянием мужчины, периодически плеская себе в кубок кваса. Молчание затягивалось, и Лешик, обнаружив, что квас в кувшине уже закончился, решил все-таки поинтересоваться причинами столь неожиданного визита.

- Та-а-ак… - протянул он.

Брест вынырнул из своих мыслей и уставился на хозяина дома, в который он бесцеремонно ввалился пару часов назад.

- Ты же знаешь, Лешик, что тут могу доверять только тебе.

Мужчина хмыкнул и, тихонько скрипнув лавкой, поднялся, бросив пустой кувшин в бадью с водой. За стеной тихонько заплакал ребенок, но скоро замолк. Лешик бросил встревоженный взгляд на дверь и потер виски:

- Слушай, Брест, ты, правда, не вовремя. Я обещал жинке не встревать в мутные истории, а твоя история  чистотой с болотную жижу. За твою голову назначили довольно много золота, а если тебя тут поймают, то еще и меня до едреной матери загребут. На кой тебе вообще этот рубин сдался?!

Брест резко встал со стула и зашипел:

- «Жинке обещал», - передразнил он, - Послушай себя со стороны! Кем ты был и кем стал? Мы же вместе с тобой на бельгетов ходили, этих псов! Я еще помню, как ты кости ломал одной рукой, а другой сносил головы вместе с шишаками, а сейчас брюхо отрастил. Мы с тобой спина к спине же кровь лили, на песиглавцев ходили, …

- Ходили, - перебил тираду Лешик, -  но, сколько времени прошло? Война давно закончилась, а нечисть и без нас есть кому отгонять, у меня же семья, младшему еще года нет. Это ты все воюешь. И не тебе мне про честь воинскую песни петь, сам-то в наемники подался. Это раньше мы бились за веру и свободу, а ты сейчас лишь на побегушках у барона. – Лешик тяжело вздохнул. – Послушай, Брест, я тебя не понимаю. Ты заваливаешься в мою хату посреди ночи весь в грязище, сам чуть ли не в исподнем. Тебя ищут стражники по всему городу, а ты вместо объяснений начинаешь мне проповедовать о воинской чести не хуже нашего Горбача. Может-таки вразумишь меня, что вообще творится?

Брест со свистом втянул воздух, руки сжались в здоровые кулаки, кожа на костяшках натянулась и побелела. Некоторое время они буравили друг друга взглядами, не уступая. Лешик устало выдохнул и полез за вторым кувшином, теперь уже с вином. Брест медленно сел.

- Что все-таки произошло? - донеслось из погреба вместе с бряканьем бутыли.

- Меня подставили, - угрюмо ответил наемник.

- Это я уже слышал, давай подробно.

- Меня нанял управляющий барона охранять рубин. Сутки я отдежурил, оставались еще сутки. В соседней комнате что-то грохнуло, затем пришел управляющий. Мы с ним поговорили, он вышел, а дальше я ничего не помню… Очухался чёрте где в лесу, шея не гнется, вся спина в кровь содрана -  видимо тащили - и ещё нашел вот это, - Брест положил на стол серебристую иглу с обломанными черными перьями. – Запуталось в тканях робы.

Лешик вылез из погреба, поставил кувшин на стол, щедро плеснув себе в кружку, и аккуратно двумя пальцами взял иглу. Повертел, внимательно приглядываясь, даже понюхал и положил обратно на стол.

- Что скажешь? – спросил Брест.

Бывший воин предложил другу чарку с вином, Брест покачал головой. Лешик усмехнулся:

- Все еще не пьешь?

- Никогда это не любил, - поморщился наемник, - не люблю терять ясность.

Лешик пожал плечами и жадно отхлебнул, причмокивая:

- Воля твоя. Что касаемо иглы, то ничего сказать не могу. Намазана какой-то дрянью, перья вороньи похоже – обычный дротик для «духовки». Такой сделать каждый дурак сможет, а вот мазь дюже любопытная. Я сам в этих снадобьях не разбираюсь, но знаю одну бабку, которая ведает толк в них.

- Что за бабка? – тут же заинтересовался Брест.

- Тут недалеко есть одна деревня, около нее знахарка живет, с травами возится. Она тебе и расскажет, что за яд и откуда взялся, коли договоритесь.

- Спасибо, Лешик, - Брест кивнул. – Может еще что присоветуешь?

- Погоди, - поднял руки мужчина, - давай хоть не на пустой живот лясы точить.

Он не спеша поднялся и потопал к пузатой печи, стоящей посередине хаты. Пошарив внутри, вытащил котелок с теплой кашей, следом на свет появились мясо на сковороде и теплое молоко в крынке. Мужчина посмотрел на Бреста, прикинул про себя что-то и, вздохнув, опять полез в погреб.

Брест, почуяв запах еды, издал животом рев голодного волкодлака.

Чтобы как-то отвлечься от манящих запахов, наемник принялся разглядывать убранство. Хата была небольшая, но вместительная, в окнах вставлены стекла, а не бычьи пузыри, как у бедняков. На стене тихонько тикали часы, а два огонька от свечей едва подрагивали, тускло освещая хату. В уголке из-за печки выглядывало блюдечко с молоком, а рядом краюха хлеба – хозяева чтили домового.

Из-за крышки погреба показалась сначала лысина Лешика, поблескивая от горящей лампы, а потом и он сам с целым караваем и корзиной яблок. Захлопнув крышку ногой, хозяин подцепил мизинцем лампу и дотащил все до стола. Мужчины некоторое время ели молча. Брест поглощал еду со скоростью лесного пожара, а Лешик ел неторопливо, отщипывая понемногу хлеба.

- А ты неплохо живешь, друг: свечи, часы… - прочавкал наемник.

- Держу кабак в городе. Благо связи со стражниками еще со времен службы остались: они мне кой-какую защиту, а я им по дружбе новости. Иногда гуляют у меня, - прожевал хозяин, откидываясь от стола.

- Тут такое дело, Брест. – Лешик внезапно посерьезнел. - Дела твои и так паршивые, оно понятно, да только они еще хуже, чем ты ведаешь. Рубин, вокруг которого все вертится, наш барон обещал передать в дар Храму Трех. Ты в этом городе недавно, а я тут осел уже больше пяти весен, и только последний год или два тут все успокоилось. Ты думаешь барон Гжевик в городе главный? Здесь давно уже всем заправляют тринники, священники церкви – вот у кого настоящая власть. И до того как барон не пошел на мировую с ними, здесь творилась настоящая резня. То тут, то там вспыхивали стычки стражников с Хранителями веры - так себя называют отряды церкви, которые решают, достаточно ли ты служишь Трем. На деле же они обычные головорезы, которые прикрываются святыми писаниями. Мир здесь очень хрупок, Брест, а если старый Гжевик не выполнит обещанного, то все может повернуться вспять.

Брест отодвинул тарелку и шумно выдохнул, стараясь не материться слишком громко. Дело приобретало все более скверный оборот.

- Вот такая вот загогулина. Что делать-то собираешься? – поинтересовался друг. – Аль мне уже вещички собирать, да переезжать отсюда?

- Нет, погоди тикать. Вообще-то я итак собирался найти этот камень и того гада, что меня подставил. Теперь же появилась еще одна весомая причина сделать это. – Брест поднялся. – Лешик, я не знаю, сколько это займет времени, но надо как-то потянуть кота за яйца, чтобы церковники раньше времени не устроили в городе балаган.

Лешик кивнул: