Помоги проекту - поделись книгой:
Обращают на себя внимание совершенно невозможные формы: два дщере – III строка вместо двѣ в именительном – винительном падеже двойственного числа; употребление 2-го лица единственного числа сигматического аориста имаста она – III, где в повествовании о третьих лицах должна быть употреблена форма 3-го лица; неправильные формы винительного падежа, следующие за указанной формой глагола: сктjj а краве j мнга овноj – III вместо ожидаемых: сктўj a кравўj j мнгўj овнўj, а также моля бзj вместо моля бгўj – IV/V строки; не может быть отнесена к IX–X вв. форма действительного причастия jмщ – III в именительном падеже единственного числа мужского рода вместо jмў или jmўj. Мы не рассматриваем другие сомнительные факты морфологии, поскольку нет полной уверенности в правильном прочтении текста, многие места которого совершенно непонятны и не могут быть интерпретированы даже с натяжками, как это, возможно, было допущено выше.
Таким образом, данные языка не позволяют признать текст «дощечки», изображенной на фотографии, древним, а самый памятник – предшественником всех известных славянских древних рукописей. Не является «дощечка» также и более поздним памятником, написанным после распространения кириллицы у славян. Рассмотренный материал не является подлинным.
Содержание «дощечек», язык и письмо их, а также имя Влес (Велес) позволяют предположить, что указанные «дощечки» являются одной из подделок А. И. Сулакадзева[2], возможно, именно теми буковыми дощечками, которые уже более ста лет назад исчезли из поля зрения исследователей. В рукописи А. И. Сулакадзева «Книгорек» (т. е. каталог) имеется следующее указание на дощечки, находившиеся в его собрании: «Патриарси на 45 буковых досках Ягипа Гана смерда в Ладоге IX в.»[3]. И. И. Срезневский писал: «Сулакадзев, упоминаемый в письме Востокова к графу Румянцеву, издавна собирал рукописи, которые еще и недавно были в распродаже у ветошников, и, как оказалось, многое подделывал и в них, и отдельно. В подделках он употреблял неправильный язык по незнанию правильного, иногда очень дикий»[4].
В. И. Буганов, Л. П. Жуковская, академик Б. А. Рыбаков
Мнимая «древнейшая летопись»[5]
Более 20 лет назад в малоизвестном журнале «Жар– птица», издававшемся на русском языке в Сан-Франциско (США) ротапринтным способом, была опубликована серия статей двух русских эмигрантов – писателя Ю. П. Миролюбова и этимолога-ассиролога А. А. Кура. В сенсационном духе эти авторы, весьма далекие от специальных занятий русской историей, сообщали об открытии древнейшего якобы источника по истории восточных славян – так называемой «Влесовой книги» (в ней упоминается Велес, Влес – бог скота и денег у восточных славян). Они утверждали, что находка является оригинальным памятником, составленным около 880 г. языческими жрецами, которые использовали знаки докириллического алфавита. Написана книга, по уверению Миролюбова, на дощечках (в количестве примерно 35). В 1919 г. во время наступления белогвардейских войск на Москву некий А. Ф. Изенбек, полковник Добровольческой армии, нашел эти дощечки в каком-то помещичьем имении то ли Курской, то ли Орловской губернии; принадлежало имение то ли князьям Задонским (или Донским, Донцовым), то ли князьям Куракиным. Текст «Влесовой книги» в 1954–1959 гг. был опубликован в том же эмигрантском журнале.
Уже эти сведения настораживали. Никакого княжеского рода Задонских (или Донских, Донцовых) в России не существовало. Справки, наведенные у одной из Куракиных, не подтвердили наличия имения, принадлежавшего этой фамилии в указанных губерниях. Кто такой Изенбек, у которого Миролюбов якобы видел в 1925 г. пресловутые «дощечки» в Бельгии, где оба они проживали после бегства из революционной России? Примечательно, что ни тот, ни другой не показали их никому, в том числе специалистам из Брюссельского университета. «Дощечки» (если они существовали) исчезли после смерти Изенбека (август 1941 г.), остались только копии (прориси и фотографии), сделанные Миролюбовым и переправленные им в Русский музей – архив в Сан-Франциско.
Несмотря на многие темные и неясные моменты в истории с находкой «дощечек», нашлись люди, поверившие Миролюбову. Среди них был и С. Я. Парамонов – энтомолог, бежавший в 1943 г. вместе с фашистскими оккупантами из Киева, перебравшийся затем в Австралию и получивший там должность правительственного энтомолога. Помимо основной своей специальности он занимался историей и литературоведением. В 1950—1960-е гг. им был опубликован (под псевдонимом Сергей Лесной) ряд книг о происхождении славян, истории Древней Руси, «Слове о полку Игореве»; в некоторых из них он сообщал об упомянутых выше «дощечках». Наконец, в 1966 г. он выпустил посвященное им сочинение «Влесова книга» (вып. I, Виннипег, 1966). Дилетантизм С. Лесного в гуманитарных науках, псевдонаучность и крайне низкий уровень его трудов в этой области давно отмечены советскими учеными.
Характерно, что те лица, которым стал доступен текст «дощечек», на протяжении многих лет хранили молчание об этом как будто бы уникальнейшем памятнике. Все они были в науке людьми случайными. С. Лесной даже в наиболее близкой ему области (например, в работах о «темных местах» «Слова о полку Игореве», связанных с упоминаниями природных явлений) проявил себя как дилетант. «Его «исследования», – отмечалось в «Трудах» Отдела древнерусской литературы Пушкинского дома АН СССР, – порочное, позорное явление в истории изучения «Слова о полку Игореве», в полном смысле темное место в изучении великого памятника»[6].
Итак, со времени обнаружения «дощечек» никто из специалистов за рубежом ими не занимался. В конце 1950-х годов фотография текста одной из них (точнее, фото с прориси или копии Миролюбова) была прислана С. Лесным на заключение в Комитет славистов СССР. В отзыве, данном 15 апреля 1959 г. академиком В. В. Виноградовым, и в статье Л. П. Жуковской[7] указанный текст характеризовался как подделка. Это устанавливалось путем анализа графики, палеографии, орфографии текста, воспроизведение которого весьма далеко от научных способов (изготовление фотографии не с «дощечки», а с прориси или копии, наличие ретушировки).
