Помоги проекту - поделись книгой:
— Отлично, — пробурчал Джон, оседая ниже по сиденью. — Могу я тогда поспать?
— Можешь, но не будешь. Ты не доверяешь моей способности вести машину на Марсе. Зря. К тому же, мы приедем меньше чем через час.
Джон промолчал.
Машина остановилось боком у овальной ямы, ступенчато прорезавшей гладкую равнину. Никаких указателей видно не было, до гор тоже еще оставалось прилично, хоть они и закрывали полнеба, поэтому Джон удивился, когда Шерлок заглушил мотор и вышел из внедорожника.
Джон вылез тоже, накинул капюшон парки на голову и потянулся, разминая затекшие мышцы. Подошел к краю ямы, заглянул внутрь. До кратера она не дотягивала, но внушала уважение размерами. Вниз можно было спуститься, просто прыгая с уступа на уступ. Марсианам-то с их щупальцами вообще никаких проблем.
Как-то Джон бывал в Египте и видел там археологические раскопы; очень похоже. То, что предстало его глазам, один-в-один напоминало вход в какую-нибудь подземную усыпальницу времен Нового Царства. В дальней от них стене ямы чернел ровный прямоугольный проход, откуда начинался коридор, ведущий дальше под землю. Не хватало только табличек на иностранных языках да удушающей в замкнутых ущельях Долины Мертвых жары; вместо этого Джона даже сквозь парку пронизывал неприятный марсианский холод. Его, этот холод, особенно трудно терпеть, потому что знаешь: на всей планете тепло только в тех местах, где люди нагрели.
— А где наш друг Картер? — поинтересовался Джон, хлопая себя по плечам, чтобы разогнать кровь. — Предполагается, что мы будем его ждать?
— Предполагается, что они уже внутри, — снизошел до ответа Шерлок. — На дальние расстояния марсиане перемещаются под землей.
Джон невпопад подумал, что детектив не зря таскается везде в своем культовом черном пальто. Без него, в респираторе, маске и меховой парке он выглядел каким-то ненастоящим, не совсем Шерлоком. Или совсем не Шерлоком.
Незнакомый человек, которого Джон не знал и за которым уж точно не готов был сунуться в незнакомую пещерную систему на чужой планете. Это в конце концов просто глупо. Одно дело — гоняться за понятными лондонскими преступниками, другое дело — поставить свою жизнь и здоровье в зависимость от вердикта марсианского суда. Кто знает, что они там насудят?
Пока Джон так размышлял, они уже опустились на дно ямы и приблизились вплотную ко входу в Пещеру шепотов. Чем бы они ни была.
Шерлок решительным шагом перешагнул и скрылся в темноте. Не оглянулся, не проверил, пойдет ли Джон за ним.
Джон, конечно, пошел. Как бы там ни было, он не мог бросить Шерлока одного в такой ситуации. Даже если их дружба заканчивалась этим полетом на Марс.
За входом темнота навалилась не сразу. Прямой и широкий коридор уходил под уклон полого, так что поначалу очень хорошо были видны гранитные стены и присыпанный мелкой каменной крошкой базальтовый пол.
Стены, кстати, показались Джону очень странными. Было ясно, что кто-то их обрабатывал, что они не сами собой появились, однако неровно отшлифованные участки чередовались с абсолютно гладкими, почти зеркальными поверхностями и странными ребристыми узорами без всякой периодичности, будто неведомые каменотесы были пьяны или под кайфом.
Скоро свет от входа почти иссяк, и Джон достал фонарик. Узкий голубой луч рассек темноту впереди, окрасив стены в неестественно белый цвет.
— Выключи, — велел напряженный голос Шерлока справа.
— С чего это? — спросил Джон, нажимая кнопку.
Тут же, в мгновенно сгустившемся мраке, подступило страшное: представилось, что никакого Шерлока рядом нет, что он исчез, истаял; что он вообще не возвращался из мертвых полгода назад, а Джон соткал его из кошмаров и затаенной вины и зачем-то затащил самого себя за шиворот на Марс.
Одно и удивительно: если Шерлок — творение джонового подсознания, отчего он обращается с Джоном так неприветливо? С другой стороны, кто из нас в ладах с самим собой? Уж точно не человек, всю юность и раннюю зрелость перелетавший из одной горячей точки в другую.
Стоило Джону только так подумать, как его руку (правую) сжала чужая рука в перчатке. Шерлок сказал:
— Веди рукой по левой стене прохода, я буду проверять правую. Ответвлений быть не должно, но бдительность терять не стоит.
— Так почему нельзя включить фонарик? — повторил Джон, чувствуя, как рассасывается иррациональный комок в горле. О чудо человеческого контакта!
Некстати вспомнилось про наручники и бег по лондонским улицам. Впоследствии неприятно было осознавать, что Шерлок уже тогда знал, как будет симулировать самоубийство; портативный парашют, три пинты донорской крови и голографический проектор он, во всяком случае, одолжил у Майкрофта еще до того, как Джон явился в клуб «Диоген» возмущаться братским вероломством.
— В переходах возле Пещеры шепотов света быть не должно по ритуальным соображениям, — пояснил Шерлок.
— Да кто увидит?
— Ты уверен, что в стенах нет камер или сенсоров? Ты точно знаешь, какой длины проход? Лучше не рисковать, Джон.
Шерлок, читающий мораль о вреде риска! С нашим бы везением, как говорится.
— А как мы поймем, что уже в пещере? Ты уверен, что наши визави уже там?
— Уверен, — холодно ответил Шерлок.
И они пошли сквозь темноту, тяжелую и удушающую, словно колючее одеяло в детстве. Подземная темнота тяжелее даже, чем темнота в лесу безлунной и дождливой ночью, в нескольких милях от человеческого жилья. Стены сдвигаются вокруг; ни вздохнуть, ни шевельнуться. Они с Шерлоком сразу же пошли гораздо медленнее; Джон почувствовал на спине холодный пот. Показалось, что звук его дыхания в респираторе стал громче, натужнее; он стал считать про себя шаги, подавляя ощущение, будто воздуха не хватает. Довольно быстро сбился, попробовал считать вслух, но был оборван Шерлоком:
— Я считаю шаги от самого входа. Не мешай.
Джон не знал, то ли ему злиться, то ли испытывать благодарность.
Они ползли медленно, медленнее, чем пожилая черепаха, медленнее, чем обмороженная улитка. Джон знал, что прошло, может, минут десять или двадцать, как они вошли сюда, не больше, но убеждать себя в этом становилось все сложнее. Он опомнился только когда сообразил, что шепчет молитву, выученную в детстве — не вспоминал ее с того самого лунного восстания.
А потом стена кончилась.
— У меня боковой проход, — сказал Джон, почему-то шепотом, и услышал легкое эхо.
— Это не проход, — ответил Шерлок. — С моей стороны тоже. Это Пещера шепотов. Мы пришли.
И тут же, словно его слова были сигналом, посреди пещеры вспыхнул свет. Синие блики зазмеились, отражаясь от стен, поплыли диковинным северным сиянием, звездной россыпью; точки и прожилки, созвездия и гроздья; подземный планетарий. Синее засияло многократно, отбросив ветвистые тени; Джон отшатнулся и едва не упал спиной обратно в коридор, откуда они пришли: ему показалось, что пещера наполнена монстрами.
Как только глаза привыкли к свету, Джон ошеломленно осознал, что в центре этого звездного великолепия на песчаном полу стоит самая обыкновенная, бочкообразная свеча и горит синеватым пламенем; видно, чем-то пропитали фитиль, чтобы скудного содержания кислорода в марсианской атмосфере хватало. А сияющие разводы на стенах — это жилы андероксита, выступающие к самой поверхности.
— Вот черт… — пробормотал Джон.
Господи, какое счастье, что он не включил фонарик! Андероксит, как известно, активируется светом. Если там, в проходе, уже были жилы, они с Шерлоком могли поубивать друг друга, не добравшись сюда. Уже сейчас, хотя свеча горела совсем неярко, Джону почудилось, что он слышит чей-то тихий, невыразимый, не облеченный в слова шепот, и чувствует множество эмоций на самой грани сознания; эмоций, определенно, не его, потому что во всем его существе просто столько нет — гнев, тоска, смутная надежда, боль, желание недостижимого, страх, презрение,
Кто все это чувствует? Трое марсиан, что замерли на том конце небольшой, размером с зал среднего супермаркета, пещеры, — нелепые, похожие на кальмаров в черепашьих панцирях? Картер, что сутуло стоит рядом с ними, поправляя хипстерские очки по моде прошлого века? Шерлок, который вот тут, рядом?
— Мистер Холмс, доктор Уотсон, — проговорил этнограф. — Моих спутников зовут Гр’тшкан и Гхаткаан. Вас я им представлять не буду: марсианский этикет действует иначе. Готовы начать?
— Спокойно, — рука Шерлока легла Джону на плечо, тихий голос проговорил в ухо. — Я знаю, что твоя чувствительность выше, но попытайся владеть собой. Основной удар придется на меня.
Джону мучительно, тошнотно захотелось ругаться, выплеснуть все богохульства, выученные на трех планетах, а потом добавить еще из рыбацкого паба в Корнуолле. Неудивительно, что Шерлок не рассказал ему о Пещере шепотов заранее! Детектив не любил врать прямо, а если бы Джон, со своей повышенной эмпатией, знал, куда им предстоит сунуться, он бы плюнул на все. Еще в верхнем зале Иглы развернулся бы и поехал на лифте вниз. Те короткие теле-эмпатические тренинги, которые он пережил в институте и позднее, в армии, заставили его шарахаться повторений, как черти, если верить священникам, шарахаются ладана.
К счастью, для хирурга повышенная чувствительность — скорее недостаток, чем достоинство, и на продолжении тренировок его начальство не настаивало. Природные эмпаты встречаются не так уж редко; хорошие медики в цене больше. Поэтому Джон старался не подходить ни к необработанному андерокситу (ни, уж тем более, к андрокситовой «пыльце пророка», которую так упорно искала Салли Донован на Бейкер-стрит), ни к миелофонам.
— Шерлок, — проговорил Джон оцепеневшим от ужаса языком, стараясь, чтобы его не было слышно на другом конце пещеры. — Они же не могут прочесть наши мысли, да?
В конце концов, до сих пор ни один миелофон, не важно, какой величины кристаллы в нем использовали, не удалось настроить на чтение мыслей, максимум на распознавание лжи и считывание поверхностных реакций. А если и удалось, то все это было настолько засекречено, что Джон ничего об этом даже знать не хотел.
— Да нет, Джон, при должной подготовке смогут, — ответил Шерлок отнюдь не успокоительно. — А мы — их. В этом-то вся и соль.
— Отлично, — усмехнулся Картер, видимо, почуяв отличный момент для реплики. — То есть этот занимательный тип еще и не объяснил вам, доктор Уотсон, в чем суть всего предприятия?
Удивительна человеческая психология! Только что Джон готов был Шерлока убить за то же самое, и тут же, внезапно, после слов убийцы — опомнился, собрался. С их с Шерлоком проблемами они потом разберутся. Как говаривал старлей Бикок, с которым Джон когда-то был очень дружен, «все разборки на базе». Если уж отправился на Марс с этим психом, терпи до конца.
Интересно, про этот вот день Шерлок тоже потом скажет, что это был лучший день в его жизни, как про ночь после бассейна?.. Может, и скажет, но Джон ему не поверит. Теперь он умнее.
— Не ваше дело, — холодно ответил Джон.
— Мне вас жалко, — покачал головой Картер. — Мне-то что? Я ему только дам ответ на вопрос, и все. А вам в его голове лазить. Честное слово, этого развлечения я бы не пожелал даже самому нерадивому из моих студентов.
Шерлок фыркнул.
— Ваших студентов я бы себе в голову и не пустил, Картер, даже самых способных, не льстите себе. И если мы закончили с любезностями, может быть, приступим? Мне не терпится показать вашим марсианским друзьям, что я был прав и вы преступник даже по их меркам.
— А вы ведь не настолько злорадны, Холмс, — покачал головой Картер. Синие тени бегали по его лицу, и выражения было не прочитать.
Джон подумал, что Картер прав. Шерлок обычно не настолько злораден, да и сейчас ничего злорадного в нем не было. Джон чувствовал шерлоково волнение, неуверенность, страх — да нет, ужас. Тяжелый, глубокий, внутренний ужас, родом чуть ли не из детства. Шерлок Холмс до дрожи в коленях боялся того, что сейчас произойдет; Джону показалось, что его сейчас даже вырвет от этого чужого страха. С той ночи в Дартмуре он уже знал, что бояться Холмс умеет, но настолько?.. Нет.
Но сильнее, чем предстоящего телепатического хаоса, Шерлок боялся чего-то другого. Частью этого страха было опасение, что церемония не состоится.
У Шерлока есть какая-то еще причина быть здесь, личная, понял Джон. И это не только стремление доказать, что он прав. Дело в другом.
Один из марсиан (никто из них не шевелился, а звук шел из-под панциря, так что понять, кто именно говорит, было невозможно) произнес очень чистым, холодным голосом без малейшего акцента:
— Предъявите ваш вопрос.
— У меня не вопрос, а обвинение, — Шерлок машинально шагнул вперед, но тотчас отпрянул, будто наткнулся на невидимое препятствие; Джон ничего не почувствовал. — Я обвиняю присутствующего здесь Зэкари Картера, также известного как Гд'веррдж, в том, что он убил своего собрата по клану и духовного брата Гджр’аргха не из соображений чести, а из корысти и ревности, — потом Шерлок запнулся и повторил последнюю фразу на марсианском.
Джон по-марсиански тоже немного говорил (во всяком случае, на упрощенном торговом суржике) и решил, что Шерлок произносит слова довольно чисто. Сюрприз за сюрпризом. Наверное, если когда-нибудь поднимут Атлантиду, выяснится, что Шерлок владеет и их языком тоже.
— Обвинения не принимаются, — проговорил тем же меланхоличным тоном марсианин. — Говорите на своем языке, мы поймем.
Джон догадался, откуда эта меланхолия: на самом деле грусти их собеседник не испытывал, просто произносил все слова с ровной, одинаковой и правильной интонацией, как искусственный голос. Это создавало впечатление грусти и легкой пустоты.
— Они поймут, — подтвердил Картер. — Английский им разбирать легче, чем акцент и неправильную расстановку интонаций. Уж извините, Холмс, но в совершенстве марсианский даже
— Хорошо, — почти прошипел Шерлок. — Я понял вас.
Он сделал глубокий вдох и проговорил тем же самым ровным, скучающим тоном:
— Тогда мой вопрос звучит так: я хочу знать, почему Зэкари Картер убил своего духовного брата Гджр’аргха. Настоящая причина.
— Причины поступков — очень глубокие и тяжелые вопросы, — мелодично проговорил марсианин. Этот его полуискусственный голос был довольно высок, больше походил на женский, и было странно слышать его от такой образины с щупальцами. — Вы уверены, что готовы пойти так далеко?
— Да, — сказал Шерлок.
Затем марсианин обратился к Картеру, уже по-марсиански, и звучала речь гораздо длиннее. Картер ответил коротко, звуком, который, как Джон знал, обозначает согласие — ну, один из градиентов согласия, во всяком случае. Одна из бывших девушек Джона, лингвист-ксенолог, жаловалась, что у марсиан с отрицанием и согласием все еще сложнее, чем у японцев с местоимениями рода.
Марсианин еще раз что-то сказал, кажется, просто междометие одобрения. Второй марсианин неслышно выступил из тени. В одном из щупалец он нес корзину (самую обычную квадратную корзину с ручкой, похожую на корзину для пикника), откуда вытащил четыре бутылочки, каждую примерно с полпинты. Одна бутылочка заканчивалась длинной вытянутой пипеткой, три — нормальными человеческими горлышками и были покрыты фольгой.
Шерлок приблизился, взял две из трех бутылочек, вернулся и протянул одну Джону.
— Что это? — тихо спросил Джон.
— Это жидкость с марсианскими симбионтами, — проговорил Картер, который уже сдернул фольгу со своей и сделал несколько глотков. — Противно и не очень полезно для здоровья, но ничего не попишешь.
— Насколько неполезно для здоровья? — напрягся Джон.
С Шерлока станется принять какой угодно наркотик.
Картер, однако, понял его иначе:
— Не бойтесь, доктор. Я же стою перед вами, верно? — спросил он резко. — А я пил эту жидкость три раза. Через пару суток, когда оно все будет выводиться из организма, вам придется посидеть на унитазе. Если доживете.
Тут же Джон обреченно подумал, что унитаз в том номере, который снял Холмс, всего один. Да нет, послезавтра вылет, а на корабле — постоянная очередь в туалет… Черт, бесславное окончание идиотской эпопеи!
Но, с другой стороны, они правда могут не дожить.
Шерлок же уже глотал бесцветную жидкость так, будто это был какой-нибудь безвредный сок.
— Военные это вещество исследовали, конечно, — продолжил Картер. — Ну, что достали. Ничего особенного не нашли. Как оно помогает телепатии, не выяснили. Тут важно сочетание факторов.
Шерлок уже допивал и, чувствуя себя донельзя глупо, Джон все-таки сорвал фольгу (обыкновенную, пищевую; купили, наверное, в Большом Сырте) поднес бутыль к губам. Марсианин (тот, кто первый говорил речь; он был чуть побольше в размерах) тем временем тоже засунул пипетку четвертой бутыли себе под панцирь и, очевидно, потреблял.
Вкус был не такой уж противный, сладковатый такой и суховатый, хоть и жидкость. Чем-то похоже на мед с мелом. Больше было разговоров.
— Он усваивается довольно быстро, — продолжил Картер, когда Джон опустил бутылочку на пол. — Вы сейчас почувствуете. Но не волнуйтесь. Направлять работу Пещеры шепотов сегодня будет Гр’тшкан, он мой друг и очень опытный старейшина. И еще он будет моим проводником. Холмс, советую вам взять вашего проводника за руку. Людям тактильный контакт помогает.
Сам Картер подчеркнуто не касался своего марсианина, стоял, скрестив руки на груди. А вот Шерлок, на удивление, послушался: его ладонь в самом деле нашла руку Джона, как недавно, в темноте.
И тут же, словно по сигналу, на них обрушился слепящий синий свет, хуже любой тьмы. Так режет по глазам бритва (Джон видел один раз такое, и предпочел бы не вспоминать). Так все нервные окончания вопят, погибая, от невозможной перегрузки. Так выжигается сетчатка глаза, так мозг, не в силах справиться с обилием энергий и образов, стонет и глохнет, срываясь в штопор, словно атмосферный самолет.
Так… так…
Сначала Джон увидел Картера. Нет, «увидел» — неправильное слово. Он осознал пластиковую доску, груду разноцветных маркеров, и понял, как кто-то пишет на этой доске, густо, убористо. «Это шифр? — подумал Джон. — Это марсианский язык?»
Но слова языка, марсианского или нет, казались незнакомыми, а в шифрах Джон никогда не разбирался. И все же, пока он глядел на доску, стали проступать образы: огромные подземные залы, освещенные такими же пузатыми свечами, как эта синяя — красными, желтыми, розовыми, черными… «Это не черные свечи, — шепнул голос, похожий на Шерлоков. — Мы просто не видим эту часть спектра». Залы были наполнены марсианами, которые занимались какими-то делами — возможно, общались, или играли, или готовили обед, или судили преступников, или кровопролитно сражались, Джон не смог бы разобрать ни за какие деньги. Эмоции, которыми сопровождалось все это действо, сложно было пережить; Джону захотелось и плакать, и смеяться, потому что Картер (или его визави?) чувствовали нечто торжественное, скорбное и одновременно смешное, нечто удивительное и радостное.
Если бы Джона раньше спросили о чувствах марсиан, он бы вспомнил радость в последнюю очередь: сложно представить, что этакая образина с щупальцами может смеяться. Но вот так: его видения были наполнены весельем, вполне земным, чистым и понятным. Интересно, а что чувствовал погибший посол, когда его убивали? Джону вдруг стало почти по-детски стыдно, как они бродили по месту преступления и шутили насчет монстров со щупальцами.
И, может быть, силой ассоциаций Джон вдруг вспомнил свое: увидел крошечную кухню в Эдинбурге, свой собственный рисунок ко Дню Матери на холодильнике, и маму — молодую, здоровую, веселую, с красиво уложенными волосами и чашкой какао в руке.
Потом Джона опять перекинуло на Картера, кажется, на урок верховой езды — белые бриджи, много-много зеленой травы и коричневой грязи. И лошадиный круп пихает под зад, и унизительное падение… Джон тоже учился ездить верхом, в Сэндхерсте, но недолго, и там был гравий, так что это не джоново воспоминание. Шерлоково? Нет, все-таки Картер: вот он потерял линзу и не может ее найти, а у Шерлока превосходное зрение.
После этого образы полились рекой — и что хуже всего, вместе с ними хлынули чувства. Джон слышал, что, когда умираешь, вся жизнь проходит у тебя перед глазами; но ей богу, он не подписывался на чью-то чужую!
А тут три чужие жизни хлынули ему в уши и в голову, отчаянно толкаясь… Ну что ж, он хотя бы увидел, как выглядит загадочная «мамуля» Холмс — если это, конечно, была она, а не то, как Шерлок в детстве представил себе Мэри Поппинс. Она ничуть не походила на маму Джона, ну ни капельки, и она говорила Шерлоку: «Запомни, сын, что главный и единственный грех, единственное преступление против самого себя — это…»
Поделиться книгой: