Он это понял и присоединил актрису к списку своих побед, что дало несчастной Жюльетте новый повод для огорчения. В доме на площади Руаяль никого не принимали, равно как не принимали гостей и в квартире на улице Тур-д’Овернь. Но и там была возможность тайно пройти в его комнату, которую он описал в очаровательных стихах:
Актрисы, графини, замужние женщины были далеко не единственными посетительницами этой волшебной комнаты: туда приходили и любезные создания, не отличавшиеся строгостью нравов и добродетелью. Виктор, будучи благодарным и нелицемерным человеком, выражал им свою признательность. И на это у него были все основания: «Мужчины, которые заняты работой, вынуждены по причине нехватки времени брать первых попавшихся женщин, тех, кого называют грязными, безумными, куртизанками, запятнанными, опозоренными, падшими. Но в этих созданиях живут женщины. В их душах можно встретить деликатность, чистоту, бескорыстность, благородство, смелость, настоящую любовь, истинную добродетель. В них столько же сердечности, душевности и ума, сколько и в светских женщинах. Открытости в них больше, но зато намного меньше стыдливости».
Как ему было не чувствовать некоторую слабость к куртизанкам? Разве до встречи с ним Жюльетта не была одной из них? Разве не любовь к поэту возвысила ее? «Никакая грязь не замажет частицу божью», – написал он. Он не пропускает ни одной возможности обратиться за услугами к этим «падшим женщинам», которых он вознаграждал по заслугам: господин Гюго всегда считал своим долгом помочь людям, живущим в нищете…
В течение многих лет, предшествовавших государственному перевороту 1851 года, после которого поэт стал легендарным изгнанником, Виктор пользовался большим спросом: посредственная актриса Жозефина Фавиль, осужденная за воровство Элен Госсен, прекрасная незнакомка «готова на все» Натали Рену, авантюристка Лора Депре, совладелица «Комеди Франсез» Сильвани Плесси, выдававшая себя за виконтессу мадам дю Валлон. Не забудем упомянуть о «синем чулке» Луизе Коле[20], очень внимательно следившей за карьерой Виктора, и еще об одной великосветской даме, мадам де Жирарден, искавшей утешения у великого человека от похождений своего муженька, всемогущего хозяина газеты «Пресса» Эмиля де Жирардена[21]. Тому не повезло с Гюго, поскольку его тогдашняя официальная любовница, одна из самых ярких светских львиц того времени, Эстер Гимон решила внести Виктора в список своих побед над очень известными личностями. Несмотря на то что ему было прекрасно известна бурная жизнь красотки, Виктор с горячностью откликнулся на ее предложение: «Когда я смогу очутиться в Раю? Может, в понедельник? Хотите, во вторник? Вам подойдет среда? Вы опасаетесь за пятницу? А вот я опасаюсь опоздать». И начиная со следующей пятницы Виктор Гюго встал в длинную очередь воздыхателей Гимон.
Куртизанка Алиса Ози также имела впечатляющий список жертв своей красоты, где соседствовали Теофиль Готье[22] и один из сыновей Луи Филиппа герцог Омальский. Алиса Ози мечтала добиться успеха на сцене, но к тому времени добилась уже успеха в жизни, многие банкиры помогали ей материально: она жила в шикарной квартире, главным ее украшением была кровать из красного дерева… которая была предметом первой необходимости. Пикантности этому новому любовному приключению нашего поэта придавало то, что он был не первым Гюго: Виктор приступил к осаде красотки, когда его старший сын Шарль уже вздыхал по Алисе и подчинялся всем ее многочисленным капризам. Однажды она заявила Шарлю, что была бы польщена, если его знаменитый отец написал бы в ее альбоме какое-нибудь стихотворение. Когда Алиса приняла его, Виктор не заставил себя долго упрашивать и с некоторым оттенком игривости, которую при определенных обстоятельствах не стеснялся проявлять, написал:
Не стоит волноваться, дорогой читатель, это желание было выполнено! К огромному огорчению несчастного Шарля, вынужденного уступить место отцу. Сделал он это с разбитым сердцем, поскольку искренне любил эту жестокую женщину. А его родитель считал этот новый роман одним из очередных удовольствий. Действительно, все эти победы проносились по жизни поэта как прекрасные метеоры. Не имея сил противостоять новому соблазну, Гюго отдавался ему тем более стремительно, что женщины, которых он старался соблазнить, также старались соблазнить его. Это происходило потому, что ему, как никакому другому мужчине, было знакомо искусство соблазна и тактика действий. Как же можно было отказать влюбленному мужчине, который говорит и пишет такие прекрасные слова, пусть даже их искренность продиктована сиюминутной страстью?
Его поразительное непостоянство и чувственный голод заставляли искать новых партнерш. Но эти поиски все-таки были ограничены присутствием рядом Жюльетты. Бедная Жюльетта стала затворницей по воле своего повелителя, несчастная не знала про его любовные похождения, но могла себе их представить, но она по-прежнему была любима, не так страстно, как в первые дни, не столь горячо, как ей бы хотелось, но все же довольно сильно и нежно. Такой эгоист, каким был Виктор, даже и не думал разлучаться с ней. Несмотря на многочисленные измены, на подковерную борьбу, которую Адель вела против нее, Гюго понимал, что его судьба была навеки связана с этой замечательной женщиной. Поэтому ему удавалось с легкостью притворяться, и пусть она сожалела о том, что уже не внушает любовнику былой страсти, Жюльетта была счастлива. Каждое посещение великого человека она встречала с волнением юной девушки, ждущей своего сказочного принца. В рамках добровольного заточения у Жюльетты все-таки была некоторая компенсация: во-первых, были три дня, которые парочка отмечала ежегодно с неугасающей радостью, – 17 февраля, годовщина их первой ночи любви, день святой Юлии, настоящее имя молодой женщины было Жюльен, и, наконец, 1 января, когда они подтверждали клятвы, данные когда-то друг другу. Но с особенным нетерпением Жюльетта ждала того момента, когда наступало время их «небольшого путешествия». Во время отпусков Жюльетта получала возможность совершать любовные путешествия за границу, в Германию, Испанию, Бельгию или Голландию. Это были моменты наслаждения, они заставляли ее забыть одиночество и даже измены Виктора. Была у нее и еще одна радость близкой жизни: несмотря на то что Виктор часто клялся ей, что никогда не любил ни одну женщину, кроме нее, ей хотелось, чтобы эта клятва давалась в торжественной обстановке. Как мог поэт отказать в этом желании женщине, которая дала ему долгие годы безоблачного счастья? В ночь с 17 на 18 ноября 1839 года Виктор и Жюльетта отпраздновали свою «мистическую свадьбу». В ходе этой церемонии Виктор поклялся, что никогда не разлучится с Жюльеттой, и он выполнил свою клятву, хотя и не стал отказываться от своих тайных удовольствий. Да и могли ли для этого человека, влюбленного в любовь, существовать какие-нибудь преграды в исполнении его желаний?
С этой февральской ночи 1833 года, несмотря на кризисы и испытания, Виктор и Жюльетта продолжали вписывать все новые страницы в роман любви. Жизнь осыпала поэта почестями: он был избран членом Французской академии, произведен королем Луи Филиппом в пэры Франции, стал чем-то вроде национального памятника, возбуждая вокруг себя столько же восхищения, сколько и зависти. Эти почести, как и сплетни, не могли не повлиять на жизнь влюбленных: по мере того как ее Тото взбирался по ступеням славы, Жюльетта чувствовала себя отброшенной, приговоренной к жизни в тени и опасавшейся потерять смысл жизни.
Это длительное существование вдали от мирской суеты привело к тому, что она долго не знала о новом любовном романе великого человека. На сей раз речь не шла о случайной мимолетной связи. В начале 1844 года Гюго познакомился с некой молодой блондинкой с призывной улыбкой и влажными глазами. Она охотно играла на своей слабости, а в отношениях с таким мужчиной, каким был Гюго, это было самым надежным способом привлечь к себе его интерес. Урожденная Леония д’Оне, она неудачно вышла замуж за художника по имени Огюст Биар[23] и надеялась встретить родственную душу. Поэт сразу же был соблазнен ее несчастной судьбой и увлекся ею… «Ты ангел, и я целую твои ноги, целую твои слезы… Я люблю тебя еще сильнее, чем это могут выразить мои слова, взгляды и поцелуи… Самая страстная ласка ниже любви, которую я к тебе испытываю…» «Поцелуй, которым ты наградила меня при расставании через вуаль, похож на любовь в отдалении…»
Да, именно такие слова он использовал и в первых письмах к Жюльетте… В этой схожести есть нечто тягостное, по крайней мере, он сам понимал, что его поведение было достойно осуждения. А Леония рассчитывала извлечь для себя выгоду из увлечения этого прославленного мужчины. Прежде всего она хотела, чтобы он помог ей в литературной карьере, поскольку ей хотелось писать. Кроме того, она надеялась получить от него кое-какие средства на покрытие личных расходов, потому что муж был довольно скуп. Леония нашла неожиданную союзницу в лице Адель Гюго. Законной супруге поэта представился случай утолить злобу, которую она продолжала питать к несчастной Жюльетте. Леония была встречена с распростертыми объятиями на улице Тур-д’Овернь. Обе очень надеялись, что поэт порвет наконец старую любовную связь. Но Виктор остался верен Жюльетте, даже несмотря на бурные сцены, которые ему устраивала новая любовница. И поэтому случился скандал, перипетии которого очень напоминают водевиль. Обманутый муж, господин Биар организовал слежку за женой. В один прекрасный летний день 1845 года любовники были застигнуты на месте неким комиссаром полиции в одной холостяцкой квартире в переулке Сент-Рош. Там они занимались отнюдь не поэзией. Гюго, совершенно обнаженный, закрылся простыней за неимением ничего другого и заявил, что в его положении пэра Франции он не намерен подчиняться полиции. Это дело получило широкую огласку, и Гюго боялся, что его репутация пострадает от этого скандала. И тут в дело вмешался сам Луи Филипп: пригласив оскорбленного мужа нарисовать фрески во дворце Сент-Клу, он убедил его забрать из суда жалобу на супружескую измену. Это дало повод злым языкам утверждать, «что с помощью фресок король замял похождения господина Гюго». К огромному облегчению Гюго, очень скоро волна, поднятая этим скандалом, улеглась.
Но Жюльетта ничего не знала об этом случае и продолжала бы оставаться в неведении, если бы Леония не решила ускорить события и не совершила поступок, не делавшей ей чести: в 1851 году она прислала Жюльетте пачку писем поэта, в которых тот говорил о его страсти к новой любовнице. Жюльетта пришла в отчаяние и сбежала. Гюго был потрясен. Вопреки надеждам Леонии, ни Виктор, ни Жюльетта даже не подумали о разрыве. У Жюльетты даже хватило сил предложить уступить свое место. Но Гюго жертвы не принял, и эта парочка нашла решение, которое очень устраивало поэта: ему были даны четыре месяца на раздумья, чтобы он смог сделать выбор между обеими женщинами. Это было разумное решение, позволившее ему не менять свои привычки. Но события в стране перечеркнули эту приятную комбинацию.
2 декабря 1851 года президент республики Луи Наполеон осуществил государственный переворот, который привел его к власти. Виктор Гюго яростно воспротивился этому. В течение трех дней вместе с горсткой республиканцев, не обращая внимания на опасность, он пытался организовать сопротивление. Все это время, словно тень, Жюльетта следовала за ним, готовая грудью защитить своего Тото от пуль. Именно она достала ему паспорт, благодаря которому он смог выехать в Брюссель и избежать ареста.
Так политика пришла на помощь любви и спасла Жюльетту от опасного соперничества с Леонией. 31 декабря вместе с поздравлениями по случаю Нового года Виктор прислал Жюльетте вот такое признание: «Ты была восхитительна, Жюльетта, в мрачные и тяжелые дни. Я нуждался в любви, и ты, благослови тебя Господь, мне ее дала. Во время рискованных приключений я слышал, как твоя рука поворачивала ключ в двери, и я больше не боялся опасностей и мрака, что царил вокруг меня, – ко мне входил свет…»
Во время скитаний, сделавших Гюго легендой, Брюссель был всего лишь одним из этапов, равно как позже и остров Джерси. Всякий раз его острые выпады против Наполеона III вынуждали местные власти просить его сменить место жительства, поскольку не хотели портить отношения с новым французским императором. Естественно, Жюльетта повсюду следовала за ним, оставаясь в тени, но принося ему большую пользу. Она поехала за ним и в Гернси, где он купил большой дом под названием Отвиль-Хауз, поскольку понял, что возвращение во Францию откладывалось на неопределенный срок. Он там поселился и выписал туда свою семью, что очень не понравилось Адель. А Леония, хотя и проиграла партию, продолжала просить у Виктора денег, а тот старался выполнять эти просьбы.
Что же касается Жюльетты, то она сняла небольшую квартиру рядом с Отвиль-Хауз. Из окна она могла видеть комнату поэта и наблюдать, как по утрам он занимается туалетом. Законная супруга очень неодобрительно относилась к присутствию соперницы в Гернси, но Виктор и слышать не хотел о расставании с женщиной, которой он был обязан свободой. Недавние опасности укрепили их связь, о чем свидетельствует это поразительно страстное письмо: «Недавно я оказался в одиночестве в твоей комнате, любимая, и знаешь, что я сделал? Я поцеловал твои туфли
Но если Гюго хотел этим показать Жюльетте силу своей любви, он и сам стал предметом подобного обожания. И не кого-то простого! Высокопоставленная дама, графиня Сакс-Кобургская, в 1852 году однажды прислала ему вот такое, по меньшей мере нескромное послание: «Мои губы касаются ваших ног. Какое счастье! Я хотела бы омыть ваши ноги, обрызгать их духами и вытереть своими волосами».
Как видно, ссылка не положила конец подвигам этого влюбленного в любовь мужчины. Но стоит отметить, что большинство его побед были одержаны над домашней прислугой. Выбрав себе спальню на последнем этаже Отвиль-Хауз, он разместил субреток в комнате рядом, так сказать под рукой.
Читая его личные дневники, мы понимаем, сколь огромен был аппетит мужчины, чей возраст не мог унять потребности в любви. В течение семнадцати лет, проведенных в Гернси, мы видим вереницу женских имен, занесенных в качестве побед. Звались ли они Марией, Розали, Жанной, Коэлиной, Евой или Софией, каждая из них заслужила право быть упомянутой в нескольких строках оценки, написанных поэтом из предосторожности на испанском языке с указанием дат их «потребления». Перечислить их всех не представляется возможным по причине большого числа пожелавших ответить на его любовный призыв. Они также получали какие-то вспомоществования, ибо поэт был щедр в отношении тех, кто скрашивал его ночи. В качестве примера приведем одну новую служанку-фламандку, которая ни слова не понимала по-французски… но которая, очевидно, почувствовала, что хотел от нее хозяин, поскольку заслужила такую аннотацию на языке Сервантеса: «Bis! Tota Johanna».
Занятия любовью со служанками, как бы часты они ни были, все же оказывались недостаточными для того, чтобы удовлетворить желание этого неустанного любовника. В его меню мы видим сплошную мешанину: явившаяся к нему с визитом жена архитектора из Кальвадоса; молодая соседка виолончелистка Элен де Катов, чей муж постоянно отсутствовал дома – это с его стороны было крайне неосторожно, поскольку рядом был Виктор Гюго; многочисленные почитательницы его таланта, приходившие внезапно и удостаивавшиеся «почестей» от мэтра; девица Арман, мадам Шерон, вдовствующая мадам Видаль… И опять-таки, невозможно перечислить их всех, количество завалило бы читателя. Можно понять, что эти удовольствия, полученные в саду греха, вдохновили поэта на написание «Песен улиц и лесов»[24]:
Жюльетта прекрасно знала своего Тото. Она-то понимала, что все эти служанки жили рядом с ним вовсе не случайно, а были скорее легкодоступными плодами. Но Виктору было достаточно написать ей несколько стихов или письмо, чтобы в ее по-прежнему страстно бьющемся сердце снова наступало умиротворение:
или когда он с прежней страстью прославил ежегодно отмечаемую дату ее рождения:
Новым источником счастья становились для Жюльетты те дни, когда Гюго поручал ей переписать начисто рукописи своих написанных в изгнании произведений. Персонажи и события романа «Отверженные»[25] захватили ее и помогли скрасить время между визитами возлюбленного. Кроме того, время от времени парочка уезжала из Гернси на одну их тех вылазок, которые были для Жюльетты чем-то вроде «свадебного путешествия». Да, милая Жюльетта имела право получить компенсацию за то, что так долго терпела любовные выходки этого божественного мужчины… В течение последовавших лет Виктор то оживлял, то охлаждал их отношения. После смерти Адель поэт предложил Жюльетте выйти за него замуж, но она с большим достоинством отказалась, поскольку не желала занимать место «дорогой усопшей». Но это не мешало ей вести себя как жена-тиран и следить за всеми словами и поступками того, кого она любила. По правде говоря, поводов для этого у нее было предостаточно. После крушения империи, когда Гюго вернулся в Париж после восемнадцатилетнего изгнания, в первых рядах приветствовавшей его толпы стояла одна совсем юная двадцатилетняя женщина. Это была Юдифь, дочь Теофиля Готье[26]. Несмотря на почти полувековую разницу в возрасте, Виктор без особого труда завоевал ее. Все это у него получалось, потому что в разговорах с женщинами он использовал слова восхищения. Так, во время осады Парижа, когда парижане голодали, он пригласил Юдифь на ужин, но красотка не смогла прийти. И тогда он написал ей такое четверостишие:
Другой юной красавицей, которая не смогла не поддаться чарам старого фавна, была Сара Бернар. Во время новой постановки пьесы «Рюи Блас»[27], где актриса играла роль королевы Испании, она познакомилась с «любимым монстром», как Бернар его назвала. И вскоре испытала на себе его очарование. Виктор знал, как себя повести. Свидетельством тому может служить записка, которую он ей написал наутро после премьеры: «Вы взволновали меня, старого бойца, и пока публика, которую вы разжалобили и очаровали, хлопала вам, я плакал. Эта слеза принадлежит вам, и я кладу ее к вашим ногам…» К записке была приложена коробочка с браслетом, на котором висела бриллиантовая слеза.
Результат не заставил себя долго ждать, и молодая женщина – в то время Саре было двадцать восемь – сдалась на милость победителя. Но тут случилось интересное событие: спустя несколько недель она обеспокоенно сообщила поэту, что беременна. К счастью, это оказалось ложной тревогой, и Гюго, как обычно, записал по-испански в своем дневнике: «El nino no sera hecho!»[28]
В годы особенно бурной старости Виктор одержал и другие победы. Пусть менее значительные, но ставшие не менее дорогими для его сердца. Начиная с актрисы Мари Мерсье, ставшей вдовой в восемнадцать лет после расстрела версальцами мужа-коммунара. Алиса Гюго, невестка поэта, наняла Мари в качестве кастелянши во время проживания семейства в люксембургском городке Виан. Молодая Мари тут же была соблазнена. «Никто не говорил мне таких очаровательных слов, которые утешают и восторгают душу…» – сказала она позже. Она сопровождала его во время прогулок по Медвежьей долине. У Жюльетты для таких прогулок уже не хватало сил, и она смирилась с тем, что с ним гуляет другая. Присутствие рядом молодой Мари вдохновило поэта на стихи, которые показывают, какими на самом деле были отношения между девушкой и этим исключительным стариком:
Мари до самой смерти поэта любила «божественного чаровника с седыми волосами», как она его называла. И в течение долгих лет этот великий человек регулярно наведывался в пригород Шарон, где жила его нимфа с верным сердцем…
Вскоре дни поэта осветила еще одна весенняя улыбка. Жюльетта лично наняла молодую девушку по имени Бланш – той было двадцать четыре года, – чтобы та переписывала рукописи поэта, поскольку зрение уже не позволяло заниматься этим лично. Бланш имела образование, намного превосходившее ее работу. Она была красивой брюнеткой, обладала природной элегантностью и импульсивным умом. К этому добавилась большая чистота чувств. Она оказалась еще и девственницей и намерена была ею оставаться. Несмотря на то что известный соблазнитель увлекал ее, она оставалась неприступна из чувства уважения к Жюльетте и самой себе. Это вдохновило Виктора на написание такого стихотворения:
Как и все другие, юная Бланш в конце концов сдалась и подарила поэту свою невинность.
Когда Жюльетте открылась истина, случилась трагедия. Подобно позыву души молодой обманутой любовницы, старая подружка решила уйти, а Виктор, как юный любовник, бросился вслед за ней. После пятидесяти лет легендарной любви он не кривил душой, когда написал:
А Жюльетта в своем последнем пожелании, адресованном ему 1 января 1883 года, снова показала, что ее чувства были достойны этого гениального мужчины: «Любимый, не знаю, где я в это же время буду находиться, но я счастлива и горда тем, что могу подписаться под моей жизнью словами: “Я тебя люблю”».
Жюльетта умерла 11 мая 1883 года, а Виктор последовал за ней в могилу двумя годами позже:
Это он воскликнул в тот момент, когда Жюльетта уходила в мир иной.
Он, несомненно, знал, чем был обязан этой простой девушке, которая всю жизнь жила его жизнью. Дошел бы он до таких высот, если бы его не охранял этот нежный ангел? Неизвестно. Во всяком случае, он так красиво воспел любовь и женщин только благодаря Жюльетте:
II
Франциск I
любил «любезных» женщин
Когда Франциск I[29], едва взойдя на французский престол, заявил: «Я хочу видеть вокруг себя только самых красивых и самых любезных женщин…» – всем стало ясно, чем он будет заниматься во время своего царствования, и это обеспечило дамам почетное место при дворе. Его правление стало триумфом женщины, ее реваншем за многие века жизни в затворничестве и притеснениях. Кончились скучные времена, когда она, сидя за веретеном, ждала, когда же муж вернется с войны или охоты. Беря пример с короля, дворяне и поэты стали прославлять грациозность, красоту, ум своих подружек и соперничать за право обладания ими. В этой погоне за удовольствиями Франциск всегда оказывался победителем, и ни одна женщина не отказывала ему в благосклонности. Это происходило не только потому, что он носил корону, его личность просто лучилась соблазнительностью. После победы при Мариньяно, в ореоле славы, завоеванной на полях сражений, это был двухметровый молодец, тело его дышало силой, но во взгляде читался ум и тонкость мысли, которые он неоднократно проявлял. Этот отчаянный охотник, этот атлет с силой Геракла мог при случае проявить нежность и обходительность, особенно когда речь шла о том, чтобы понравиться какой-нибудь красавице. На турнирах он с необычайной силой машет мечом и ловко орудует копьем, но когда он хочет понравиться, то виртуозно составляет мадригал. По примеру Клемана Маро[30], который, кстати, частенько служил ему «негром», когда надо было направить какую-нибудь особенно изящную эпиграмму, он и сам частенько прибегал к стихам в любовных посланиях. Стоит ли удивляться, что те, за кем он начинал ухаживать, вели себя довольно «любезно», в тогдашнем значении этого слова.
Для этого монарха, увлеченного красотой во всех ее проявлениях, женщины были самым драгоценным украшением. Как он сам сказал: «Двор без дам похож на сад без цветов». И поэтому его двор представлял собой настоящий вольер, наполненный женским смехом. У него в доме жили не менее двадцати семи чудесных созданий, за которыми он пристально приглядывал.
Он сам наряжал их за свой счет и на свой вкус и старался выполнить их любое желание. Естественно, в любви он был непостоянен, но всегда рассчитывал на взаимность и не допускал, чтобы при нем критиковали поведение его любовниц, даже если они и обкрадывали его. Он требовал, чтобы к любой женщине при дворе относились с должным уважением независимо от ее положения, а его забота распространялась даже на публичных девок. Он в некотором смысле «узаконил» проституток, которые повсюду следовали за его двором. Свидетельством тому служит записка казначею, где он повелел «выдать Сесиль де Вьевиль, хозяйке девиц, сопровождающих наш двор, двадцать золотых экю». При этом он не считает этот подарок оплатой за их труды, а рассматривает это в качестве месячного содержания «как для нее самой, так и для распределения денег между другими женщинами и девицами ее профессии». Поступок тем более замечательный, что сам он никогда не пользовался услугами этих любезных созданий. Ему не было необходимости прибегать к их услугам для удовлетворения своих желаний: самые знатные дамы королевства считали за честь сделать это.
Такое любовное влечение Франциск впитал с пеленок. Его отец, Карл Ангулемский, держал при себе двух любовниц, а его мать, Луиза Савойская, была довольна таким положением вещей и даже сделала одну из них своей фрейлиной, а другую – своей компаньонкой. Эти три женщины жили между собой в таком согласии, что даже умудрились забеременеть в одно и то же время! И таким образом будущий Франциск I, появившись на свет в 1494 году, уже имел двух сводных сестриц. Это тройное прибавление потомства говорило о большой мужской силе Карла Ангулемского, которую он и передал своему сыну. Возможно, утомившись от своих «подвигов», это было немудрено, граф Ангулемский внезапно умер. Это печальное событие никоим образом не изменило ритм жизни его семейства, все три «вдовы» продолжали жить в гармонии. Но тут вдруг случилось событие, достойное театра: молодой король Франции Карл VIII, ударившись головой о косяк двери в замке Амбуаз, скоропостижно скончался, не оставив после себя наследника. На трон взошел его кузен герцог Орлеанский, ставший королем Людовиком XII. Поскольку и у того не было детей мужского пола, юный Франциск внезапно стал возможным наследником трона.
Поскольку Людовик XII пожелал, чтобы новый дофин жил при нем, Луизе Савойской пришлось оставить свой замок Коньяк и переехать в Амбуаз. Вместе со своим багажом она прихватила с собой обеих любовниц своего покойного мужа и их дочек, а также своего камергера Жана де Сен-Желе, с которым она нашла утешение от семейных неурядиц.
Прибытие этого, по меньшей мере нескромного табора вызвало недовольство Людовика XII, и тот стал искать способ, чтобы не оставлять трон такому семейству. Самым простым было жениться на вдове предыдущего короля, герцогине Бретонской. Луиза Свойская стала опасаться, что ее Цезарь, так она называла сына, не получит короны. Но новая королева производила на свет только девочек или мертворожденных мальчиков.
А в это время Франциск стал высоким и крепким подростком, к великому огорчению Людовика, который очень его недолюбливал. Но он все-таки решил выдать за дофина свою дочь, наследницу Бретани. Таким образом, прекрасная провинция Бретань осталась под эгидой Франции. Будущая женитьба вовсе не помешала Франциску упорно бегать за юбками. Надо сказать, что в свои восемнадцать лет, с такими внешними данными, ему не было необходимости прилагать много сил, чтобы соблазнять женщин. И он этим пользовался! Часто, как только наступала ночь, он, переодевшись, ходил по улицам Парижа в поисках все новых любовных приключений. Одновременно он продолжал поддерживать любовную связь с красавицей женой адвоката по имени Жанна Дизом[31]. Эта фамилия очень полно отражала наклонности этой дамы, которая вела до встречи с ним очень бурную жизнь. Она не стала отклонять ухаживания Франциска. Старшая сестра будущего короля Маргарита была и его доверенным лицом, и она донесла до нас рассказ о любовной связи брата с красивой женой адвоката. Она рассказывает, что однажды вечером Франциск, ничего не боясь, явился к мэтру Дизому под предлогом получения консультации, поскольку прослышал о его удивительных способностях. Адвокат был очень польщен этим и рассыпался в любезностях.
Воспользовавшись тем, что муж вышел, чтобы приготовить для посетителя выпить, Жанна посоветовала Франциску, уходя, пройти в пристройку во дворе дома, куда обещала прийти. И Маргарита продолжает: «Франциск вошел в вещевую комнату, куда за ним пришла красотка, когда ее муж уснул. Она провела его в кабинет, где не было ничего более красивого, чем он и она. Не сомневаюсь в том, что она дала ему все, что пообещала».
Желание заставляет работать воображение. Франциск, которому страстно хотелось снова увидеться с этой молодой женщиной, понятно, не мог прибегнуть повторно к такому приему. Но он нашел другое решение. К дому семьи Дизом примыкал монастырь. Однажды ночью Франциск пришел туда и сказал открывшему ему дверь монаху, что хотел бы помолиться в часовне монастыря. Восхищенный таким ночным благочестием, священнослужитель впустил его. Оставшись один, Франциск перелез через стену и спустя несколько минут уже держал прекрасную мадам Дизом в своих объятиях.
Все эти многочисленные похождения не мешали дофину следовать своей главной цели – утвердить свои права на французскую корону. Первым шагом на этом пути стала его женитьба на дочери короля Клод. Хотя перспектива семейной жизни его не особенно радовала – принцесса имела чистую душу, но была хромоногой и явно предрасположена к полноте, – политический расчет взял верх над желанием. Своей сестре Маргарите он откровенно рассказал о своей точке зрения на этот брак: «Тут надо принимать в расчет главные интересы королевства. Я, естественно, уважаю эту королевскую дочь, но никогда не смогу полюбить ее. Мне в ней абсолютно ничего не нравится. Но это не имеет никакого значения. Я хочу ее из-за государственных интересов! Что же касается любви, то есть много других лугов, и я могу сорвать целую охапку самых нежных цветов. И продолжу каждый вечер обрывать розы наслаждения с женой адвоката Дизома». Итак, вскоре была отпразднована свадьба Франциска и Клод. Это был односторонний союз, поскольку, если юная Клод и была до беспамятства влюблена в своего красавца-мужа, тот и не думал из-за этого отказываться от своих привычек.
Одновременно с ведением веселой жизни Франциск ни в чем себе не отказывал, шикарно одевался, украшал себя драгоценностями и заказывал в Италии предметы роскоши. Он уже тогда начал проявлять первые признаки пристрастия к пышности, к прекрасному, чем в дальнейшем обогатил национальное достояние Франции. Его расточительство сводило с ума Людовика XII, бывшего, напротив, очень прижимистым. За несколько лет король очень постарел: в пятьдесят два года он выглядел на все семьдесят. Его здоровье, ставшее и без того шатким, было подкошено смертью королевы Анны. Франциск с матерью в траурных одеяниях присутствовали на похоронах королевы, где громко проявляли свое горе. Но это все было показным, на самом деле Франциск был уверен, что заветная корона была уже у него на голове. Тем более что король был уже не жилец на этом свете. Однако этот полутруп приготовил для наследника очень неприятный сюрприз – он решил снова жениться!
И выбор его пал на исключительно красивую женщину. Марии Тюдор, сестре печально известного короля Англии Генриха VII, было всего шестнадцать лет, но она уже имела большой список любовников. Она согласилась на брак со старым мужчиной только из политических соображений: Англия хотела союза с Францией, чтобы иметь противовес против всемогущей Австрии и Испании, объединившихся под эгидой Карла V.
Узнав о намерениях Людовика XII снова жениться, Франциск и его мать пали духом. Если юная Мария родит королю сына, не видать им короны Франции! В кровати с такой очаровательной и молодой девицей король сможет найти силы для зачатия ребенка. А если ему этого сделать не удастся, то эту приятную обязанность может взять на себя любой другой! Поэтому-то Франциск не испытывал ни малейшего удовольствия, отправляясь встречать новую королеву, как то предписывал дофину королевский этикет.
7 октября 1514 года в окрестностях Аббевиля Франциск увидел приближавшуюся к нему очаровательную девицу, гордо сидевшую на рыжей лошади. Он был очарован ею! Как же была прекрасна эта юная «мачеха», чьи золотистые волосы, фарфоровые глаза, пухлые губки и нахальная улыбка обещали столько блаженства тому, кто сможет обладать всеми этими сокровищами. Со своей стороны Мария увидела, что у «приемного сына» хорошая выправка, а взгляд, которым он на нее смотрел, дал ей ясно понять, какое она на него произвела впечатление. Короче говоря, первый их контакт был многообещающим, но чары Марии привели в восхищение не одного только Франциска: с первой же встречи Людовик XII вдруг почувствовал себя помолодевшим и стал стараться доказать жене, что он не такой уж старик, каким кажется.
Луиза Савойская сразу же стала ждать худшего для своего Цезаря: с такой красивой партнершей король вполне мог зачать столь нежеланного для ее сына наследника. И словно этого беспокойства было мало, появилась другая опасность… последствия которой достойны были бы водевиля. Взаимная страсть Марии и Франциска была настолько очевидна, что могла сложиться парадоксальная ситуация: если бы Мария ответила на любовь Франциска и забеременела бы от него, мальчик стал бы официальным сыном Людовика XII. И таким образом, Франциска лишил бы короны его собственный сын! Обладая реалистичным складом ума, Луиза Савойская почувствовала эту угрозу и предприняла соответствующие шаги: она стала бдительным стражем при своем Цезаре и сделала так, чтобы он ни на секунду не смог остаться с глазу на глаз с пленительной Марией. Сделать это было нелегко, поскольку, если уж у Франциска возникало какое-то желание, заставить его отказаться от этого было очень сложно. Поэтому однажды ночью он решил ускорить события и явился в спальню Марии, где, к огромному своему разочарованию, увидел, что в постели красавицы лежала… его собственная жена Клод. Дело было в том, что в кровать к Марии Клод положила Луиза Савойская, чтобы помешать доступу туда своему сыну. Молодой принц был раздосадован, ему оставалось только повернуться и уйти.
Но если Луизе Савойской удалось устранить опасность со стороны сына, она не могла поступить так же с Людовиком XII. А тот в течение нескольких недель после свадьбы словно обрел вторую молодость. Результат этого был предсказуем: этот разгул чувств сказался на его слабом здоровье, и 31 декабря 1514 года Людовик XII, к огромному своему огорчению, передал корону молодому кузену. Это была победа! Франциск I стал королем! Но не окончательно, потому что у Марии в запасе еще были уловки. Ей понравилось быть королевой Франции, и она была намерена продолжать наслаждаться этим положением. Для этого она пошла на простой и одновременно гениальный ход: она заявила, что беременна. Последствия этого представить было очень просто: если Мария и на самом деле была беременна и родила бы мальчика, тот стал бы сыном Людовика XII и, следовательно, законным королем Франции. К счастью для нее, Луиза почуяла подвох и со свойственной ей решительностью пришла на помощь сыну. Вот как рассказывает об этом Брантом[32]: «Королева распустила слухи, что она беременна. Поскольку это было не так, говорили, что она постепенно подкладывала под платье простыни. Но мадам Савойская раскусила ее и организовала обследование врачами и повитухами. И те обнаружили белье, и замысел сорвался».
В конце концов Мария призналась в обмане, и 1 января 1515 года Франциск I был коронован в Реймсе. Но надо полагать, он испытал некоторые сожаления, что не сорвал цветок, который был так доступен. И вдруг он предложил Марии выйти за него замуж. Да, он уже был женат, но обещал добиться от Папы Римского развода с Клод на основании того, что он никогда с нею не спал, пусть даже она и была беременна! Но бывшая королева Франции с достоинством отклонила его предложение и вернулась в Англию. Хотя этот отказ и был Франциску неприятен, он очень быстро утешился и спустя несколько дней возобновил нежнейшие отношения с женой господина Дизома. А у того хватило ума засыпать глубоким сном всякий раз, когда король навещал его супругу.
В то же время у короля были и другие цели: он снова был охвачен итальянской мечтой своих предшественников и вскоре дал битву, которая открыла перед ним путь в герцогство Миланское и одновременно сделала его легендой. Утром в окрестностях Мариньяно, обращаясь с речью к своим воинам, он не упустил случая, вдохновляя их на битву, упомянуть и о приятном. «Пусть каждый из вас вспомнит о своей даме сердца! – воскликнул он. – Что же касается меня, то я-то свою не забуду!»
Кто же была той счастливой избранницей, занимавшей мысли короля? В его случае вариантов очень много. Кстати, на следующий день после победоносной битвы он вкусил ее плоды в образе некой дамы Клеричи, молодой миланки, чей муж, какое счастливое совпадение, умел спать так же крепко, как и муж мадам Дизом. Любивший красоту во всех ее проявлениях, во время пребывания в Италии король был восхищен шедеврами итальянского Возрождения и все свое последующее правление старался обогатить Францию несравненными художественными произведениями… продолжая при этом по возвращении из Италии пожинать жатву женских сердец. Так, в Маноске он соблазнил очень красивую дочку консула Антуана де Волара. Юная особа была романтического склада ума и сразу же внушила бурную страсть венценосному воздыхателю. Но когда поняла, куда он клонит, чтобы отвести от себя угрозу и спасти свою честь, она не нашла ничего лучше, как обезобразить лицо ожогом! К счастью, другие покоренные монархом женщины обладали менее дикой добродетелью. И вот какая судьба ждала этого неутомимого бабника: она приготовила ему встречу, сильно повлиявшую на его последующую любовную жизнь. Среди дворян, проследовавших с ним в замок Амбуаз, был Жан де Лаваль, граф де Шатобриан, у которого была жена редкой красоты. Эту красоту подтверждают слова Андре Кастелло[33]: «Красота черноволосой Франсуазы, – пишет великий историк, – была такова, что было от чего улететь на небеса. Невозможно представить себе более гармоничное лицо, более красивый разрез миндалевидных глаз, более маленький и пухлый ротик, волосы цвета черного угля. Что же касается ее тела, то лучше не пытаться его описывать, на это не хватит слов…»
Жан де Лаваль, справедливо опасаясь аппетита короля, наказал своей жене не выезжать из замка и, главное, никогда не показываться при дворе. Но он не учел любопытства Франциска I: тот был уже наслышан о красоте графини и сгорал от нетерпения увидеть ее. И в один прекрасный день у него с Жаном де Лавалем состоялся разговор, содержание которого донес до нас писатель XVII века Антуан де Варильяс: «Господин де Шатобриан, для нас было бы огромным удовольствием увидеть в Амбуаз вашу супругу…» Лаваль попытался схитрить: «Сир, моя жена не любит свет, ей больше нравится в нашем замке». Но король продолжал настаивать, а его желание имело силу закона. Ревность заставляет мужей, имеющих очень красивых жен, включать свою сообразительность. Перед отъездом в Амбуаз граф приказал супруге:
– Может случиться, что я буду вынужден пригласить вас явиться ко двору… Не подчиняйтесь этому приказу…
– Да разве я посмею не подчиниться вам? – спросила молодая женщина.
– Когда я действительно захочу, чтобы вы ко мне приехали, я пришлю с письмом вот этот перстень…
И он показал Франсуазе два одинаковых перстня. Они были изготовлены по его заказу для определенной цели. После этого он с легким сердцем отправился в Амбуаз. Когда король снова потребовал, чтобы он пригласил в замок жену, Лаваль прямо на глазах суверена написал записку, в которой приглашал жену приехать к нему, но при этом не приложил к письму упомянутый перстень. Но он не знал, что у короля повсюду были шпионы: один из них нашел этот перстень и принес его монарху. Тот приказал быстро изготовить копию, после чего оригинал был положен в ларец господина де Лаваля, который крепко спал до тех пор, пока рога на голове стали ему мешать принимать во сне удобную позу.
Спустя несколько дней он с огромным удивлением увидел, что в Амбуаз приехала его красавица-жена.
– Вы не должны были подчиняться моему приказу, к письму не был приложен перстень, – сказал он ей.
– Но перстень был приложен к письму, вот он, – возразила Франсуаза, сунув его под нос ничего не понимающему несчастному мужу.
Как граф и подозревал, стоило королю увидеть молодую женщину, он тут же воспылал к ней страстью, которую выразил… в стихах по обычаю тех времен:
И Франсуаза не скрывала волнения при виде своего королевского воздыхателя. Она героически сопротивлялась его натиску в течение нескольких недель, но в конце концов сдалась и сообщила королю о своем близком поражении тоже в стихах:
Так началась страстная любовь, которой суждено было продлиться десять лет. Естественно, в течение этих десяти лет монарх довольно часто изменял своей возлюбленной, а та отвечала ему той же монетой, но их взаимные измены ничуть не повлияли на искренность их любви. В отличие от многих других королевских фавориток, Франсуаза де Шатобриан любила своего возлюбленного, даже не помышляя о том, чтобы извлечь из этого личную выгоду. Она стала для него «отдохновением воина» в самом широком смысле этого понятия. Что же касается короля, то он проявлял к своей любовнице постоянство чувств, что для него было несвойственно. После каждого своего похождения на стороне он возвращался к ней еще более влюбленным и прибегал к поэтическому языку, чтобы унять ее ревность:
Большего и не требовалось, чтобы добиться прощения от молодой женщины. Тем более что и она сама, как говорили, прибегала к классическим приемам мести. А инструменты для этой мести она иногда выбирала среди окружения короля, что позволяло ей отомстить ему наиболее быстро. Так она положила глаз на одного из близких друзей монарха адмирала де Бонниве. В результате произошел курьез, о котором нам сообщил Брантом. Однажды ночью в ее покоях в замке Амбуаз Франсуаза вела галантный разговор с адмиралом, когда вдруг раздался стук в дверь – это был король. Не теряя хладнокровия, графиня затолкнула Бонниве в огромный камин и забросала его лежавшими там листьями. Потом, не теряя самообладания, открыла дверь любовнику. Тот, естественно, навестил ее вовсе не для того, чтобы получить удовольствие только от разговора с ней. Несмотря на то что графиня только что провела пару бурных часов с Бонниве, это не помешало ей удовлетворить желание Франциска. И сделала она это так умело, что занятия любовью продолжились до самого восхода солнца. А все это время адмирал, спрятавшись, вынужден был быть молчаливым свидетелем любовных игр этой парочки. Наконец Франциск собрался уходить, но как говорит Брантом, «тут ему, захотелось удовлетворить настоятельную потребность. За неимением других удобств, он справил малую нужду в упомянутый камин. Он так торопился, что полил несчастного влюбленного словно из садовой лейки…»
Даже если Франциск что-то и подозревал, он этого не показывал. По отношению к любовным связям между мужчинами и женщинами он проявлял большую терпимость, о чем свидетельствует вот такое его наставление:
Но не все в его окружении разделяли эту точку зрения. Так, граф де Шатобриан, увидев, в каком направлении пошли отношения между его женой и королем, не стал скрывать своего недовольства, за что и удостоился всеобщего осуждения. То, что он не смог оценить по достоинству честь, которой он удостоился от короля, выбравшего его супругу в качестве своей фаворитки, было расценено всеми как плохой вкус. К счастью для него, Жан де Лаваль понял, что проявил отсутствие такта, и принял разумную позицию – на все закрыл глаза. И кстати, вскоре был за это вознагражден и попал в милость к королю, который осыпал его дождем наград.
Однако эта связь Франциска вызывала неодобрение Луизы Савойской и его сестры Маргариты. Мать и сестра короля опасались влияния мадам де Шатобриан на их Цезаря. Это влияние сильно вредило их собственным интересам. Но все попытки королевы-матери разлучить влюбленных постоянно наталкивались на сопротивление короля. Что же касается королевы, нежной и застенчивой Клод, она приняла данное положение вещей без малейшего протеста и чувствовала себя счастливой лишь оттого, что находилась в тени спутника жизни, которого она глубоко любила и восхищалась. А Франциск, продолжая оставаться великодушным по отношению к ней, почти ежегодно награждал ее ребенком.
И все же слухи об этой любовной связи короля получили широкое распространение. Не привыкший скромничать относительно своих побед и охваченный радостью обладания такой красивой женщиной, Франциск отбросил всякую осторожность. Он назначил ее фрейлиной своей жены, и таким образом она стала вхожа ко двору, а он сам стал вхож к ней в любое время дня и ночи. И по прошествии многих месяцев и лет связь двух любовников стала почти официальной. Но война, которая вновь разгорелась на границах королевства, время от времени вынуждала их находиться в разлуке. В 1524 году из Италии пришли вести, которые ставили под угрозу все завоеванные там позиции. Король незамедлительно собрался уезжать. Эта военная кампания началась с плохих предзнаменований: Байар, этот «рыцарь без страха и упрека», был смертельно ранен. Едва король, решивший отомстить за него, тронулся в путь, как ему сообщили о кончине его жены. Она скончалась так же незаметно, как и жила, можно было подумать, что бедная Клод только и ждала отъезда Франциска, чтобы умереть. Несмотря на то что король частенько пренебрегал ею, эта утрата глубоко опечалила его. Что же касается Франсуазы де Шатобриан, то, оставшись без любовника, она вернулась в замок мужа.
Военная судьба, которая до сих пор была приветлива к королю Франции, казалось, внезапно отвернулась от него. На осадивших Павию французов напало значительно превосходившее их по численности войско, и французы капитулировали. Франциск весь день геройски сражался, но и ему пришлось сдаться в плен войскам Карла V. И тогда началась его жизнь в заточении в Испании. Она продлилась много месяцев. Это было тяжким испытанием для человека, привыкшего не сидеть на одном мечте и получать удовольствия. Но и там он сумел получить некоторую компенсацию. Даже находясь в положении пленника, Франциск сумел найти возможность соблазнять женщин. В Валенсии в доме губернатора провинции проживали две его племянницы. Они не остались равнодушными к его обаянию, а поскольку нам известен аппетит короля, мы можем предположить, что он постарался не упустить предоставившийся ему случай. И все же часто его мысли улетали к нежному облику Франсуазы, который ни время, ни разлука не смогли стереть из его памяти, равно как и из его желаний.
После многомесячных торгов Карл V согласился отпустить пленника. В обмен на это Франциск вынужден был согласиться на значительные территориальные уступки, от которых отказался сразу же, как оказался на свободе. Было еще одно довольно неожиданное условие: Карл V потребовал, чтобы он взял в жены его сестру Элеонору, вдову короля Португалии. Молодая женщина была в восторге от мужа, которого ей нашли, но Франциск был менее обрадован этим. Что неудивительно, если привести слова Брантома, так описавшего невесту: «…Когда она была без платья, верхняя половина ее тела казалась такой большой, как у великанши, но если взглянуть ниже, то на ум приходит мысль о карлице, такие у нее были короткие ляжки!»
Но Франциск на такие мелочи внимания не обращал, он спешил оказаться на свободе. Наконец наступил столь долгожданный день. Чтобы встретить сына в Байонне с тем блеском, которого заслуживало это событие, Луиза Савойская тщательно отобрала свиту для сопровождения короля Франции. Было скорее два кортежа, поскольку рядом с официальным находился и неофициальный. Зная о повышенном интересе сына к прекрасному полу, мадам Луиза взяла с собой целую когорту красивых девиц, приятный курятник, в окружении которого король смог бы найти утешение своему длительному воздержанию. Но при этом Луиза не включила в состав свиты официальную фаворитку. Она надеялась, что год разлуки сотрет ее из памяти Франциска, а главное, охладит его желание обладать Франсуазой. В целях еще большей предосторожности она приготовила ей замену в лице очаровательной восемнадцатилетней девушки по имени Анна де Писсле. Ее внешность, описанная летописцем того времени, вполне могла вызвать живой интерес такого любителя прекрасного, каким был король: «Анна нежна и свежа. Цвет ее лица напоминает фарфор, светлые глаза похожи на весеннее небо, у нее золотистые волосы и стройное тело, как у сказочной феи…»
Но хотя эта милая Анна и казалась ангелочком, это было только внешне. За ее улыбкой, сверкавшей, как луч солнца в ручейке, скрывалось огромное честолюбие, расчетливая душа и полное отсутствие угрызений совести. Как и рассчитывала его мать, Франциск сразу же попал в ее ловушку. Так началось правление новой фаворитки, и оно продлилось более двадцати лет, в течение которых монарх питал иллюзию, что его любят таким, какой он есть.
Медленно продвигаясь, королевский кортеж направился к Коньяку, родному городу Франциска. Естественно, Анна была рядом, поскольку он уже не мог без нее обойтись. Красотка очень скоро поняла, что ей не следовало увиливать, если она хотела утвердить свое влияние на партнера с такими высокими запросами. Как только кортеж прибыл в Бордо, дело было сделано. К огромной радости короля, Анна, несмотря на свой юный возраст, знала в любви все, что могло привязать к ней мужчину.
Но в тот момент, когда кортеж готовился выехать из Бордо, произошла сцена, достойная театра: туда внезапно приехала Франсуаза де Шатобриан. Можно представить себе ярость Луизы Савойской и затруднительное положение ее сына. Его реакция была классической: он попытался обмануть Франсуазу и сделал вид, что был рад ее приезду. Что же касается Анны, то она почуяла опасность и устроила королю настоящую семейную сцену, польстившую его тщеславию. Обрадованный этим, он поклялся новой любовнице, что она для него – единственная на земле… эти же слова он сказал и Франсуазе. Это хождение по канату не могло продолжаться долго. Вскоре Франсуаза докопалась до правды и отреагировала на это как женщина, которой нанесена рана в сердце, что гораздо больнее оскорбленной гордости:
Любовь к Франциску толкнула ее на еще один необдуманный шаг: она решила развенчать в его глазах соперницу… естественно, в стихах:
Прижатый к стене, король решил… ничего не решать! Хотя он и был увлечен Анной, но все еще находился под очарованием Франсуазы. А его темперамент позволял удовлетворять обеих одновременно. И все-таки он стал брюнетке предпочитать блондинку. В итоге Франсуазе пришлось бы уступить первое место Анне и довольствоваться вторыми ролями. Графиня пошла и на этот унизительный шаг, но только потому, что ее любовь была сильнее расчета. Конечно, она надеялась снова полностью завладеть сердцем своего любовника. Для нее это стало тяжким испытанием, борьба за короля продлилась два года. Потом Франсуаза обессилела, отказалась от борьбы и высказала королю причины своей горечи:
Поскольку любовник больше не хотел ее видеть, ей оставалось лишь вернуться к мужу. Стоит ли удивляться, что после десяти лет измены муж встретил неверную жену ледяным молчанием? Пикантная подробность: господин де Шатобриан стал упрекать жену не за то, что она была любовницей короля, а за то, что она перестала ею быть. Потеряв благосклонность короля, она лишилась и благосклонности супруга! Оказавшись в таком неожиданном положении, бедная Франсуаза растерялась. И кому ей было пожаловаться? Естественно, Франциску I. Король оказался «добрым принцем»: он посоветовал злопамятному мужу хорошо относиться к изменявшей ему жене. И мадам де Шатобриан стала жить в семье, словно ничего и не было, ожидая редких встреч с монархом по случаю его появления в их местности.
А тем временем влияние Анны де Писсле на короля возрастало с необыкновенной быстротой. Несмотря на юный возраст, она проявляла удивительные познания в области любовных игр и смогла овладеть разумом короля благодаря тонкости ума. Очарованный молодой любовницей, он даже не замечал, что в их игре именно мышь поймала кота. У Анны в этой игре был помимо прочего ценный козырь: она его не любила и, следовательно, могла вести себя в зависимости от личных интересов, что позволяло ей не принимать в расчет чувства, которые могли бы ей повредить в достижении своих целей. А уж тут мадемуазель де Писсле жаловаться было не на что. Список богатств, какие она выбила из своего щедрого любовника, а значит, и из государственной казны, может вскружить голову: два замка с землями, один в Этамп, другой – в Лимуре; дворец на улице Ласточки в Париже; приносившие большие доходы земельные угодья в Шеврез, Анжервилье, Эгревиле, Дурдане, Ла Фертеале, Бузет, Бретонкуре… Помимо этого, Анна воспользовалась своим влиянием на короля, чтобы проводить успешные торговые операции. Будучи не в силах отказать просьбам любовницы, Франциск пошел на навязанные ею назначения на высокие должности. «Поскольку она предпочитала слушать только низких льстецов, – сообщает нам летописец тех времен, – она редко рекомендовала королю честных судейских и бескорыстных финансистов». Брантом пишет, что она носила «парчовые, шитые золотом и подбитые горностаем платья, златотканые кафтаны, обильно украшенные драгоценными каменьями». Наконец, Анна добилась главной цели – король сделал ее «герцогиней д’Этамп», что позволило ей отказаться от девичьей фамилии, звучавшей столь не-пристойно[34]. Помимо этого, желая обеспечить ей достойное положение при дворе, король решил выдать ее замуж. Так было положено начало многовековой традиции, согласно которой любая королевская фаворитка должна была быть замужней женщиной. Естественно, «подставных» мужей Франциск I выбирал ей из множества охотников, поскольку положение носителя рогов, наставленных самим королем Франции, давало перспективу на будущее. Прежде чем объявить о своем выборе, Франциск развлекался тем, что перечислял Анне достоинства кандидатов в ее мужья. Довольно бесстыдное занятие, более походившее на составление кулинарного рецепта. Когда король спросил ее мнение, главное заинтересованное в этом лицо ответило словами, которые привели царственного собеседника в восторг: «Мой дорогой Сир, – сказала она ему, – берите того, кто вам больше подходит. В любом случае, сердце мое отдано вам, не так ли?»
В конце концов остановились на некоем графе де Пентьевре. Тот, не имея средств к существованию, с огромной благодарностью принял ту, что упала ему с королевского ложа!
Свадьба была отпразднована в Нанте в сентябре 1532 года в присутствии самого короля. Это было удивительное зрелище: любовник подвел свою любовницу к мужчине, который, как всем было известно, никогда не мог рассчитывать на исполнение женой супружеского долга. И все это делалось с благословения Господа. В ту минуту, когда мадемуазель де Писсле клялась мужу быть послушной и верной женой, присутствовавшие в церкви с большим трудом сдерживали хохот. Летопись не говорит нам, какой была первая брачная ночь молодой жены, но можно побиться об заклад, что ту ночь она провела с королем.