Казалось бы, все это должно было положить конец дальнейшему распространению сведений о так называемой «Влесовой книге». Однако в статье В. Скурлатова и Н. Николаева («Неделя», 1976, № 18) читатели были вновь оповещены о существовании памятника, который (если будет доказана его подлинность) должен быть причислен к открытиям, проливающим якобы новый свет на древнейшую историю восточных славян. Правда, авторы ставят вопрос как будто альтернативно: памятник, который они называют «таинственной летописью» или «Влесовой книгой», может быть, с их точки зрения, или подделкой, «интересной мистификацией», или «бесценным памятником мировой культуры»; «следствие» о «Влесовой книге», пишут они, «еще не закончено, и научный суд над ней не вынес окончательного приговора». Содержание же статьи показывает, что В. Скурлатов и Н. Николаев склонны считать «таинственную летопись», написанную на «дощечках», источником достоверным, подлинным. Поскольку содержание ее «необычно», «не укладывается в рамки существующих представлений о древности славянской письменности», постольку, многозначительно замечается во вводных словах к статье, «недоверие было первой реакцией некоторых ученых». Тем самым авторы как бы отмежевываются от ученых, высказывающих сомнения в подлинности «Влесовой книги».
Вопрос об ее подлинности важен потому, что в ней идет речь о восточных славянах, их хозяйственных занятиях, верованиях, столкновениях с соседями и прочих событиях, происходивших с начала I тыс. до н. э. почти до конца IX в. н. э., то есть на протяжении почти двух тысяч лет. В. Скурлатов и Н. Николаев полагают, что прародителем русов был Богумир и что «во времена Богумира, то есть в конце II тыс. до н. э., и в Северную Индию, и в нынешнюю Венгрию пришли из Центральной Азии племена скотоводов, одинаковые по хозяйственному укладу, обычаям, обрядам, богам, горшкам и внешнему облику. Они очень похожи на древних славян-русов, изображенных во «Влесовой книге». В статье утверждалось также, что «древней письменностью пользовались обитатели пространств от Дуная до Хуанхэ за две с лишним тысячи лет до финикийцев, в IV тыс. до нашей эры».
С той же «легкостью необыкновенной» В. Скурлатов и Н. Николаев подходят к обстоятельствам находки рекламируемого ими памятника и к оценке его содержания и языка. «В начале этого века, – пишут они, – в старинном имении под Орлом была найдена рассыпавшаяся связка ветхих дощечек, испещренных неизвестными письменами». Туман некоей таинственности окутывает и все последующее изложение, вводя читателей в явное заблуждение. Авторы склонны думать, что «Влесова книга» написана русским докирилловским письмом, в котором использованы знаки, предшествовавшие тем, которые были включены Кириллом в составленный в 863 г. вариант славянской азбуки. Вполне возможно, что до Кирилла и существовало какое-то «русское письмо». Но В. Скурлатов и Н. Николаев ошибаются, когда утверждают: «К сожалению, даже сама эта мысль допускается редко», – и делают многозначительный вывод: «А где не ждут, там и не ищут». Далее высказывают соображения о том, какими путями следует вести поиск: о рунических письменах германских и тюрко-монгольских племен и народов, с которыми «активно общались» древние славяно-русы; алано-хазарских надписях на камнях и флягах VIII–IX вв. (их знаки «почти совпадают с буквами кириллицы и особенно глаголицы»); финикийском алфавите, древнееврейской, древнегреческой и других системах письма. В обстановке возникновения и развития древних систем письма и могли появиться древние славяно-русские памятники дохристианской поры; «именно таким свидетельством, возможно, и является «Влесова книга»», заключают В. Скурлатов и Н. Николаев. К сожалению, указанные авторы не одиноки в попытках усмотреть во «Влесовой книге» достоверный источник. Время от времени сообщения подобного рода продолжают появляться[8].
Между тем по проблеме существования письменности у восточных славян дохристианского периода накопилась обширная литература, и само существование докирилловского письма – «протокириллицы», а также «протоглаголицы» – изучалось дореволюционными и советскими учеными[9]. Формирование «протокириллицы» (на основе использования греческого буквенно-звукового письма) они относили к VII–VIII векам. Черноризец Храбр в сказании «О письменах» (конец IX – начало X в.) сообщает о славянах-язычниках, что они не имели «книг» и букв, а использовали «черты» и «резы»; эта более древняя манера письма, так называемая пиктографическая, или фигурная, начала применяться, согласно новейшим исследованиям (например, о «календарных знаках» на вазах и кувшинах Черняховской культуры), уже во II–V веках. Приведенные и многие другие свидетельства источников давно показали, что в дохристианский период восточные славяне использовали какое-то не сохранившееся до нашего времени письмо (или разные его виды) в силу растущих потребностей своего общественного развития, сначала в пору формирования из небольших и разрозненных родовых коллективов более крупных, сложных и прочных объединений – племен и союзов племен, затем в эпоху вызревания в среде последних элементов классовых отношений и государственности. Прокириллическим письмом и были, возможно, написаны те книги и документы дохристианской поры, о которых глухо упоминают древние авторы.
«Влесова книга» не может быть отнесена к числу памятников того времени. Дело в том, что подделки под древний текст можно довольно легко выявить, зная закономерности развития языка, путем сравнительно-исторического изучения родственных языков и диалектов. Как известно, языки развиваются во времени, но это развитие неодинаково реализуется в пространстве. В результате в определенное время и на определенной территории язык характеризуется сочетанием только ему присущих особенностей. Благодаря этому можно установить предыдущие и последующие этапы развития языковых черт. Историкам, знакомым с древнерусскими и средневековыми письменными источниками новгородского происхождения, хорошо известно, например, «цоканье» – неразличение на письме (вследствие неразличения в устной речи!) букв Ц и Ч. Так же, если писец не слышал разницы между Ф и фитой, он путал обе буквы. Имея опору в своем произношении, тот же древнерусский писец не спутает М и Ж, Р и П, 3 и К, но может спутать Ч и Ц, Ф и фиту и т. д.; позднее начнется неправильное употребление букв Е – ять, О – А и т. п. На совпадении безударных гласных основаны многие ошибки нашего правописания. Однако в рукописях XII–XIII вв. (если исключить смоленские с их ранним смешением Е и ять) таких ошибок нет, так как в то время все названные звуки произносились различно в соответствии с происхождением (этимологией).
Фальсификатор, желающий подделаться под древний язык, если создаваемый им текст достаточно велик, непременно допустит какую-либо нелепую ошибку, которой не может быть в подлинном тексте или из-за его хронологической отнесенности, или из-за территориальной (следовательно, языковой и этнической) приуроченности. Например, о фальсификаторе первой трети XIX в. А. И. Сулакадзеве академик И. И. Срезневский писал: «В подделках он употреблял неправильный язык по незнанию правильного, иногда очень дикий»[10].
«Влесова книга» выдается за текст, написанный до того, как у славян появились глаголица и кириллица. В то время у них (всех славян!) бытовали только открытые слоги, носовые гласные О и Е, особые звуки ять, Ъ, Ь; после мягких согласных могли следовать только определенные гласные звуки, а после твердых, наоборот, другие. Были и иные особенности фонетики и морфологии, позднее исчезнувшие или изменившиеся по разным языкам. Но орфография «дощечек» показывает, что тот, кто их надписал, не умел обозначать носовые: он воспроизводил их в соответствии с тем, как это гораздо позже делалось в польском языке; в то же время на «дощечках» есть места, показывающие изменения, которые позднее произойдут в сербском, хотя эти процессы взаимоисключают друг друга. Во «Влесовой книге» отражено смешение Е и ять, которое появится только в смоленских грамотах в начале XIII в., отвердение шипящих и Ц – процесс еще более поздний в славянских языках; приведена глагольная форма БЯ вместо существовавшей бъ; при слове женского рода употреблено числительное в мужском роде; имеется ряд нелепостей в склонении существительных, в образовании причастий и т. п. и т. д.
Содержание «Влесовой книги», ее язык (о чем можно судить хотя бы по тому отрывку, который приведен в статье В. Скурлатова и Н. Николаева) свидетельствуют, что перед нами явная подделка. Авторов, пытающихся доказать обратное, нисколько не спасают рассуждения о «совершенно неожиданной картине далекого прошлого славян». Во «Влесовой книге» речь идет о славянах-скотоводах, живших «за тысячу триста лет до Германриха» – за 13 столетий до готского вождя середины IV в. Германариха (то есть в начале I тыс. до н. э.). Ни автор «Повести временных лет» (начало XII в.), располагавший многими источниками, ни авторы первых повестей, летописей и предполагаемых летописных сводов конца X–XI в. не сообщают о славянских племенах и князьях даже V–X вв. таких сведений, какие содержит составленная якобы в конце IX в. «Влесова книга» о временах гораздо более отдаленных, отстоявших от ее «появления» почти на два тысячелетия! Не спасают В. Скурлатова и Н. Николаева и исторические параллели, связанные с характеристикой передвижений из Центральной Азии в Европу скотоводческих племен, среди которых, по их мнению, могли быть и славяне. Эту «оригинальную версию о степном центральноазиатском происхождении наших предков» авторы, со ссылкой на историков-«евразийцев», а также на итальянских археологов, ведущих раскопки в Пакистане, поддерживают, хотя давно доказано, что славяне задолго до этого (еще в III тыс. до н. э., во времена трипольской культуры) были земледельцами и автохтонами, то есть обитали в районе Среднего Поднепровья.
Текст «Влесовой книги», повествующий о славянских праотцах Богумире и Оре, их дочерях и сыновьях, от которых пошли названия славянских племен (древляне, кривичи, поляне, северяне, русь), настолько наивен, что даже В. Скурлатов и Н. Николаев вынуждены признать, что ее язык «действительно понятен не до конца», что в тексте встречаются «лингвистически вроде бы противоречивые языковые образования». Тем не менее они утверждают, что «писцы «Влесовой книги» знали, о чем писали», а на дереве писали-де многие древние народы (далее сказано и о Бояне, который «растекался мыслью по древу», и о берестяных грамотах, и о еловой палочке из киргизского Ачекташа с вырезанной на ней «Таласской надписью», и т. д.).
В. Скурлатов и Н. Николаев, которые приводят ряд правильных сведений о древнейших этапах истории восточных славян, развитии их письменности, в основном заполнили свою статью рассуждениями и параллелями, не опирающимися на новейшие достижения науки. На приведенный ими отзыв В.В. (а не Л., как у В. Скурлатова и Н. Николаева) Виноградова, авторитетнейшего специалиста по истории русского языка, авторы, по существу, не обратили внимания. Между тем высказывавшееся им мнение о «Влесовой книге» как одной из подделок Сулакадзева имеет веские основания. Академик М. Н. Сперанский отмечал «грубую и наивную» подделку Сулакадзева, названную последним «Перуна и Велеса вещания в киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим…». В 1812 г. отрывок из этих якобы древних «вещаний», поверив в них, перевел на современный русский язык Г. Р. Державин. Сулакадзев имел своего рода «музей», в котором хранились и подлинные рукописи (нередко со вставками на полях самого фальсификатора), и подделки, изготовленные им самим. В каталоге своего собрания рукописей Сулакадзев упоминает, между прочим, источники, вырезанные на досках, например «предревний» синодик. Там же числится сочинение «Патриарси (то есть патриархи. –
О. В. Творогов
«Влесова книга»[12]
Предлагаемая читателю работа необычна по своему жанру и теме для научного ежегодника, каким являются «Труды Отдела древнерусской литературы»: исследуется и публикуется источник, являющийся, как мы попытаемся доказать, фальсификатом нового времени – середины нашего века. Но сочинение это – так называемая «Влесова книга» (далее – ВК) – интересно для истории науки и для истории общественной мысли.
Во-первых, потому, что на примере полемики вокруг ВК, объявлявшейся «бесценным источником» для познания древнейшей истории нашего народа, наглядно раскрываются сам механизм создания псевдонаучной сенсации, мотивы и приемы несерьезного популяризаторства в его борьбе с «официальной наукой». Споры вокруг ВК убеждают в непреложности требования, чтобы трезвый источниковедческий анализ, осуществленный специалистами, всегда предшествовал публичному обсуждению тех или иных открытий и гипотез в области истории культуры и гуманитарных наук.
Во-вторых, нужно признать, что ВК не совсем заурядный памятник по ответственности затронутых в нем проблем и по грандиозности самого предприятия – ведь текст ВК составляет по объему более трех печатных листов. Поэтому на нем можно проследить методику создания историографического и языкового фальсификата, установить идеологическую его программу, которая (как в нашем случае) может быть скрыта от малоосведомленного читателя.
В-третьих, важно представить не только всесторонний анализ текста ВК, рассмотрев источниковедческие, лингвистические и историографические проблемы, к этому относящиеся, но и познакомить с самим этим текстом. Только таким образом можно дать возможность каждому убедиться в его искусственности и навсегда похоронить надуманное обвинение, будто ученые из каких-либо престижных или конъюнктурных соображений «скрывают» текст ВК от народа.
Выражаем глубокую признательность инженеру из г. Руайя (Франция), нашему соотечественнику по рождению – Б. А. Ребиндеру, любезно приславшему в Отдел древнерусской литературы материалы о ВК. Без них наша работа не смогла бы состояться.
Название «Влесова книга» дано рассматриваемому памятнику одним из энтузиастов его изучения и публикации – С. Лесным. С. Лесной – псевдоним доктора биологических наук, специалиста по систематике двукрылых С. Парамонова. Парамонов бежал из Киева в 1943 г.[13] и впоследствии обосновался в Австралии. Под псевдонимом С. Лесной он опубликовал несколько дилетантских книг об истории Руси и «Слове о полку Игореве». В его сочинении «Влесова книга…»[14] наиболее подробно изложена история находки и публикации памятника. История эта такова.
В 1919 г. полковник белой армии А. Ф. Изенбек обнаружил в разоренной помещичьей усадьбе[15] деревянные дощечки с письменами на них. Он приказал денщику собрать дощечки в мешок и увез их с собой. В 1925 г. А. Ф. Изенбек, проживавший в Брюсселе, познакомился с Ю. П. Миролюбовым. Инженер-химик по образованию, Ю. П. Миролюбов не был чужд литературных занятий: он писал стихи и прозу, но большую часть его сочинений (посмертно опубликованных в Мюнхене) составляют разыскания в области религии древних славян и русского фольклора. Миролюбов поделился с Изенбеком своим замыслом написать поэму на исторический сюжет, но посетовал на отсутствие материала. В ответ Изенбек указал ему на лежащий на полу мешок с дощечками («Вон, там в углу, видишь мешок? Морской мешок? Там что-то есть». «В мешке я нашел, – вспоминает Миролюбов, – «дощьки», связанные ремнем, пропущенным в отверстия»[16]). И с той поры Ю. П. Миролюбов в течение пятнадцати лет занимается переписыванием текста с дощечек. Изенбек не разрешает выносить дощечки, и Миролюбов переписывает их либо в присутствии хозяина, либо оставаясь в его «ателье» (Изенбек разрисовывал ткани) запертым на ключ. Миролюбов переписывал, с трудом разбирая текст и, по его словам, реставрируя пострадавшие дощечки («Стал приводить в порядок, склеивать…», – вспоминает Миролюбов[17]). Он вспоминал также: «Я смутно предчувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории… Я ждал не того! Я ждал более или менее точной хронологии, описания точных событий, имен, совпадающих со смежной эпохой других народов, описания династий князей и всякого такого материала исторического, какого в них не оказалось»[18]. Какую часть текста ВК Миролюбов переписал, С. Лесной установить не смог. В 1941 г. Изенбек умирает, и дальнейшая судьба дощечек неизвестна. Проходит двенадцать лет. И вот в ноябре 1953 г. в журнале «Жар-птица», издававшемся русскими эмигрантами в Сан-Франциско (первоначально – ротапринтом), публикуется следующая заметка[19]:
При некотором нашем содействии – воззвании к читателям журнала в сентябрьском номере журнала – и журналиста Юрия Миролюбива отыскались в Европе древние деревянные дощьки V века с ценнейшими на них историческими письменами о Древней Руси.
Мы получили из Бельгии фотографические снимки с некоторых из «дощьчек», и часть строчек с этих старинных уник уже переведена на современный литературный русский язык известным ученым-этимологом Александром А. Куром[20] и будет напечатана в следующем, декабрьском номере нашего журнала.
По этому сообщению можно было понять, что дощечки нашлись или что, во всяком случае, редакция получила фотоснимки с них. Но в январском номере журнала за 1954 г. было опубликовано письмо Ю. П. Миролюбова, в котором, в частности, говорилось: «…Фотостатов мы не могли с них (видимо, с досок. –
Не менее странно и другое: объявив о находке дощечек в ноябре 1953 г., редакция не спешит публиковать тексты. В течение трех лет публикуются лишь статьи А. Кура, в которых в общей сложности воспроизведено около 100 строк из ВК, но публикация полного текста отдельных дощечек началась лишь с марта 1957 г. и продолжалась до 1959 г., когда журнал «Жар-птица» прекратил свое существование.
В конце 60-х гг. о ВК упоминает в своих книгах «История руссов в неизвращенном виде» (Париж – Мюнхен, 1953–1960; материалы о ВК – в вып. 6—10) и «Русь, откуда ты? Основные проблемы истории Древней Руси» (Виннипег, 1964) С. Лесной. Затем он посвящает ей специальную работу – уже упомянутое издание «Влесова книга». В 1963 г. С. Лесной опубликовал тезисы своего предполагаемого сообщения о ВК на 5-м Международном съезде славистов[24], – однако на съезде он не присутствовал и доклада о ВК не делал[25]. После смерти С. Лесного о ВК на Западе забыли. Интерес к ней вновь пробудился в середине 70-х гг., когда издаются несколько выпусков серии «Влес книга». По сообщению Б. А. Ребиндера, к моменту его знакомства с энтузиастом изучения ВК Н. Ф. Скрипником «имелось два перевода на русский. Один сделал Лазаревич, а другой Соколов в Австралии. Перевод на украинский сделал Кирпич. Имелись также перевод на английский, сделанный Качуром, а также на украинский, бытующий в Канаде»[26]. С этими публикациями нам познакомиться не удалось, но перевод ВК на русский язык, осуществленный Б. А. Ребиндером (автор любезно прислал нам два выпуска своей работы «Влесова книга», изданной ротапринтом), опиравшимся на все предшествующие издания и переводы, свидетельствует о том, что серьезного научного анализа текста ВК и ее содержания не проводилось.
Посмертная публикация сочинений Ю. П. Миролюбова, осуществленная в Мюнхене в 1977–1984 гг., вносит важные коррективы в приводимые здесь сведения, но сочинения эти не были, вероятно, известны ни Ребиндеру, ни Лесному. Поэтому и мы обратимся к их анализу в заключительной части работы, а пока «примем на веру» версию, изложенную С. Лесным.
В 1960 г. С. Лесной прислал в Советский славянский комитет фотографию с одной из дощечек ВК. Академик В. В. Виноградов поручил экспертизу снимка палеографу и языковеду Л. П. Жуковской. Она располагала весьма ограниченным материалом (на дощечке читалось всего десять строк текста), однако смогла прийти к принципиально важным выводам. Во-первых, было отмечено, что фотография сделана, видимо, не непосредственно с дощечки, а с прориси. Во-вторых, Л. П. Жуковская указала, что если по палеографическим данным (хотя они и вызывают сомнение) нельзя прямо судить о подделке, то данные языка, напротив, свидетельствуют о том, что «рассмотренный материал не является подлинным»[27]. С. Лесной весьма своеобразно оспорил этот довод: он посчитал, что соображения эксперта не имеют основания уже потому, что «он этого языка не знает»[28]. Этот глубокомысленный вывод повторят и некоторые наши журналисты, не понявшие, как и С. Лесной, на чем основано суждение Л. П. Жуковской: не на странности или исключительности форм, а на сочетании в тексте таких разновременных языковых фактов, которые не могли сосуществовать ни в одном реальном славянском языке, и уже по крайней мере в языке восточнославянской группы, на отражение которого претендует ВК.
После публикации статьи Л. П. Жуковской о ВК в нашей стране надолго забыли. Вспомнил о ней поэт И. Кобзев в 1970 г. Впрочем, его сведения о ВК в тот момент были весьма ограниченны: он полагал, например, что ВК была обнаружена в Австралии[29].
Всплеск ажиотажа вокруг ВК начинается в 1976 г. Можно предположить, что авторам статей об этом памятнике стали каким-то образом доступны публикации текста и переводы ВК, появившиеся незадолго перед тем на Западе. В 1976 г. газета «Неделя» печатает статью В. Скурлатова и Н. Николаева. Ей предпослано небольшое вступление от редакции, в котором мы, в частности, читаем: «Содержание ее (ВК. –
Итак, эта «таинственная летопись» позволяет «по-новому поставить вопрос о времени возникновения славянской письменности». Но, по самым оптимистическим прогнозам сторонников ВК, она относится ко второй половине IX в. (в ней упомянуты Рюрик, Аскольд и Дир!), т. е. ко времени после создания славянской азбуки Кириллом и Мефодием. Поэтому данный вопрос может быть поставлен лишь в том случае, если окажется, что алфавит ВК не зависит от кириллического и архаичнее его. Но в том-то и дело, что в основном ВК употребляет слегка деформированные буквы кириллического алфавита.
«Необычность содержания» ВК ставит перед исследователями совершенно иной вопрос: о соответствии этого содержания современным научным представлениям о происхождении славян. Однако В. Скурлатов и Н. Николаев без каких бы то ни было оговорок выступают в роли доверчивых читателей ВК. Она, по их словам, «изображает совершенно неожиданную картину далекого прошлого славян, она повествует о русах как «внуках Даждьбога», о праотцах Богумире и Оре, рассказывает о передвижении славянских племен из глубин Центральной Азии в Подунавье, о битвах с готами и затем с гуннами и аварами, о том, что трижды Русь погибнувшая восстала. Она говорит о скотоводстве как основном хозяйственном занятии древних славяно-русов, о стройной и своеобразной системе мифологии, миропредставлении, во многом неведомом ранее. Придумать такое вряд ли под силу какому-либо заурядному фальсификатору». Как именно изложена в ВК эта «картина далекого прошлого славян», мы будем еще говорить далее, сейчас же обратим внимание на другое. Создается впечатление, что ВК восполняет недостаток наших сведений, но ни слова не говорится о том, что историографические представления, изложенные в ВК, самым решительным образом сталкиваются со всей суммой знаний, добытых совместными усилиями археологов, лингвистов, этнографов и историков, опирающихся на многочисленные факты и источники, знаний, положенных в основу современных представлений о происхождении славян[31].
Впрочем, научные концепции не обойдены вниманием В. Скурлатова и Н. Николаева. Они пишут: «Оригинальна версия о степном центральноазиатском происхождении наших предков. В трудах недавно умершего Г. Вернадского и других историков-«евразийцев» допускается эта возможность». Перед нами иллюзия научного обоснования историографической концепции ВК, рассчитанная на то, что широкому читателю неизвестно крайне негативное отношение советской науки к концепции «евразийцев», выдвинутой в 20—30-х гг. нашего века и в настоящее время не имеющей последователей[32].
Мы так подробно остановились на этой газетной статье не случайно. Во-первых, в ней заложены все основные направления, по которым в дальнейшем будет разворачиваться «защита» ВК от науки; во-вторых, она – основной источник для многих исследуемых публикаций, авторы которых свои сведения о ВК черпали в основном из данной статьи.
В 1976 г. в «Неделе» появляется еще одна подборка мнений о ВК. В ней представляет интерес выступление писателя В. Старостина, которое вносит в пропаганду ВК новый – эмоциональный нюанс: «…Для меня и в маленьких отрывках, но большой смысл открылся. Одни имена уже неподдельны и неподражаемы: Богумир, Славуна, а вместо Рюрика – Ерек: дивно прекрасен оборот «прибежищная сила» – все это мог создать, только народ. А найдись бы творец да сотвори все это пусть и в недавние времена единственно из сердца своего – значит, такой человек безмерно даровит. И в том и в другом случае «Влесова книга» – бесценный дар и недопустимо замалчиванием отстранять от нее читателей и писателей»[33].
В 1977 г. свое суждение о ВК выразили ученые-историки – академик Б. А. Рыбаков, В. И. Буганов и лингвист Л. П. Жуковская[34]. Они еще раз рассмотрели лингвистические и палеографические черты воспроизведенной в печати дощечки, отметили крайнюю наивность легенды о Богумире и Оре и подчеркнули, что попытка передислоцировать прародину славян в Центральную Азию опровергается всем развитием знаний об этногенезе индоевропейских народов.
Но предостережению ученых не вняли. Писатель В. Жуков, упомянув о «возобновлении изучения «Влесовой книги»», добавил, что необычность ее содержания явилась «предметом научных споров и даже обвинений в мистификации»[35]. Неясно, о каких научных спорах идет речь, но формулировка В. Жукова невольно приводит читателя к мысли, что обвинение в мистификации – всего лишь досадное недоразумение.
В том же 1977 г. поэт И. Кобзев выступает на страницах «Литературной России» со статьей, в которой пытается придать интересу отдельных людей к ВК поистине всенародный характер: «Уже на протяжении многих лет судьба этой древнерусской рукописи волнует умы и сердца людей!» – восклицает он. И далее вопреки фактам (о чем было сказано выше) утверждает, будто бы на V Международном съезде славистов «обоснованно и серьезно поднимался вопрос о необходимости тщательного изучения этого литературного памятника». И. Кобзев кощунственно соотносит судьбу ВК с судьбой «Слова о полку Игореве», в подлинности которого также сомневались, и утверждает, что «отрицательную роль сыграли выступления в печати
Вновь напомнил о ВК журнал «Техника – молодежи»[37]. Тон обсуждению задает сама редакция. Статье О. Скурлатовой она предпосылает такое обращение: «На протяжении последних десятилетий идет непрекращающиися спор, связанный не столько с подлинностью дощечек (а об этом не спорят? –
Редакция поступила весьма безответственно, во-первых, убеждая читателей в будто бы не прекращающемся десятилетиями и, как можно подумать, научном споре вокруг ВК, а во-вторых, заигрывая с ними, предлагая «поломать голову» над решением загадок этногенеза славян. Так подается пример дилетантского вторжения в сложнейшие проблемы, требующие глубоких специальных знаний. Статья О. Скурлатовой содержит в основном пересказ статьи В. Скурлатова и Н. Николаева, но автор вносит и свой вклад в решение «увлекательной тайны», излагая ее так, будто бы нет ни малейших сомнений в подлинности ВК. Она восторженно пишет, что в ней
В том же году появляется рецензия Д. Жукова на книгу Н. Р. Гусевой «Индуизм: История формирования. Культовая практика» (М., 1977). Рецензент, в частности, упоминает и о ВК. В книге Гусевой, по его словам, нет «промежуточного звена» «между теми, кто нам известен под именем древних славян, и их предками, которые соседствовали с арьями, ушедшими в далекую Индию». По мнению Д. Жукова, «не должна быть упущена возможность заполнить этот пробел и при помощи недавно найденной «Влесовой книги»… Подлинность «Влесовой книги» подвергается сомнению, и это тем более требует ее публикации у нас и тщательного всестороннего анализа во избежание ненужных, ненаучных наслоений»[40]. С этим предложением нельзя не согласиться. Анализ нужен, но, может быть, стоило бы и пропаганду ВК не развертывать так широко до окончания этого анализа.
В 1980 г. в журнале «Русская речь» появляется статья члена-корреспондента АН СССР Ф. П. Филина и доктора филологических наук Л. П. Жуковской, где вновь анализируется язык ВК и на основе этого анализа делается весьма определенный вывод: «Это совершенно явная и грубая подделка, в которой нет ни «таинственности», ни «загадок»»[41]. Но лингвистическая аргументация защитникам ВК кажется недостаточной.
Статья В. Осокина, опубликованная в 1981 г. в солидном журнале «В мире книг», не только оставляет без внимания мнение историков и лингвистов, но и является своего рода заключительным аккордом в гимне славословий ВК[42]. Автор стремится придать этому сомнительному сочинению статус ценнейшего источника, который остается без должного внимания лишь по упрямому недоверию «некоторых ученых». Неточностей и передержек в статье очень много[43], но на двух из них необходимо остановиться специально. Вслед за И. Кобзевым В. Осокин упоминает о «большом интересе» ученых, который ВК вызвала на V Международном съезде славистов, на котором будто бы «достаточно обоснованно и серьезно поднимался вопрос о необходимости тщательного изучения этого литературного памятника» и «решено было подробно изучить это – во многих отношениях таинственное – произведение»[44]. После такого утверждения невольно начинаешь проникаться уважением к ВК и недоверием к ученым-скептикам. Но в том-то и дело, что все сказанное не соответствует действительности: как уже было сказано, на съезде С. Лесной не присутствовал, доклада не читал, поэтому никакого обсуждения и тем более решения съезда о необходимости изучать ВК не было и быть не могло. Не случайно в книге, опубликованной в 1965 г., через три года после съезда, С. Лесной не упоминает ни одного ученого, который бы ознакомился с ВК или высказал о ней свое мнение.
Другая неточность имеет принципиальный характер. В. Осокин утверждает, что А. Кур и С. Лесной «отсылают все материалы (фотографии и дешифровки) в Москву, в Славянский комитет для консультации с советскими учеными»[45]. Как мне известно, в Москву была прислана фотография с одной дощечки (да и то, как считает Л. П. Жуковская, – не с самой дощечки, а с прориси с нее). Если бы В. Осокин был прав, тогда и имели бы основания упреки, что ученые, располагая всеми необходимыми материалами, не опубликовали текст ВК и в то же время не высказались против нее с развернутой, а не частной аргументацией.
