Помоги проекту - поделись книгой:
— Вообще-то, нет, — сказал он. — Но вы же спали. Поэтому я и спросил.
— Я не спал, — столь же ровно отозвался человек. — Я тренировал свою выдержку. А теперь мне пора.
Он встал и начал методично собирать книги. Лютер вытянул шею, и сумел увидеть название на одной из них — «Великие роды Гвинаны».
— Ух ты! — выпалил мальчик почти против воли, ибо был живым и общительным ребенком, а кроме того, чувствовал себя несколько неловко, поскольку потревожил сон этого господина, а он теперь так предупредительно уходит. — Так вы тоже интересуетесь историей?
Человек прекратил собирать книги, медленно повернулся и смерил Лютера взглядом. Лютер не испугался: его отец смотрел грознее, когда им с сестрой случалось оторвать его от написания Абсолютно секретной Книги.
— Не совсем. Меня интересует только один род — Марофиллы.
— А! — воскликнул Лютер. — Вас тоже?! Меня они очень интересуют — такое семейство! Вы знаете, что их наследственная магия — жутко необычная?.. А их дух-хранитель рода — это же вообще! — голос Лютера пресекся, ибо мальчик просто не в состоянии был совладать с потоком эмоций.
Человек в черном посмотрел на него с несколько большей толикой внимательности.
— Дух-хранитель рода? — спросил он.
— Да, а вы не знали?.. — простодушно спросил Лютер. Он ужасно радовался, что нашелся человек, с которым можно поделиться знаниями. — У них же есть самый настоящий дух-хранитель! Мало у кого из старых семейств остались: всех продали. Сами знаете, духи на черном рынке сейчас хорошо идут. Ну или там на спор проигрывали. А вот у Марофииллов остался. Просто удивительно — у них игроков и пьяниц была целая куча! Дух вроде как обитает у фундамента дома, и охраняет стены особняка, и сад еще. А внутрь особняка доступа не имеет, хотя кто его знает. Еще говорят, что его можно обмануть, если содрать с какого-нибудь Марофилла кожу, и в ней пройти. Но я думаю, что не все так просто. А вы?..
— Мммм… — кажется, простодушная информативность Лютера все-таки ввергла загадочного незнакомца в некоторое недоумение. — Мальчик, а тебе сколько лет?
— Восемь, — ответил Лютер, ничуть не смутившись. — Вам тоже кажется, что я веду себя не на свой возраст?.. Просто я много книжек читаю. Много слов знаю. Вот и все. Думаю, я не умнее прочих детей.
— Я не думал ни о чем подобном, — сурово ответил человек. — Детство — это иллюзия. С самых ранних лет мы должны учиться выжить. Я думаю, что ты исполняешь свой долг прилежного сына наилучшим образом, постигая человеческое общество.
— Правда?.. — Лютер едва не прослезился. — Вы первый взрослый, который по-настоящему понимает детей.
— Не благодари меня, — Матиас Барток хлопнул Лютера по плечу и, подхватив со стола стопку книг, направился к регистрационной стойке. — Я тоже заложник своего долга.
— А вы что-нибудь нашли интересное? — спросил Лютер ему вслед.
— Нет, — ответил Матиас, не оборачиваясь. — Я не искал. Я не умею читать по-вашему. В Унтитледе пишут только на транслите.
Когда Матиас выходил из-под старинных сводов библиотеки, его отчетливо шатало. Тренировка не прошла ему даром.
Глава 11. Попытка № 2
Всегда повинуйся женщине. Истинные женщины — только те, кто принадлежат твоему роду. Остальные — недоразумения.
Из беседы с маленьким Лютером Матиас сделал свои выводы. Главный и всеобъемлющий состоял в следующем: если дух-хранитель особняка обретается у фундамента здания, значит, пробираться в особняк следует сверху.
Дух-хранитель, подобно всем духам, ночью обретал особую силу — следовательно, действовать следует днем. Таким образом, Матиас пришел в согласие с самим собой относительно времени и способа. Оставалось определиться с конкретной точкой проникновения.
Этап тяжких раздумий и поиск вариантов привел к тому, что вечер этого же дня снова застал Матиаса на крыше между труб. Матиас готовился отправиться в полет. В сём нелегком деле ему должны были помочь два ритуальных веника из орлиных перьев, которые он с большим трудом раздобыл на рынке. Собственно, самое трудное было убежать с ними после того, как древесный маг отобрал их у уборщицы ювелирных рядов.
Матиас тщательно подготовился к своему десанту. Кроме веников, он запасся богатым ассортиментом ножей — как разделочных, так и метательных. Медитация помогла ему припомнить, что Алтарь Павших требовал исключительно левые желудочки сердца, поэтому добыча необходимых материалов обещала стать трудоемкой. Трудности Матиаса не пугали, а лишь повышали его сосредоточенность на процессе.
Матиас взмахнул руками, в которых держал веники. Потом еще раз. Помахал посильнее, создавая ветер. А потом — полетел.
Это всегда давалось Матиасу легко, легче даже, чем самому учителю Колину. Учитель частенько приземлялся раньше Матиаса: его мучили боли в суставах, которые в воздухе почему-то обострялись. Да и взлетал он далеко не так чисто.
Воздушные потоки подхватили Матиаса, и понесли его высоко-высоко, в холодное синее небо. Ветер повлек его, над крышами города, над предместьями, над запутанной сетью дорог и мелкими речушками — все дальше и дальше, к пригородному особняку Марофиллов, к самому сердцу их владений… Матиас захлебывался ветром и восторгом, он глох от шума воздуха и предвкушения мести и пребывал в полном согласии с самим собой — как всегда.
На крышу Матиас приземлился аккуратно, прямо между труб. Это с его стороны был чистейший выпендреж: крыша особняка Марофиллов вполне соответствовала самому особняку — большая и ухоженная, с огромным количеством свободного пространства. Даже птичьего помета здесь было не так уж много — меньше, чем на других крышах, где Матиасу приходилось бывать.
Из ближайшей к Матиасу трубы высунулась чумазая мордочка подмастерья трубочиста.
— О! — воскликнул мальчика. — Ты кто?.. Я тебя не знаю!
— Я — ужас, летящий на крыльях ночи, — мрачно сообщил Матиас чистейшую правду. Это было старинным приветствием его рода.
— Так сейчас же день, — резонно возразил паренек.
— День — это оборотная сторона ночи, — наставительно изрек Матиас, после чего метнул в паренька нож. Рукоятью вперед. Маленький трубочист явно не принадлежал к членам рода Марофиллов, а понятие вассалитета и вытекающего из такового ответственности за деяния сеньора в фамильном кодексе Бартоков прописано не было — хотя бы потому, что вассальная зависимость и сервитуты горцам не знакомы.
Удар по лбу прозвучал тупо, мальчишка охнул, глаза его закатились, бесчувственное тело накренилось и перегнулось через край трубы, да так и осталось висеть. Матиас подобрал нож, сноровисто вытащил паренька и разложил на крыше в свободной позе. Про себя он подумал, что наверняка оказал мальчику услугу: вряд ли на его работе тому часто приходилось вкушать послеобеденный сон. Матиас Барток всей душой ратовал за здоровый образ жизни.
Поразмыслив немного, Матиас решил проникнуть в особняк именно тем путем, который подсказывало ему само Провидение — то есть, дымоходом.
Путь его был долог и извилист: система печных труб в особняке Марофиллов могла бы потягаться, пожалуй, с тем пресловутым лабиринтом королевского дворца, в центре которого находится не то Главное сокровище Гвинаны, не то коллекция почтовых марок предыдущего суверена (что, по сути дела, может оказаться понятиями тождественными). Матиас был привычен распутывать хитросплетения лестных троп; более того, он, как читатель уже имел возможность заметить, отличался упорством, граничащим с тупостью. Именно поэтому после каких-то двух часов методичного ползания Матиас-таки сумел оказаться на чердаке.
Чердак особняка Марофиллов представлял собой, скорее, иллюстрацию на тему общего правила, нежели частное исключение. Он был высь заставлен старым хламом: часами-ходиками, комодами, ящиками, которые содержали порыжевшую от времени любовную переписку и все еще актуальные государственные тайны — да настолько актуальные порой, что Регент наверняка отдал бы правую руку, левый глаз и любое ухо на выбор, лишь бы с ними ознакомиться. Несколько горлинок нежно ворковали в пыли чердака, счастливо гадя на наследие ушедших эпох.
Еще среди хлама и пыли сидел Печальный Призрак и занимался никчемным, в сущности, делом: ковырялся в ушах. Занятие это доставляло ему некое извращенное удовольствие.
Увидев Матиаса, выкатившегося из камина в облаке сажи — последнее обстоятельство мало сказалось на облике нашего мстителя, — призрак тут же встрепенулся, вскочил, поправил обрывки кандалов на запястьях и испустил на пробу несколько жутких завываний.
Матиас с интересом посмотрел на призрака.
— Скажи мне, о дух, — произнес он, наконец, с той серьезностью, которая отличала все его начинания, — не ты ли хранитель рода презренных Марофиллов?
От такой постановки вопроса призрак несколько ошалел. За истекшие века он уже успел привыкнуть, что его никто не боялся, и шок от того, что в первый раз за всю карьеру скромного чердачного духа его произвели в столь высокий ранг, оказался достаточно силен.
— В некотором роде, — осторожно ответил призрак, не желая расставаться с сияющей мечтой.
— В таком случае, готовься к битве, — Матиас встал на изготовку. — Против тебя лично я ничего не имею, но ты защищаешь тех, кого я поклялся искоренить до седьмого колена!
— Постой, постой! — рассмотрев в Матиасе сильного мага, призрак не на шутку струхнул и в ужасе вскинул полупрозрачные запястья. — Я… ты знаешь, я совсем не горю желанием их защищать!
— Правда? — недоверчиво спросил Матиас, не опуская, впрочем, рук.
— Истинная правда! — воскликнул призрак. — Они ж меня в темницу заточили, и заморили голодом! Как вчера помню, тридцать три дня назад двухсот сороковую годовщину праздновал.
— Правда? — снова спросил Матиас, так как у него наличествовал не слишком большой лимит подходящих в данной ситуации фраз.
— Да умереть мне в страшных мучениях, если я вру, как я уже умер однажды! — призрак поднял тощие, беспалые кисти к самому лицу. — О, если бы ты видел мои страдания, о незнакомец! — продолжил дух с завываниями. — Я ел мои собственные пальцы, я ел…
— Спасибо, очень интересно, позволите ли в следующий раз законспектировать? — Матиас кашлянул. — Знаете, — продолжил он, — дело в том, что мне просто позарез необходимо быстро покрошить Марофиллов в мелкий фарш, а потом мы сможем продолжить эту в очень познавательную для меня с профессиональной точки зрения беседу. Так что с вашего позволения…
— Постойте, постойте! — дух отчаянно замахал руками. — Я вам пригожусь! Понимаете, сейчас Марофиллов в доме нет. Они все в другом месте. Один брауни сказал мне, в каком! Они там будут совершенно беззащитны!
Матиас задумался на секунду. Человек с хорошим воображением мог бы услышать, как в голове у него шаблоны различных ситуаций с негромким щелканьем накладываются друг на друга, пытаясь отыскать свое место в хитром механизме его мыслей. Наконец, нужные места с грехом пополам нашлись, и Матиас воскликнул:
— Наша встреча была предрешена! Я последую за тобой во тьму, дух ушедших веков!
— Я бы не сказал, что там так уж темно, — дипломатично заметил призрак и повел Матиаса туда, куда намеревался повести.
Особняк Марофиллов и впрямь был пуст и тих. Призрак не соврал. Больше всего дом, наверное, напоминал музей после того, как уборщицы ушли, а двери закрыты на ночь, — такое все чистое, расставленное по местам и явно непригодное в современной жизни. Ярлычки с датами так и просились на многие вещи. А еще по всем коридорам через каждые несколько шагов возвышались часы с ходиками: видимо, специально, чтобы хозяева дома не заблудились во времени (заметим сразу, что в случае с Лаурой Марофилл это помогало слабо).
Призрак вел Матиаса центральными коридорами, отлично зная, что со слугами они в это время дня на господской половине не столкнутся (закон выходного дня и тихого часа лакеи соблюдали свято). Однако Матиас ни малейшего внимания не обращал на все красоты: ни на шелковые обои с золотым тиснением, ни на панели из красного дерева, ни даже на фамильную галерею (призрак сделал изрядный крюк, чтобы протащить Матиаса через нее, из чистого тщеславия — похвастаться, какой у него в молодости был отличный цвет лица, — но Матиас не нашел никакой разницы с текущим призрачным состоянием). Тем не менее, член гильдии неубийц тщательно зафиксировал все переходы, повороты и спрятанные за портьерами, картинами и доспехами потайные ходы — на тот весьма вероятный случай, если придется отсюда срочно убегать с мешком левых желудочков за пазухой, имея на хвосте королевскую стражу.
Матиас, как всегда, был морально готов ко всему. Поэтому он совершенно не удивился, когда призрак привел его в подвал, а в подвале — к огромной, пышущей жаром двери. Из-за нее отчетливо пахло серой, доносились вскрики и вопли, а в щель снизу прорывались клубы пара. Собственно, Матиас скорее удивился бы, если бы подобного места в особняке Марофиллов не оказалось — ведь что-то же здесь должно напоминать о том, откуда все они произошли.
— Они там? — уточнил Матиас у призрака.
— Совершенно точно, — ответил призрак. — Они, плюс кое-кто из прислуги. Голенькими возьмете.
Кивнув, Матиас разбежался и, сконцентрировав энергию в области левой ягодицы (которая, как известно, служит космическим противовесом правому плечу), решительно высадил дверь. Точнее, собирался высадить. Дверь оказалась не заперта, и Матиас буквально влетел внутрь — в облака пара и красноватый полумрак.
Следующий момент был одним из самых позорных в истории жизни и карьеры Матиаса Бартока. Он растерялся. Он натурально растерялся: за дверью его встретил многоголосый женский визг.
Матиасу приходилось ранее видеть голых женщин. Более того, ему приходилось их убивать, так что сама по себе нагота его не смутила бы. Однако никогда ему не приходилось лицезреть обнаженную натуру так массово, а количество, как известно, имеет свойство перерастать в качество.
Кроме того, Матиас едва мог себе представить, какой потрясающий эффект оказывает на впечатление от женских прелестей определенное освещение и мыльная вода. Едва ли молодой древесный маг когда-либо в жизни имел эротические фантазии, но в тот момент он внезапно понял, что сегодняшнее происшествие достойно самых горячечных и разнузданных видений.
Наверное, ему не повезло, что все невестки братьев Марофиллов, а также их компаньонки и служанки, решившие устроить сегодня банный день, как на подбор были женщинами молодыми и фигуристыми.
Матиас застыл на пороге, стремительно краснея. Шаблоны в его голове отказались работать, порушенные гормональной бурей.
Визг тем временем прекратился. Ближайшая женщина бросила на Матиаса бесстыдный, зазывный взгляд.
— Милашка, — протянула она, причмокнув губами. — Иди к нам, золотко.
Как загипнотизированный, Матиас сделал шаг вперед. Тут же предохранитель у него в голове щелкнул, и Матиас, вздрогнув, развернулся и бросился наутек — тренированное подсознание сработало прекрасно, выведя Матиаса в Главный Зал, мимо которого они проходили с призраком. Поскольку Главный Зал находился всего навсего на втором этаже, Матиас попросту выскочил в окно, от жуткого волнения даже не разбив стекло, а проскочив сквозь него. Молодой человек приземлился прямо на огромный черный рояль, невозмутимо стоящий на парадном крыльце, и крышка захлопнулась под его весом. Но в нынешнем состоянии ума Матиас даже не заметил его, а попросту спрыгнул и помчался дальше. Куст шиповника сразу у подножия крыльца тоже не заставил подготовленного мстителя задержаться.
Глава 12. Элитный материал
У того государства, где армия хороша, и законы будут хороши.
Ярким солнечным утром в Черно-Белом холле особняка Марофиллов герцог принимал смотр будущей охраны особняка Марофиллов, специально отобранной леди Алисой Прекрасной по его конфиденциальной просьбе. Отбор проводился среди служебного состава Следопытов Короны — вотчины жениха красавицы, сэра Аристайла Подгарского, — где, по идее, у нее никаких прав не было. Однако в этой организации и леди Алису, и ее мать, леди Ариадну Хладнокровную, традиционно боялись до судорог. Даже немногие посвященные в служебные тайны не понимали, почему… пока им не случалось пообщаться с леди Ариадной в отсутствии ее мужа.
Рютгер задумчиво прохаживался перед строем стоящих навытяжку молодых людей. Подбородки вскинуты вверх, спины напряжены почище рояльных струн, грудь у всех колесом, и даже по росту подобраны примерно ровно.
— Ну что ж… — Рютгер поднес к носу неизменный цветок мака (злые языки поговаривали, что это муляж, и что герцог Марофилл не меняет его никогда). — Как бы это выразиться… впечатляющая работа, леди Алиса. Прелестные молодые люди… просто прелестные… — на этой фразе голос Рютгера приобрел отчетливо мурлыкающие интонации, и кадык ближайшего к нему Следователя дрогнул.
— Да, сэр, — ответила леди Алиса по-военному четко. В сине-белом, как гвардейская форма, строгом платье, с уложенными в две косы и закрепленными на затылке черными волосами она даже выглядела неуловимо по-военному.
— А по какому принципу вы их… э… отбирали?..
— Я просмотрела личные дела и порасспросила Аристайла… разумеется, так, чтобы он не придал этому значения. Отбор шел по двум параметрам: во-первых, тех, у кого нет родных, любимых и друзей, во-вторых, те, у кого наиболее богатый внутренний мир.
Рютгер с интересом посмотрел на леди Алису.
— О?.. Вот как… какой… ммм… необычный выбор… Не объясните ли мне, почему?
— Охотно, сэр. Подмечено, что, по статистике, гораздо чаще убивают тех, у кого есть преданные жены, друзья или маленькие дети. Кроме того, среди убитых всегда больше всего простоватых ребят: чем интенсивнее солдат размышляет об абстрактных вещах и о смысле жизни, тем больше вероятность, что он останется в живых. Правда, это не касается поэтов. Очевидно, в случае с поэтами преодолевается какое-то пороговое значение, потому что поэтов тоже убивают часто. А хороший охранник — это живой охранник.
— В том случае, если он не сбежал со своего поста, — мягко поправил Рютгер.
— О, отбор по лояльности тоже производился. Не сомневайтесь, вы получили самый высококлассный материал.
— Я не сомневаюсь в ваших способностях, леди. Но… вы знаете, не могу не заметить, что люди без друзей и любимых, но с богатым внутренним миром чаще всего бывают… как бы это помягче выразиться… неврастенниками?..
— Совершенно согласна, — Алиса склонила голову, и Рютгер на мгновение залюбовался, как солнечный свет заиграл на ее лаково-черных косах. — Однако почему-то не в случае Королевских Следопытов. Они демонстрируют высокий процент служебной эффективности. Сама теряюсь в догадках. Возможно, люди с богатым внутренним миром — потенциальные главные герои, и вселенная их бережет?..
Рютгер снова обернулся к шеренге будущих охранников особняка Марофиллов, шеренгой выстроившихся вдоль шахматных плиток пола. Поднес к глазам пенсне, которое ему, строго говоря, совершенно не требовалось. Вздохнул.
— Наверное, это просачиваются флюиды Вымышленной реальности, — сказал он. — Наши маги последнее время слишком часто ее используют.
— Мамина аналитическая команда пока не готова подписаться под этим выводом, — осторожно произнесла Алиса, — но исследования ведутся.
Глава 13. Скорбь
А что основатель нашего Вечного Города заслуживает извинения за убийство брата и товарища и что содеянное им было совершено во имя общего блага, а не ради удовлетворения личного тщеславия, доказывает, что сразу же вслед за этим он учредил Городское Собрание, с которым советовался и в зависимости от мнения которого принимал свои решения.
Туманы над озером безумно красивы. Вода серая и гладкая, как зеркало, а над ней крутится, медленно уплывая прочь, поднимаясь к самым верхушкам окружающих озеро кленов, водяной пар, Небо тоже белое, точно разбавленное водой молоко, и не понять, где кончается оно и где начинается туман.
В этом нет извечной роскоши южных закатов; нет величия и непостижимости звездной ночи; нет даже тихого, трогающего сердце зова лунной дорожки на воде. Зато есть печаль, много печали. Иная тайна. Волшебство недосказанности.
Граф Томас Марофилл знал, что всегда может найти своего брата около озера, когда там туман. Не то чтобы ему частенько приходилось это делать; как правило, если возникала необходимость, он попросту посылал лакея с запиской или с приказом передать что-нибудь на словах, если новость не могла пострадать от ушей лакеев.
В этот раз Томасу просто захотелось прогуляться.
Светлые волосы и светлый плащ Рютгера сливались с туманом, поэтому Томас практически наткнулся на него. Герцог Марофилл сидел даже не на низенькой скамеечке, что было бы еще как-то объяснимо, а на огромном замшелом валуне, оставленном у озера художником по ландшафту для пущей живописности, и разглядывал открывающийся перед ним пейзаж с гримасой великолепного аристократического безразличия.
— Из дворца прислали человека, — произнес Томас, предварительно кашлянув, чтобы дать о себе знать. — Там снова переполох. Секретный переполох.
— Что, снова обнаружили, что кто-то тайно проник во дворец и покинул его? — спросил Рютгер без особого интереса в голосе.
— Вы полагаете, я читал адресованное вам послание Регента?
— Даже не сомневаюсь. Я отлично вас знаю, мой возлюбленный брат.
— Да — на оба ваших… предположения, — неодобрительно покосившись на валун, Томас присел на скамеечку рядом. — Смею предположить в свою очередь, что мое знание вас простирается так же далеко. Посему в сто шестьдесят пятый раз настоятельно советую перестать винить себя в смерти своего возлюбленного. Не находите ли вы, что выбираете для этого места, всегда предсказуемые до безобразия?.. Берег озера, скалистый обрыв…
— О.. — Рютгер посмотрел на брата удивленным взглядом только что проснувшегося человека. — Неужели в сто шестьдесят пятый раз?
— Я не вел точных записей, но исходя из предположения, что это происходит приблизительно раз в месяц, зимой несколько чаще, плюс годовщины вашей последней встречи… Да, должен признать, что ваша скорбь выражается именно таким образом. Что не слишком умно с вашей стороны. Кроме того, должен заметить, что о его смерти вы не знаете наверняка. Засим позвольте откланяться: через четверть часа я даю аудиенцию управляющему нашего поместья на острове Инзель. Бедняга добирался сюда два дня.
Поделиться книгой: