Держи марку!

– Хлебный пудинг? Серьезно?

– Вроде да.

– Точно не живое? А то нам показалось, на ощупь как чья-то кожа, – сказал врач, листая страницы. – А, вот оно. Да, его штаны пришлось подвергнуть детонации после того, как взорвался один носок. Причины нам неизвестны.

– Он насыпает в них серу и уголь, чтобы сохранить свежесть ног, а штаны пропитывает в селитре – от комалярии, – сказал Мокриц. – Свято верит в народную медицину. Докторам он не доверяет.

– Да что ты говоришь? Значит, остались в нем еще крупицы здравого смысла. А вот с медсестрами лучше не спорить. Я делаю так: бросаю шоколадку, и пока они отвлечены, убегаю в противоположном направлении. А господин Грош, стало быть, считает, что человек сам себе врач?

– Он сам готовит себе лекарства, – объяснил Мокриц. – Каждый день он начинает с четверти пинты джина, смешанного с азотистым спиртом, серным порошком, можжевельником и луковым соком. Говорит, это прочищает желудочный тракт.

– Боги милосердные, кто бы сомневался. Он хотя бы курит?

Мокриц задумался.

– Нет. Но пар от него иногда поднимается, – сказал он.

– А его познания в алхимии?

– Отсутствуют, насколько мне известно, – сказал Мокриц. – Впрочем, он делает любопытные конфетки от кашля. Стоит пососать их пару минут, и сера сама вытекает из ушей. А на коленях он рисует смесью йода и…

– Хватит! – сказал доктор. – Господин фон Липвиг, бывают ситуации, когда мы, скромные адепты классической медицины, вынуждены в изумлении стоять в сторонке. Чем дальше, тем лучше в случае господина Гроша, и желательно за деревом. Забери его отсюда, пожалуйста. Вопреки всем ожиданиям, он на удивление здоров. Я понимаю, почему он перенес атаку банши с такой легкостью. Не исключено, что господина Гроша вообще нельзя убить традиционными методами, хотя я не рекомендовал бы ему танцевать чечетку. И парик с собой захвати. Мы пытались спрятать его в шкаф, но он вылез. Счет присылать на Почтамт?

– Здесь же написано «бесплатная больница» на входе, – заметил Мокриц.

– В широком смысле, да, – сказал доктор Лон. – Но те, кому боги ниспослали столько даров – сто пятьдесят тысяч, я слышал, – вряд ли нуждаются в дополнительной благотворительности, а?

И все томится в камерах Стражи, подумал Мокриц. Он залез в карман сюртука и извлек мятый лист зеленых анк-морпоркских долларовых марок.

– Марками возьмешь? – спросил он.

Иконография Пис-Писа, которого на руках выносит с Почтамта Мокриц фон Липвиг, попала на первую полосу «Правды», потому что сюжет, посвященный животному, несомненно, волновал всех читателей.

Хват Позолот смотрел на иконографию с непроницаемым лицом. Он перечитал сопровождающую ее статью, озаглавленную:

ЧЕЛОВЕК СПАСАЕТ КОТА

«Восстановим и Расширим!»

Обещание На Фоне Горящего Почтамта

Подарок Богов на $150000

Волна Застрявших Ящиков прокатывается по Городу

– Издатель «Правды» наверняка сожалеет, что у него в газете есть только одна первая полоса, – заметил он сухо.

Люди, собравшиеся вокруг большого стола в кабинете Позолота, издали некий звук. Тот звук, который получается, когда никто на самом деле не смеется.

– Ты думаешь, он и впрямь склонил богов на свою сторону? – спросил Сдушкомс.

– С трудом себе это представляю, – сказал Позолот. – Он знал, где искать деньги.

– Думаешь? Если бы я знал, где лежит столько денег, я бы их выкопал.

– Не сомневаюсь, – тихо произнес Позолот, и Сдушкомсу сразу стало не по себе.

– Двенадцать с половиной процентов! Двенадцать с половиной процентов! – закричал Альфонс, раскачиваясь на жердочке.

– Нас выставляют дураками, Хват! – сказал Стоули. – Он знал вчера, что линия обвалится! С тем же успехом мог и божественное указание получить! Поток местных сообщений уже упал. И каждый раз, когда мы будем простаивать, он будет гонять почтовые кареты, хотя бы из чистого злорадства. Он на все готов пойти. Он превратил Почтамт в… цирк!

– Рано или поздно все цирки уезжают из города, – сказал Позолот.

– Но он смеется над нами, – не унимался Стоули. – Если Магистраль опять встанет, не удивлюсь, если он отправит карету до Орлеи!

– Туда ехать несколько недель, – заметил Позолот.

– Да, но так дешевле, и письма доедут. Вот что он скажет. И скажет это громко. Надо что-то делать, Хват.

– И что же ты предлагаешь?

– Например, потратиться один раз и привести в порядок все оборудование?

– Не выйдет, – сказал новый голос. – У вас нет людей.

Все повернули головы к человеку, сидящему на дальнем конце стола. Поверх его рабочего комбинезона был надет сюртук, а рядом на столе лежал видавший виды цилиндр. Его звали господин Пони, и он был главным инженером Магистрали. Он работал в компании с самого начала и оставался в ней потому, что в пятьдесят восемь лет, с больными суставами, больной женой и больной спиной дважды подумаешь, прежде чем решиться на широкий жест и захлопнуть за собой дверь. Впервые он увидел клик-башню три года назад, когда возникла первая компания, но он был способным, а инженерное дело есть инженерное дело.

В данный момент его ближайшими друзьями на всем белом свете были розовые кальки. Он сделал все, что мог, и не собирался за всех отдуваться, когда лавочка наконец накроется, и его розовые кальки должны были этому способствовать. Белую бумагу – председателю, желтую кальку – подшить, розовую – оставить себе. Теперь никто не скажет, что он их не предупреждал.

Двухдюймовая стопочка свежайших калек лежала у него в папке. Чувствуя себя древним богом, высунувшимся из облаков посреди апокалипсиса с громогласным: «Я же говорил вам! Я же предупреждал вас! Почему вы не послушались? Сейчас уже поздно!» – он произнес терпеливо и сдержанно:

– У меня шесть бригад техобслуживания. На той неделе их было восемь. Я письменно оповестил вас об этом – вот копии. У нас должно быть восемнадцать бригад. Половину рабочих приходится обучать прямо на ходу, а времени на обучение нет. Раньше в такой ситуации мы отправили бы куда надо ходячие башни, а сейчас у нас даже на это нет людей…

– Значит, это займет некоторое время, мы поняли, – сказал Сдушкомс. – Сколько времени тебе нужно, чтобы… нанять еще людей и пустить эти твои ходячие башни и…

– Вы вынудили меня уволить очень многих мастеров, – сказал Пони.

– Мы их ни увольняли, мы их «отпустили», – возразил Позолот.

– Провели сокращение, – вставил Сдушкомс.

– И весьма успешно, – сказал Пони. Он достал из одного кармана огрызок карандаша и потрепанный блокнот из другого.

– Желаете быстро, дешево или качественно? – спросил он. – При нынешнем положении вещей могу обещать только одно из трех…

– Как скоро можно наладить всю Магистраль? – спросил Сдушкомс, а Позолот откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Шевеля губами, Пони пробежал взглядом цифры.

– Девять месяцев, – сказал он.

– Ну, если люди будут видеть, что мы стараемся все исправить, еще девять месяцев перебоев… – начал Стоули.

– Девять месяцев полной остановки Магистрали, – сказал Пони.

– Не говори ерунды!

– Это никакая не ерунда, господин, – отрезал Пони. – Мне нужно набрать и обучить новых мастеров, потому что прежние не вернутся, сколько бы я им ни предложил. Если закрыть Магистраль, я смогу привлечь семафорщиков – они хотя бы ориентируются на своих башнях. Мы сделаем больше, если не придется таскать и настраивать ходячие башни. Начнем с чистого листа. Башни изначально не были на это рассчитаны. Ласска не ожидал такого потока. Магистраль нужно закрыть на девять месяцев, господа.

Ему хотелось, ах, как же ему хотелось сказать: «Мастера. Знаете ли вы, что это значит? Это гордые люди, они развернутся и уйдут, когда им прикажут делать их дело наспех и кое-как, и неважно, сколько ты им заплатишь. Поэтому сейчас я нанимаю в «мастера» людей, чьего «мастерства» хватит разве что пол в мастерской подметать. Но вам-то все равно, лишь бы без дела не сидел, вы думаете, будто человек, семь лет проходивший в подмастерьях, ничем не отличается от какого-то прыща, который не знает, с какой стороны у молотка рукоятка». Он не сказал всего этого вслух, потому что люди в возрасте, хоть им и осталось намного меньше времени, чем двадцатилетним, обращаются с ним гораздо осторожнее…

– И никак нельзя побыстрее? – спросил Стоули.

– Господин Стоули, девять месяцев и есть «побыстрее», – сказал Пони, сосредоточившись. – Если вы не хотите закрываться, я могу попробовать уложиться в полтора года, если найду много рабочих, а вы потратите много денег. Но перебои будут происходить ежедневно. Это будет убожество, а не работа.

– Этот фон Липвиг пройдет у нас по головам за девять месяцев! – сказал Сдушкомс.

– Сочувствую.

– И во сколько это обойдется? – спросил Позолот мечтательно, не открывая глаз.

– Хоть так, хоть этак, господин Позолот, по моим подсчетам, тысяч в двести, – сказал Пони.

– Какой бред! Мы за Магистраль меньше заплатили! – взорвался Сдушкомс.

– Да, но, видишь ли, техобслуживанием нужно заниматься постоянно, господин. Башни обветшали. Ураган в сектобре и все эти беспорядки в Убервальде… у меня нет рабочей силы. Если не проводить техобслуживание, маленькая неисправность быстро становится большой. Я посылал вам кучу отчетов, господа. А вы дважды урезали мне бюджет. Должен сказать, мои ребята творили чудеса с…

– Господин Пони, – тихо сказал Позолот. – Мне кажется, здесь имеет место конфликт разных культур. Будь любезен, подожди немного в моем кабинете. Игорь заварит тебе чаю. Премного благодарен.

Когда Пони ушел, Сдушкомс сказал:

– Знаете, что меня сейчас беспокоит?

– Не томи, – Позолот сложил руки на своем дорогом жилете.

– Отсутствие господина Кривса.

– Он приносит свои извинения. Неотложное дело, – сказал Позолот.

– Мы его крупнейшие клиенты! Что может быть важнее нас? А его здесь нет, потому что он предпочел быть где-то в другом месте! Чертов покойник чует беду, и его вечно нет, когда что-то идет не так. Кривс всегда выходит сухим из воды!

– Вода, по крайней мере, пахнет приятнее формальдегида, – сказал Позолот. – Не паникуйте, господа.

– Кто-то уже запаниковал, – сказал Стоули. – Только не говорите мне, что этот пожар был случайностью! Что, правда? И что случилось с бедным толстяком Слыпнем?

– Спокойствие, друзья мои, спокойствие, – сказал Позолот. Они просто банкиры-акционеры, подумал он. Они не охотники – они стервятники. Они не видят перспективы.

Он подождал, пока все успокоились и посмотрели на него тем странным и довольно пугающим взглядом, характерным для богатых людей, которые боятся остаться бедными.

– Я ожидал чего-то подобного, – сказал он. – Витинари хочет нас разорить, вот и все.

– Хват, ты же понимаешь, какие у нас будут неприятности, если Магистраль перестанет работать, – сказал Мускат. – У некоторых из нас есть… невыплаченные долги. Если Магистраль окончательно рухнет, люди станут… задавать вопросы.

О, эти паузы, подумал Позолот. Хищение ведь такое сложное слово.

– Многим из нас пришлось немало потрудиться, чтобы найти деньги, – сказал Стоули.

Да, делать невинное лицо перед клиентами непросто, подумал Позолот. Вслух он сказал:

– Думаю, нам придется заплатить, господа. Думаю, да.

– Двести тысяч? – сказал Сдушкомс. – И где же мы возьмем такие деньги?

– Раньше доставали, – прошелестел Позолот.

– На что это ты намекаешь, скажи, пожалуйста? – сказал Сдушкомс, чуть-чуть переборщив с возмущением в голосе.

– Бедняга Криспин заходил ко мне накануне своей смерти, – сказал Позолот, невозмутимый, как ледяная глыба. – Нес какую-то несусветную чушь. Не стоит даже повторять. Ему казалось, что за ним следили. Однако он настоял, чтобы я забрал у него небольшой гроссбух. Он, разумеется, надежно заперт.

В комнате воцарилось молчание, и тишина разрасталась и накалялась от такого количества отчаявшихся, лихорадочно соображающих людей. Они-то считали себя честными, в том смысле, что делали только то, что и все вокруг, и не оставляли за собой крови, но в этот момент они почувствовали себя рыбаками, под которым только что треснула льдина, вынесшая их в открытое море.

– Я уверен, что и меньшей суммы будет достаточно, – сказал Позолот. – Пони не дурак, чтобы не округлить.

– Об этом ты нас не предупреждал, Позолот, – сказал Стоули с обидой.

Позолот помахал руками.

– Чтобы оставаться в выигрыше, нужно думать наперед, – сказал он. – Почтамт? Ловкость рук и немного мошенничества. О, у фон Липвига в голове полно идей, но больше у него нет ничего. Он поднял волну, но у него не хватит выдержки на долгий заплыв. В конечном итоге он еще и окажет нам услугу. Пусть мы немного возгордились, расслабились, но мы усвоим этот урок! Конкуренция сподвигла нас вложить несколько сотен тысяч…

– Несколько сотен? – воскликнул Сдушкомс.

Позолот жестом призвал к тишине и продолжил:

– …несколько сотен тысяч долларов в трудоемкий, необходимый и многообещающий капитальный ремонт всей нашей системы, и мы продолжаем поддерживать и укреплять наше взаимодействие с обществом, которому имеем честь служить. Мы отдаем полный отчет в том, что наши поспешные попытки усовершенствовать недостатки перешедшей к нам в руки инфраструктуры не были полностью удовлетворительны, и мы надеемся и верим, что наши верные и уважаемые клиенты проявят понимание в грядущие месяцы, пока мы в синергетическом взаимодействии будем осуществлять контроль за изменениями в стремлении к самосовершенствованию. Такова наша миссия.

Повисло немое восхищение.

– И вот так мы снова на коне, – заключил Позолот.

– Но ты сказал: несколько со…

Позолот вздохнул.

– Сказал, – сказал он. – Поверьте мне, господа, это игра, а хороший игрок всегда знает, как обратить неблагоприятную ситуацию в свою пользу. Посмотрите, чего мы уже добились. Немного наличных и правильный подход поможет добиться и остального. Уверен, вы найдете еще денег, – добавил он. – Там, где никто не хватится.

Это была не тишина. Это было за гранью тишины.

– Что ты предлагаешь? – спросил Мускат.

– Хищение, воровство, превышение полномочий, перераспределение средств… люди бывают так жестоки, – сказал Позолот. Он раскинул руки, и широкая дружелюбная улыбка заиграла на его лице, как солнце, вышедшее из-за туч. – Господа! Я все прекрасно понимаю! Деньги должны работать, двигаться, расти, а не храниться запертыми в сейфе. Слыпень этого, увы, не понимал. Так за все волновался, бедняга. Но мы… мы с вами деловые люди. Мы понимаем такие вещи, друзья мои.

Он окинул взглядом лица людей, до которых только теперь дошло, что они сидели верхом на тигре. Примерно до прошлой недели они ехали спокойно. Соскочить с тигра не составляло труда. Соскочить они могли. Дело было не в этом. Дело было в том, что тигр знал, где они живут.

Бедный Слыпень… всякие ходили слухи. Совершенно ничем не подкрепленные, надо сказать, слухи, потому что господин Грайль был выдающийся мастер своего дела, когда обходилось без голубей. Он передвигался когтистой тенью, и хоть и оставлял за собой слабый запах, его никогда не было слышно за кровью. Для нюха вервольфа нет ничего сильнее крови. Но улицы Анк-Морпорка полнились слухами, как утренним туманом.