В 1984 г. И. Кобзев сообщает о попытках уточнить местонахождение усадьбы, где, по словам Ю. П. Миролюбова, А. Ф. Изенбек нашел дощечки[46]. Л. Сотниковой была предпринята попытка на основании ВК раскрыть закономерности славянского алфавита[47].
Но в сознании определенного круга любителей отечественной истории ВК все еще остается манящей загадкой. Статья в «Литературной газете», в которой я попытался рассказать о своих выводах, основанных на изучении полного текста ВК, все же не смогла ответить на все интересующие вопросы[48]. Об этом свидетельствует высказывание писателя Ю. Сергеева, приведенное в «Книжном обозрении»: «А «Велесова книга»? Ее давно пора издать. Но пока приходится слышать одни разговоры о том, не подделка ли это. Сомневающихся много. Непонятно другое: почему же тогда сомневающиеся не возьмут и не проанализируют книгу, не докажут, что «Велесова книга» имитирована кем– то? В связи с судьбой «Велесовой книги» вспоминается история «Слова о полку Игореве». Ведь в свое время и «Слово…» называли подделкой»[49]. Упреки знакомы, но справедливы ли? Можно возражать, что я не убедил Ю. Сергеева своими доводами в газетной статье, но анализ-то все же был сделан. И снова уже знакомая нам (не побоюсь повториться – кощунственная) параллель со «Словом.»…
Характерен и тот факт, что ВК и рожденная ею идея о языческой литературе на бересте или дощечках находят свое отражение и в художественной литературе, как, например, в романе С. Алексеева «Слово» и романе Ю. Сергеева «Становой хребет». В последнем есть, в частности, такой эпизод. Герой попадает в скит, где в потаенной пещере видит целую библиотеку: «…Широкие полки с уложенными на них бесчисленными берестяными листами и какими-то стопками дощечек». В том, что эта сцена навеяна разговорами о ВК, нет сомнений: герой берет одну из дощечек и читает на ней текст, являющийся бесспорно перифразой из ВК: «Богу Святовиду славу рцем, он ведь бог Прави и Яви, а потом поем песни…» и т. д.[50].
В уже упомянутом выступлении на страницах «Книжного обозрения» Ю. Сергеев обещает, что во второй книге романа он заставит героя вернуться в эту «языческую библиотеку» и прочесть находящиеся там книги. «Я хочу художественно дать читателю надежду на то, что у нас еще до христианства была величайшая культура», – говорит писатель. Так ВК оказывается уже своего рода аргументом в его попытках по-своему решить один из сложнейших вопросов истории русской культуры.
Именно поэтому и представляются необходимыми публикация и анализ текста ВК и рассмотрение истории ее открытия и изучения Ю. П. Миролюбивым и А. Куром.
Обратимся теперь непосредственно к ВК, так как всесторонний анализ и дощечек, и помещенного на них текста уже сам по себе поможет нам ответить на вопрос об их подлинности.
По сведениям Ю. П. Миролюбова, ВК представляла собой комплект дощечек с нанесенным на них текстом. С. Лесной цитирует письмо Ю. П. Миролюбова от 11 ноября 1957 г. (напомним: написанное по крайней мере через 16 лет после гибели или пропажи самих дощечек), в котором сказано следующее: «Дощьки были приблизительно одинакового размера, тридцать восемь сантиметров на двадцать два, толщиной в полсантиметра. Поверхность была исцарапана от долгого хранения. Местами они были совсем испорчены какими-то пятнами, местами покоробились, надулись, точно отсырели. Лак, их покрывавший, или же масло, поотстали, сошли. Под ним была древесина темного дерева. Изенбек думал, что «дощьки» березового дерева. Я этого не знаю, так как не специалист по дереву.
Края были отрезаны неровно. Похоже, что их резали ножом, а никак не пилой… Текст был написан или нацарапан шилом, а затем натерт чем-то бурым, потемневшим от времени, после чего покрыт лаком или маслом. Может, текст царапали ножом, этого я сказать не могу с уверенностью. Каждый раз для строки была проведена линия, довольно неровная. Текст был написан под ней… На другой стороне текст был как бы продолжением предыдущего, так что надо было переворачивать связку «дощек» (очевидно, как в листах отрывного календаря. –
Трудно поверить, чтобы дощечки IX в., претерпевшие к тому же тяжкие испытания в наши дни (вспомним многотрудный вояж из России в Бельгию и пребывание в морском мешке, шесть лет провалявшемся в углу!), все же сохранились: ведь толщина в 5 миллиметров в сочетании с размерами 38 на 22 сантиметра придала бы им необычайную хрупкость (рис. 1). Но закроем пока глаза на все эти странности, ибо нас ожидают в дальнейшем и другие загадки.
Сколько же было «дощечек-уникумов», если использовать выражение «Жар-птицы»? Неизвестно. С. Лесной лишь уклончиво пишет: ««Дощечки Изенбека» полнее «текста Миролюбива», так как Миролюбов по неуказанным причинам некоторые стороны дощечек не переписал (а может быть, и целые дощечки)», – и сетует: «Даже такие элементарные вещи: сколько же было дощечек и их обломков, не сказано… ни слова»[52]. В то же время в работе «Влесова книга» (с. 22) Лесной говорит о 35 дощечках, а Миролюбов в книге, возможно, оставшейся неизвестной С. Лесному, назовет число 37.
Но если допустить, что дощечки существовали, то было их гораздо больше. Говорилось, что каждая дощечка была исписана с двух сторон – лицевой и оборотной, обозначаемых издателями как «а» и «б» (таковы, например, дощечки 5а и 5б, 11а и 11б, 18а и 18б), но в некоторых случаях номер присваивается «связке дощечек» (это термин из публикации в «Жар-птице»): так, дощечка 4 имеет обозначения от «а» до «г», дощечка 6 – от «а» до «э» («э» следует после «е»), под номером 7 оказывается пять дощечек, см. также дощечки 17 (а, б, в), 24 (а, б, в, г) и др.
Рис. 1. Текст дощечки 16 – единственный опубликованный снимок
Но странно не только это. По словам Миролюбова, все дощечки были одинакового размера. В среднем они содержали от 19 до 21 строки. Дощечка 5а содержит 10 строк, дощечка 5б (оборотная сторона?) также 10 строк. Допустим, что дощечка эта не была записана полностью. На как понять, что существуют еще «осколки» дощечки 5б? Другой пример. Последней в «Жар-птице» была опубликована «Сборная дощечка № 27 (готская)». Публикацию предваряет такое примечание издателя: «Дощечка эта собрана из обломков и осколков многих дощечек, найденных и подобранных вестовым полковника Изенбека. Названа она готской потому, что в текстах этих обломков и осколков упоминаются готы».
Но среди этих «обломков и осколков» сохранились такие, которые содержат отдельные строки. Это значит, что раздавленная дощечка раскололась так, что уцелели щепы длиной во всю длину строки (38 см) и шириной приблизительно в 1 см, ибо не показано, что уцелели, хотя бы фрагментарно, верхние и нижние строки. И еще странность: по крайней мере три фрагмента из этой злосчастной дощечки представляют собой почти дословное повторение текстов с дощечек № 5б, 6д и 8.
И последнее предварительное замечание. Б. Ребиндер, опубликовавший текст и перевод 27 дощечек, оставил для будущих публикаций дощечки 8 (1), 8 (2) и 8 (3), 14, 19, 21, 22, 23, 25, 26, 28, 29, 30, 32, 33 и 34[53]. Он так поясняет свой отбор: «Все эти дощечки читаются легко. Распорядок слов в духе чешского языка, а главное – нет пропусков, и азбука не влесовица, а русская с буквами Ы и Я. Мы предполагаем, что Ю. П. Миролюбов, который собирался написать книгу про князя Святослава, пробовал писать в духе «Влесовой книги», т. е. языком десятого века. И для того чтобы не вводить людей в заблуждение, он нумеровал строчки до 45 и даже до 50. Поэтому мы решили покамест эти дощечки не переводить. Но повторяем, что этот поверхностный анализ вышеупомянутых дощечек – только наше предположение.
Тексты этих дощечек можно изучать по книге Н. Ф. Скрипника «Влесова книга». V часть» (Гаага, 1972)».
Однако наиболее основательные наблюдения мы можем получить, обратившись к самому тексту ВК. Он известен нам по трем источникам: по публикациям в «Жар– птице» (далее – Ж)[54], по машинописи, найденной в архиве Ю. П. Миролюбова в Аахене[55], и по машинописи, найденной в Сан-Франциско, – это, как утверждают, тот именно текст, который Ю. П. Миролюбов посылал А. Куру для публикации[56]. Этот текст обозначим М, и он представит для нас особый интерес.
Публикуя фотокопии М, Н. Ф. Скрипник предпослал им следующее предисловие, которое мы воспроизводим (в своем переводе с украинского на русский): «При тщательном разборе архива покойного Ю. Миролюбова в Аахене выявилось, что – кроме еще нигде не опубликованных 16 дощечек Изенбека[57] – в нем находились также и тексты следующих четырех дощечек, а именно: 16б, 34, 38а и 38б.
Тогда же было установлено, что далеко не все копии текстов, которые были уже опубликованы в «Жар-птице» и в сочинениях С. Лесного, сохранились в архиве.
Мы приняли за наиболее близкие к оригиналу Влес книги те экземпляры рукописи Ю. Миролюбова, которые сам Ю. Миролюбов на своей пишущей машинке переписывал и посылал А. Куру в редакцию для печати.
Кроме того, письма Ю. Миролюбова к Н. Скрипнику… неоднозначно указывали, что рукопись Ю. Миролюбова находилась в распоряжении А. Кура.
Поэтому розыски этих документов в архиве покойного А. Кура были крайне необходимы. Госпожа Ж. Миролюбова решила поехать в Калифорнию, чтобы вместе с дочерью А. Кура – Любою – рассмотреть этот архив. Как результат этой поездки она привезла в Аахен тексты записи 30 текстов дощечек Изенбека, посланных Ю. Миролюбовым А. Куру, и некоторые его комментарии к Влес книге. 27.6.1975 я получил возможность сделать фотокопии всех этих материалов в Аахене и послать их коллеге А. Кирпичу, который немедленно начал сравнение текстов Ю. Миролюбова с публикациями в «Жар-птице».
К нашему большому удивлению, выявилось, что между обоими вышеназванными текстами имеются сотни различий, какие никак нельзя объяснить обычной редакционной правкой… В качестве примера прошу сравнить тексты дощечек 6б и 6в, в которых в тексте А. Кура испорчено несколько чтений.
После тщательного обсуждения весьма странных и удручающих различий в текстах дощечек Изенбека мы – с коллегой А. Кирпичом – решили, что не имеем права ни скрывать, ни оставить их без пояснения.
Осуществляя это решение, я публикую в части 7 Влес книги фотокопии всех экземпляров текстов, подготовленных самим Ю. Миролюбовым на основе его собственной рукописи и посланных им А. Куру для редактирования и публикации.
Для того чтобы сделать возможным сопоставление этих текстов Ю. Миролюбова с текстами «Жар-птицы», каковые были опубликованы в части 6 Влес книги, оба издания объединены в одной брошюре…
Рукописи Миролюбова в архиве А. Кура пока не найдено, что, однако, не означает, что ее поиски окончены или безнадежны.
Гаага. 1.9.1975».
Приведем теперь сводные данные о местонахождении текста дощечек.
Как видим, большая часть текстов читается в М и Ж (а некоторые из них переизданы и С. Лесным), часть только в М: это тексты, обнаруженные в Сан-Франциско в архиве А. Кура (дощечки 34, 38а и 38б) и в Аахене в архиве Ю. П. Миролюбова (дощечки 8 (2), 8 (3), 14, 19, 21–23, 25–33).
Рис. 2. Текст «Влесовой книги» (дощечки 31 и 32). Из архива Ю. П. Миролюбова
Рис. 3. Текст «Влесовой книги» (дощечки 32 и 33). Из архива Ю. П. Миролюбова
Рис. 4. Текст «Влесовой книги» (дощечка 33). Из архива Ю. П. Миролюбова
Поделиться книгой: