Помоги проекту - поделись книгой:
— Само собой, — Мориц кивнул уже не так радушно, после короткой паузы, но все же вполне решительно. — О чем речь, мой дорогой милорд Ди Арси!
Все трое предводителей армии переглянулись.
Старикам частенько приходится слышать упреки молодых о том, что некоторых поворотов истории можно было бы избежать, удайся по иному распорядиться полученными шансами. Видят боги, и старые, и новые, и вечно сущие, и похороненные под землей: проработав столько лет на должности главного архивариуса, я убедился, что будущее влияет на прошлое куда сильнее и значительное, чем прошлое влияет на будущее. Или, если позволено мне будет так выразиться, прошлое частенько изменяется в угоду будущему — порою даже до того, как его успеют любезно об этом попросить.
<следует еще три абзаца вступления о сущности исторического познания>
Меня зовут Ральфус из Керна, деяния мои ничем не примечательны, а родословная не заслуживает никакого внимания. И все же я дерзну предложить вам сей скромный труд, ибо волею случая я короче других был знаком с обстоятельствами, о коих собираюсь поведать.
У нынешних ученых мужей в подражание древним принято, говоря о необычайных людях и меняющих форму мира событиях, наделять их чертами внешнего, броского величия. Я же буду рассказывать только о том, что видел своими глазами и описывать вещи именно такими, какими они представлялись моему неискушенному взору, — да простит меня почтеннейшая публика за этот недостаток изобретательности.
Связность повествования заставляет меня упомянуть, что рожден я был младшим ребенком в купеческой семье города Керна, выучился чтению и письму и четырнадцати лет от роду поступил писарем в армию светлейшего герцога Хендриксона, чтобы заработать на свадьбу. Особенными талантами ваш покорный слуга не отличался, однако трезвость и разборчивый почерк заставили старшего секретаря его сиятельства определить меня секретарем к небезызвестному магистру Гаеву. В то время, несмотря на кажущуюся опасность положения в действующей армии, это была завидная участь, ибо эпоха в целом не позволяла никому жить в мире и покое — вопреки рассказам иных, любящих вспомнить «старое доброе время».
С другой стороны, это было время своего рода замечательное: заканчивалась, чтобы никогда не повториться, эпоха неизменного бытия, а что приходило ей на смену — было совершенно не ясно.
<следует пять страниц подробнейшего описания политико-экономической ситуации на Закате и Островах в начале четвертого тысячелетия>
…Надежды и страхи сгущались вокруг личности светлейшего герцога — и вокруг его окружения. Но все равно в 3026 г. лишь наиболее прозорливые отдавали себе отчет в том, насколько сильным влиянием на события располагал магистр Драконьего Солнца.
Тогда великий астролог лишь недавно поступил на службу к его сиятельству, и в армии о нем знали мало. Даже о том, что именно он — юный победитель дракона, о котором вот уже третий год ходили слухи по всему Закату, только сплетничали, и то не все. Сам магистр эти слухи не поощрял и старался держаться в тени.
Не отступая от истины, трудно сделать описание внешности магистра хоть сколько-нибудь интересным. Тогда это был молодой человек весьма обыденного облика, из примечательных черт коего можно назвать только светлые, почти прозрачные глаза. Но господин магистр редко смотрел на кого-то прямо.
Мой патрон отличался редкостной вежливостью и обходительностью, ни словом, ни жестом никогда не обнаруживая высокомерия по отношению к нижестоящим. При этом никто не мог бы обвинить его в чрезмерной мягкости или неумении повелевать. В частной жизни своей он также был очень скромен, одевался просто, в еде и питье обходился без излишеств и отличался ревностной преданностью своей супруге. Жена магистра все время состояла при ее сиятельстве герцогине и редко показывалась на людях. Хорошо знавшие ее говорили, что это была женщина редкостного разума и добродетели.
Учитывая все это, нетрудно понять, почему влияние господина астролога не бросалось в глаза, хотя многие знали, что магистр Гаев принимал участие в беседах герцога Хендриксона и графов Морица, Бресильонского, баронов Ларимона и Треттана, а также прочих достойных воинов, бывших военачальниками под Хендриксоном. Той весной магистру едва доводилось спать, столь много времени он тратил за расчетами, долженствующими предоставить им столь необходимые в момент всеобщего беспокойства сведения.
Планы сих доблестных полководцев тогда вызывали смущение многих умов: никто не верил, что Хендриксон отважится захватить Радужные Княжества. Многие сильные мира сего сходились на мнении, что он пожелает осесть в Адвенте и укрепить территорию; многие считали, что он захватит кроме того и Нейт, а также ряд других прибрежных городов, однако не рискнет двинуться вверх от устья Рита — таким образом, Армизон мог считать себя в безопасности.
Очевидно, и в командовании Его Сиятельства некоторые думали именно так: не раз нам случалось слышать ожесточенные споры, выносимые даже за пределы герцогских покоев. Именно в случаях особенного накала страстей Его Сиятельство и прибегал к совету магистра Гаева. Частенько советы эти вызывали еще большие противоречия. Неоднократно случайному взору представало, как граф Бресильонский, человек горячий и невоздержанный, выскакивал из герцогских покоев и начинал в бешенстве рубить развешенные в коридоре щиты так сильно, что вылетали искры.
Пожалуй, из всех не принимал участие в этих дебатах только молодой соратник герцога Хендриксона, Астериск Ди Арси, который большую часть времени проводил с войском, в тренировочном лагере неподалеку от замка: герцог обучал там несколько отрядов, которые он взял на постоянное содержание и постановил считать особыми. Такое мероприятие военной науке того времени было в новинку. Содержание войска обходилось Его Сиятельству в круглые суммы, но, как показали летние кампании 3026 и 3027 годов, новшество полностью себя оправдало.
Одобрили или не одобрили все вассалы и союзники Хендриксона его план и какую роль играли в их убеждении расчеты магистра Гаева, теперь уже сложно сказать.
<следует пять абзацев рассуждений о возможных позициях баронов Нигутского, Кэр-Лирского, графов Морица и Бресильонского>
Уже к исходу февраля Хендриксон начал переправлять свою армию и армии своих вассалов на Континент, где размещал их в окрестностях Адвента. Постой войск вызвал множество недовольства среди местного населения, которое Его Сиятельство подавлял с необходимой безжалостностью. Ди Арси тогда же отличился в этих мероприятиях твердостью и тактом, так что его посвящение в рыцари и командование отрядом всадников из Нотта было благосклонно принято среди властительных баронов и графов армии Хендриксона.
Мой патрон с переправы на Континент почти не отлучался от Ди Арси, а я все время находился при магистре. Однако при весенней кампании 3026 г. ваш покорный слуга не присутствовал по здоровью, находясь в Адвенте, поэтому вынужден довольствоваться лишь слухами и рассказами из уст заслуживающих доверия очевидцев.
<следует 15 страниц подробного описания весенней кампании с приложенными схемами сражений при Салее, Фрейевых холмах и Янтарном броде>
Райн нашел Стара уже после, когда он, вооружившись раздобытым Легисом льняным полотенцем, яростно умывался. Остальные размещали пленных — а Стара эта часть интересовала мало.
Астролог уже успел привести себя в порядок и даже что-то жевал — дождавшись, пока Стар выпрямится, он сунул ему свернутую пополам лепешку.
— Травишь? — спросил Стар, вцепляясь в лепешку зубами. Внутри оказался приличный шмат жареного мяса, нежного и сочного на языке, а лепешка была чуть черствая, вчерашняя, но все еще пахнущая свежим тестом…
— Разумеется, из ревности, — невозмутимо кивнул Райн. — Ну что, правый фланг тебе доверяют?
— Угу, — Стар пробурчал это несколько неразборчиво.
— И ты отказался?
— Угу.
— Зря, — подвел черту Райн.
— Почему зря? — возмутился Стар. — Ты хоть понимаешь, что это…
— Я знаю, что говорят звезды, — хладнокровно перебил его Райн. — А они говорят, что сейчас ты на подъеме. Тебе надо принимать любые риски.
— Это не мои риски, — сквозь зубы проговорил Стар. — Я могу себе и тяжелое вооружение позволить. А вот всадники из Нотта — нет. У них даже кони неподходящие.
— Зато они более дисциплинированные, — пожал плечами Райн. — И многие рыцари считают их зазорными противниками — это тоже чего-то стоит.
— Если это все только для того, чтобы я получил известность, — тяжело уронил Стар, — то имей в виду, мой отказ значит намного больше. О нем уже говорят, наверняка.
— Вот как? — Райн приподнял брови. — Может, ты и прав.
Стар опустил руку с лепешкой, вдруг показавшейся ему безвкусной.
— Что же ты планируешь, сукин ты сын? — тихо спросил он. — Или Хендриксон посвятил тебя во что-то, во что не посвящал меня?
Райн спокойно встретил его взгляд.
— Нет, — ответил он. — Просто я пытаюсь добиться того, что мы оба хотим, самым быстрым путем. Или ты забыл, что у нас обоих не так много времени?
Стар отвел глаза, в очередной раз понимая… понимая… ничего не понимая.
Он опять не может с этим бороться. С убежденность прозрачного взгляда и читаемой в глубине стальной волей. Ему почти нечего противопоставить. А что есть — мы, пожалуй, припрячем, потому что могут настать такие времена, что…
— Ладно, — сказал Стар жестко. — Объясни мне, что ты там творил? Зачем тебе…
— А! — Райн улыбнулся неожиданно смущенно, но Стар мог бы поклясться: смущение это чисто наигранное. — Увидел блестяшку, дай, думаю, жене подарок привезу… Гляди! — он вытащил из кошеля на поясе массивное узорчатое ожерелье. Красное золото с необыкновенно крупными, красивыми сапфирами. Один — в центре — и вовсе большой, другие поменьше, особенно у края узора, но все равно камни редкой воды. Тут и беглого взгляда хватит оценить.
— Ты облажался, друг мой, — заметил Ди Арси. — Вии оно не подойдет. Ей бы серебро с изумрудами — другое дело.
— Да? Вот жалость-то! — Райн досадливо вздохнул, и, лизнув палец, стер с лепестка узора пятнышко крови. — Ну ничего, все равно пригодится. Подарю Ее Сиятельству, например.
После битвы на Янтарном Броде весь север Радужных Княжеств оказался в руках Хендриксона, однако Его Сиятельство не спешил развивать успех южнее, опасаясь более сильных южных сеньоров. Кроме того, он нуждался в золоте для армии, а Радужные Княжества никогда не отличались обширными сокровищами. Тогда его глаза обратились к богатой купеческой области в течении Великого Рита. Опасаясь силы и влияния Армизона и Мигарота, покровительствующих этой области, герцог принял решение направить в оба города посольства. Посольству в Мигароте ставилась задача продлить соглашение о ненападении, заключенное еще до взятия Адвента. Именно туда герцог и послал господина Ди Арси в сопровождении моего патрона.
— По-моему, нас приняли хорошо… — заметил Стар, нарочито беззаботно оглядывая просторную комнату покоев Посольского Дворца. На самом деле дворцом это приземистое старинное здание из зеленоватого мрамора назвать мог только человек, совершенно чуждый архитектуре, но уже одно то, что в Мигароте сочли необходимым выделить отдельный- и не самый маленький — дом под дипломатические нужды, говорило о многом.
Обстановка выдавала стремление если не обеспечить удобство, то пустить пыль в глаза: массивная глубокая мебель по местной моде, тяжелые портьеры, и — весточка с Эмиратов — тканые ковры на стенах. Не гобелены, а именно ковры. Этот, в рабочем кабинете, изображал сцену Божественной Охоты.
Кшатра-Варья чудо как хорошо смотрелся с занесенным копьем в руке, да и Фрейя со своими волчицами… Старом немедленно овладело нечестивое желание перевесить шедевр неизвестных ткачей лицевой стороной к стене.
— О да, — Райн мечтательно выглянул в окно, где на пол-неба к западу вытянулись облачные перья, а под ними бестолково вертелись на ветру флюгеры сбегающих вниз с холма ремесленных кварталов[3]. — И ты думаешь, как долго нас будут хорошо принимать?..
— Полагаю, за недельку договор подпишем, а?.. — Стар картинно вольготно расположился в кресле, поискал, куда бы закинуть ноги, не нашел даже скамеечки и закинул попросту ногу на ногу. — Или ты боишься, что наши добрые хозяева устанут от гостеприимства и начнут гоняться за нами с топорами?..
— Разве что за тобой. Оскорбленные мужья и отцы… — чуть рассеянно, но ласково улыбнулся Райн. — Я другое имел в виду… — он рефлекторным жестом чуть потер глаза, как будто от усталости, и Стару стало немного не по себе: время еще не перевалило за полдень. — По мне так… по мне так расклад такой, что нас будут полоскать здесь долго. Возможно, месяца два или даже дольше. Кормчим понятно, что без этого договора Хендриксон не рискнет шевелиться, а там осень, дожди, распутица… воевать невозможно. Им спокойнее затянуть до будущего лета. И ни одна из прочих сил в городе не настолько влиятельна, чтобы заставить их прогнуться под себя.
— Вот как? — Стар чуть скривил губы. Он поверил Райну сразу и полностью: эти выкладки удивительным образом совпали с его собственным подотчетным беспокойством. — То есть что же, ты полагаешь, мы застряли здесь надолго?..
— Нет, — Райн подавил зевок и снова потер глаза. — Я полагаю, что есть способ сделать все быстро. Только это будет отнюдь не «прогулкой для получения бесценного опыта», как описывал герцог. Хотя опыт бесценный, не спорю, да…
— Ну-ка… — Стар подался вперед, и, по мере того, как Райн говорил, у него все больше и больше менялось выражение лица. Он даже принял особенно расслабленную позу, откинувшись на спинку кресла — так случалось с ним в момент наивысшего волнения.
— Ты сумасшедший, — наконец заявил Стар с не терпящей возражений убежденностью.
Перед взором его со скоростью выпущенной из лука стрелы проносились картины всевозможных нестыковок и неудач. Потерянные жизни, деньги, припасы… время! Драгоценнейшее время, без которого не обойтись.
Почему все планы Райна висят на волоске уже во время создания? Любой из них, единожды сорвавшись в любой детали, грозит немедленным повторением мединского кошмара: кровь на роговых надгробиях, смех бога, пальцы Фильхе, судорожно сжавшие решетку… Но у него почему-то всегда выходит, что иначе никак. Боги, какие угодно, хоть древние, хоть несуществующие: дайте мне силы распознать тот момент, когда придется его остановить, невзирая ни на что.
— О, почти наверняка сумасшедший, — рассмеялся Райн. — Где уж сохранить здравый рассудок при моей профессии и образе жизни!.. — он вдруг сменил тон. — Подыграешь мне?
На секунду повисла длинная-длинная, наполненная солнечным светом и воплями коробейника с улицы («А вот кому эликсир молодости?.. А вот любистоки, всего девять шпилей[4]…») пауза.
Отчего-то вспомнилась Вия, какой Стар видел ее в последний раз, в Чертовой крепости: она сидела у окна над пяльцами и шила, склонившись над сложным узором из птиц, пролетающих сквозь кольца.
Стар передернул плечами и сказал:
— Ариман тебя раздери, куда я теперь денусь! Но ты, Гаев, на тридцать три раза проверишь шансы! И упаси тебя вся Семерка и все Изгнанники свалиться в приступе в решительный момент.
— Само собой! — Райн широко, радостно улыбнулся. — Дорогой мой Ди Арси, все будет зависеть от завтрашнего приема у Первого Кормчего.
Тяжелая изумрудно-зеленая портьера колыхнулась, вымела мраморную мозаику пола желтыми кистями, когда хлопнувшая дверь отрезала кабинет, где решались судьбы Быка. Или, по крайний мере, некоторый отрезок судьбы.
Стар казался разъяренным — ноздри его раздувались в бешенстве, глаза сверкали, кулаки сжимались так, что массивные обода перстней вдавливались в кожу. Райн, поджидавший в приемной у небольшого столика приветливо улыбнулся, поднимаясь навстречу.
— Ну что, господин Первый Кормчий не принял тебя всерьез?
— Он оскорблял меня! — Стар стиснул зубы. — Впрямую оскорблял! Он ни в грош не ставит ни Хендриксона, ни меня.
— А я говорил тебе, что так и будет, — заметил астролог. — Уверен, ты опять вспылил слишком рано.
Стар на секунду замер и смерил его долгим взглядом.
— Будешь еще ты меня учить, — процедил он сквозь зубы и, жестко ударяя каблуками по безответному черному мрамору, прошагал к лестнице.
Райн задержался на пару ударов сердца, потом последовал за ним — без лишней спешки, но и не стараясь нарочито отстать. На нижних ступенях ему показалось, будто кто-то его окликнул. Астролог остановился — да нет, не показалось, а вот он, небольшого роста человечек в невзрачной черной котте[5] и шапочке писаря.
— Господин Магистр, маэстро Галлиани приглашает вас переговорить о научных вопросах, если вам будет угодно, завтра в третьем часу.
Он протянул Райну узкий свиток приглашения.
Молодой магистр оглянулся — лакеев, что молчаливо сторожили подножие лестницы в начале их визита, простыл и след.
— Передайте, что я с благодарностью приму приглашение уважаемого сеньора, — Райн кивнул, принимая свиток.
— Благодарю, — писарь низко поклонился и мгновенно растворился в темной глубине холла. Здесь все большие помещения делали такими, чтобы нельзя стрелять от входа. Это паранойя или просто традиция?
Райн аккуратно сунул свиток во внутренний карман на пелерине своего плаща и спокойно вышел из дома.
— Где ты копался, Ор… Ариман побери? — нетерпеливо воскликнул Стар, уже гарцующий на Иллирике — в сопровождении молчаливых кнехтов личной охраны, конечно же. Посольство их было весьма скромным: четверо стражников, их капитан и прислуга… правда, прислуга тоже хорошо управлялась с ножами и копьями (а пара человек — и с луками), но это уже в порядке вещей.
— Прошу прощения, — Райн вскочил на своего скакуна — далеко не так изящно, как это всякий раз выходило у Стара, ну да тут уж ничего не поделаешь. — Ты бы видел, какие там, на лестнице, фрески!
— Избавь меня от твоих потуг прослыть знатоком прекрасного! — презрительно хмыкнул Стар, щелкая поводьями. — Эти фрески не стоят никакого внимания. Здесь нанимают баскских мастеров.
…И только когда они завернули за угол, пустив коней шагом, Стар тихо спросил:
— Ну что, удался спектакль? Поверили?
— Встречу назначили. А поверили или нет — судить рано, — покачал головой Райн. — Мне показалось, что ты играл все-таки несколько нарочито.
— Показалось ему! — усмехнулся Стар. — Я и в самом деле разозлился.
— Немного чересчур разозлился, — спокойно напомнил ему астролог. — Не забывай, ты теперь известен как умелый военачальник, так что от тебя ждут большей сдержанности. Ты же до сих пор ведешь себя, как мальчишка.
— Слушаюсь, маэстро, — легкомысленно отозвался Стар. — Буду вести себя сдержанней… Хотя ты не прав, я известен не как умелый, а как удачливый, это разные вещи… Эй, глянь какая красотка!
Райн повернул голову — девица в зеленом блио[6] и впрямь была невероятно хороша, даже сопровождение в виде двух пожилых служанок только оттеняло ее прелесть, как грубая рама великолепный пейзаж. Жалко, волосы зачесаны под сложный головной убор по местной моде. Зато высокая…
Стар улыбнулся девушке и приподнял берет. Она же чуть покраснела и опустила глаза — впрочем, быстрый взгляд из-под ресниц все-таки бросила.
Райн усмехнулся.
— Знаешь, повесничанье много добавит к образу никудышного дипломата, который ты собираешься создать.
— Совершенно верно, — в тон ему заметил Стар. — Некоторые женатые, похоже, завидуют?
Маэстро Галлиани жил в одном из самых старых домов в центре города, стиснутого соседями до такой степени, что казалось: узкий фасад не сразу выстроили таким, а он постепенно истончился от этого давления, как спадается лицо дышащего на ладан старика. Высокие черные окна в солнечный день почти угрожающе смотрели на молодого человека в берете с пером, который замер напротив улицы, пропуская носилки[7] — судя по изяществу цветочного орнамента и хрупкости каркаса, несомненно, дамские.
Возле молодого человека носилки замерли, темные шторки раздвинулись, и в просвете мелькнула белая рука с узловатыми, но красивыми пальцами. Один перстень — агат в золоте. И глаза сверкнули в темноте за шторами, точно агаты.
Молодой человек снял берет и учтиво поклонился.
— Чем могу служить, госпожа? — спросил он.
— Не могла ли я вас где-нибудь видеть? — спросил голос из глубин паланкина. Надтреснутый; в самой глубине его зарождался птичий клекот — знакомый, когтистый. Тут даже не нужно смотреть на пальцы рук, чтобы довершить диагноз.
— На вчерашнем приеме в ратуше, — кивнул молодой человек. — Магистр Гаев к вашим услугам.
— Вы действительно магистр? — она говорила чуть взволнованно. — О нет, не сочтите за невежливость, но вы так молоды… Я… Мне было неприлично подойти тогда, вы понимаете. Я была без мужа, только с компаньонкой… Но сегодня утром мой муж вернулся… Вы прибыли с посольством, и, полагаю…
— Сеньора Альмарес, — Райн кивнул, узнав, наконец, герб на занавеске. — Буду счастлив заглянуть к вам, когда ваш муж будет дома и попробовать определить, что за болезнь вас мучает.
— О, вы можете сказать, что я больна, даже не взглянув на меня? — волнение ее было волнением не приговоренного, который вдруг получил надежду на спасение, но провинциальной клуши, которой пообещали новое развлечение.
Даже оттенок кокетства присутствовал в этом невнятном, дребезжащем голосе.
— У меня был кое-какой опыт в лечении болезней. Однако же… Прошу меня простить, прямо сейчас у меня назначена встреча.
— Я знаю, — сказала леди Альмарес. — Я следила за вами. Вы простите меня, милорд?
— Я не сержусь, — улыбнулся Райн.
— Я была бы счастлива, если бы вы сочли возможным зайти ко мне с визитом… да вот хотя бы нынче же вечером. К несчастью, мы можем обеспечить вам только очень скромный прием…
— Почту за честь, леди.
Занавеска задернулась, носильщики, повинуясь невидному Райну знаку, заспешили вперед. Шаги их мерно отдавались на мощеной улице, в этом районе и в этот час дня пустынной до странности; вот-вот казалось, между высокими, почти одинаковыми фасадами состоятельных домов начнет гулять эхо. И провалится в узкую, солнечно-синюю расщелину слепого днем неба.
«Значит, Альмаресы», — подумал Райн, пересекая улицу. Одна из самых влиятельных и богатых аристократических семей города. До определенной степени их интересы сливаются с прочей верхушкой ноблей — сугубо купеческой — до определенной противостоят. Во всяком случае, соблазнять их надо совершенно другим.
Странно иное. Леди Альмарес действительно больна. Но слишком прямолинейно она принялась назначать с ним встречу. Прямо под окнами у мессира Галлиани?.. Это что же, демонстрация? И заодно демонстрация мне — они действуют не сообща? Глупо как-то.
А может, оно действительно глупость обеспокоенной нездоровьем дамы?.. Нет, тысячу раз нет: тут что-то другое. То самое, ради чего в Мигарот отправили именно их со Старом — не просто набираться опыта, но…
Тяжелая дверь распахнулась перед самым носом Райна, и слуга низко поклонился ему.
Поделиться книгой: