Помоги проекту - поделись книгой:
Сменивший Субботича Евгений Уссаковский (занимавший должность в 1903–1905 годах) относился к евреям толерантно, считая их полезными для области. В 1905 году, после отстранения Куропаткина от должности военного министра, Уссаковский ходатайствовал за остававшихся в Тедженском уезде Закаспийской области джедидов – афганских и персидских подданных. Другие персидскоподданные евреи в Закаспийской области не проживали. Уссаковский добивался для джедидов отмены выселения, или перевода в другой уезд этой области, или, по крайней мере, продления отсрочки выселения[789]. Последнее ему удалось. Согласно докладу канцелярии генерал-губернатора от 18 декабря 1910 года, евреев – подданных Персии и Афганистана не выселяли из Закаспийской области на основании отсрочек выселения, сделанных правительством для бухарскоподданных евреев[790]. С юридической точки зрения администрация этой области поступала правильно, так как в законе 1900 года и постановлениях 1906 и 1908 годов, дававших отсрочку выселения, речь шла о евреях – иностранных подданных Туркестанского края, хотя и подразумевались при этом, как видно из обсуждений данного вопроса, только бухарскоподданные евреи.
В январе 1910 года Самсонов приказал выселить из Закаспийской области только бухарскоподданных евреев, численность которых составляла 45 семей, или 156 человек[791]. Все они проживали в Мервском уезде, в основном в Мерве, и имели торговые обороты на 3,68 млн рублей, недвижимость на 324 тыс. рублей и капиталы на 700 тыс. рублей. Они уже получили предписания покинуть область, как вдруг – вследствие телеграмм начальника Главного штаба Николая Кондратьева и помощника генерал-губернатора Киприяна Кондратовича – выселение было задержано до выяснения числа пограничных городов, в которых разрешалось остаться евреям, отстаивавшим свой туземный статус[792].
В феврале того же года военный губернатор Закаспийской области Михаил Евреинов (находившийся на должности с 1907 по 1910 год) обратился к Самсонову с предложением выселить оттуда не только евреев-бухарскоподданных, но и джедидов, так как они, по мнению военного губернатора, подобно евреям Бухары «должны быть одинаково признаны вредным для области элементом». Евреинов не согласился с мнением мервской администрации, что выселение джедидов подорвет в уезде торговлю, а заявил, что они уже послужили делу установления экономических связей с другими странами и поэтому их можно заменить[793].
В апреле были определены пограничные города для бухарскоподданных евреев, и губернское начальство сообщило об этом военным губернаторам трех коренных областей, но забыло известить начальника Закаспийской области. В результате в последней евреи данной категории не получили никаких указаний о предстоящем выселении и у них появилась надежда, что русская администрация даст им возможность остаться. В том же месяце двадцать семь семей бухарскоподданных евреев, проживавших в Мерве, вслед за евреями этой категории в других областях края попросили местную администрацию принять их в русское подданство. Однако всем им в конце мая того же, 1910 года было отказано[794].
В середине июля туркестанский генерал-губернатор согласился с предложением Евреинова о выселении из Закаспийской области джедидов, распорядившись выработать план выселения и предоставить им месяц на сборы[795]. Тем не менее из-за слишком короткого срока или из-за того, что приблизительно в августе того же года место Евреинова занял временно исполнявший обязанности начальника области Сергей Жуков (состоявший в должности с 1910 по 1911 год), никто из евреев – иностранных подданных так и не был выселен из области. Не исключено, что о выселении вообще было бы забыто, если бы не донос, поданный Самсонову несколькими торговыми конкурентами евреев – армянами[796]. Результатом стало распоряжение в начале ноября 1910 года о срочном выселении всех евреев – иностранных подданных из Закаспийской области[797]. Передaвая это указание начальнику Мервского уезда Францу-Карлу фон Фалеру, Жуков забыл оговорить конкретный срок выселения. Тот, желая выслужиться перед ташкентским начальством, распорядился выслать проживавших там евреев этой категории уже к декабрю[798].
Узнав о предстоявшем выселении евреев – иностранных подданных, в их защиту выступил в ноябре 1910 года директор среднеазиатского отделения Русско-китайского банка Ф.С. Миляшкевич. Он заявил, что джедиды и бухарскоподданные евреи – наиболее деятельные в торговле Мервского уезда и их удаление приведет к убыткам населения и банков, а также «погубит на долгое время торговлю Мервского района с Персией и Москвой»[799]. В том же месяце председатель правления Русско-азиатского банка Алексей Путилов, получив известие об намечавшемся выселении от директора Самаркандского отделения банка, заявил министру торговли и промышленности, что оно причинит им серьезные убытки[800].
Старейшины мервских туркмен и представители туркменской знати, часть из которых имели звания старших офицеров, заявили местной администрации, что все свободные деньги туркмены всегда отдавали евреям, которые вкладывали их в различные финансовые операции. Они указывали, что все это производилось без расписок, под честное слово, и евреи ни разу никого не обманули. Представители туркмен просили оставить евреев хотя бы временно, чтобы местные туркмены не понесли убытков от расторжения договоров евреев с банками и фирмами[801]. Не довольствуясь обращением к генерал-губернатору, просьбу об отсрочке выселения евреев из области они отправили и в Совет министров[802]. Жуков поддержал обращение туркмен. Он отметил, что евреи жили среди них еще до завоевания и были в числе основателей русского Мерва, в котором открыли торговлю. Сообщая о большой роли бухарских и афганских (гератских) евреев в торговле, Жуков подчеркнул, что они – в отличие от армян и персов – честны в сделках и владеют в области недвижимым имуществом на общую сумму 2 млн рублей. При этом военный губернатор просил в том случае, если оставить евреев в области затруднительно, хотя бы предоставить владельцам недвижимости из их числа шестимесячную отсрочку для ее распродажи[803].
Депутат Государственной думы Нафтали Фридман, получивший в ноябре 1910 года телеграмму от евреев – бухарских и афганских подданных, в которой сообщалось, что администрация приказала им выселиться в двадцать четыре часа, сразу отправил телеграмму военному министру с просьбой задержать высылку[804]. Персидский консул в Асхабаде в том же месяце указал чиновнику для пограничных сношений Закаспийской области, что персидскоподданные джедиды в нескольких поколениях добросовестно соблюдают мусульманские обряды и совершают паломничества в Мекку, а потому выселение их как евреев является ошибкой[805].
Тогда же, в ноябре 1910 года, представители выселяемых из Мервского уезда евреев прибыли в Ташкент для встречи с генерал-губернатором, но не были им приняты. Поэтому они послали ему телеграмму с просьбой отменить выселение. Другую телеграмму из Закаспийской области в том же месяце прислали Самсонову представители джедидов. Через свою канцелярию он отвечал всем просителям отказом[806]. Сам же генерал-губернатор отправил в Главный штаб телеграмму, в которой высказывался за выселение евреев из Закаспийской области. В ответ начальник Главного штаба Кондратьев, поддержав выселение евреев – иностранных подданных из трех коренных областей края, высказал в то же время сомнение в целесообразности выселения евреев этой категории из Закаспийской области. Он опасался подобной мерой еще больше обострить обсуждение еврейского вопроса на страницах российских газет и в Государственной думе[807].
Но Самсонов, не дождавшись этого ответа, отдал приказ о дальнейшем выселении бухарскоподданных евреев из области, в результате чего почти все они в начале января 1911 года были вынуждены уехать из Мервского уезда[808]. До конца года такая же участь постигла сперва афганскоподданных евреев, а затем – и б
Введение в действие закона 1900 года коснулось только тех бухарскоподданных евреев, которые жили в Закаспийской и Сырдарьинской областях. Но и они получили возможность не возвращаться в Бухару, а переселиться в так называемые пограничные города Самаркандской и Ферганской областей. Список этих городов включал Самарканд и Коканд, экономические центры Туркестанского края не меньшего значения, чем Ташкент и Асхабад. Иначе сложилась судьба гератских и мешхедских евреев, проживавших в Туркмении еще до ее завоевания. Принимая в расчет ухудшение общего отношения к евреям в России с приходом к власти двух последних императоров, Куропаткин характеризовал гератских и мешхедских евреев крайне отрицательно. Поэтому центральные власти, ухватившись за наличие у представителей этих этнических групп иностранного подданства, отказались предоставить им подданство Российской империи. Не получили гератские и мешхедские евреи и возможности даже временно поселиться подобно бухарскоподданным евреям в Самарканде и Коканде, несмотря на этническую близость с последними и сходство с ними в экономической деятельности. Выселение противоречило статье 262-й туркестанского Положения, согласно которой туземным евреям соседних с Туркестаном государств разрешалось не только проживать в нем, но и приобретать недвижимое имущество.
Глава 4
правовой статус бухарских евреев в начале второго десятилетия XX века
1. Пограничные города
Надеясь, что высшие власти все же решатся на полную аннексию эмирата, Самсонов разрешил выселяемым из Сырдарьинской области бухарскоподданным евреям поселиться в определенных пограничных городах. Он выбрал одиннадцать городов: Самарканд, Катта-Курган, Андижан, Старый Маргелан, Коканд, Наманган, Тахтабазар, Петро-Александровск, Мерв, Скобелев (до 1910 года – Новый Маргелан, а с 1924-го – Фергана) и Джизак. Посылая этот длинный список телеграммой в Главный штаб, Самсонов даже приписал: «Исключить часть указанных городов не считаю возможным, в крайнем случае, если [военный] министр признает необходимым, согласен закрыть Мерв, Скобелев, Джизак»[812]. Военный министр Владимир Сухомлинов захотел согласовать данный список с министром торговли и промышленности Сергеем Тимашевым (занимавшим эту должность в 1909–1915 годах). Тимашев, известный своим недружелюбным отношением к евреям[813], нашел список слишком длинным. В ходе дальнейшей переписки министры решили оставить для бухарских евреев двух категорий – для вступивших в русское подданство и иностранных подданных – право проживать в шести городах: Петро-Александровске, Катта-Кургане, Самарканде, Старом Маргелане, Коканде и Оше[814].
В этих городах в первой половине 1910 года и поселилось большинство бухарскоподданных евреев, изгнанных из Сырдарьинской области. Подав прошения на принятие в русское подданство или добиваясь прав туземцев, они, находясь в указанных городах, дожидались ответов. Местная администрация не выселяла их за переделы края и не торопилась рассматривать их просьбы. Обе стороны такой порядок до поры устраивал. Однако в апреле 1912 года девяносто восемь мусульман Старого Маргелана обратились в администрацию с просьбой о прекращении признания прав туземцев за бухарскими евреями и о выселении их из Ферганской области[815]. Возможно, причиной такой просьбы был переезд в Старый Маргелан большого числа выселенных евреев. Он мог обострить торговую конкуренцию между торговцами – бухарскими евреями и мусульманами. Не исключено также, что какой-то антиеврейски настроенный русский чиновник посоветовал торговцам-мусульманам подать подобную просьбу. Ведь жалоба появилась в нужный для начальника края момент.
Как уже указывалось, бухарскоподданные евреи в Старом Маргелане были бедны и зарабатывали на жизнь в основном своими традиционными занятиями – мелкой торговлей и крашением шелка. Как и прежде, бухарские евреи были единственными мастерами по его окраске и поэтому мусульмане нуждались в них для дальнейшей выделки шелковых тканей[816]. На симбиозные отношения указывает поданная в марте 1910 года просьба более ста мусульман Старого Маргелана не выселять бухарскоподданного еврея Моше Ходжабекова, который окрашивал и продавал шелк. На то, что между бухарскими евреями и мусульманами в Старом Маргелане в основном были терпимые отношения, косвенно указывают результаты расследования экономической деятельности первых в 1914 году. Данное расследование не обнаружило «ни одного случая ростовщической или иной хищной деятельности евреев»[817]. В то же время там существовала небольшая группа торговцев-мусульман, которая видела в бухарских евреях конкурентов. На это указывает рапорт маргеланского уездного начальника Емельяна Гоштовта за 1908 год[818].
Но вернемся к жалобе, поданной девяноста восемью мусульманами Старого Маргелана в апреле 1912 года. На основании ее Самсонов в июле того же года уже сам предложил Сухомлинову сократить число пограничных городов для бухарскоподданных евреев с шести до одного, второстепенного в торговом отношении города – Катта-Кургана Самаркандской области[819]. Военный министр опять запросил мнение Тимашева. Тот ответил очень лаконично: «Сути дела не помню, но на ограничение евреев согласен»[820]. Эта фраза к маю следующего года стала известна общественности благодаря депутату Фридману, процитировавшему ее в своей речи на одном из заседаний Государственной думы. Он добавил к ней собственный комментарий: «По еврейскому вопросу можно сути дела не знать, а ограничения устанавливать. В этой знаменательной резолюции вся государственная мудрость, вся система нашего правительства по отношению к еврейскому вопросу»[821].
Александр Васильевич Самсонов (
В ноябре 1912 года для ускорения решения вопроса канцелярия туркестанского генерал-губернатора отправила в Военное министерство копию прошения мусульман Коканда о выселении оттуда бухарских евреев[822]. Копия сопровождалась заявлением Самсонова о том, будто туземным евреям в Коканде принадлежит девять десятых всех недвижимых имуществ, что было совершенным вымыслом[823]. Опираясь на эти две просьбы, военный министр обратился к председателю Совета министров с законопроектом о сокращении числа пограничных городов до одного. В то время должность председателя Совета министров занимал министр финансов Коковцов (в должности председателя он состоял в 1911–1914 годах), который, как и его предшественник Витте, видел пользу в деятельности бухарских евреев. Не соглашаясь с Сухомлиновым, Коковцов уведомил его, что Кокандский биржевой комитет в октябре 1912 года просил сохранить для бухарскоподданных евреев ранее установленные шесть пограничных городов. Данную просьбу поддержал и Московский биржевой комитет. Кроме того, председатель Совета министров указал военному министру, что сокращению числа пограничных городов должна предшествовать тщательная проверка целесообразности принимаемой меры[824]. Под влиянием стойкой позиции Коковцова и биржевых комитетов туркестанский генерал-губернатор, даже поддерживаемый двумя министрами, пошел на попятный и предложил сократить число пограничных городов уже не до одного, а до трех, оставив в качестве таковых Ош, Петро-Александровск и Катта-Курган. «Отступление» вызвало негодование начальника Главного штаба, Николая Михневича, который не удостоил Самсонова даже ответом на его новое предложение[825].
Опираясь на это новое предложение генерал-губернатора, военный министр Владимир Сухомлинов внес на рассмотрение Совета министров соответствующий законопроект. Члены Совета запросили сведения о «конкретных случаях хищничества евреев»[826]. Поэтому в июле 1914 года Михневич ухватился за доклад Радзиевского «О конкретных примерах хищнической деятельности бухарских евреев в г. Оше», подготовленный вследствие жалобы ошских мусульман министру внутренних дел в марте 1913 года[827]. (Эта жалоба была нужна Радзиевскому и ошской туземной администрации в качестве оправдания за погром, произошедший в Оше в 1911 году.) Военное министерство обратилось к генерал-губернатору с просьбой собрать материалы о ростовщической деятельности бухарских евреев и по остальным пограничным городам[828].
В начале августа 1914 года генерал-губернатор Самсонов был назначен командующим 2-й армией Северо-Западного фронта и срочно покинул Туркестан. Около месяца после этого обязанности генерал-губернатора исполнял Василий Флуг, который прежде занимал должность помощника. Он сразу же запросил у военных губернаторов материалы о хищничестве бухарских евреев[829]. Однако планам Военного министерства не суждено было воплотиться. Военный губернатор Сырдарьинской области Галкин доложил уже новому генерал-губернатору, Федору Мартсону (исполнявшему эту должность в 1914–1916 годах), что в его области бухарские евреи ростовщичеством не занимаются, за исключением Ташкентского уезда, где жители иногда обращаются к торговому дому «Юсуф Давыдов» за ссудами под проценты, достигающие 35 %[830]. Ссылка на данный торговый дом была вызвана судебным процессом над его владельцами, о чем мне еще предстоит рассказать.
Военный губернатор Самаркандской области Нил Лыкошин в апреле 1915 года сообщил в канцелярию генерал-губернатора, что председатель окружного суда, мировые судьи, уездные начальники и податные инспекторы заявляют об отсутствии со стороны бухарских евреев хищнической и ростовщической деятельности. Одновременно Лыкошин просил не исключать вверенные ему Самарканд и Катта-Курган из числа пограничных городов[831]. Особенно примечательным представляется заявление об отсутствии вредной деятельности бухарских евреев, сделанное самаркандским податным инспектором А. Нестеровым – руководителем Союза русского народа в городе[832].
Наихудший отзыв о бухарских евреях прислал в октябре 1915 года военный губернатор Ферганской области Александр Гиппиус (находившийся в должности в 1911–1916 годах). Хотя подчиненные ему начальник Андижанского уезда, полицмейстеры городов Скобелева и Старого Маргелана доложили, что бухарские евреи вредной деятельностью и ростовщичеством не занимаются, Гиппиус поддержал мнение других своих подчиненных – начальников Ошского и Маргеланского уездов. Те считали, что евреи вредны, поскольку ссужают товары мусульманам по ценам на 10–15 % выше рыночных. Проигнорировал Гиппиус и точку зрения наманганского судебного пристава, отметившего, что жалоб от населения на ростовщическую деятельность бухарских евреев не поступало, а к скрытым ссудам население привыкло, «тем более, что то же самое проделывают с ними и сарты, так же как и евреи, ростовщики по природе…»[833].
Сообщая о своем отношении, Гиппиус посетовал на трудности сбора доказательств еврейского ростовщичества: «…попытки административного расследования обыкновенно лишь устанавливают, что с формальной стороны евреи оказываются правы и просьбы потерпевших туземцев о помощи остаются без последствий». Поэтому он просил командировать в Ферганскую область в качестве эксперта Радзиевского, «наиболее практически знакомого с вопросом еврейского засилья в крае вообще и с приемами еврейской хищнической деятельности в частности»[834]. Этой просьбе предшествовало неофициальное обращение Гиппиуса к Радзиевскому за помощью в выяснении вредной деятельности бухарских евреев, на каковое тот ответил, что льготы получены по ошибке и ее необходимо исправить, «а я всей душой готов служить вам в новом благом деле». Впрочем, генерал-губернатор Мартсон был не столь высокого мнения о способностях Радзиевского и потому ответил Гиппиусу, что такое расследование опять окажется безрезультатным[835].
2. Предоставление бухарским евреям статуса туземцев
В первые несколько десятилетий после русского завоевания края бухарскоподданные евреи, проживавшие в Туркестане и пользовавшиеся большими льготами по русско-бухарскому мирному договору 1873 года, не проявляли заинтересованности в получении статуса туземных евреев. Этот статус, дававший русское подданство, предоставлял им преимущество только в поездках в Бухару, когда защищал от произвола эмирских чиновников. После изменения в 1889 году Положения об управлении Туркестанского края и, особенно, после принятия закона 1900 года о выселении число бухарскоподданных евреев в крае, претендующих на этот статус, увеличилось. Как уже отмечалось, он давал право повсеместного жительства, право приобретать недвижимость, а также заниматься предпринимательством (в том числе винокуренным производством, горным и нефтяным промыслами), ремеслами и торговлей (в том числе продажей вина). Для получения желанного статуса бухарские евреи должны были доказать свои права на него. Административная практика признания туземных прав за бухарскими евреями в разных областях края в разные отрезки времени была неоднозначной.
В Самаркандской области первое время свидетельства евреям об их туземных правах выдавали уездные начальники на основании опросов старожилов, списка домовладельцев еврейского квартала Самарканда за 1873 год и списков проживавших в области туземных евреев (последние списки были составлены в 1891–1892 годах по приказу военного губернатора Ростовцева специально для выдачи удостоверений туземцев)[836]. Но список 1873 года был неполным, так как в Самарканде в то время в каждом доме проживали, кроме семьи домовладельца, еще несколько семей[837]. В свою очередь, списки 1891–1892 годов вызывали недоверие у чиновников администрации, так как были составлены по опросам старожилов, и в том числе самих бухарских евреев. Последнее обстоятельство послужило причиной признания в 1897 году этих списков негодными. Тогда же было принято решение о составлении новых списков по опросам старожилов, преимущественно из лиц других народов. Новые списки были составлены в 1898 году, и на их основании Самаркандское областное правление потом выдавало бухарским евреям туземные удостоверения[838].
В Ферганской области удостоверения туземцев первоначально выдавались также на основании опросов и списка, составленного в 1891–1892 годах. Этот список тоже не внушал доверия, и поэтому военный губернатор Корольков отдал приказ уездным начальникам проводить самые строгие дознания о времени поселения бухарских евреев в крае и передавать результаты этих дознаний на рассмотрение областного правления[839]. С бухарскими евреями там не церемонились. Так как часть из них мигрировали из эмирата в Кокандское ханство еще до завоевания или в ходе его, у них не могло быть никаких бухарских паспортов – неизвестной вещи в Бухаре вплоть до середины 1880-х годов. Обнаружив 112 таких человек, Корольков приказал немедленно выслать их в Бухару[840]. Власти даже не проверяли уже собранные документы о времени поселения этих людей в Ферганской области. Такой подход вытекал из плохого знания Корольковым и чиновниками областного правления всех нюансов законодательства о бухарских евреях, что видно, например, из дела Малики Ишаевой. В 1892 году она попросила разрешения на устройство хлопкоочистительного завода в Старом Маргелане. Занимавший тогда должность уездного начальника Владимир Томич отказал просительнице, заявив, что ее муж – бухарскоподданный и потому они не признаются туземными евреями. Она пожаловалась на это решение, заявив, что муж жил там давно и Томич сам владеет таким же заводом через подставное лицо. Но Корольков ей тоже отказал, заявив, что прибытие сюда ее мужа, Йосефа-Шалома Ишаева, незадолго до завоевания области не дает ему права на туземный статус. Ясно, что Корольков ограниченно трактовал обсуждавшуюся выше формулировку «водворившиеся с незапамятных времен». Между тем, как мы помним, Сенат в 1891 году заменил ее разъяснением, что туземцами признаются евреи, найденные на месте при занятии края. На этом основании уже при новом военном губернаторе, в 1893 году, Ишаевы получили желанный статус и разрешение открыть такой завод[841].
Порядок признания туземных прав евреев, установленный Корольковым для Ферганской области, понравился управляющему Казенной палатой Сергею Идарову. Казалось бы, будучи представителем Министерства финансов, он должен был радоваться росту числа гильдейских купцов в Туркестане и развитию там торговли. Однако его больше волновала вовлеченность православного населения в краевую торговлю. Обеспокоенный увеличением числа прошений туземных евреев о приписке к купеческим гильдиям Ташкента, он просил в июне 1893 года военного губернатора Сырдарьинской области перенять ферганский метод в проверке принадлежности бухарских евреев к туземцам[842].
В то время в Сырдарьинской области основаниями для выдачи удостоверений туземцев были опросы старожилов и списки евреев, составленные ими самими еще в 1868 году по приказанию Черняева. Во второй половине 1892 года этой областью стал руководить тот же Корольков, который не только распространил в ней свой ферганский опыт, но и еще более ужесточил правила, требуя от бухарских евреев документальные свидетельства ханских времен о том, что они или их предки проживали на территории, отошедшей к России[843].
Действительно, часть бухарских евреев, стремившихся получить статус туземцев, не проживали на территории края до прихода русских. Для доказательства своих прав они подкупали свидетелей из старожилов-мусульман. Об этом было известно русской администрации, получавшей сведения от доносчиков среди бухарских евреев. Из доноса андижанского еврея Давида Юсупова военному губернатору Ферганской области в 1911 году следует, что полтора десятка проживавших в Андижане бухарских евреев пытались добиться туземных прав, чтобы избежать выселения, представив подкупленных свидетелей-мусульман[844]. Владелец крупнейшей в Ташкенте кондитерской фабрики, купец Алиша Календарев, в октябре 1910 года писал в доносе генерал-губернатору, что раввин Шломо Тажер предоставляет подкупленных свидетелей-мусульман, подтверждающих туземный статус бухарских евреев. Для этого у Тажера «образовалась целая канцелярия в доме с пишущей машиной и штатом подставных лиц». Далее Календарев сообщал, что свидетелей-мусульман находят за деньги Абрам Беньяминов и Рахмил Алишаев[845].
Туземные евреи (
Поэтому не исключено, что верным или частично верным было утверждение в правой газете «Русское знамя»: «Старые казии сохранили печати старых времен и бланки и они продавали их жидам по очень высокой цене. Тогда началась фабрикация подложных бланков местными художниками. Они нашли фабрику Панченко в Ростове-на-Дону, которая взялась изготовлять бумагу. В канцелярию стали поступать свидетельства»[846]. Еще в 1902 году генерал-губернатор Иванов писал военному министру: «Некоторым из них [бухарскоподданным евреям, проживавшим в Туркестане] различными ложными путями, как оказывается впоследствии, удается скрыть принадлежность свою к бухарскому подданству и свидетельскими показаниями доказать принадлежность свою к туземным евреям»[847].
Управляющий канцелярией генерал-губернатора Мустафин отметил в своем докладе в августе 1910 года: «Подкуп лжесвидетелей и всякого рода обманы и ложные доносы составляют обычные приемы при доказательстве мнимых прав, разбором которых в значительной мере обременены областные управления края»[848]. Но доносы чиновникам пишутся, как правило, не для доказательства прав, а с целью сообщения о предосудительной деятельности кого-либо. В связи с этим показателен донос самаркандского еврея Юсуфа Аминова, посланный телеграммой в феврале 1912 года политическому агенту в Бухаре и содержавший даже угрозу: «В настоящее время находится у Вас Юсуф Аронов для получения от Вас справки [что он не является бухарским подданным]. Имею честь сообщить Вам, что в 1891 году ему был выдан бухарский заграничный паспорт…[Необходимо] как следует справиться потом о его деле областному правлению. Если неправильно дадите справки, на Вас будем жаловаться…»[849]
Причиной доносов была конкуренция между предпринимателями Туркестана, особенно обострившаяся в первые полтора десятилетия XX века. И тут не принимались в расчет принадлежность к одной общине или даже родственные связи. Иногда доносы подавались не с целью компрометации кого-то, а для получения какой-нибудь льготы. В таких случаях доносы не были анонимными. Например, начальник Туркестанского районного охранного отделения, касаясь доноса от проживавшего в Ташкенте бухарского еврея Х. Абдрахманова, отметил, что причинами его написания были торговая конкуренция и желание получить статус туземца[850]. Трудно сказать, в какой мере доносительство охватило бухарско-еврейских предпринимателей. Но о том, что оно стало заметным, свидетельствует опубликованное в декабре 1912 года письмо редактору бухарско-еврейской газеты «Рахамим» Рахмину Давидбаеву от раввина Тажера, который поднимал ряд внутриобщинных проблем, и в том числе проблему доносительства[851].
Часть бухарскоподданных евреев, независимо от того, поселились они в крае до его завоевания или позже, добивались документов о туземном статусе подкупом не свидетелей-мусульман, а русских чиновников. Нередко именно чиновники местной администрации вынуждали этих евреев давать взятки. Пален отметил в отчете по ревизии Туркестанского края, опубликованном в 1910 году: «Принятый [Самаркандским] областным правлением порядок разрешения дел о признании за евреями прав туземного населения открывает широкое поле для произвола и злоупотреблений»[852]. Иногда условием предоставления туземного статуса были «добровольные» пожертвования на развитие города и, вероятно, благотворительным организациям. Краевед Александр Добросмыслов писал, что чимкентский уездный начальник собирал пожертвования на постройку здания общественного собрания главным образом у бухарских евреев, дела которых о признании их в качестве туземцев затем благополучно решались[853].
Касаясь опросов свидетелей в делах о предоставлении бухарским евреям туземного статуса, Пален усомнился в беспристрастности как свидетелей-мусульман, так и опрашивавших их полицейских[854]. Со вступлением в действие закона 1910 года местная администрация стала брать показания у большого числа старожилов-мусульман, не считаясь с увеличением объема работы. Число опрошенных по одному делу свидетелей часто превышало несколько десятков человек, а в отдельных случаях – даже сотню. Так, для рассмотрения права Хаима-Сулеймана Шакарова на туземный статус были опрошены 118 (!) свидетелей[855].
Для областных правлений, занимавшихся расследованиями, и для бухарских евреев, доказывавших свои туземные права, нередко большие проблемы создавала смена фамилий потомками бухарских евреев, включенных в указанные выше списки. Например, в 1910 году рассматривалось прошение уроженца Катта-Кургана «Рахмина Суюна [Циона] Бабаева, прадед которого по мужской линии был Исхак. Фамилии у того не было, а отличало его только прозвище Галиб [в переводе с арабского – “победитель”]»[856]. По этому поводу Вайсенберг писал:
Обозначения имен в разных документах не соответствуют друг другу; больше всего вредит делу то обстоятельство, что фамильные имена еще не прочно укоренились среди местных евреев. Происходя в большинстве случаев из прозвищ по отцу, они при неустойчивости жизненных форм, меняются, и вчерашний Рувимов может завтра быть Иссахаровым, что очень усложняет удостоверение личности, в особенности при нежелании сделать это. Что на этой почве происходят колоссальные злоупотребления, деморализующие чиновничество, понятно для всякого, кроме генерал-губернатора[857].
Те бухарские евреи, которые на самом деле проживали в крае до его завоевания, могли не оказаться в административных списках по следующим причинам:
1. Некоторые из них при составлении списков полагали, что статус бухарского подданного, проживающего в России, более предпочтителен, чем статус еврея – российского подданного, и что такое положение сохранится и в будущем.
2. Некоторые не понимали важности составлявшихся списков и поэтому не позаботились, чтобы их туда включили. В 1909 году в докладной записке ревизионной «Паленской комиссии» раввин Кирснер писал, что многие бухарские евреи из-за невежества не понимали смысла 262-й статьи Положения об управлении Туркестанского края и вовремя не добились туземных прав, а наиболее предприимчивые из них добились статуса только для себя, скрыв от основной массы собратьев все важное значение нового закона[858].
3. Другие опасались, что списки составляются для налогообложения.
4. Кому-то вообще не было известно о составляемых списках.
5. Были и те, кто в момент составления списков находился во временной отлучке.
Так, последними двумя причинами объяснили свое отсутствие в списках тридцать семь семей бухарских евреев Ташкента, обратившиеся к администрации спустя несколько месяцев после выхода закона 1900 года с просьбой о признании за ними туземных прав. Военный губернатор Корольков отклонил их просьбу, мотивируя отказ отсутствием у них документальных свидетельств ханского периода[859].
После того как в 1905 году его сменил на этой должности Михаил Романов, Сырдарьинское областное правление перестало требовать у бухарских евреев для признания их в качестве туземцев лишь строго документальные свидетельства. В октябре 1908 года оно даже постановило составить новый список туземных евреев Ташкента на основе показаний старожилов, так как список 1868 года представлялся членам правления неполным и неточным. Но Сенат в январе 1909 года отменил это решение, опасаясь, что спустя сорок лет после завоевания города в список могут попасть и те бухарские евреи, которые до завоевания в нем не проживали[860]. После этого в области, и в том числе в Ташкенте, продолжали выдавать свидетельства о принадлежности к туземным евреям на основании показаний мусульман по индивидуальным просьбам бухарских евреев. Как писал в январе 1909 года Романов Писареву, при отсутствии у бухарских евреев документов ханского периода областное правление принимало к сведению проводимые полицией дознания. Рассмотрение таких дел, по словам военного губернатора, длилось обычно два-три месяца[861].
После отъезда в середине 1892 года Королькова из Ферганы областное правление подтверждало туземные права бухарских евреев не только в связи с предъявлением ими письменных документов ханского периода, но и на основании опросов старожилов-мусульман – при условии наличия справок от Политического агентства в Бухаре, что просители не являются бухарскими подданными. Хотя Политическое агентство аккуратно присылало такие справки, но областное правление с 1907 года стало меньше им доверять, поскольку основаниями для них были сведения, собранные бухарскими властями «путем опроса еврейских калантаров [старост] и старожилов, которые, как не раз уже указывал политический агент, в ограждении интересов своего единоверца не стесняются давать ложные показания»[862]. В таком утверждении была своя правда. В цитированном выше доносе Календарева рассказывается в числе прочего и о том, что старший еврейский калантар Бухары дает через эмирскую администрацию политическому агенту ложные справки, что проживающие в крае бухарские евреи не являются бухарскими подданными: «Он же, Тажер, имеет еще шайку в Бухаре в лице главного аксакала еврея, платящего также солидные куши… [видимо, речь идет о взятках эмирским чиновникам]». И далее: «Нужно написать политическому агенту в Бухаре, что на запросы областных правлений, чтобы не давали фиктивных справок, дающие [так в тексте] старшим [еврейским] аксакалом. 7 декабря я вам доносил, что Календарь Яшуваев и Юна Хаим Мошияхов новые аксакалы, дающие [так в тексте] ложные справки за большие деньги…»[863] В этой связи Радзиевский в 1912 году писал политическому агенту в Бухаре, что калантары «постоянно вводят в заблуждение кушбеги…»[864].
Поэтому Ферганское областное правление в 1907 году решило вернуться к прежней практике требования документальных данных о проживании евреев в Кокандском ханстве до его ликвидации[865]. Тем не менее в последующие годы областное правление не всегда придерживалось своего решения. За 1908–1910 годы оно удовлетворило двенадцать ходатайств бухарских евреев о признании за ними туземного статуса (24,5 % от всех удовлетворенных прошений по этому поводу) без документальных свидетельств ханских времен[866]. Непоследовательность Ферганского областного правления в отношении признания за конкретными евреями туземного статуса отметил в своем отчете и Пален[867]. А поскольку Радзиевский ставил это областное правление в пример остальным, очевидно, что в других областях еще больший процент таких ходатайств удовлетворялся без письменных свидетельств прежних времен.
Более строгое отношение Ферганской областной администрации к вопросу признания за бухарскими евреями прав туземцев обуславливалось желанием воспрепятствовать переходу в их руки ферганских – наиболее урожайных по хлопку – земель. Десятина земли здесь давала хлопка на 60 % больше, чем в Сырдарьинской и Самаркандской областях[868]. Благодаря необычайной урожайности и связанной с ней региональной специализации на Ферганскую область в 1912 году пришлось 60,9 % всего хлопка, вывозившегося в Россию из Средней Азии, включая Бухарский эмират и Хивинское ханство[869]. Поэтому в данной области за 1900–1910 годы было удовлетворено лишь 20 % соответствующих ходатайств бухарских евреев[870]. За тот же период в Сырдарьинской области было удовлетворено 68 % таких их ходатайств, а в Самаркандской – 75,6 %[871].
