Афганистан. Война разведчиков

Защитный сетчатый костюм КЗС оставался наиболее распространенным видом маскировочного обмундирования. Костюм с капюшоном выпускался из камуфляжного материала нескольких типовых расцветок. Сетчатая ткань КЗС оказалась удобной в жарком климате и комбинезон часто носили вместо верхней одежды.

357-й и 350-й опдп (известный как «полтинник») поначалу оставались в Кабуле, позднее их батальоны были направлены в периферийные гарнизоны для их усиления и большей оперативности действий десантных подразделений.

Заставы и дозоры

Необходимые для деятельности армии сведения собирались во всех ее звеньях. Пирамида сбора разведывательных данных включала разведотделы в штабах дивизий, бригад и полков, а также два разведпункта и 797-й разведцентр, подчинявшиеся управлению разведки штаба 40А. Арсенал военной разведки, без которой немыслимы были не только операции, но и будни ОКСВ, включал широкий набор средств — от аэрофотосъемки и космической разведки до ежедневного наблюдения и агентурной работы. Соответствующие меры принимались даже на правительственном уровне: для обеспечения афганской кампании уже в конце 1980 года было принято Постановление ЦК КПСС и Совмина «О развитии работ по созданию и выпуску комплексов разведывательно-сигнальных средств», предусматривавшее разработку систем, «слушающих» местность и засекающих передвижения противника. Помимо данных инструментальной разведки и «немых» фотоснимков, наиболее ценными оставались сведения, добываемые непосредственно «из первых рук». Командиры, державшие связь с местным ХАД (ХАД — служба государственной информации, афганская контрразведка, с 1985 — министерство госбезопасности) и располагавшие собственной сетью осведомителей, получали информацию от местных жителей и самих моджахедов, охочих до заработка менее рискованного, чем участие в боях. Армия остро нуждалась в переводчиках, которых пришлось набирать из выпускников институтских факультетов восточных языков (составители солдатских разговорников сочли необходимыми лишь фразы типа «Поздравляем вас с праздником апрельской революции» и «Мы прибыли для оказания помощи дружественному Афганистану»). Военные вузы дали первых офицеров со знанием языка пушту только в 1983 году (11 человек), а дари — в 1986 году (6 человек). В большинстве же эту роль играли вчерашние студенты-языковеды и солдаты из среднеазиатских республик.

Выносной пост № 9 на скале — один из 102 в оборонительном поясе Кабула. С них велось непрерывное слежение за обстановкой в столичной режимной зоне. Для постов выбирались господствующие над местностью высоты, с которых открывался хороший обзор, однако гарнизону приходилось неделями нести службу в полной изоляции от своих на неприступных скалах.

На сторожевых заставах и мостах к концу первого года войны несли службу 20200 солдат и офицеров. Их задачей было наблюдение и контроль за местностью, оборона и охрана режимных зон вокруг городов, гарнизонов и магистралей. На фото — застава у входа в Панджерскую долину. На вершину скалы вынесен наблюдательный пост, у подножия оборудованы укрытия для техники, казарма и склад снабжения окрестных постов.

Рассказам агентов не всегда можно было доверять (по словам генерал-лейтенанта Б.Н. Громова, изрядная часть полученных сведений «на самом деле оказывалось бредом какого-нибудь обкурившегося анашой душмана»), а иные информаторы сочетали службу сразу нескольким хозяевам с разных сторон. Бывало, что афганцы пользовались случаем свести давние счеты со своими недругами или, стараясь угодить, подтверждали небылицы, которые от них хотели услышать и выдавали желаемое за действительное в погоне за «премиальными» (из-за чего за наводчиками укрепилась репутация «сказочников»). Вот несколько из множества таких случаев: в марте 1982 года под Асадабадом, узнав от местного жителя о ночующей в селе банде, слали бронегруппу, и в пути она нагнала информатора, торопившегося предупредить душманов об опасности; в другой раз разведрота 66-й омсбр, пойдя по указке наводчика на захват склада с оружием в кишлак Балабаг, ничего не нашла, но при возвращении по подсказанному пути попала в засаду.

Все же при умелом подходе, в чем и состоял талант разведчика, перекрестная информация из разных источников давала представление об обстановке в селениях, планах душманов и ожидаемых действиях в окрестностях и на дорогах. Умение ладить с осведомителями и по-восточному тонкое ведение дел, подкрепленное обязательным «бакшишом» (подарком), позволяло судить о настроениях вожаков, отношениях между ними и возможности согласованных действий, о «кредитоспособности» местных лидеров, запасах, численности и вооружении банд, не говоря уже о конкретных сведениях о выходе караванов, местах ночевки банд, складах и тайниках.

Пост «Пилотка» на горной вершине у Гардеза на 2800 м. Заставы-крепости сооружались на потенциально опасных направлениях, где была велика активность противника, и служили опорными пунктами для выходов разведгрупп и подразделений в боевые рейды. Подходы к заставе перекрывались стрелковыми позициями, минновзрывными заграждениями и сигнальными средствами, оповещавшими о приближении противника.

Придорожный пост на трассе Кабул-Термез. Посты у дорог играли особую роль, обеспечивая охрану путей и шедших по ним машин. Возле них останавливались на ночлег колонны с грузом, здесь же находились бронемашины и танки обеспечения проводки, выходившие на выручку попавшим под обстрел и разблокировавшие дорогу. В обязательном порядке охранялись все мосты, тоннели и перевалы.

Расширение агентурной работы и рост числа информаторов прямо предусматривались приказами штаба 40А, обязывавшими командиров всех уровней, начиная от взводных лейтенантов, налаживать контакты на местах, знать расстановку сил в округе, состав действующих банд вплоть до поименного состава их руководства и характеристик командиров. Рекомендовалось особо уделять внимание вербовке дуканщиков (хозяев мелких лавок и магазинов), купцов и афганских военных, лучше других осведомленных и заинтересованных. Результаты часто не сводились к добыванию и покупке сведений. Кропотливая работа офицеров разведки позволяла избежать самих боевых действий и потерь, изыскивая выходы на полевых командиров и вступая в переговоры. Эти контакты бывали многоходовыми и извилистыми, от нажима и силовых действий до взаимных компромиссов и прямой оплаты. Так, в Герате цементная фабрика избегала диверсий в обмен на обещание армии не трогать родное селение одного из местных «авторитетов». В 1981 году командование 5-й мсд в этой провинции сумело склонить к переговорам одного из лидеров оппозиции, с которым встречался начальник разведотдела дивизии. Результатом было практическое прекращение операций в зоне вокруг города и снятие напряженности в самом центре провинции.

Умело построенные отношения позволяли внести раскол в ряды противника, вызывая их междоусобную вражду. Идеей непримиримой борьбы с «неверными» были одержимы далеко не все (нападения на гарнизоны и обстрелы не давали ощутимой добычи) и выгоднее становилось пойти на уступки «шурави», дававшими гарантии той или иной группировке, что ее не уничтожат в обмен на отказ от враждебных вылазок, а при взаимном доверии даже помогавшим медикаментами и продовольствием. Хозяину Панджшера Ахмад Шаху руководство 40А предлагало даже «авиационную и артиллерийскую поддержку в случае вооруженных столкновений его отрядов с соперничающими формированиями».

В зону охранения каждой заставы и поста входили от километра до 15–20 км дороги. Обочины на иных участках были сплошь завалены ломом горелого металла — остовами грузовиков, смятыми бочками «наливников» и развороченными корпусами бронемашин.

Смены на заставах продолжались по 6 месяцев. Однообразную нелегкую жизнь, изматывавшую суровыми условиями, бытом и питанием, нередкими болезнями и постоянной нехваткой воды, скрашивали «товарищи по оружию», соседство которых улучшало психологический климат в гарнизоне. Чаще всего «на службу» брали собак, встречались мартышки и даже прирученные горные орлы, служившие предметом законной гордости перед соседями.

Труднее всего было уберечь трубопровод, «нитки» которого то и дело подрывались, расстреливались и просто развинчивались охочим до дармового топлива местным населением. Выгоднее оказывалось платить за его сохранность окрестным жителям и время от времени устраивать раздачу горючего.

С самим лидером персональную работу вел представитель ГРУ в звании подполковника, склонявший Масуда к сотрудничеству, знакомя его с советским образом жизни и произведениями классиков марксизма (о которых тот, к слову, отзывался положительно). Особого успеха агитация все же не имела и перемирия с Масудом перемежались почти ежегодными операциями против его формирований, столь же регулярными, как и безрезультатными.

10 октября 1980 года командующий войсками ТуркВО докладывал Министру обороны: «Оставлять напряженность боевых действий такими и идти на их расширение нельзя. К тому же это может привести к дальнейшей эскалации боевых действий и обратным результатам, поскольку может привлечь широкие народные массы на сторону мятежников». Однако победило мнение, что «армия должна воевать» и войска продолжали боевые действия, вскоре оформившиеся как плановые, загодя назначенные операции по очистке провинций от оппозиции и «насаждению народной власти» (именно так формулировались цели многих из них), или же проводившиеся в ответ на рост активности моджахедов в отдельных районах, наиболее дерзкие вылазки и нацеленные на исправление ситуации.

Повышение роли разведки становилось очевидным. Для контроля за местностью были развернуты заставы и сторожевые посты, находившиеся вокруг ключевых объектов, на дорогах, у мостов и перевалов. С них велось постоянное наблюдение за прилегающими районами. Были обустроены 862 заставы и поста, из них 186 сторожевых застав и 184 поста располагались вдоль коммуникаций (с учетом выносных наблюдательных постов их сеть превышала 1100). Они оборудовались для проживания и готовились к круговой обороне. Гарнизоны застав насчитывали от взвода до роты и имели запасы топлива, продовольствия и боеприпасов. На них уже в 1981 году несли службу 20200 человек. На заставе могли располагаться артиллерия, танки и бронемашины приданной бронегруппы, тут же останавливались на ночлег под прикрытием транспортные колонны. В случае нападения на транспорт на своих участках трассы с заставы высылали поддержку, помогавшую пробиться из огня под прикрытием брони и вывести заблокированные машины.

К апрелю 1985 года только на участке магистрали Термез-Кабул в зоне ответственности 177-го мсп, протяженностью 65 км содержалось 14 сторожевых застав и 23 сторожевых поста. Некоторые из них выглядели настоящими крепостями. Так, застава № 31, в районе которой находился и командно-наблюдательный пункт 1-го батальона полка, насчитывала 193 человека, включая взвод минометчиков, танковую роту (без взвода), артиллерийскую батарею и разведвзвод батальона.

Единственным средством снабжения и связи с высокогорными постами и удаленными заставами служили вертолеты, доставлявшие смену, продовольствие, боеприпасы и все необходимое, вывозя больных, раненых и пострадавших от жары «солнечников». Отношение к «вертушкам» было особым — летчики привозили почту, забирали отпускников и всегда были готовы поделиться и куревом, и патронами.

Вертолетную площадку имел каждый пост и застава. Зачастую размеров расчищенного места едва хватало, чтобы уместились колеса машины. Севший вертолет оставался на площадке считанные минуты, необходимые для разгрузки и тут же уходил с ненадежного «пятачка».

На площадке, где с трудом садился вертолет и гуляли постоянные в горах ветры, готовые «сдуть» машину, экипаж не глушил двигатели, удерживая их на «малом газу» и оставаясь в готовности подняться в воздух при опасности.

Служба в отрыве от своих частей среди враждебного окружения была изматывающей, причем хлопот прибавляли не только опасность нападений и обстрелов, но и утомительно однообразный быт и питание, суровый климат высокогорья с морозными ночами и изнурительной дневной жарой. Вокруг застав оборудовались наблюдательные посты на горных вершинах и скалах, обзор с которых расширял подконтрольную зону. Каждому из них назначались сектора наблюдения, для которого, помимо биноклей, дальномеров и буссолей, служили средства инструментальной разведки — очки и приборы ночного видения, а позднее и разведывательно-сигнальные комплексы. Одна из таких систем прозванная «чертовым глазом», включала сети крохотных датчиков, обнаруживавших присутствие «теплых» объектов и металла (их срабатывание означало приближение людей с оружием). Однако эта аппаратура давала слишком много ложных сигналов на прокаленной солнцем местности, сохранявшей тепло и ночью, и не замечала противника за экраном зарослей и камней. Более эффективной оказалась «Реалия», сейсмические датчики которой фиксировали легкие сотрясения земли и могли обнаружить вибрацию даже от движения вблизи пешего человека. Барьеры «Реалии» выставлялись на тропах и дорогах, позволяя круглосуточно следить за передвижениями противника.

Другим способом инструментальной разведки было применение радиотехнических средств: прослушивание эфира на рабочих частотах связных радиостанций душманских отрядов с участием переводчиков, а позже и перехват переговоров мощными специализированными комплексами «Таран» на бронетягачах МТ-Лбу. Отдельный батальон, оснащенный пеленгационной спецтехникой, был передан 40А из ОдВО уже в первый год войны. В 1984 году его усилили, переформировав в 264-й отдельный полк особого назначения радио- и радиотехнической разведки (264 опон РиРТР). Три его роты размещались на особо важных направлениях — в Кабуле, Кандагаре и Шинданде. С 1985 года армия получила комплексы «Таран-У», особо эффективные при перехвате УКВ — радиообмена, наиболее распространенного среди душманских отрядов.

Круглосуточное наблюдение за обстановкой отмечало все перемены вокруг: путников на тропах, передвижения по дорогам, оживление в кишлаках и появление групп людей в «зеленке». Вместе с агентурной информацией это давало достаточно полную картину происходящего. Помимо наблюдения, заставы служили опорными пунктами для выхода разведгрупп, а их огневых средств хватало, чтобы накрыть обнаруженного противника в своей зоне. При необходимости по замеченным целям вызывали огонь артиллерии или наводили на них авиацию.

Все оборудование посадочной площадки состояло из конуса — «колдуна», указывающего направление ветра. При подлете, когда вертолет оказывался над местом посадки и оно скрывалось из поля зрения летчиков, борттехник высовывался в дверь и подсказывал командиру маневры. На облет постов выделялись наиболее опытные экипажи, в которых летчики хорошо сработались и понимали друг друга с полуслова.

Часто на горные посты не мог нормально подняться вертолете грузом — не хватало высотности. Опытные летчики использовали динамические качества машины, разгоняясь и подскоком набирая необходимые сотни метров. Для ухода с таких площадок, где невозможен был вертикальный подъем или взлете разбегом, была разработана методика сваливания, при которой вертолет соскальзывал вниз с края «пятачка» и в пикировании набирал скорость, переходя в горизонтальный полет.

Собранные сведения ложились в основу докладов начальника разведки армии, которыми открывались ежедневные утренние совещания армейского руководства. На них ставились задачи командирам дивизий и полков, причем при отсутствии их и начальников штабов правом на принятие решения наделялся именно начальник разведотдела — третье лицо в руководстве части. Для более результативной работы с 1985 года всю информацию от разных звеньев стали анализировать и уточнять на каждодневных координационных совещаниях в штабе Армии, где собирались представители армейской разведки, ГРУ, служб КГБ и МВД и советского посольства, имевших свои источники и совместно определявших достоверность сведений.

Для наведения подствольного гранатомета служил прицел с рамкой. На ближних дистанциях обходились без него, ведя стрельбу навесным огнем на глаз, ориентируясь на навыки и «мышечную память». Зона поражения начиналась с рубежа 10–30 м из-за того, что ближе взрыватель гранаты не успевал взводиться, а также по требованиям собственной безопасности.

Постановка задачи разведывательному наряду сторожевой заставы. Каждому выделялся свой сектор наблюдения и огневая позиция, распределялись обязанности и взаимодействие при обстреле и нападении противника. Каски часто выбеливали известью и обтягивали чехлами из мешковины, как для маскировки, так и для защиты от солнечного нагрева.

Многие посты, жившие в полной изоляции, нуждались в снабжении даже водой. По медицинским нормам, служившим в 40-й Армии в сутки требовалось 3,2 л только питьевой воды, не считая шедшей на приготовление пищи и гигиену. Чтобы доставить ее, использовались не только бочки и канистры, но и неожиданно удобные автомобильные камеры, которые не бились при сбросе. Некоторые «восьмерки» работали «коровами», развозя воду по точкам в объемистых резиновых бурдюках в грузовой кабине.

Пулеметчик с ПК на заставе. Вокруг разбросаны ранцы десантников РД-54 прибывшей смены, одеяла и спальные мешки, рядом лежат подготовленные к стрельбе снаряды к гаубице Д-30.

Крупнокалиберный пулемет HCBC-12,7 позволял существенно расширить зону контроля вокруг поста и держать под прицелом окрестности в окружности до 1500 м.

14,5-мм крупнокалиберный пулемет ПКП на станинах транспортировочного лафета. Огонь из мощного ПКП вели короткими очередями по нескольку патронов. Их попадания хватало для поражения цели, а длинная очередь «уводила» оружие и вела к быстрому износу ствола, который полностью «расстреливался» сотней выстрелов без перерыва.

Фундаментом для позиции этого АГС-17 послужили патронные ящики, набитые земляным балластом, в который зарыты сошники станка. От флангового обстрела расчет укрыл свою позицию бруствером из каменных плиток. В руке гранатометчика — тросик к рычагу перезарядки.

Большие углы возвышения не требовались на горных постах, где контролируемая зона лежала внизу, но ценилась высокая скорострельность, вес залпа и мощный снаряд, превосходившие возможности пулеметов.

ЗУ-23 имела хороший синхронизированный прицел ЗАП-23 и коллиматор КВ-Л, а вращающаяся установка давала возможность быстро перебрасывать огонь из сектора в сектор.

Использование «зушек» ограничивалось только солидной массой и габаритами, не всегда подходящими для небольших постов. Эту ЗУ-23 удалось затащить на высоту в северном секторе столичного оборонительного пояса, разобрав ее и подняв на гору по частям.

Крупнокалиберный ДШК, несмотря на солидный возраст, оставался грозным и популярным оружием, по мощности и прицельной дальности не уступавшим «Утесу», с которым имел общие боеприпасы. Особенно распространен был ДШК в афганской армии, где использовался, помимо обычного станкового варианта, в спаренных и счетверенных установках, монтировавшихся на лафетах с круговым обстрелом. На фото — ДШК на постах у самолетных стоянок Баграма, причем на спаренной турели стоят два пулемета разных моделей.

Обнаружив противника, с поста могли вызвать огонь артиллерии и с помощью корректировщика управлять им. На фото — 122-мм пушка-гаубица Д-30.

Замполит Асадабадского разведподразделения Константин Оборин. На офицере — «разгрузка» нетрадиционного покроя под увеличенный боезапас.

Офицер афганского спецназа — отдельного батальона МГБ в экипировке, сочетающей советский маскировочный костюм КЗС, пакистанскую теплую куртку с капюшоном, патронташи под пулеметные патроны к ПК и обязательные для мусульманина четки.

Разведовательные части и подразделения 40А (осень 1980 г.)

Рабочие место начальника разведки в штабе 103-й вдд.

В разведотделе штаба 103-й вдд.

Боец-разведчик с рюкзаком для переноски «Реалии» — комплекта разведывательно-сигнальных средств, выставлявшихся у дорог и троп. Рюкзак «Реалии» был вместительнее штатного десантного РД-54, но при подъеме в гору каждый килограмм тянул за два.

Запасной командный пункт 103-й гв. вдд, оборудованный в контейнере на шасси полноприводного КамАЗ-4310. Операция под Кандагаром, апрель 1988 года.

Легкий бронежилет типа БЖ-85Т (6Б2). Защитные титановые пластины крепились на прочном пакете высокомодульного синтетического материала СВМ, гасившем энергию удара пули. Жилет состоял из передней и задней половин, связывавшихся по бокам тесемками. Наплечники и подголовник, стеснявшие движения, надевали редко. Передняя часть БЖ-85 обеспечивала более надежную фронтальную защиту и была способна остановить пулю, задняя защищала только от осколков.

Разведка в операциях и боевых выходах

Разведроты и батальоны не ограничивались сбором данных (хотя и их нередко приходилось добывать с боем). Участие в рискованных вылазках, работа на грани боевого соприкосновения и сами выходы вглубь контролируемой противником территории не раз сопровождались потерями. Летом 1980 года почти целиком погибла разведрота 181-го мсп. Двинувшись по неверному маршруту во время рейда под Файзабадом, колонна оказалась на открытом скальном карнизе и была расстреляна огнем с другой стороны ущелья. Укрыться на голом склоне было негде и в живых осталось только три человека — один из солдат, прапорщик и вынесенный им раненый начальник разведки полка. Случаи, когда разведгруппы гибли полностью, бывали в последующие годы — удаленность от своих вынуждала принимать бои в окружении, а его скоротечность не оставляла надежд дождаться помощи…

Обладавшие должным профессионализмом и наиболее знакомые с обстановкой разведчики постоянно привлекались к участию в рейдах и операциях, как в составе своих частей, так и самостоятельно. Достававшиеся им задачи были рассчитаны на уровень и выучку бойцов и опыт командиров. В мае 1980 года, обеспечивая безопасность дороги Кабул-Термез в районе перевала Саланг, рейдовый отряд 177-го мсп вел прочесывание окрестных селений. Пройдя через Горбанд и Бамиан, входивший в отряд мотострелковый батальон захватил лишь два старых ружья, в то время как его разведрота добыла 63 единицы стрелкового оружия. Участвовавший в рейде командир разведвзвода А.П. Пивоваренков подытоживал успех так: «Противника надо искать, а, значит, необходимо эффективнее использовать разведподраздедения».

В ходе крупной Панджшерской операции 1982 года наступление на долину началось в ночь на 16 мая взятием всех господствующих высот у входа в Панджшер, которое осуществили 11 мотострелковых и десантных рот. Захват высот удалось провести скрытно и практически без боя. Следующей ночью они продвинулись на рубеж в десятикилометровой глубине, прикрывая движение основных сил. Успешно начатая операция прошла в соответствии с планом и с минимальными потерями. Были взяты многочисленные трофеи, а в ущелье Парандех разведчикам достались списки членов банд и планы вылазок. Замначальника разведки 40А подполковник И.П. Иваненков, докладывая о способах действий в операции, особо выделял эффективную работу с пленными и местными жителями. «Живое общение» подтверждало свою ценность: 95 из 120 допрошенных дали ценные сведения и выступили проводниками, указав более 200 объектов — огневых точек, складов и пещер-укрытий. Тем не менее главная цель операции — полное уничтожение действующего под самым боком у Кабула сильного противника — не была достигнута. Как указывалось в том же докладе, «из-за отрывочных и часто противоречивых данных, а также из несвоевременного получения разведки армии не удалось выявить местоположение руководства бандформирований во главе с Ахмад Шахом и обеспечить его захват».

Два года спустя в Панджшере вновь была проведена масштабная операция. Как сообщал тогдашний командующий 40А генерал-лейтенант Л.E. Генералов, «была разгромлена крупная группировка мятежных сил на северо-востоке страны». В Кабуле провели «парад победителей», но Масуд снова ушел, к тому же успев загодя вывести в соседние ущелья свои отряды и часть населения долины.

Проверка оружия перед выходом. Каждый имел свой автомат или пулемет, пристрелянный и самостоятельно подогнанный для ношения и стрельбы. Несмотря на штатное расписание, разведчики пользовались известной самостоятельностью в выборе оружия и возможностями подобрать себе подходящее. Многие предпочитали АКМ за возможность пополнять боезапас трофейными патронами.

Кроме собственного груза, на бойцов взвода распределялось тяжелое вооружение, его принадлежности и боеприпасы. На взвод брали с собой один-два «Утеса», реактивные огнеметы «Шмель» и два-три АГС-17. «Утесы» и «Пламя» разбирались, чтобы их узлы можно было нести на себе, в рюкзаки укладывались пулеметные и гранатометные ленты и мины. К 30–40 кг своего имущества прибавлялись пулеметные ленты к ПК и 40–50 крупнокалиберных патронов весом в десяток килограммов, пудовые станки, выстрелы к РПГ и АГС.

Разведчикам 191-го омсп все же удалось уничтожить и взять в плен его помощников и людей из ближайшего окружения.

Наметилась тенденция, когда оперативные боевые выходы приносили большие результаты, чем загодя назначенное и тщательно спланированные крупные операции с привлечением множества людей и техники. В том же Панджере в 1982 году были задействованы 36 батальонов общей численностью 12 тысяч человек, более 320 танков, БТР и БМП, 155 орудий и минометов. Их противником были около 2500 боевиков, и все же к середине лета оппозиция восстановила силы и вытеснила «народную власть» обратно в Кабул. Не лучшими были и результаты операций 1984 и 1985 годов. Между тем, еще в марте 1981 года административный отдел ЦК КПСС, анализируя ход афганской кампании, обратил внимание, что «опыт подтвердил невысокую эффективность крупных военных операций именно с военной точки зрения, а иногда и их политический ущерб». Бомбардировки и огневые налеты, разрушавшие селения, лишь множили ряды оппозиции, что с каждым годом сокращало подконтрольную территорию.

Разведчики-десантники укладывают имущество к выходу. В заднем ряду — пирофакелы с цветными дымами, парашютные ракеты белого света и пара реактивных сигнальных патронов РСП, в среднем — аптечка со жгутом, эластичным бинтом и обязательным шприц-тюбиком промедола для снятия болевого шока, трубка «Родника» для очистки воды, в руках — «лифчик» на четыре магазина к автомату и гранаты. Впереди — патроны к ПК в лентах, автоматные патроны в пачках и футляр с ночным биноклем БН-2. Патронов никогда не бывало много, и остальные россыпью уложены в рюкзаке. Обычно с собой брали минимум 450–500 патронов, рассовывая их по всем свободным местам.