Октябрьский детектив. К 100-летию революции

Рабочие, служащие, красноармейцы, учащиеся шли рядом с оппозиционерами, несшими свои плакаты. Никаких столкновений не было. Ни один здравомыслящий рабочий не мог рассматривать эти плакаты как направленные против советской власти или против партии. Лишь когда отдельные заводы и учреждения влились в общий поток манифестации, ГПУ, по распоряжению сталинского секретариата, выслало особые отряды для нападения на демонстрантов, мирно несших оппозиционные плакаты. После этого стали происходить отдельные столкновения, состоявшие в том, что отряды ГПУ набрасывались на манифестантов, вырывали у них плакаты и наносили им побои. Отборная группа красноармейских командиров, взломав дверь, ворвалась в квартиру Смилги, на балконе которой висели плакаты оппозиции и портреты Ленина, Троцкого и Зиновьева. Вот в чем состояло восстание 7 ноября 1927 года!»[79].

А вот что доложил партийному активу Заместитель Председателя ОГПУ Ягода вечером 6 ноября 1927 года:

«…Проиграв во внутриаппаратной схватке, Троцкий, Каменев, Зиновьев и прочие оппозиционеры решили взять власть иным путем — в ноябре этого года. Они рассчитывают, что 7 ноября станет днем начала новой, “настоящей” революции. Троцкий остается верен тактике десятилетней давности: на штурм государственных высот он хочет бросить не толпу, а тайно сформированные особые отряды. Заговорщики называют их “Красной гвардией”. Их вожди планируют захватить власть не путем открытого восстания рабочих масс (которые, разумеется, их не поддерживают), а в результате “научно подготовленного” государственного переворота…

…Готовящие переворот настолько уверены в своей победе, что даже особо не скрывают этого. Все слышали, как троцкист Шмидт (Д. А. комдив. — Н. Л.) публично оскорбил, пообещав лично “отрезать ухи”, товарища Сталина. Еще недавно бывший одним из (как ему казалось) “всесильных” руководителей партии Каменев вчера клятвенно заверил Троцкого, что “все пройдет, как задумывалось”. Цитирую дословно донесение личного секретаря Каменева Я. Е. Эльсберга: “Как только вы появитесь на трибуне рука об руку с Зиновьевым, партия скажет: ««Вот Центральный комитет! Вот правительство!»”.

…Теперь что касается собственно планируемого на завтра, 7 ноября, переворота. Он должен начаться с захвата технических узлов государственной машины и ареста народных комиссаров, членов центрального комитета и комиссии по чистке (как они ее называют) в партии. Заниматься этим должны специально сформированные отряды “красногвардейцев” Троцкого. Именно поэтому, товарищи, просьба ко всем присутствующим — сегодня остаться ночевать здесь, в Кремле. Дезактивацией “Красной гвардии”заговорщиков займется специальный отряд ОГПУ Невидимому натиску Троцкого мы противопоставим невидимую оборону… Все будет сделано тихо, чтобы не тревожить массы трудящихся, отмечающих первое десятилетие великого праздника нашей революции»[80].

События развивались следующим образом. В полночь с 6 на 7 ноября по приказу Шапошникова, командующего Московским ВО, была тихо поднята 2-я Московская пехотная школа им. Ашенбренера. Как рассказывал очевидец и участник тех событий и одновременно выпускник этой школы Лебедев В. Г., курсантам была поставлена задача немедленно занять, а потом забаррикадироваться внутри зданий центральной почты, телеграфа, телефонной станции и взять под особую охрану электростанцию. Применение оружия ограничивалось лишь крайними случаями. Более того, как потом выяснилось, командующий округом на всякий случай подтянул к Калужской Заставе два бронедивизиона.

Рис. 13. Курсанты 2-й пехотной школы им. Ашенбренера.

В 10 часов утра начался парад. К тому времени «красногвардейцы» Троцкого уже обошли все известные им квартиры членов ЦК, ответственных работников правительства и, не найдя никого, устремились на захват правительственных зданий, вокзалов, почты, телеграфа и телефонной станции. Тут они неожиданно для себя столкнулись с отрядами Маленкова, тогдашнего сотрудника Организационного отдела ЦК ВКП(б), организовавшего на отпор троцкистам рабочую молодежь заводских окраин Москвы. Возникли перепалки, местами переходящие в потасовки типа «стенка на стенку», что сразу исключило массовое применение огнестрельное оружие.

К 11 часам окончательно провалилась попытка захвата центральной электростанции. Курсанты выставили в окна пулеметы и предупредили штурмующих, что могут открыть огонь на поражение. Те тут же откатились.

Зная, что значительная часть высшего командного состава — его сторонники, но основная масса военнослужащих настроены против него, Троцкий задумал провокацию, в результате которой на мавзолее должна была начаться сумятица. А это, в свою очередь, дало бы повод военным, участвующим в параде, вмешаться в происходящее, где уже не играло бы никакой роли, кто за кого. В суматохе Сталина и его соратников можно было под шумок уничтожить. За организацию провокации взялся начальник Академии им. Фрунзе Эйдеман, один из ближайших подручных Тухачевского. Он выдал трем своим слушателям, одним из которых был Охотников, специальные пропуска в Кремль. Время провокации было подгадано к моменту объезда Ворошиловым парадных расчетов на Красной площади, когда внимание всех будет невольно приковано к этому действу.

Без помех попав в Кремль, провокаторы встретили сопротивление только у входа в туннель, ведущий на трибуну мавзолея (вот тебе и обещания Ягоды усилить охрану), а затем на самой трибуне. И там, и там возникли потасовки. Не без труда охране удалось скрутить злоумышленников. И хотя в какой-то момент Охотников нанес удар Сталину, большой сумятицы не возникло.

К половине двенадцатого до Троцкого дошло, что мятеж провалился. И тогда он бросил в бой свой последний резерв. В здании Московского университета в тот момент проходил съезд еврейского студенчества. Взбежав на трибуну, Троцкий призвал всех присутствующих выступить в защиту идеалов Октябрьской революции, давшей так много евреям, против антисемитски настроенных членов ЦК во главе со Сталиным. Студенты с энтузиазмом рванулись на улицу, где, слившись с участниками антиправительственной манифестации, попытались прорваться на Красную площадь. Но им преградила дорогу все та же молодежь, откликнувшаяся на призыв Маленкова. Вновь произошла потасовка, обернувшаяся синяками, ссадинами, разбитыми носами. До применения оружия, того, что жаждал Троцкий, дабы спровоцировать на вмешательство армейские части, принимавшие участие в параде, дело вновь не дошло.

И именно в этот момент Шапошников ввел в Москву свои броневики. Основная масса москвичей восприняла их появление как продолжение парада. Повсеместно локальные стычки прекратились, а люди, в них участвовавшие, стали расходиться. Откуда-то на площадях, в парках, в скверах появились музыканты. Зазвучали песни, начинались танцы. Большой праздник начал входить в свои права. Все задержанные милицией были распущены по домам. Отпущен был даже Охотников. Сталин так объяснил этот жест:

«Из апелляции к “улице” ничего у оппозиции не получилось, так как она оказалась ничтожной группой. Но это не вина, а беда ее. А что, если бы у оппозиции оказалось немного больше сил? Не ясно ли, что апелляция к “улице” превратилась бы в прямой путч против Советской власти? Разве трудно понять, что эта попытка оппозиции, по сути дела, ничем не отличается от известной попытки левых эсеров в 1918 году? По правилу, за такие попытки активных деятелей оппозиции мы должны были бы переарестовать 7 ноября. Мы не сделали этого только потому, что пожалели их, проявили великодушие и хотели дать им возможность одуматься»[81].

И это говорит «кровожадный диктатор». Сталин в то время, конечно, не обладал тем авторитетом и той полнотой власти, которую он приобрел впоследствии. Но на ход событий большую роль оказали чуть ранее опубликованные результаты навязанной троцкистами дискуссии в ВКП(б). Поэтому единомышленники Троцкого в рядах РККА (Тухачевский и др.), двурушники в ОГПУ (прежде всего сам Ягода), а также партийные бонзы (Эйхе, Постышев, Косиор и прочие) оказались деморализованными и решили поиграть в нейтралитет, посмотреть, как будут разворачиваться дела.

Но заговор-то уже существовал. Причем мог перерасти в открытое антинародное вооруженное восстание, как бы ни хотелось откреститься от этого антисталинским кругам — партноменклатуре и различного «разлива» либерал-демократам. Только заговорщики, действовавшие до описанных событий почти открыто, после последовавшей за ними ссылкой Троцкого и исключения из партии наиболее активных его сторонников ушли в подполье. А как сказано:

«В подполье можно встретить только крыс»[82].

Тем временем в Америке

Подобно «белому» принцу на белом коне американские войска вступали в 1917 году в разрушенную и окровавленную Европу, в которой стрельба шла везде и далеко не только на фронте. Стреляли во Франции, подавляя антивоенные бунты. По той же причине стреляли в Германии. В Англии конной полицией давили антивоенные манифестации. В Австро-Венгрии приходилось снимать с фронта войска, чтобы подавлять сепаратистские выступления в Праге, в Братиславе, в Будапеште и так далее. Сыны диких прерий с ужасом вглядывались в руины древних городов, наполненных обнищавшим и озлобленным населением и потерявшими всякую цивильность беженцами. В их глазах пыльные городки Дакоты, Арканзаса и Оклахомы казались им вершиной порядка и благополучия. Однако появляться непосредственно на фронте и таскать каштаны из огня для озверевших англичан и французов янки не спешили. Лишь через год в июне 1918 года они приняли участие во второй битве на Марне. Все россказни Черчилля о единодушии союзников — чушь. С появлением американцев в Европе англо-американская вражда не только не ослабела, но разгорелась с новой силой.

Развалившаяся по всему миру зеленой жабой империя, хоть и ослабленная войной, не желала терять ни единой крупицы из приобретенного ею за время многовекового повального грабежа. Мало этого, она не без удовольствия преступила к разделу и перевариванию немецкого и османского наследства. Получив в России крепко по зубам, Британия вынуждена была вернуться к традиционному для нее интриганству на русских южных рубежах — в Турции, в Персии, в Афганистане и в Китае.

Американская же молодая промышленность, возмужавшая на военных заказах, стала стремительно расширять свое производство и, соответственно, внимательно присматривалась к перспективным рынкам сбыта. Хотя, в отличие от британцев, США обладали и сами очень емким внутренним рынком. Но аппетит приходит во время еды. Для своего суперрасширенного развития США было достаточно всех необходимых природных ресурсов. Если чего-то не хватало, то рядом были Мексика и в целом вся остальная Латинская Америка. Но кто знает, что в дальнейшем понадобится. Нельзя сказать, что Европа и восточное побережье Атлантического океана для США тогда не представляли большого интереса. Представляли. Но, как говорится, «каждому овощу свое время». Именно поэтому тот период в истории Америки и называется эпохой изоляционизма.

И вот здесь необходимо учитывать, что к Западу от США раскинулся необъятный Тихий океан, господство на котором могло представлять американцам неисчислимые выгоды и где они столкнулись с интересами Англии и Японии. Тут-то и была зарыта собака. Вспомним о пунктах Вильсона, во-первых, требующих абсолютную свободу судоходства на морях вне территориальных вод как в мирное, так и военное время, читай — равенство в военно-морских вооружениях, и, во-вторых, устранение всех экономических барьеров и установление равенства условий для торговли всех наций, читай — свободный доступ американских товаров в английские колонии.

Кому же нужны были сказки Черчилля. Увы, правящие круги Америки не были едины. С одной стороны, промышленные круги, для которых, например, новорожденный СССР, как противник Британии, был союзником. С другой стороны, высокие банковские космополитические сферы в лице 12 крупнейших американских банков, большая часть которых контролировалась Банком Англии, читай Ротшильдами. Этими банками была выполнена максима — получен доступ к печатанью долларов путем создания пресловутой Федеральной Резервной Системы (ФРС), после чего США были в той или иной степени поставлены под контроль Лондона. Три американских президента заплатили своими жизнями и были убиты при попытках противостоять этим домогательствам — Линкольн, Гарфилд, Мак-Кинли.

Но самый страшный удар промышленники Америки получили от Ротшильдов в 1929 году.

Пока шло товарное освоение не тронутых хозяйственным оборотом Среднего Запада и Тихоокеанского побережья, этим промышленникам ни золотой стандарт, ни ФРС были не страшны, ибо товарная прибыль текла рекой. Но стоило этим территориям слиться со всеми остальными уже товаризованными территориями Штатов, как прибыль по-товарному исчезла[83]. А производство тем временем продолжало расти, так как на рубеже веков появились такие новые виды товаров, как автомобили, самолеты, радио. Количество товаров как валовое, так и по ассортименту увеличилось многократно. Продолжение роста товарной массы при ограничении денежной массы, связанное использованием в тот момент в США «золотого стандарта», привело к несоответствию спроса и предложения, к падению цен, к банкротству многих предприятий, к невозврату кредитов. Марксисты называют такое положение кризисом перепроизводства, Хазин — кризисом эффективности капитала. Необходима была перестройка всего хозяйства или приобретение новых рынков сбыта. Американские промышленники пошли вторым путем и стали помогать индустриализации СССР и восстановлению военно-промышленного комплекса нацисткой Германии. Но собственно сам крах Нью-Йоркской биржи был рукотворным, через маржинальные займы.

Суть займа проста: можно приобрести акции компаний, внеся всего 10 % от их стоимости. Например, акции стоимостью 1000 долларов можно приобрести за 100 долларов. Этот тип ссуды был популярен в 1920-е годы, потому что все играли на рынке акций. Но в этом займе есть одна хитрость. Брокер в любой момент может потребовать уплаты долга, и его нужно вернуть в течение 24 часов. Это называется маржевое требование, и обычно оно вызывает продажу акций, купленных в кредит. 24 октября 1929 нью-йоркские брокеры, которые выдавали маржевые займы, стали массово (!) требовать уплаты по ним. Все начали избавляться от акций, чтобы избежать уплаты по маржевым займам. Необходимость оплаты по маржевым требованиям вызвала нехватку средств в банках по сходным причинам (так как активы банков были вложены в ценные бумаги и банки были вынуждены срочно продавать их), что привело к краху шестнадцати тысяч банков и позволило международным банкирам не только скупить банки конкурентов, но и за сущие копейки скупить крупные американские компании. Когда общество было полностью разорено, банкиры Федерального резерва США решили отменить им теперь не нужный золотой стандарт. С этой целью они решили собрать оставшееся в США золото. Так под предлогом борьбы с последствиями депрессии была проведена конфискация золота у населения США. Весной 1932 года число безработных достигло отметки 12,5 млн человек (10 % от всего населения). Всего во время от 1929 по 1935 годы в США умерло от голода около 10 млн человек (Википедия).

Ежовщина

7 ноября 1937 года на Красной площади Москвы состоялся традиционный военный парад, посвященный 20-й годовщине Великой Октябрьской революции. Как всегда, парад открывался прохождением академий и частей Московского гарнизона. Затем площадь очищалась, и наступал черед военной техники. Участник того парада, Лебедев В. Г., впоследствии гвардии генерал-майор танковых войск, в своей автобиографии для личного дела вспоминал:

«В марте 1935-го меня уже в звании майора перевели командиром батальона средних танков в город Павловск в Ленинградский ВО, в 6-й тяжелый танковый полк, который в этот момент переформировывался в 6-ю танковую бригаду им. Кирова. Полком, а затем бригадой командовал известный в те годы танковый командир Александр Ильич Лизюков… Мои батальон, как лучший, имевший в своем составе десять именных танков с надписями и барельефами Сталина, Ворошилова, Жданова и других членов Политбюро, с 1934 по 1937 год два раза в году выезжал из Ленинграда на парады в Москву. После прохождения по Красной площади академий я на именном танке “Сталин” на большой скорости проезжал площадь с развернутым красным знаменем. Затем шел мой батальон, а за ним остальные мотомеханизированные части[84].

Однако здесь в автобиографии Виктор Григорьевич умалчивает, что именно в 1937 году на параде с ним произошел казус. Уже пройдя мавзолей и при приближении к собору Василия Блаженного, на несколько мгновений его танк потерял управляемость и стал надвигаться на памятник Минину и Пожарскому. Спасла положение удивительная реакция механика-водителя Федора Дудко, кстати будущего Героя Советского Союза. Он ухитрился в доли секунд, работая бортовыми фрикционами, совершить маневр и вернуть машину на положенную ось движения.

Рис. 14. Перед парадом 7 ноября на Красной площади.

Наверху в башне майор Лебедев В. Г.

Уже на банкете в Кремле полковник Лизюков доложил о произошедшем Наркому обороны Ворошилову. Из стоявших рядом командиров кто-то засмеялся и бросил:

«Ну ясно! Не иначе в фрикцион песочку подсыпали». Климент Ефремович несколько натужно улыбнулся:

«Бывает. Все хорошо, что хорошо кончается».

Здесь необходимо сказать, что 6-я танковая бригада занимала в тот момент особое место в развитии отечественного танкостроения, так как являлась испытательной площадкой для крупного производителя отечественных танков — цеха МХ-2 завода «Красный Путиловец» (с 1935 — Кировский завод). А. И. Лизюков, тогда считавшийся советским танкистом номер один, не только участвовал во всех обсуждениях конструктивных особенностей изготавливаемой на заводе техники, но по поручению Халепского Иннокентия Андреевича, начальника Вооружения Генштаба РККА[85] и одновременно начальника Автобронетанкового управления, возглавлял комиссию по приемке техники у завода. Так, в 1935 году ему за создание танка Т-28 и постановки его на вооружение вместе с ведущим инженером заводского КБ (СКБ-2), непосредственным разработчиком танка, Олимпием Митрофановичем Ивановым[86] был вручен орден Ленина. А весной 1936 года он уже лично доложил Ворошилову о взятии на вооружение первого из серии модернизированных танков Т-28А «Сталин» с заводским номером С-910.

После случившегося на параде события стали развиваться следующим образом. 13 ноября, уже через 6 дней, был арестован Халепский. Важный нюанс. Еще в апреле 1937-го он был освобожден от перечисленных должностей и назначен наркомом связи СССР, что, согласно нравам того времени, означало: человек находится в разработке органов НКВД. Почти через три месяца, 8 февраля 1938 года, был арестован Особым отделом Ленинградского ВО полковник Лизюков, а 26 марта был арестован и майор Лебедев.

Лизюкову позвонили по телефону, и вызвали в штаб округа, и там объявили об аресте. С Лебедевым поступили проще. По окончании рабочего дня на квартиру прибежал посыльный и сообщил Виктору Григорьевичу, что в штабе бригады началось внеурочное партийное собрание и ему необходимо срочно туда прибыть. Оказалось, что в зале собрался практически весь офицерский состав бригады и шло обсуждение действий и бездействий майора Лебедева на протяжении всей его службы в бригаде. Люди вставали и рассказывали, что вот был такой случай, а тогда-то такой. В конце концов приютившийся где-то сбоку капитан из окружной прокуратуры встал и сказал:

«Кончайте свой базар. За все, что вы тут наговорили, ему даже выговора не дадут. Подымите руку, кто слышал, как майор Лебедев ругал Советскую власть и вообще руководство страны».

Рис. 15. Полковник Лизюков. Герой Советского Союза. Погиб летом 1942 года.

В зале возникла гробовая тишина. А потом стали подниматься руки. Одна, другая, третья и, наконец, практически весь зал. После этого капитан объявил, что майор Лебедев задержан по подозрению в антисоветской деятельности и что он должен следовать за ним.

Шестого апреля Лебедев предстал перед следователем. Вот что он сам рассказал впоследствии:

«Отпустив конвоира, следователь в достаточно вежливой форме предложил мне сесть. После протокольных вопросов о фамилии, имени и отчестве, где родился и так далее, он заявил, что я обвиняюсь в преступлениях, предусмотренных статьями 58-1 пункт ««б» и 58-8, 58–11 УК РСФСР, а именно: участие в антисоветских, террористических и вредительских организациях, участие в антисоветском военном заговоре в РККА, в деятельности, направленной на подрыв ее боевой мощи. Так, по имеющимся у следствия сведениям, я еще в двадцатых годах состоял в связи с видными деятелями троцкистской оппозиции Томским и Василием Шмидтом, под влиянием которых, будучи командиром роты в 20-й стрелковой дивизии, вступил в группу антисоветски настроенных командиров, возглавляемой на тот момент командиром этой дивизии Урицким (С. П.) и начальником политотдела дивизии Марголиным. Затем, в тридцатых годах, я, будучи уже командиром танковой роты в городе Харькове, вступил в преступную связь с ныне арестованным Постышевым. Далее, командуя батальоном в 6-й танковой бригаде, вместе с ныне арестованным командиром бригады Лизюковым проводил вредительскую деятельность, направленную на подрыв военной мощи Красной армии. В частности, согласно находящемуся в моем деле протоколу заседания партийного актива бригады, состоявшегося на следующий день после моего ареста, 27 марта 1938 года, я виновен в срыве боевой и тактической подготовки в бригаде; в выведении из строя танков Т-28 путем проведения так называемых экспериментальных прыжков через препятствия на учениях 1935 года; в умышленной постановке на консервацию совершенно небоеспособных танков; в проведении в целях сокрытия своей и других участников подрывной работы организованного очковтирательства; в умышленном срыве создания боевых комплектов запасных частей для танков Т-28 и с этой же целью внесение путаницы в учет и отчетность бригады с целью порчи и приведения в негодность запчастей, умышленное хранение их под открытым небом. Но главное мое преступление — это попытка совершить террористический акт в отношении руководителей ВКП(б) и советского правительства на военном параде 1937 года.

На вопрос следователя, что я могу сказать в свое оправдание, я рассказал, что произошло на самом деле 7 ноября. Что касается Василия Шмидта и Томского, то уже лет пятнадцать как их не видел и никаких связей с ними не имею. С Урицким, Марголиным и Постышевым если я и встречался, то исключительно по делам службы. Каких-либо личных контактов с ними не имею. Все это легко проверяется. Те же прегрешения, которые мне инкриминируются согласно протоколу партийного собрания, то они просто смехотворны. А о вредительской деятельности Александра Ильича Лизюкова я вообще ничего сказать не могу.

Выслушав меня, следователь, встал, подошел к окну. Постучав пальцами по подоконнику, он произнес:

— Мне с вами, Виктор Григорьевич, все ясно. Партбюро штаба Ленинградского ВО уже после вашего задержания за подписью секретаря партбюро Н. Е. Чибисова представило следствию партийную характеристику на вас, из которой следует: первое — что вы для вашего командования далеко не подарок, а второе — что штаб Ленинградского ВО уверен по крайней мере в вашей преданности делу революции[87]. За вас хлопочет и ручается лично сам нарком обороны. Поэтому я получил от своего руководства указание провести с вами настоящую беседу. Но вы должны знать, что ваше дело еще не закрыто. Надеюсь, вы понимаете, что партия и советский народ должны быть уверены в чистоте помыслов каждого человека, которому она доверила свою защиту и вручила оружие. Пока это все. Вы свободны и можете идти».

Выйдя на свободу, Виктор Григорьевич узнал, что до выяснения всех обстоятельств он исключен из партии и уволен из армии. Лишь в конце января 1939 года Лизюков и Лебедев были восстановлены как в армии, так и в партии.

* * *

Необходимо указать, что Халепского вместе с Тухачевским, Якиром, Путной, Примаковым и Уборевичем в качестве руководителей заговора назвал на допросе 1 июня 1937 года его подчиненный, командир 8-й механизированной бригады Дмитрий Аркадьевич Шмидт, тот самый, который собирался резать «ухи» у Сталина. Как явствует из материалов следствия, комдив Шмидт вместе с майором Кузьмичевым, бывшими краскомами Яковом Охотниковым, Ефимом Дрейцером и другими составляли боевую террористическую группу заговора.

Напомним, общей целью организации Тухачевского был насильственный захват власти в СССР с дальнейшим разворотом внутренней и внешней политики в троцкистском направлении. Основными обвинениями организаторам были: передача в 1932–1935 годах представителям германского Генштаба секретных сведений военного характера; разработка в 1935 году подробного оперативного плана поражения Красной армии на основных направлениях наступления германской и польской армий. Была в этой цели и бонапартиская составляющая.

Согласно основному плану, разработанному Якиром и Уборевичем, Шмидт и его люди по команде Якира или Халепского должны были взять на себя руководство воинскими частями в вооруженном восстании и «захвате Кремля» с проведением террористических актов против членов Политбюро ЦК ВКП(б) и советского правительства. Другими словами, они брались непосредственно осуществить военный переворот 1937 года.

Халепский был расстрелян 29 июля 1938 года вместе с Алкснисом, Вацетисом, Великановым, Дубовым, Дыбенко, Левандовским, Седякиным, которые, вероятнее всего, непосредственно в заговоре участие не принимали, но что-то знали, а кто-то, возможно, даже сочувствовал. Об этом говорит тот факт, что сам Халепский на допросах назвал около 100 фамилий якобы соучастников, большая часть из которых вышли на свободу по приходу в НКВД Лаврентия Павловича Берия. Еще большее число подобного рода соучастников заговора назвал лишь Семен Петрович Урицкий, бывший начальник Разведуправления РККА.

* * *

Прошло пять лет. Где-то в середине апреля 1942 года, в один из очередных ночных докладов генералу Бирюкову (заместитель начальника Автотанкового Управления РККА) о состоянии дел по организации 96-й танковой бригады имени Челябинского комсомола, тот коротко бросил, не уточняя деталей, что в ближайшее время к полковнику Лебедеву должен обратиться уполномоченный НКВД по Челябинской области. Мол, это дело важное, и его необходимо выполнить. Все прояснилось на следующий день. За Виктором Григорьевичем заехала «эмка» и отвезла в Управление НКВД.

В кабинете уполномоченного он встретил майора с малиновыми петлицами, который предложил ознакомиться с шестью ранее осужденными командирами РККА достаточно высоких чинов. Суть вопроса заключалось в выяснении, не захотят ли они вернуться в действующую армию, так как ситуация с командирскими кадрами в тот момент была крайне напряженной. Майор сказал:

«Эти люди были арестованы еще в сороковом году по 58-й статье. Сейчас их приведут в кабинет, и вы переговорите с ними. Я же оставлю вас минут на тридцать один на один. Вам, как боевому командиру, все же легче будет разговаривать с ними, чем мне».

Так и решили. Через несколько минут конвойный ввел осужденных в кабинет.

Рис. 16. Генерал Лебедев. За разгром 2-й Венгерской армии под Россошью (январь 1943 года) награжден первым орденом Суворова 2-й ст. За ночной прорыв на Святошино под Киевом (ноябрь 1943 года) под вой серен и с зажженными фарами награжден вторым орденом Суворова 2-й ст.

Одеты они были в армейскую форму без знаков различия. Выглядели далеко не изможденными. Один из них, самый пожилой, был дивизионным комиссаром. Трое — полковники, один подполковник и один майор. Все до своего ареста служили в танковых войсках. Хозяин кабинета предложил им всем сесть, запер в сейфе лежавшие на столе бумаги и вышел. Виктор Григорьевич представился, сказал, что он только что с фронта, а потом объяснил, что действует по поручению генерала Бирюкова. Им предлагается написать заявление с просьбой направить на фронт. Все шестеро молчали. Виктор Григорьевич стал рассказывать о сложной обстановке на фронтах, как он ее видел. Попутно он заметил, что сейчас, когда решается судьба Родины, место военного человека — на линии огня. Где-то краем глаза он увидел, как поежились некоторые из присутствующих. Тут взял слово бывший дивизионный комиссар:

«Вы в Гражданскую войну воевали?».

Увидев утвердительный жест, он продолжил:

«Не знаю, как вы, но я воевал за счастье трудового народа, рабочих и крестьян. Вы же предлагаете меня воевать за какую— то родину. Но у трудового народа нет родины. Его родина там, где он счастлив. Мне все равно, на каком языке говорит этот трудовой народ. На русском, на немецком, на английском ли… Главное в том, чтобы принести ему освобождение от тех цепей рабства, в которых он находится, и где так называемый патриотизм — одно из центральных звеньев этих цепей.

Сталин предал дело Октябрьской революции. Он подмял под себя весь трудовой народ России. Он уничтожил тысячи верных бойцов Революции. Расстрелял, рассадил их по тюрьмам и по лагерям. Он подменил и исказил их цели и идеалы. Он восстановил проклятую богом и людьми Российскую империю. За это ему нет прощения.

Сейчас вновь Британская, Германская, Французская и Российская империи сцепились между собой. Рвут друг друга на куски, обманывая и науськивая трудовых людей друг на друга. И вы хотите, чтобы я, старый революционер, принял в этой вакханалии участие, чтобы я шел убивать трудовых людей другого языка только из-за того, что стоящие друг друга Сталин и Гитлер чего-то не поделили между собой? Чтобы я шел умирать за родину, за Сталина?

Никогда! Лучше поставьте меня к стенке или сгноите в тюрьме».

Как рассказывал потом генерал Лебедев, у него в тот момент предстали в глазах горящие избы деревни Югостицы и Великого Села, что под Ленинградом, многотысячные колонны беженцев, переходящих по мосту через Лугу, спасаясь от наступающей дивизии СС «Мертвая Голова». Эти бесконечные телеги и тележки со скарбом, собранным второпях. Лица затерроризированных немецкими воздушными бандитами русских женщин и детей. Он вспомнил улицы голодного и холодного Питера. Эти нарезки хлеба, которого и хлебом назвать трудно. Бесконечные буржуйки, которые и топить собственно нечем, кроме старых газет и книг.

Вскочив со стула, он в ярости потянулся к кобуре, забыв, что оставил револьвер в проходной. Вскочил и бывший дивизионный комиссар. В его черных с характерной поволокой глазах горела лютая ненависть.

В этот момент вошел хозяин кабинета. Мгновенно оценив обстановку, он скомандовал:

«На выход!».

Шествие возглавил бывший дивизионный комиссар. За ним понуро потянулись остальные. Вдруг у самой двери замыкавший шествие майор приостановился и, резко развернувшись, встал по стойке смирно. Затем громко и отчетливо сказал:

«Прошу направить меня на фронт рядовым, я русский человек…».

Тут же рядом с ним вырос и еще один. Четверо ушли.

Второй план поражения

Одним из главнейших обвинений Тухачевского и его подельников была разработка ими плана поражения СССР в случае войны с Германией. В поисках идейных основ этого плана мы приходим к соображениям Лева Давыдовича Троцкого.

О! Он был необыкновенно творческой натурой. Одним из главных его «научных» достижений принято считать разработку «научно подготовленного» государственного переворота. Се действо происходит путем создания небольших по численности, мобильных, хорошо подготовленных и обученных отрядов «революционеров», незаметно внедрявшихся в различные массовые организации и манифестации. Такие отряды должны быть способны перехватить инициативу, направить массы на захват жизненно важных узлов государства (почта, телеграф, телефон, вокзалы и прочее), что автоматически приводит к смене государственного строя, естественно под демагогический треск о «демократии» и борьбы с «тиранией». Как известно, ныне подобную тактику широко используют американцы в так называемых «бархатных» и «оранжевых» революциях от Берлина, Варшавы, Бухареста, до Белграда, Киева-04, Тбилиси, Ливии, Киева-14.

Но вот в чем незадача. Увенчать Троцкого лаврами «гения революций» не получается, так как мы имеем дело с типичным плагиатом. Ведь истинным создателем теории «революций», как уже говорилось ранее, является Генри Джон Темпл, лорд Пальмерстон. Вот кто был настоящий профессионал-революционер, коллекционирующий и кормящий всех карбонариев Европы от Мадзини до Маркса. Это он, составив великолепный дуэт с «денежным мешком» в лице Натана Ротшильда, в 1848 году одномоментно бросил всю свою «революционную» рать на свержение в Европе всех монархий — от Парижа, Вены до Варшавы. Ибо, по его «просвещенному» мнению, в мире должны существовать лишь пять королей: пик, треф, бубен, черви и его (ее) Великобританское Величество. А во всем остальном мире — да здравствует представительная демократия, при которой всех политиков можно скупать оптом и в розницу.

И все же Лев Давыдович хотя бы частично достоин быть увенчан лавровым венком, ибо его творческая мысль все же обогатила теорию «революций» Пальмерстона блестящим обоснованием идеи о ПЛАНЕ ПОРАЖЕНИЯ, разработанной в недрах британской разведки и однажды, правда не совсем удачно, уже апробированной в России. Идея прозрачна, как родниковая вода в зоне экологической стерильности. Сначала военные на границах организуют поражение и допускают врага на расстояние 80 км до столицы, после чего происходит военный или «оранжевый» переворот с приходом к власти тех, кто вел в тот момент бешеную, якобы пораженческую борьбу против либеральной буржуазной дряблости и нерешительности за свирепость и беспощадность или против тирании за народную диктатуру. С другой стороны, действия военных и политиков по проведению в жизнь плана поражения не являются пораженческими, а самыми что ни на есть оборонческими, ибо только так должна быть выметена, как мусор, политическая линия «невежественных и бессовестных шпаргальщиков».

Вот как эта мысль звучит в первоисточнике:

«Что такое пораженчество? Политика, направленная на то, чтобы содействовать поражению “своего” государства, находящегося в руках враждебного класса. Всякое другое понимание и толкование пораженчества будет фальсификацией. Так, например, если кто скажет, что политическая линия невежественных и бессовестных шпаргальщиков должна быть выметена, как мусор, именно в интересах победы рабочего государства, то он от этого никак еще не становится “пораженцем”. Наоборот, в данных конкретных условиях он-то и является подлинным выразителем революционного оборончества: идейный мусор победы не дает!

Примеры, и весьма поучительные, можно было бы найти в истории других классов. Приведем только один. Французская буржуазия в начале империалистической войны имела во главе своей правительство без руля и без ветрил. Группа Клемансо находилась к этому правительству в оппозиции. Несмотря на войну и военную цензуру, несмотря даже на то, что немцы стояли в 80 километрах от Парижа (Клемансо говорил: “Именно поэтому”), он вел бешеную борьбу против мелкобуржуазной дряблости и нерешительности — за империалистическую свирепость и беспощадность. Клемансо не изменял своему классу, буржуазии, наоборот, он служил ей вернее, тверже, решительнее, умнее, чем Вивиани, Пенлеве и Ко. Дальнейший ход событий доказал это. Группа Клемансо пришла к власти и более последовательной, более разбойничьей империалистической политикой обеспечила французской буржуазии победу. Были ли такие французские газетчики, которые называли группу Клемансо — пораженцами? Наверно, были: глупцы и клеветники тащатся в обозе всех классов. Но они не всегда имеют возможность играть одинаково значительную роль»[88].

Современный исследователь Г. Н. Спаськов, изучая ход событий в последние предвоенные дни[89], указывает:

«Начиная новую агрессию, Гитлер впереди Вермахта пускал пропаганду и пятую колонну. И в 1938-41 годах неизменно добивался ошеломляющего успеха. Его, по сути, программный тезис, который здесь приводился, не грех процитировать снова:

“Зачем мне деморализовать противника военными средствами, если я смогу это сделать лучше и дешевле другим путем?.. Через несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия лишатся своих руководителей. Армия останется без генерального штаба. Все политические деятели будут устранены с пути. Возникнет паника, не поддающаяся описанию”.

Хотя Советский Союз в этом списке отсутствовал, но совершенно очевидно, что первую очередь это положение должно было касаться именно его. Ведь важнее всего перед войной максимально ослабить, а в идеале и вовсе обезглавить именно самого сильного своего противника.

Было ли в то время внутреннее положение СССР стабильным и прочным? И да, и нет. Как показала столь долгая и тяжелая война, власть большевиков поддерживалась подавляющим большинством советского народа. С другой стороны, все 20-30-е годы в рядах правящей партии и на вершине власти СССР шла острая политическая борьба, сопровождающаяся многочисленными заговорами и предательством. После драматических событий 1937-38 годов бури на вершине власти как будто бы стихли. Но значит ли это, что там не осталось недовольных политическим курсом руководства ВКП(б) во главе со Сталиным, а всех предателей и заговорщиков ликвидировали? И что Гитлеру накануне войны не на кого было опереться в своих попытках дестабилизировать положение если не во всем СССР, то по крайней мере в Красной армии?»

Естественно, множеством современных горе-историков существование плана поражения отрицается, так как, по их просвещенному мнению и как указывала партия, всю вину за ошибки и неудачи 41-го несет один Сталин. И это несмотря на имеющиеся собственноручные показания маршала Тухачевского. Вот их фрагмент:

Я уже показывал, что, изучив условия возможного развертывания операций немцев и поляков против БВО и КВО (Белорусского и Киевского военных округов. — Н. Л.) во время апрельской военно-стратегической игры 1936 года и получив незадолго до этого установку от германского генерального штаба через генерала Рундштедта на подготовку поражения на украинском театре военных действий, я обсудил все эти вопросы сейчас же после игры с Якиром и Уборевичем, а в общих чертах и с прочими членами центра. Было решено оставить в силе действующий оперативный план, который заведомо не был обеспечен необходимыми силами. Наступление Белорусского фронта с приближением, а тем более с переходом этнографической границы Польши должно было стать критическим и с большой долей вероятности опрокидывалось ударом немцев или из В[осточной] Пруссии в направлении Гродно или через Слоним на Минск.

Украинский фронт в первую очередь или после нанесения удара немцами на севере также, по всей вероятности, потерпит неудачу в столкновении со значительно превосходными силами польских и германских армий.