Военный губернатор Самаркандской области Виктор Мединский, озабоченный ростом числа прошений бухарских евреев о признании их в качестве туземцев, написал в 1902 году генерал-губернатору о необходимости немедленно или после определенного срока прекратить прием подобных просьб[872]. Николай Иванов поддержал это ходатайство и предложил Военному министерству решить вопрос в законодательном порядке, предоставив бухарским евреям трехмесячный срок для предъявления своих прав на туземный статус. Министры финансов, иностранных и внутренних дел высказались за предложение Иванова. Но Министерство юстиции предложило вопрос отложить – в связи с тем, что разрабатывалось новое Положение об управлении Туркестанского края[873]. Однако новое Положение так и не было принято, а в мае 1904 года умер Иванов. После этого вопрос о прекращении практики признания областными правлениями туземного статуса за бухарскими евреями был на некоторое время забыт. В феврале 1907 года Главный штаб вновь запросил мнение туркестанского генерал-губернатора по данному вопросу, на что Мищенко ответил, что не поддерживает инициативу своего предшественника[874].
Абсолютное число случаев признания за главами семей бухарских евреев прав туземцев областными правлениями края в 1900–1910 годах[875]
Правая пресса и чиновники, негативно относившиеся к бухарским евреям, искажали статистические сведения о них на момент завоевания, манипулируя таким образом общественным мнением. Приведенные в первой главе ранние сведения Лемана, других путешественников и туркестанских канцелярий игнорировались. В результате Самаркандское областное правление с 1907 года перестало доверять составленным спискам и по крайней мере до 1911 года требовало новых подтверждений прав на туземный статус – в виде показаний свидетелей-мусульман или представления письменных документов периода эмирского правления[876]. В 1912 году оно затеяло очередную проверку прежних списков[877].
Проверяя туземные права, некоторые администраторы лишали прежнего туземного статуса семьи, в отношении которых не было никаких сомнений, что они поселились в крае до завоевания. Примером такого произвола является отказ областного правления выдать свидетельства о туземном статусе семье Фузайловых[878], члены которой не позаботились о регистрации этого статуса до ужесточения административных требований в первом десятилетии XX века. Фузайловы фигурировали во всех составлявшихся списках. Более того – как указывалось в первой главе, в 1868 году, во время восстания мусульман в Самарканде, погиб один из членов этой семьи (Барух сын Фузайла), исполнявший обязанности городского раввина и шойхета. Однако некоторые администраторы даже при наличии весомых доказательств не хотели выдавать туземные свидетельства. Подобный подход диктовался негативным отношением к этим евреям, либо стремлением угодить начальству, либо желанием получить с просителей взятку. Вероятно, на последнее намекал вступивший в 1906 году в должность помощника самаркандского военного губернатора отнюдь не жаловавший евреев Гиппиус в письме о рассмотрении дела одного бухарского еврея своим предшественником: «Из просмотра всей этой переписки я вынес впечатление, что генерал-майор А.Н. Черневский прекрасно понимал, что на основе добытых спервоначалу же обстоятельных сведений, не оставлявших сомнения в праве Юнатана [от древнееврейского Йонатан] Муллокандова на признание, никак нельзя ему в таком праве отказать, но в то же время ему не хотелось и кончать дела… [и он] продолжал неизменно требовать доставления еще дополнительных расследований»[879].
Русский администратор в Самарканде
Обстановка в Туркестанском крае не отличалась от общей ситуации в России, где, как писал в 1907 году князь Сергей Урусов, особое законодательство о евреях делало получение с них взяток главной статьей полицейских доходов[880]. Ему вторит Сергей Витте: «Так как вся груда еврейских законов представляет смесь неопределенностей с возможностью широкого толкования в ту или другую сторону, то на этой почве создалась целая куча всяких произвольных и противоречивых толкований. В результате явился источник самого разнообразного взяточничества. Ни с кого администрация не берет столько взяток, сколько с евреев»[881].
В архивных материалах отсутствуют достоверные и полные сведения об общем количестве лиц, за которыми были признаны туземные права. Такие сведения, приведенные в Журнале Совета туркестанского генерал-губернатора, в № 5 от 10 февраля 1911 года, содержат ошибки. Согласно Журналу, в Самаркандской области за 1900–1910 годы туземные права были признаны за 792 бухарскими евреями. В действительности же – по материалам канцелярии данной области за указанный период – такие права были признаны за 290 главами семейств и 792 их другими членами, т. е. на самом деле за 1082 лицами. В этом же Журнале содержится информация о том, что в Ферганской области число лиц, признанных в 1905–1910 годах в качестве туземных евреев, достигло 51 человека[882]. На самом деле имеется в виду, что таково было общее количество признаний туземных прав за главами семей бухарских евреев, а ведь за каждым из них стояла семья. Видимо, Ферганское областное правление не вело статистики общего числа бухарских евреев, получивших права туземцев[883]. Экстраполируя на Ферганскую область соотношение числа глав семейств и их остальных членов, имевшее место в Самаркандской области, получаем по первой 199 бухарских евреев, за которыми в 1900–1910 годах были признаны права туземцев. Среди данных, представленных в указанном Журнале, подтверждение в материалах областной канцелярии находят лишь сведения о признании в Сырдарьинской области за 1900–1910 годы 210 бухарских евреев в качестве туземцев[884].
Общее число бухарских евреев, получивших туземные права в 1900–1910 годах
Туземный статус был привлекателен для бухарских евреев тем, что давал право на приобретение недвижимости и обеспечивал российское подданство безо всяких условий. Накануне выселения в 1910 году значение этого статуса еще больше возросло и число бухарских евреев, пытавшихся его добиться, резко увеличилось. Это вновь обеспокоило некоторых местных администраторов. Военный губернатор Ферганской области Владимир Сусанин (занимавший данную должность в 1907–1911 годах) в декабре предложил Самсонову прекратить практику признания бухарских евреев в качестве туземцев и проверить права всех евреев, чей туземный статус был подтвержден до 1905 года. Другие администраторы были недовольны тем, что бухарские евреи, ходатайствовавшие об указанном статусе, во время длительных проверок продолжали проживать в крае. В августе 1910 года на это сетовал генерал-губернатору управляющий канцелярией Мустафин, присланный на данную должность Военным министерством – несмотря на то что его предыдущая карьера военного судьи мало ей соответствовала[885].
С 1911 года областные правления практически перестали удовлетворять ходатайства бухарских евреев о признании их в качестве туземцев, сделавшись, по словам корреспондента либеральной газеты «Русская молва», чрезмерно придирчивыми: «Предоставляемые ими [бухарскими евреями] “васикати” – туземные документы, удостоверяющие, что данное еврейское семейство платило налоги хану за право проживания в его владении еще задолго до прихода сюда русских, признаются подложными, а свидетели, выставляемые в подтверждение их, подкупными»[886].
Особенно рьяно такой практике стал следовать военный губернатор Ферганской области Гиппиус, сообщивший Самсонову в апреле 1913 года, что областное правление в 1911–1913 годах никого из бухарских евреев не признало туземцами, отказав 150 семьям. Целью Ферганской администрации в эти годы было не выяснение истины, а отказы бухарско-еврейским просителям. На это очень красноречиво указывает следующее заверение Гиппиуса: «Остались нерассмотренными еще 94 прошения, [но] можно не сомневаться, что получат отказы»[887].
Бухарские евреи, получавшие отказы областных правлений в признании их туземных прав, апеллировали в Сенат. А там в начале XX века вообще и в начале его второго десятилетия особенно отношение к еврейским жалобам изменилось по сравнению с 1880–1890 годами к худшему. Витте писал в воспоминаниях, что в начале 1880-х Сенат старался не допустить произвольных толкований законов и стеснений евреев, но под давлением правительства сенаторы в конце концов стали поддерживать антиеврейскую политику[888]. Согласно данным известного юриста и журналиста Григория Вольтке, в 1890-х годах большая часть обжалованных евреями постановлений отменялась Сенатом, а в 1909 – 1912-м – Сенат отменял такие постановления очень редко[889]. И в отношении бухарских евреев Сенат стал придерживаться похожей практики. Из разобранных им за 1897–1913 годы девятнадцати жалоб бухарских евреев на отказы туркестанских областных правлений в предоставлении туземного статуса удовлетворено было только пять[890].
Вместе с тем в 1912–1915 годах в Сенате провалилась попытка Самсонова и Радзиевского создать законодательный прецедент, который мог бы привести к драматическим последствиям для части бухарских евреев, уже признанных как туземцы. В июне 1912 года Радзиевский установил, что отец братьев Календаревых, Календарь Авездбаев, переселился в Ташкент несколько месяцев спустя после русского завоевания города в 1865 году и что в 1874-м Календаревы называли себя в официальных прошениях не туземными, а бухарскими евреями. На этом основании Самсонов обратился в Сенат с ходатайством о пересмотре упомянутого выше сенатского решения по делу одного из братьев – Ачильды Календарева и об отмене связанных с ним восьми постановлений Сырдарьинского областного правления о признании туземного статуса за остальными братьями Календаревыми с их семействами. Кроме этого, туркестанский генерал-губернатор добивался замены формулировки «Туземцами именуются евреи, которые докажут, что они лично или предки их поселились в крае до занятия его русскими войсками» на более ограничительную: «Туземными евреями в крае должны признаваться лишь те, которые ясно докажут, что они лично или их предки по прямой линии прочно водворились на постоянное жительство и приобрели прочную оседлость в какой-либо местности края задолго, по крайней мере, в течение срока земной давности, до занятия места их жительства русскими войсками»[891].
Вероятно, в случае принятия новой формулировки Самсонов собирался потребовать пересмотра уже принятых постановлений, а это грозило бы многим бухарским евреям лишением туземного статуса. По замыслу Радзиевского и Самсонова, расплывчатость планируемых критериев предоставления прав туземцев должна была дать местной администрации больше возможностей для различных манипуляций. Впрочем, из-за педантичности Сената они вряд ли достигли бы своей цели, что видно из дела Календарева. Еще в 1899 году, разбирая дело Ачильды Календарева, Сенат выяснил, чтo его отец, Календарь Авездбаев, поселился в Ташкенте задолго до завоевания, а в 1860–1865 годах находился лишь в отлучке в Оренбургском крае. На этом основании Сенат в феврале 1915 года счел, что собранные Радзиевским сведения не опровергают фактов, установленных в 1899 году, и потому нет никаких оснований для пересмотра дела Календарева[892].
В данном деле, как и в других делах бухарских евреев начала XX века о предоставлении им прав туземцев, отрицательным фактором для претендентов на эти права было то, что администрация Бухарского эмирата часто продолжала считать таких евреев – проживавших или временно находившихся до завоевания на территориях, отошедших затем к России, – своими подданными[893]. Это обстоятельство, а также и то, что евреи – выходцы из Бухары сами называли себя бухарскими евреями – для этнической самоидентификации и, часто, чтобы отделить себя от бесправных в крае ашкеназских евреев, – давало чиновникам поводы для манипуляций. Всех назвавшихся бухарскими евреями чиновники выставляли бухарскоподданными. Многие бухарские евреи не понимали важности и тонкости терминологии. В свою очередь, некоторые администраторы использовали это непонимание ретроактивно. Так, Ферганское областное правление еще в октябре 1904 года отказало в признании туземного статуса за Исраэлем Юсуповым, ухватившись за то, что его отец, Якуб Паканаев, на самом деле поселившийся в Коканде еще до русского завоевания, однажды назвал себя бухарским подданным[894].
Осознав, что проживавшие до завоевания на территории Туркестана бухарские евреи могли по-прежнему находиться в списках эмирских налогоплательщиков, генерал-губернатор Тевяшев в ноябре 1904 года в рапорте в Сенат, миновав Военное министерство, предложил, на основании дела Юсупова, не принимать во внимание наличие бухарского подданства у просителей-евреев в тех случаях, когда дознанием точно установлено, что просители проживали до завоевания на территории Туркестанского края. Несколько лет рапорт пролежал без движения. Наконец Сенат указом в январе 1908 года поручил министрам военному, внутренних и иностранных дел прислать свои заключения по этому вопросу. Военное министерство в феврале 1909 года выступило против предложения Тевяшева[895]. Министерство иностранных дел, напротив, поддержало генерал-губернатора и предложило дать бухарским евреям определенный срок, в течение которого они были бы обязаны подать просьбы о предоставлении им туземного статуса. Далее предполагалось после тщательной проверки просьб предъявить бухарскому правительству список евреев, признанных русскими подданными[896]. Разработчик же ряда российских законов, заместитель министра внутренних дел Сергей Крыжановский показал свою полную некомпетентность в специфике законодательства о бухарских евреях. Выражая недоумение по поводу предложения Тевяшева, он заявил в январе 1910 года, что закон не предоставляет туземным евреям никаких особых прав в приобретении недвижимости и признание бухарских евреев в качестве туземцев не влечет за собой автоматического признания за ними русского подданства[897].
Наконец в ноябре 1913 года, спустя девять лет после внесения предложения, состоялось сенатское заседание по этому вопросу. Большинством голосов Сенат отклонил предложение Тевяшева. Через несколько месяцев, в феврале 1914 года, Сенат даже издал указ, согласно которому туземцами Туркестанского края должны были считаться евреи, которые сами лично или предки которых находились в крае до или во время завоевания и не состоящие в иностранном подданстве. На принятие такого решения повлиял отчет по ревизии Палена, содержавший критику местной администрации за признание туземного статуса евреев, которые числились на тот момент подданными Бухары[898]. В данном случае проявилось непонимание Паленом, сенаторами и многими министерствами реалий Бухарского эмирата, где учет подданных не производился по западным моделям.
Таким образом, почти безрезультатно закончились все предпринимаемые обеими заинтересованными сторонами попытки официально облегчить или, наоборот, вовсе прекратить практику новых признаний туземного статуса за бухарскими евреями. После этого Самсонов начал своей властью оказывать давление на областные правления Туркестанского края, в результате чего те накануне Первой мировой войны перестали удовлетворять ходатайства бухарских евреев о признании их в качестве туземцев.
3. Переход бухарскоподданных евреев в русское подданство
Многие богатые бухарские евреи, не имевшие надежд на получение туземного статуса, стремились обеспечить себе право на проживание в крае путем вступления в русское подданство. Как уже указывалось, законодательство разрешало, но не обязывало туркестанского генерал-губернатора удовлетворять прошения бухарскоподданных евреев после проверки благонадежности и «невредности» просителей. При положительном ответе евреи – кандидаты в русское подданство обязаны были принять присягу на иврите и вступить в первую или вторую купеческую гильдию одного из пограничных городов края. Эти города стали рассматриваться местной администрацией как своеобразная черта оседлости для бухарских евреев двух категорий: перешедших в русское подданство и подданных Бухары (напомню, что третья категория туземных евреев фактически пользовалась правом повсеместного жительства)[899]. В то время как ашкеназским евреям для переезда во внутренние губернии требовалось пятилетнее пребывание в первой купеческой гильдии черты оседлости, бухарские евреи указанных двух категорий, пожелавшиe переехать из пограничных городов в другие города России, долгое время могли беспрепятственно это делать. Каждый администратор решал данный вопрос самостоятельно, на основании собственного толкования законов о бухарских евреях, где не содержалось никаких разъяснений на этот счет[900]. Лишь в 1914 году в Туркестане были изданы «Краткие правила о порядке причисления в купечество, выдаче сословных свидетельств и регистрации купеческих семейств». В новых правилах было указано, что бухарские евреи двух вышеназванных категорий для причисления к другим городам края должны пробыть пять лет в первой гильдии какого-либо пограничного города[901]. Вероятно, мало кто из бухарских евреев этих категорий записывался в купеческие гильдии внутренних российских губерний – иначе сохранилась бы соответствующая административная переписка. Если же такие случаи все-таки были, администраторы губерний, очевидно, решали эти вопросы по своему усмотрению.
Для вступления в русское подданство бухарские евреи обращались с просьбами к военному губернатору той области, где находился выбранный ими для жительства пограничный город. Военные губернаторы запрашивали у уездных начальников или полицмейстеров отзывы о просителях, а затем переправляли прошения вместе со своими заключениями генерал-губернатору, которому принадлежало решающее слово. Генералы, занимавшие эту должность, относились к принятию бухарских евреев в русское подданство неоднозначно. При первых генерал-губернаторах, еще до выхода Положения об управлении Туркестанского края, бухарскоподданные евреи пользовались в крае более широкими правами, чем те, которые получали бухарские евреи, вступившие в русское подданство. Поэтому, как видно из таблицы 9, только единицы из бухарскоподданных евреев воспользовались своим правом вступления в русское подданство, несмотря на благоприятное отношение к ним русской администрации в тот период. Управлявший краем во время выхода Положения Николай Розенбах и сменивший его Александр Вревский, пытаясь привлечь в русское подданство богатых бухарских евреев, шире остальных генерал-губернаторов применяли свое право принимать их в число русскоподданных[902]. Из всех бухарских евреев, вступивших в русское подданство в Туркестанском крае до 1917 года, больше половины получили необходимые разрешения от этих двух генералов, управлявших краем в 1884–1898 годах.
Управлявший краем после них, в 1898–1901 годах, Сергей Духовской почти никого не принимал[903], а сменивший его Иванов (состоял в должности в 1901–1904 годах) и вовсе отказался принимать бухарских евреев в русское подданство, отдав указание военным губернаторам по этому вопросу к нему не обращаться[904]. Такой же практики придерживались Тевяшев и Субботич. После отставки последнего в декабре 1906 года обязанности генерал-губернатора короткое время исполнял Евгений Мациевский, который по рекомендации самаркандского военного губернатора Гескета принял в русское подданство крупного предпринимателя и общественного деятеля бухарских евреев Хизкию Иссахарова. Вернувшийся в самом конце 1906 года в край, чтобы занять должность генерал-губернатора, Гродеков сразу согласился принять в русское подданство проживавшего в Ташкенте духовного раввина бухарских евреев Тажера[905].
Занявший в мае 1908 года должность генерал-губернатора Павел Мищенко, хотя и уведомил в августе того же года начальника Главного штаба, что не видит препятствий к выдаче бухарским евреям разрешений о вступлении в русское подданство[906], в действительности, как и его предшественник, давал такие согласия лишь немногим. При нем по просьбе Туркестанской казенной палаты было введено правило, по которому только что принятые в русское подданство бухарские евреи обязаны были вносить в соответствующие областные правления ценные бумаги стоимостью 2 тыс. рублей. Эти ценные бумаги, помещенные в банк, приносили годовой доход в размере 80 рублей, что равнялось годовым гильдейским пошлинам купца второго разряда[907]. Так Казенная палата пыталась обеспечить непрерывность гильдейских выплат, поскольку после нескольких прецедентов[908] опасалась, что бухарские евреи, вступив в качестве купцов в русское подданство, перестанут вносить пошлины. Невыплата гильдейских пошлин влекла за собой, согласно договоренности министров финансов, военного и внутренних дел за 1901 год, а также статьям 536, 561 и 562 IX тома Закона о состояниях, лишь перевод бухарских евреев из купеческого сословия в мещанское, с сохранением русского подданства[909]. Нововведение Мищенко о залоге ценных бумаг не имело законодательных оснований и тяготило бухарских евреев, о чем от их имени заявил министру иностранных дел известный адвокат и еврейский общественный деятель Генрих Слиозберг в 1909 году[910]. На это нарушение законодательства обратил внимание в том же году и Пален, предложивший Сенату отменить взнос залога[911].
Присяга бухарских евреев на иврите с переводом на русский. Архив рукописей Израильской национальной библиотеки, Иерусалим, 4°1738/29-30
Число бухарскоподданных евреев, получивших от туркестанских генерал-губернаторов разрешения на принятие в русское подданство, и число получивших отказы, 1865–1914 годы [912]
Самсонов, считавший, что «евреи космополиты по натуре и воспитанию, а поэтому понятия о патриотизме, значении [пользе] государству и о преданности монарху для них пустой звук»[913], почти никому не давал разрешений на вступление в русское подданство. Как мы уже знаем, лишь в первый год своего управления краем, в октябре 1909 года, он по просьбе военного губернатора Самаркандской области разрешил вступить в русское подданство Моше, сыну Хизкии Иссахарова[914]. Когда в декабре 1912 года министр торговли и промышленности Тимашев высказался о необходимости проявлять осторожность в рассмотрении просьб бухарскоподданных евреев о вступлении в русское подданство, Самсонов ответил ему: «Я за четыре года управления краем удовлетворил весьма немногие из них»[915]. Отказы получали даже богатые бухарские евреи. Так, в 1913 году в принятии в русское подданство было отказано Мишаэлю, сыну одного из самых богатых предпринимателей Средней Азии – Нерье Вадьяева[916].
Поделиться книгой: