Помоги проекту - поделись книгой:
Разнообразие таких интерпретаций, порой достаточно спорных, заставило некоторых специалистов отказаться от поиска соответствий между этими персонажами и заняться исследованием ценностных структур или систем, включавших в себя эти символические образы. Так, в историографии недавно обнаружилась тенденция объединять Гвиневеру и Алиенору в рамках общей интерпретации, касающейся власти женщин и, в частности, политической власти королев, — иными словами, об их роли в передаче королевской власти. В таком направлении работает Пегги Маккрекен, связывающая тему королевы-прелюбодейки с эволюцией власти королев, власти, которая, по мнению автора (чей постулат можно оспорить), пришла в упадок в XII в. Поведение Алиеноры в Антиохии и прелюбодеяние королевы Гвиневеры, описанное Кретьеном де Труа и в романах о Тристане и Изольде, было расценено многими критиками как наглядный пример куртуазной любви, однако оно не имеет к ней никакого отношения, а потому не стоит и пытаться установить между ними связь[879]. К тому же, несмотря на «слухи», касавшиеся инцидента в Антиохии, все королевы в действительности являли образец чистоты и целомудрия (утверждение, которое, естественно, можно оспорить), что приводило к перенесению проблемы в область чистого вымысла. Такое перенесение, очевидно, не могло продолжаться после выходок невесток Филиппа Красивого и их любовников, чье поведение послужило появлению множества исторических свидетельств, литературных произведений и киноверсий.
Таким образом, рассказы о королевах-прелюбодейках не были прямым отражением действительности; они лишь свидетельствовали об эволюции в XII–XIII вв. королевской власти, принадлежавшей женщине, о значимости королевского наследования и об относительном влиянии королевы на двор своего мужа. Они внесли свой вклад в разработку все более четкого понятия королевской верховной власти как специфически мужской привилегии. Отождествление «Гвиневера-Алиенора», по мнению автора, оказывается чисто умозрительным, а большое количество его интерпретаций свидетельствует лишь о сложности поиска реальных моделей, стоящих за образами королев-прелюбодеек. Исследовательница настаивает, не отрицая, правда, возможности существования этих моделей, на бесполезности такого поиска: для нее суть заключается в отображении изменения положения королевы при Дворе, а также во взаимосвязи темы прелюбодеяния, развернутой в романах, и эволюции понятия власти королевы во Франции XII–XIII вв.
В этой гипотезе, вне всякого сомнения, есть зерно истины. Действительно, жизненный путь персонажа, уготованный ему автором, был удобным способом передачи проблемы, существовавшей в обществе, и даже экзистенциального страха. Конечно, можно допустить, продолжив размышления П. Маккрекен, что тема прелюбодеяния королевы возникла в произведениях вследствие «страха», испытываемого мужчинами перед такими «женскими похождениями», не исключающими опасную возможность передачи королевской власти бастарду. Однако рассказы о прелюбодеяниях королев не являются чистым вымыслом. Они не «воспроизводят» исключительно мужские опасения, перенесенные в область литературного вымысла, — они покоятся на реальных фактах, породивших на свет такую проблематику и, соответственно, такой страх. Я даже уверен в том, что именно этот страх вынудил Людовика VII развестись с Алиенорой после инцидента в Антиохии и вызвал столько шума и пересудов в его окружении. С другой стороны, автор забывает упомянуть о том, что писатели сотворили из прелюбодейной любви королевы Гвиневеры (или Изольды) яркий, сильный образ, от которого невозможно отвлечься, и даже образ, обладающий позитивной значимостью, что, на мой взгляд, свидетельствует прежде всего о признании любви самостоятельной, отдельной ценностью. Таким образом, мы подходим к экзистенциальному, социальному и психологическому анализу, от которого автор отказывается, заменяя его политическими «наблюдениями», сделанными на основе ирреальных ситуаций из области литературного вымысла. К тому же сходство Алиеноры и Гвиневеры, как в их поведении, так и в их положении при дворе, слишком велико, а потому не стоит отбрасывать в сторону мысль об их взаимовлиянии. Следовательно, мы возвращаемся к проблематике, опять же исключенной автором из рассмотрения, то есть к поиску невымышленных «моделей», в данном случае — к личности самой Алиеноры.
Со своей стороны, я должен уточнить, что «личность» Алиеноры — это не всецело исторический персонаж, ставший для нас недосягаемым. Это архетип королевы, сложившийся в умах ее современников: для них Алиенора была женщиной, обладавшей анормальной властью и анормальной свободой. Кретьен де Труа, Мария Французская и Андрей Капеллан — все они, каждый на свой лад, посвящали свои произведения этой новой проблематике, которая закладывала основы для внедрения в аристократическое сознание новой концепции любви. Одной из ее составляющих являлся вопрос о роли, которую играла в ней женщина (особенно если эта женщина была королевой), принадлежавшая «куртуазному» обществу, — в частности (но не только), вопрос о взаимоотношении такой любви и роли женщины в наследственной передаче власти. Автор совершенно справедливо отмечает тот факт, что в романах все королевы-прелюбодейки бесплодны. Не был ли такой писательский ход способом устранения проблемы, которая заключалась в неизбежных последствиях адюльтера, в рождении бастарда, блокирующем дальнейшее размышление автора о любви?[880] Другими словами, социоструктурный подход П. Маккрекен, на мой взгляд, не должен исключать более частной, историко-экзистенциальной интерпретации, частично связанной с личностью самой Алиеноры, которая, будучи женщиной своего времени и даже «моделью», являлась частью этой проблематики. Гвиневера, вероятно, была ее литературной персонификацией, но ничто не противоречит предположению о том, что Алиенора могла «играть ее роль» если не в реальности, то, по крайней мере, в представлениях своих современников.
Ибо даже в умах своих современников Алиенора, необычная женщина, была «персонажем», готовым перейти в область мифов, образом, сотканным из их грез и страхов, из их вопросов и фантазмов.
Заключение
Итак, образы Алиеноры сложны и многогранны, но, несмотря на их различия, между ними тем не менее можно найти некоторое сходство.
Прежде всего, это власть королевы. Положение замужней женщины не позволяло Алиеноре осуществлять полноту власти, как она того, вероятно, желала. Тем не менее она пыталась, по крайней мере, в своих наследных землях, держать политическую ситуацию (часто сложную и напряженную вследствие неуемных нравов аквитанских баронов) под контролем, утверждая свою власть, когда ей это позволяло ее положение женщины и супруги, — в частности, во время «отсутствия» реальной власти ее мужа или сыновей вследствие их смерти (Генрих II, Ричард) или недееспособности (первые годы правления Иоанна).
То же самое мы можем сказать и о покровительстве Алиеноры, ограниченном все теми же границами. Без сомнения, сегодня следует отказаться от бытовавшей в своей время бездоказательной гипотезы о прямом (и даже исключительном) патронаже королевы при дворе, который, в присутствии ее супруга, являлся прежде всего двором короля. Однако радикальная позиция, которую занимают сегодня некоторые исследователи, стремящиеся, напротив, исключить любое «опосредованное» покровительство Алиеноры, кажется мне столь же неприемлемой. Действительно, существует множество свидетельств, доказывающих, что просвещенные люди и писатели придавали большое значение заинтересованности королевы в их трудах и надеялись на ее поддержку.
Этот интерес к Алиеноре отразился также во множестве литературных произведений, созданных поэтами и писателями в XII в. Помещая на первый план рыцарскую, куртуазную, а затем мистическую идеологию артуровского мира, ставшего крайне популярным во времена Алиеноры, авторы не могли не знать, что их читатель, как и они сами, будет устанавливать соответствия между двором Артура и двором Плантагенета, между Алиенорой и Гвиневерой или Изольдой. Следствием куртуазной модели явился новый взгляд на женщину, в частности, на королеву, а также на роль любви в представлениях просвещенных и аристократических кругов второй половины XII в. Какой бы ни была социологическая (крайне противоречивая) интерпретация любви, называемой «куртуазной», никто не станет отрицать того, что Алиенору — супругу короля при дворе Плантагенета, приравненном к рыцарскому двору Артура, — считали куртуазной королевой. Ничто не могло отделить ее от новой проблематики, касающейся любви, о которой рассуждали, каждый на свой лад, поэты, трубадуры и писатели ее времени, вкладывая эту проблематику в образы Изольды или Гвиневеры. Сходство между Алиенорой и Гвиневерой более чем правдоподобно, несмотря на то, что о смысле и значимости этих образов до сих пор не сходятся во мнениях. Гвиневера, как и Алиенора, являла образец куртуазной королевы — Андрей Капеллан не ошибался, приписав королеве роль «судьи-эксперта» в подобных вопросах.
Такое, по меньшей мере, частичное уподобление этих двух королев, вероятно, происходило одновременно в двух планах: от реального плана к вымышленному, как и от вымышленного к реальному, что побудило хронистов, очевидно, знакомых с куртуазной литературой своего времени, приписать Алиеноре некоторые крайности поведения, присущие Гвиневере.
Однако большой ошибкой будет сказать, что «легенда об Алиеноре», появившаяся на свет очень рано, исказила образ королевы, запечатленный хронистами. На самом деле никто не знает, каким было «реальное» поведение Алиеноры, в частности, в Антиохии. Мы узнаем о нем через рассказы хронистов, на которых уже оказал влияние «ассимилированный образ» Гвиневеры-Алиеноры. И, напротив, — легкость, с какой произошла подобная ассимиляция, свидетельствует о том, что представления об Алиеноре очень рано сблизили с представлениями, сложившимися относительно Гвиневеры. Влияние было взаимным, и Алиенора, как Гвиневера, оказалась в определенной степени выразительницей новой концепции женщины, источника страхов и фантазмов.
Таким образом, мы можем говорить о настоящем взаимопроникновении истории и литературы, о взаимном влиянии Генриха и Артура, Гвиневеры и Алиеноры. Как и в любом взаимопроникновении, обмен происходил в двух направлениях. «Подлинная история» Алиеноры внесла сильные изменения в принятые идеи: рассказ о ней, переданный первыми свидетелями обществу, чьи ценности были поставлены под сомнение, оказал воздействие на писателей и поэтов, которые, взяв его за образец, истолковали поведение королевы в свете новой социальной и нравственной проблематики, появившейся в литературных произведениях того времени. Вот почему путь, избранный некоторыми специалистами в области литературы, кажется мне ложным. Так, П. Зюмтор и еще в большей степени Р. Драгонетти, еще не переболевшие структурализмом, считают, что смысл исследования литературного произведения заключается не в «интерпретации», но в «чтении», а потому анализировать следует сам текст, исключительно как произведение искусства, не имеющее ни единой связи с его историческим контекстом, которое оно никоим образом не отражает[881]. Поэты, кто в большей степени, кто в меньшей, берут за образец Алиенору и Генриха, чтобы живописать или преобразить образы Артура и Гвиневеры, уже более-менее сложившиеся в предшествующей традиции. И, наоборот, хронисты, создающие «портрет» Алиеноры, берут за образец Артура и Гвиневеру. Но и те и другие делали это по вполне определенной причине: на их взгляд, эти персонажи имели много общего и вызывали сходные представления, которые были увековечены авторами.
Вот почему Алиенору нельзя отделить от ее легенды: ее история, как и легенды о ней, дошли до нас в рассказах, авторы которых брали за образец и ее жизнь, и легенду о ее жизни, способствуя тем самым их сложному переплетению. Можно лишь попытаться отделить то, что почти неоспоримо, от того, что проблематично, сомнительно и спорно. Именно это я и попытался сделать, разделив свою книгу на две части, но не притязая открыть тайну, которая, к счастью, всегда будет окутывать притягательный образ Алиеноры, женщины незаурядной для своего и, возможно, для нашего времени. Действительно, она нарушила традиционные представления о главенствующем положении мужчины в осуществлении и передаче власти, в выборе партнера в любви, в управлении Двором, а также в артистическом и литературном патронаже. В глазах приверженцев традиционного порядка Алиенора оказалась воплощением угрозы феминизации сеньориального и рыцарского уклада жизни, воплощением вызова, брошенного сеньориальной и церковной морали.
Одним словом, Алиенора является олицетворением вызывающего беспокойство, нарушающего привычный порядок вторжения Женщины в мир, до сего времени принадлежавший Мужчине. Ее образ, сотворенный ее же современниками, становится символом противоречия, возникшего во второй половине XII в. между новыми, дионисийскими, анархистскими и утопическими устремлениями
Библиография
CCM = Cahiers de Civilisation Médiévale.
H.F. = Recueil des Historiens des Gaules et de la France.
MGH SS = Monumenta Germaniae Historica (Scriptores)
PL = Patrologie Latine (J.-P. Migne)
Имена хронистов, чаще всего упоминаемых на страницах этого произведения, в примечаниях порой могут быть приведены в сокращенной форме. Ниже указаны имена, источники и типы сокращений:
Coggeshall = Raoul de Coggeshall, Chronicon anglicanum…
Devizes = Richard de Devizes, Cronicon…
Diceto = Raoul de Diceto (De Diss), Radulfi…
Gervais = Gervais de Canterbury, The Historical Works…
Giraud = Giraud le Cambrien (de Barri), De principis Instructione…
Hoveden = Roger de Hoveden (Howden), Chronica…
Howden = Roger de Howden, Gesta…
Matthieu Paris = Matthieu Paris, Chronica majora…
Newburgh = Guillaume de Newburgh, Historia regum…
Rigord = Rigord, Gesta Philippi…
Torigni = Robert de Torigni, Chronica
Adam d’Eynsham, Magna Vita sancti Hugonis. The Life of St Hugh of Lincoln, éd. D. L. Douie et H. Farmer, Édimbourg, 1961–1962.
Adam de Domerham, Historia de rebus gestis Glastoniensibus, éd. T. Hearne, Oxforde, 1727.
Ambroise, L’Estoire de la guerre sainte, éd. G. Paris, Paris, 1897.
André de Coutances, Le Roman des Franceis, éd. Anthony J. Holden dans Études de langue et de littérature du Moyen Âge offerts à Félix Lecoy, Paris, 1973, p. 213–229.
André le Chapelain, Tractatus amoris, éd. E. Trojel, Andreae Capellani regii Francorum de Amore libri très, Copenhague, 1892; éd. et trad. O. Walsh, Andreas Capellanus on Love, Londres, 1982; trad. fr. C. Buridant, Traité de l’amour courtois, Paris, 1974.
Annales Cameracenses, MGH SS 16
Annales Casinenses, MGH SS 19
Annales de Margam, éd. H. R. Luard, Annales monastici, Londres, 1864, vol. I (R. S. 36).
Annales de Waverley, éd. H. R. Luard, Annales monastici, Londres, 1865, vol. II (R. S. 36).
Aubri de Trois-Fontaines, Chronica, MGH SS 23, p. 631–950.
Aubry, P. et Bédier, J., Les Chansons de croisade, Paris, 1909.
Benoit de Sainte-Maure, Le roman de Troie, éd. et trad. E. Baumgartner et F. Vielliard, Paris, Lettres Gothiques, 1998.
Benoit de Sainte-Maure, La Chronique des ducs de Normandie, éd. C. Fahlin, Uppsala, 1951–1979.
Bernard de Clairvaux, Sancti Bernardi opera, éd. J. Leclercq, Ch. Rochais et Ch. Talbot (éd. cisterciennes), Rome, 1957–1977 (см. также PL 182 et 183).
Bernart de Ventadorn, Bernart de Ventadour, troubadour du XIIe siècle: chansons d’amour, éd. et trad. M. Lazar, Paris, 1966.
Bernard Guy (ou Guyon), Ex libro Bernardi Guidonis…, H.F. 12.
Bernard Itier, Chronique, éd. et trad. J.-L. Lemaître, Paris, 1998.
Bertran de Born, L’Amour et la guerre. L’Πuvre de Bertran de Born, éd. et trad. G. Gouiran, Aix-en-Provence, 1985.
Béroul, Le Roman de Tristan, poème du XIIe siècle, éd. E. Muret, Paris, 1967 (4); éd. J. Ch. Payen, Tristan et Yseut, Paris, 1974; éd. D. Lacroix et Ph. Walter, Paris, 1989 (Lettres Gothiques).
Césaire de Heisterbach, Dialogus Miraculorum, Dist. III, с. XII, éd. J. Strange, Cologne, 1851.
Cheney, C. R. (éd.), «A Monastic Letter of Fraternity to Eleanor of Aquitaine», English Historical Review, 1936, p. 448–493.
Chrétien de Troyes, Cligés, éd. et trad. A. Micha, Paris, 1982; éd. et trad. Ch. Mêla, Paris, 1994 (Lettres Gothiques).
Chrétien de Troyes, Erec et Enide, éd. et trad. J.-M. Fritz, Paris, 1992 (Lettres Gothiques).
Chrétien de Troyes, Le Chevalier au Lion (Yvain), éd. M. Roques, Paris, 1982; éd. et trad. D. F. Huit, Paris, 1994 (Lettres Gothiques).
Chrétien de Troyes, Le chevalier de la charrette, éd. M. Roques, Paris, 1981; éd. et trad. Ch. Mêla, Paris, 1992 (Lettres Gothiques).
Chrétien de Troyes, Le Conte du Graal ou le roman de Perceval, éd. W. Roach, Genève, 1959; éd. et trad. Ch. Mêla, Paris, 1992 (Lettres Gothiques); éd. Hilka et trad. J. Dufournet, Paris, 1997.
Chronicon Turonense magnum, éd. A. Salmon, Recueil des chroniques de Touraine, Tours, 1854.
Chronique de Morigny (1095–1152), éd. L. Mirot, Paris, 1909.
Chronique de Saint-Martial de Limoges, éd. H. Duplès-Agier, Paris, 1874.
Chronique des comtes d’Anjou et seigneurs d’Amboise, éd. L. Halphen et R. Poupardin, Paris, 1913.
Continuation de Guillaume de Tyr, éd. M. R. Morgan, Paris, 1982.
Étienne de Bourbon, Anecdotes historiques, légendes et apologues d’Étienne de Bourbon, éd. A. Lecoy de La Marche, Paris, 1877.
Étienne de Rouen, Draco Normannicus, éd. Howlett, Chronicle of the Reigns of Stephen, Henry II and Richard I, vol. II, Londres, 1885.
Eudes de Deuil, La Croisade de Louis VII roi de France, éd. H. Waquet, Paris, 1949; De profectione Ludovici VII in Orientem, éd. et trad. V. G. Berry, New York, 1941.
Ex anonymi Blandiniensis, H. F. 14, p. 21.
Ex Chronico Mauriniacensi, H. F. 12 et PL 180, col. 131–176.
Ex Chronico universali anonymi Laudunensis, MGH SS 26.
Ex fragmenti comit. Pictav., H. F. 12, p. 409.
Ex Historia Francorum, H. F. 12, p. 117.
Fœdera, conventions, litter et cujuscumque generic acta publica, éd. T. Rymer, R. Sanderson, G. Holmes, La Haye, 1745.
Fragmentum genealogicum ducum Normanniae et Angliae regum, HF 18, p. 241–242.
Gautier Map (см. Walter Map).
Geoffroy de Monmouth, Historia regum Britanniae (I, Bern, Burgerbibliothek MS 568), éd. N. Wright, Cambridge, 1984; Geoffroy de Monmouth, Histoire des rois de Bretagne, Paris, 1993 (La Roue à livres, Belles Lettres); Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М.: Наука, 1984.
Geoffroy de Monmouth, Vita Merlini, éd. et trad. angl. В. Clarke, Cardiff, 1973; Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М.: Наука, 1984.
Geoffroy Gaimar, L’Estoire des Engleis, éd. A. Bell, Oxford, 1960.
Geoffroy de Vigeois, Chronicon (extraits), H.F. 12, p. 28, p. 421–450 (pour les années 1060–1182) et H.F. 18, col. 211–223 (années 1183–1184); autre éd. Ph. Labbé, Chronica Gaufredi, Novae bibliothecae manuscriptorum librorum, t. II, Paris, 1657; trad. fr. Fr. Bonnélye, Tulle, 1864.
Gervais de Canterbury, The Historical Works of Gervase of Canterbury, éd. W. Stubbs, vol. I, The Chronicle of the Reigns of Stephen, Henri II and Richard I, R. S. 73, Londres, 1879–1880 (R.S. 73).
Gervais de Tilbury, Otia imperialia, MGH SS 27; éd. J. Stevenson, Londres, 1875 (R.S. 66); éd. partielle par A. Duchesne, Le Livre des merveilles (Divertissement pour un empereur, troisième partie), Paris, Les Belles Lettres, 1992; éd. et trad. S. E. Banks, J. W. Binns, Oxford, 2002.
Giraud le Cambrien, De principis Instructione, éd. G. F. Warner, Giraldi Cambrensis Opera, vol. VIII, Rerum Britannicarum Medii Aevi Scriptores, Londres, 1891 (reprint, 1964).
Giraud le Cambrien, Expugnatio Hibernica, Giraldi Cambrensis Opera, éd. J. F. Dimock, Londres, 1868 (reprint, Kraus Reprint, 1964); éd. et trad. A. B. Scott et F. X. Martin, Dublin, 1978.
Giraud le Cambrien, Gemma ecclesiastica, éd. J. S. Brewer (R. S. 21), Londres, 1862.
Giraud le Cambrien, Itinerarium Kambriae et Descriptio Kambriae, éd. J. F. Dimock, Londres, 1868 (R. S. 21), reprint, 1964.
Giraud le Cambrien, Speculum Ecclesiae, éd. J. S. Brewer, Londres, 1873 (R. S. 21), t. 4, p. 3–354.
Giraud le Cambrien, Topographia Hibernica, éd. J. F. Dimock, Londres, 1867 (R.S.); trad. fr. J.-M. Boivin, L’Irlande au Moyen Âge: Giraud de Barri et la Topographie Hibernica (1188), Genève.
Les Grandes Chroniques de France (Les), éd. J. Viard, Paris, 1930.
Guernes de Pont-Sainte-Maxence, Vie de saint Thomas Becket, éd. E. Walberg, Paris, 1936.
Guillaume de Cantorbery, Vita sancti Thorn, éd. J. Robertson, Londres, 1875 (R. S. 67), t. 1, p. 1–136.
Guillaume de Malmesbury, Gesta regum anglorum, The History of the English Kings, éd. R. A. B. Mynors, R. M. Thomson et M. Winterbottom, Oxford, 1998.
Guillaume de Nangis, Chronicon, éd. H. Géraud, Chronique latine de Guillaume de Nangis de 1113 à 1300, t. I, Paris, 1843.
Guillaume de Newburgh, Historia regum Anglicarum, éd. R. Howlett, The Chronicles and Memorials of the Reigns of Stephen, Henri II and Richard I (Rolls Series), Londres, vol. I, 1884, vol. 2, 1885; autre éd.: P. G. Walsh et M. J. Kennedy, William of Newburgh, The History of English Affairs, Livre 1, Londres, 1988.
Guillaume de Saint-Denis, Vie de Suger (Vita Sugerii), éd. A. Lecoy de La Marche, Ouvres complètes de Suger, Paris, 1867, p. 377–411; (autre éd. PL 186 et H.F. XII).
Guillaume de Tyr, Willelmi Tyrensis Archiepiscopi Chronicon, éd. R. B. C. Huygens, Turnhout, 1986.
Guillaume de Tyr (trad, en af sous le titre Eracles), éd. Paulin, Paris, Guillaume de Tyr et ses continuateurs, Paris, 1880.
Guillaume Le Breton, Gesta Philippi Augusti, éd. H. F. Delaborde, Ouvres de Rigord et de Guillaume Le Breton, Paris, 1882, t. 1, p. 168–320.
Guillaume Le Breton, Philippidos, éd. H. F. Delaborde, Ouvres de Rigord et de Guillaume Le Breton, Paris, 1882, t. 2, p. 1–385.
Haut Livre du Graal (Le) (Perlesvaus), éd. W. A. Nitze et T. A. Jenkins, New York, 1972.
Поделиться книгой: